Город, который исчезает каждую ночь

Пробуждение в незнакомом знакомом мире

Тишина разбудила его первой.

Лоран открыл глаза и долго лежал, не двигаясь. Комната будто сжалась, воздух стал вязким, как тёплый воск. Каждое дыхание отзывалось гулом в висках, каждое движение — шелестом под кожей. Он медленно сел, сжав в кулаках край тонкого одеяла. Пальцы дрожали. Комната казалась знакомой и в то же время нет. Пыльные лучи света пробивались сквозь шторы, но пахло не так, как обычно. Не деревом и книгами, а сырой штукатуркой и ржавчиной. Лоран медленно подошел к окну и провёл ладонью по подоконнику. Краска облупилась. Вчера её точно не было. Тревога забилась в груди, лёгкая, липкая, как комок шерсти. Он резко отдернул занавеску и замер. Улица внизу растекалась, как выцветшая карта. Те же здания, те же витрины. Только... На углу, где всегда стояло кафе "Светлый миг", теплилась белая вывеска аптеки. Белая и безупречная, пугающая своей чуждой новизной. Лоран неверяще прижался лбом к стеклу, ясно помня, что вчера он сидел в том кафе. Он ел горячий пирог, запивая его вишнёвым компотом, слушал трескучую музыку старого граммофона, он помнил свет лампы, что рассыпался золотом по скатерти, и девушку с веснушками за соседним столиком. Это было. Это было. Но теперь там аптека со своими гладкими стеклянными дверьми, сквозь которые виднелись холодные белые стеллажи. Ни следа тёплого света. Ни запаха кофе.

Мир моргнул. Тонкая рябь пробежала по окну, и на миг Лоран увидел два изображения — одно поверх другого: кафе и аптеку, накладывающиеся друг на друга, как два неправильно совмещённых слайда. Он резко отпрянул, сердце колотилось в груди, разбивая рёбра изнутри.

"Это ошибка. Это... просто недосып." Голос в голове звучал хрипло, неубедительно.

Лоран быстро развернулся, накинул толстовку, натянул рваные кроссовки на босые ноги. Пальцы путались в шнурках. Ему казалось, что если он не выйдет прямо сейчас, прямо в эту секунду, то он задохнётся в этой вязкой, фальшивой тишине. Дверь квартиры скрипнула. Лестница под ногами словно дрожала. Вдох. Выдох. Он спрыгнул через две ступеньки и вылетел на улицу.

Холодный воздух хлестнул по лицу, как мокрая тряпка. Люди шли мимо — бледные, притихшие, каждый с каменным лицом. Никто не разговаривал, слышен был только гул шагов о плитку мостовой. Лоран бросился к углу улицы. Всё та же аптека, которую он увидел из окна - белая, холодная. На стеклянной двери золотыми буквами красовалось: "Служим вашему здоровью". Он уставился в витрину. За стеклом были выставлены витамины, бинты, упаковки с неизвестными названиями.

"Где же кафе? Где запах пирога? Где музыка?" - внутри Лорана разрасталась пустота, как трещина на льду. Он резко обернулся, ловя прохожего за рукав.

— Скажите, здесь было кафе? — голос его сорвался, прозвенел слишком громко и чуждо в этом монотонном гуле улицы.

Мужчина — высокий, в сером пальто — медленно повернул голову. Его глаза были мутными, как запотевшее стекло.

— Какая глупость, молодой человек, — сказал он ровно. — Здесь всегда была аптека.

Всегда. Слово "всегда" ударило Лорана по сердцу, как молот. Он отпустил мужчину, непроизвольно сделав шаг назад. Толпа обошла его, как воду обтекает камень, и снова сомкнулась. Лоран стоял посреди улицы, чувствуя, как мир вокруг него скручивается в тугой, липкий кокон. Здания слегка дрожали в жарком мареве света. Вывески моргали вразнобой, и где-то на краю зрения мелькнула тень. Человек в белом плаще стоял, скрестив руки за спиной, и смотрел прямо на Лорана. Улыбка на его лице была мягкой, доброжелательной. Слишком мягкой. Как улыбка того, кто уже знает, что ты проиграл.

Столкновение с безразличием

Толпа поглощала Лорана как вязкая и молчаливая река. Шаги вокруг звучали глухо, как удары по тугой коже барабана, а Лоран шёл, рассекая людской поток, хватаясь взглядом за лица, за силуэты, за обрывки привычных звуков. Всё было как будто до боли знакомо, но в то же время абсолютно не так. И казалось, что никто, кроме него этого не замечает. Или не хочет замечать. Окна магазинов отражали улицы под странным углом. Вывески моргали с едва заметной рассинхронизацией. Даже запах города изменился — стал холоднее, пах химией, пластиком и стерильной пустотой. Лоран подошёл к лавке булочника, чья сдоба всегда пахла корицей и медом за квартал. Он всматривался, вдыхая воздух, но запаха не было. Только сухая пыль, как в заброшенном архиве. За прилавком стоял хозяин — коротышка в фартуке, у которого Лоран с детства покупал булочки. Лоран шагнул вперёд, не веря глазам.

— Месье Артур... — голос у него сорвался, глухой и хриплый. — Вы же знаете меня, правда?

Булочник поднял глаза. Бледные, стеклянные, ничего не выражающие.

— Булочка с изюмом или с маком? — спросил он ровным голосом, будто читая с невидимого листа.

Лоран сжал кулаки.

— Нет. Вы знаете меня! Мы... — он осёкся.

Вспоминать стало трудно, словно мысли застревали в густом сиропе. Булочник улыбнулся пустой вежливой улыбкой. Мир снова моргнул.

— Сегодня скидка на витаминные добавки для собак, — сказал он.

Лоран поднял глаза и осмотрел "булочную". Это был зоомагазин, и за прилавком стоял тот самый булочник, которого Лоран знал так хорошо. Мир хрустнул в голове Лорана, словно треснуло тонкое зеркало. Он попятился, не чувствуя ног, руки дрожали, как у человека, стоящего на краю пропасти. Он уперся спиной в дверь, толкнул ее и побыстрее выбежал на улицу. Люди шли мимо, их лица были одинаково спокойными, их голоса — глухими и ровными. Мир стал чужим и холодным.

Он бросился обратно к площади. Шаги по плитке гремели слишком громко, сердце гулко билось в груди. Кругом всё было привычным и вместе с тем неправильным. Фонари казались чуть выше, двери домов чуть шире, мостовая была выложена в другом порядке, чем он помнил. Дежавю душило его, страх внутри разрастался с каждой секундой всё больше и больше, а неумолимая, пронзительная уверенность в том, что это не его город, нарастала с огромной скоростью.

Он остановился на перекрёстке, судорожно озираясь. На скамейке сидела пожилая женщина с сумкой и Лоран шагнул к ней.

— Простите... — он наклонился, — вы помните кафе здесь? Раньше... Было кафе!

Женщина взглянула на него с удивлением. Медленно, словно сквозь вязкую воду, она покачала головой.

— Милый, здесь всегда была аптека.

— Но ведь... — голос Лорана дрожал. — Но ведь был запах кофе! Была музыка!

Старушка ласково улыбнулась, как улыбаются взрослые безумному ребёнку.

— Кофе вреден для сердца, — сказала она и отвернулась.

Лоран стоял посреди площади, задыхаясь от пустоты. Там, где когда-то звучала музыка, теперь шуршал ветер, гоняя по плитам сухую листву. Там, где смеялись дети, стояла пластиковая палатка со странными капсулами для "здорового сна". Его пальцы сжались в кулаки. Тишина давила на уши. Даже ветер казался фальшивым. И тогда краем глаза он снова увидел того человека в белом плаще. Тот стоял у края площади, на фоне аптеки, невозмутимо спокойный, и улыбался. Не угрожающе, нет, но грустно, как будто знал, чем всё закончится. Лоран судорожно выдохнул, чувствуя, как по позвоночнику пробежал холодный ток, и сделал шаг назад. Но земля под ногами казалась зыбкой, словно мир начинал утекать в трещины, которых не должно быть. И на самом краю слуха он уловил тихий, ласковый шёпот:

— Скоро ты всё забудешь.

Поиски следов прошлого

Лоран шёл вдоль улиц, не чувствуя ног. Мир вокруг терял чёткость — здания будто медленно истекали светом, тротуары дышали, как живая ткань, а он задыхался. Каждый вдох отдавался металлическим привкусом страха на языке. "Должно остаться хоть что-то... хоть один след..." — твердил он про себя, шагая, спотыкаясь, хватаясь взглядом за каждую мелочь.

Память билась внутри, как пойманная птица. Вчера здесь пахло корицей и кофе, лампы рассыпали мягкий жёлтый свет по мостовой. Сегодня же улица, где стояло кафе, была другой. Витрины закрылись, стекла были мутные, словно кто-то дышал на них изнутри. Кафе исчезло без следа, как стертая строчка в старой книге. И всё-таки... Взгляд Лорана зацепился за дверной косяк. На краю была тонкая царапина как от когтя. Молодой человек провёл по ней пальцем и шершавость под ногтем обожгла его. Он вспомнил, как однажды, заскучав в ожидании заказа, нацарапал свои инициалы на дверной раме. Неловкие буквы, едва заметные "Л.С." И они были здесь. Лоран закрыл глаза, вцепившись пальцами в раму, слово подтверждая свои ожидания. Это было! Он не сошёл с ума! Он дышал быстро, прерывисто. Мир вокруг казался тише, чем должен быть, как будто сама реальность, запыхавшись, давала ему фору. Он поторопился дальше, и в переулке нашёл ещё одну зацепку. Обрывок флаера, забившийся под решётку ливнёвки. Выцветший, мокрый, но на нём угадывалась надпись: "Лучший пирог в Старом квартале! Кафе 'Светлый миг' ждёт вас!". Лоран бережно вытащил бумажку, как будто спасл раненую птицу, сжал её в ладони и почувствовал, как сердце стучит в висках. Он не выдумал это, не выдумал! Эмоции переполняли его, и он, выбежав из переулка, тряс флаер перед лицами прохожих, но те шли мимо, не оборачиваясь. Их лица были гладкими, пустыми, словно заново нарисованными.

Лоран пошёл дальше. Ноги вели его сами туда, где ещё могли остаться следы. К площади, где старый театр — обветшалый, забытый, с выщербленными колоннами. Раньше здесь звучала музыка, по вечерам собирались люди, а сейчас только пустота. Он прошёл под аркой, где штукатурка осыпалась на асфальт. Прошёл мимо выбитых окон, мимо старых афиш, выгоревших до неузнаваемости и на задней стене театра увидел это. Надпись. Не флаер, не царапина. Настоящие слова, выведенные дрожащей рукой "НЕ ВЕРЬ ГЛАЗАМ".

Краска облупилась, буквы побледнели, но послание било в сердце. Оно было живым. Лоран снова провёл пальцами по неровной поверхности. Краска цеплялась за кожу, но он вдруг ясно понял: он сам это написал. Но когда? Почему? В глазах защипало, руки тряслись. Он не был сумасшедшим, нет, это было хуже. Он был пленником. И тогда он услышал голос, тихий, едва уловимый, словно шорох ветра среди стен:

— Ты помнишь. Ты не один.

Лоран резко обернулся, но переулок был пуст. Только шевелился воздух, тяжелый и липкий, как вздох спящего зверя. Он сделал шаг назад, крепче прижимая к груди измятый флаер. Пальцы всё ещё дрожали. Где-то на самом краю площади на мгновение блеснуло белое пятно — плащ. Лоран сжал зубы. Тело хотело бежать, а сознание кричало — оставайся. Он не знал, что выбрать, но знал точно: если он сейчас уступит страху — он навсегда потеряет себя.

Тайная надпись

Шаги отзывались эхом, будто весь город стал огромной полой раковиной. Лоран шёл вдоль задних стен театра дальше, прижимая к груди измятый обрывок флаера. Пыль оседала на волосы. Воздух вибрировал, словно где-то рядом гудел невидимый мотор. В глубине двора стояла старая кирпичная стена — вся в трещинах, из которых сочилась ржавая влага. На ней неровными буквами была выведена та же самая надпись еще раз: "НЕ ВЕРЬ ГЛАЗАМ." Лоран остановился. Буквы дрожали в воздухе. Или, может быть, дрожал он сам? Он шагнул ближе, и сердце его ухнуло куда-то вниз. Эти слова были как крик сквозь сон, как следы когтей на запертой двери. Пальцы коснулись стены, краска облупилась под ногтями, оставляя на коже кусочки старой истины, и мимолетное воспоминание озарило его. Но это было не событие, а чувство. Та мгновенная вспышка отчаяния, страх, который поднимался в горле, когда он писал эти слова словно предупреждение для самого себя, чтобы не забыть что-то важное, чтобы сохранить хоть тень реальности.

Позади скрипнула плитка и Лоран обернулся. Пусто. Только ветер шелестел обрывками старых афиш, трепал их, как мёртвые перья. Он медленно отступил к стене, чувствуя, как спиной впивается в шершавую холодную поверхность. Сознание цеплялось за обрывки разума. Где-то в переулке что-то мелькнуло, что-то промежуточное, как разорванный кадр в сломанной киноплёнке. Он пошёл дальше вдоль стены, шаги гулко отдавались под ногами. На уровне глаз за обломанной дверью он увидел ещё одну надпись, почти стёртую: "Ты помнишь." Лоран помнил и он боролся за это. И тогда на самой границе слуха услышал шёпот. Голос, тихий и настойчивый, словно кто-то прятался прямо под кожей этого города:

— Иди к восточной стене. Быстро.

Тело замерло, голова гудела, сердце колотилось в горле, а разум кричал: "Это ловушка." Но ноги уже шагали вперёд, как будто кто-то невидимый тянул их нитями. Он свернул за угол и там, на обшарпанной кирпичной стене, среди ржавых труб и облупленных досок, увидел знак. Кривой, спешный, нацарапанный, словно когтем, маленький треугольник, направленный вниз. Он замер. Этот знак он когда-то видел... в старых детских книгах, среди забытых историй, которые учат, что настоящий путь всегда ведёт вниз — туда, где страшнее, туда, где спрятана правда. Позади, почти неслышно, снова скрипнула мостовая. Лоран повернулся и встретился взглядом с белым плащом. Мужчина стоял всего в десяти шагах. Его лицо всё ещё было доброжелательным, но в этой доброжелательности была пустота. Бездна. Тишина. Обещание: "Забудешь. Навсегда."

Лоран отступил к стене. В его кармане сжался обрывок флаера. Он чувствовал его пальцами, как якорь, как единственное, что привязывало его к самому себе.

"Беги," — шептал внутренний голос. - "Беги сейчас или завтра ты проснёшься другим."

Ночь уже стекала по стенам. Тяжёлая. Сладкая. Неотвратимая.

Встреча с белым плащом

Но Лоран стоял, прижавшись к стене, чувствуя, как пульс стучит в горле, как холод поднимается от пяток к груди. Мужчина в белом плаще подошёл медленно, никуда не торопясь. Его шаги были почти неслышны, но каждое движение отзывалось в ушах Лорана гулкими ударами. Когда расстояние между ними сократилось до трёх шагов, Кантор остановился. На нём был безупречно белый плащ, без единой складки. Лицо — странно молодое и одновременно безвременное. Глаза — холодные, как зеркала, в которых отражается небо без звёзд. Он улыбнулся. Улыбка Кантора была мягкой. Слишком мягкой, как пушистый плед, наброшенный на ловушку.

— Ты напуган, — сказал он негромко, словно утешая. — И это нормально. Перемены пугают.

Голос его был ровным, почти ласковым. Слова текли, как мёд, обволакивали, затягивали внутрь. Лоран сжал обрывок флаера в кармане так сильно, что бумага треснула. Он не отвечал. Кантор сделал полшага ближе. Теперь между ними можно было бы протянуть руку.

— Я здесь, чтобы помочь, — продолжил он. — Всё можно исправить. Всё можно уладить.

— Как? — Лоран еле узнал свой голос. Хриплый. Сломанный.

Кантор чуть склонил голову, словно разговаривая с капризным ребёнком.

— Забыть, — сказал он тихо. — Забыть ложные воспоминания.

— Они не ложные! — сорвался Лоран. — Я знаю, что было кафе! Я помню!

Кантор печально улыбнулся, как будто сожалел о неизбежном.

— Память... — он вытянул руку в сторону Лорана, но не коснулся, — изменчива.

— Ты ошибаешься, — прошептал Лоран, пятясь и съезжая по стене чуть в сторону. — Это они ошибаются.

Кантор вздохнул.

— Иногда, — сказал он почти с сожалением, — лучше быть счастливым в неведении, чем страдать в правде.

На мгновение между ними повисла тишина. Вдалеке начинал закипать вечерний воздух. Тени стекали по стенам. Мир дрожал на грани исчезновения. Кантор опустил руку.

— Ты скоро уснёшь, Лоран, — сказал он так спокойно, как будто сообщал расписание поездов. — И проснёшься новым.

— Нет, — выдохнул Лоран. В горле резко пересохло, а дыхание на мгновение остановилось, как будто перекрыли кислород. И Лоран побежал, побежал так быстро, как никогда.

Кантор не преследовал его. Просто стоял и смотрел ему вслед, как смотрят на ускользающую возможность.

Лоран мчался по опустевшим улицам, шаги отдавались оглушающим эхом. Воздух густел, становился вязким. Ночь поднималась по стенам домов, заливала окна чёрной краской. Люди растворялись в тенях, как привидения, и Лоран знал: если он уснёт этой ночью — он исчезнет. Не умрёт - хуже. Он забудет, кем был, кем мечтал стать, кого любил, кого потерял. И в этом забывании умрёт не тело — умрёт душа.

Он выскочил на окраину города, туда, где улицы обрывались в пустоту. Там, где редкие фонари моргали, задыхаясь, как угасающие звёзды. Лоран упал на колени, вцепившись в землю, цепляясь за неё пальцами, будто за последний кусочек мира.

"Не уснуть," — шептал он сам себе. - "Не забыть."

В небе вспыхнула первая звезда. Настоящая? Или ещё одна фальшь? Он не знал. Но для себя он решил: этой ночью он будет бороться. До последнего удара сердца.