8.1. Va, Tosca!
Scarpia: Tre sbirri... Una carrozza...
Presto!... seguila dovunque vada!...
non visto!... provvedi!
Spoletta: Sta bene! Il convegno?
Scarpia: Palazzo Farnese!
(Spoletta parte rapidamente con tre sbirri).
Scarpia (con un sorriso sardonico):
Va, Tosca!..<38>
G. Puccini, "Tosca" (Roma, Teatro Costanzi, 1900).
***
Департамент Ду, окрестности мотеля "Etap", 6 сентября 2010 года, 03:05
На улице хлестал ливень. Вцепившись в руку Шульца, я пробиралась между луж, стараясь не высовываться из-под зонта. Парусиновые туфли, едва успевшие просохнуть в мотеле, снова вымокли насквозь.
Было чертовски холодно, и меня снова трясло как в лихорадке.
- Вы... вы действительно думаете, что его могут убить? – с трудом выдавила из себя я, когда мы уже подходили к припаркованному у самого выезда «ситроену».
- Кого? – Шульц вытащил из кармана электронный брелок и нажал на кнопку. – А, вы о Гайяре... Да нет, не думаю. – Он распахнул передо мной дверцу. – Садитесь быстрее.
- Тогда зачем вы это ему сказали?
- Во-первых, чтобы он не путался у нас под ногами, – пояснил Шульц, забираясь в машину и включая зажигание. – Пристегнитесь, пожалуйста... А во-вторых, если его здесь найдут, он может по глупости проболтаться, с кем вы уехали. А мне подобная реклама ни к чему.
- Значит, его все-таки могут найти, – обеспокоенно пробормотала я, застегивая ремень безопасности.
Шульц иронически сморщил нос.
- Только не говорите, что вам его жаль – я все равно в это не поверю.
- Идите к дьяволу! – огрызнулась я. – Я просто не хочу, чтобы он пострадал! В конце концов, это ведь я втравила его в эту историю...
- И теперь вас терзают муки совести? Не смешите меня. Он просто попался вам под руку в нужный момент, и вы использовали его, как привыкли использовать всех остальных... Впрочем, не волнуйтесь: ничего с вашим Гайяром не случится. Кому он, в сущности, нужен? – Шульц фыркнул. – Разве что Сомини не выдержит и вмажет ему от души – на правах оскорбленного супруга...
- Бросьте шутить, Шульц! А если его найдут те... другие люди?
- Им он тоже не интересен. Их интересуете вы, Лоренца. Поэтому нам желательно как можно лучше запутать следы.
- Куда мы едем?
- Пока что – в сторону Полиньи, – Шульц щелкнул ногтем по экрану навигатора. – Посещать Безансон у меня сейчас нет никакого желания: вы и так слишком долго околачивались в его окрестностях. Если до Полиньи никто не сядет нам на хвост, повернем на северо-запад, к Дижону.
- Похоже, вы не ищете прямых путей, – пробормотала я, восстанавливая в голове карту Франции.
- Прямой путь удобен только для катафалков, Лоренца. А я, признаюсь, терпеть не могу подобные виды транспорта. Поэтому предлагаю поговорить на более жизнеутверждающие темы. – Шульц обернулся ко мне. – Что вы успели вспомнить?
Я пожала плечами.
- Хотите убедиться, что поставили на правильную лошадку?
- Мне нравится ход ваших мыслей, – хмыкнул он. – Нет, это был просто вопрос. Без всякого подтекста.
У меня едва не сорвалось с языка: «А разве такие бывают?», но я решила не развивать эту тему. Однако вопрос был задан – и на него придется ответить.
- Не слишком много. Во всяком случае, ничего из того, что вам от меня нужно. Вас, кстати, тоже не помню. Зато я узнаю ваш голос: вы снимали видео на вечеринке...
- А-а, – Шульц рассмеялся. – Ну да, конечно. Кстати, как вам понравилась шутка с паролем?
Я оживленно повернулась к нему.
- Так это вы? Это вы мне подбросили карту?..
- Ловкость рук – великое дело, – философски заметил он. – Я сунул ее вам в карман, пока мы беседовали в саду.
- Но зачем?
- Мне показалось, это будет забавно. Когда-то я обещал вам отдать эту запись, а тут представился такой случай.
- А поставить на нее пароль – это вам тоже показалось забавным?
- Конечно. Ничто в этом мире не должно даваться даром. В конце концов, я подарил вам японскую вишню – разве вам мало? Между прочим, – он снова обернулся ко мне, – не хотите сказать мне за это спасибо?
- Если позволите, пока воздержусь, – пробормотала я. – До тех пор, пока не пойму, зачем вам это было нужно.
- А что здесь непонятного? – удивился Шульц.
- Помнится, в нашу прошлую встречу вы не слишком-то рвались мне помочь. Вы не ответили ни на один мой вопрос. Да и о вишне, кажется, упомянули скорее, чтобы позлить... вашего коллегу. А теперь вы вдруг резко поменяли точку зрения.
Он раздраженно взмахнул рукой.
- Разве можно что-то планировать при таком обилии идиотов? Один оказывается не там, где следует, встречает кого не надо, да еще и не может удержать язык за зубами! Второй недоумок, которого специально поставили следить, чтобы ничего подобного не произошло, считает ворон. Не говоря уже о третьем идиоте, который вместо того, чтобы играть в открытую, заварил всю эту кашу с программой защиты свидетелей – хотя его и предупреждали!
- А главная идиотка здесь, надо понимать, я?
- Нет. Вы сумасшедшая. С вас взятки гладки, – Шульц перехватил мой взгляд и усмехнулся. – Не обижайтесь, я же говорил, что это комплимент. Зато теперь я могу ответить на ваши вопросы. По крайней мере, на некоторые.
Вопросов у меня было много. Но я не была уверена, что действительно хочу знать на них ответ. И все-таки я спросила.
- Что на самом деле произошло пятнадцатого февраля? Это действительно был несчастный случай?
- Не знаю, – неохотно ответил Шульц после небольшой паузы. – Возможно. Мне известно только, что вас доставили в медпункт в Антерсельве-ди-Меццо, а потом вертолетом в Мюнхен. Что случилось до того, я так и не понял. Сомини тогда целый день был с вами – думаю, он единственный, кто точно знает, что там произошло.
Это было еще хуже, чем я предполагала.
- Он был со мной?
Шульц прищурился.
- Подозреваете, это ваш муж помог вам покалечиться? – Он покачал головой. – Не думаю. Поймите меня правильно: Сомини – тот еще ублюдок, но это не в его стиле. Что бы там ни случилось, вас бы он и пальцем не тронул. В конце концов, это действительно мог быть несчастный случай.
- Я хорошо каталась на лыжах?
- Понятия не имею. Но вряд ли. Вы вообще не слишком увлекались спортом. В отличие от ваших братьев.
«Твой брат разбился во время уличных гонок...»
Никогда этого не прощу.
Я отвернулась к окну и прижалась виском к холодному стеклу. Ливень за окном утих и превратился в обычный дождь – мелкий, почти невидимый, похожий в свете фар проносящихся навстречу машин на клубы тумана.
Не думать, не думать об этом. Не вспоминать. Меня лишили прошлого, так что мне за дело, какая еще его часть канет в забвение? Полугодом больше, полугодом меньше... Боже, до чего же болит затылок. Снова что-то пульсирует в голове: четверть с точкой, восьмая, четверть с точкой, восьмая... Я знаю, что это, я должна знать: andante, струнные в нижнем регистре, один бемоль при ключе – ре минор, самая безысходная из всех тональностей, да будет она проклята Создателем во веки веков... Люлли, "De profundis"? Нет, не то – хотя и похоже... Тоническое трезвучие, побочный септаккорд, разрешение в доминанту... Четверть с точкой, восьмая, четверть с точкой, восьмая... Не думать, не думать, не вспоминать...
– На вашем месте я не стал бы сейчас рефлексировать по поводу прошлого, – небрежно произнес Шульц, словно подслушав мои мысли.
- Я не рефлексирую, – пробормотала я, не поворачиваясь.
– И правильно делаете. Поверьте, будущее куда интереснее. Особенно наше с вами. Хотел бы я знать, черт возьми, – задумчиво продолжал он, – сколько еще времени у нас в запасе, до того как ребята Сомини сядут нам на хвост. Не то чтобы они сегодня были нашей главной проблемой, но не хотелось бы с ними встретиться... Впрочем, думаю, еще полчаса у нас есть.
- Больше, – механически поправила я, продолжая бездумно рассматривать тьму за оконным стеклом. Четверть с точкой, восьмая, четверть с точкой, восьмая...
- Что?
- Я говорю, больше. Бруно не смог связаться с... с Сомини... – Господи, ну почему же так сильно болит голова? Нет, не думать, не думать, не вспоминать... Ре-мажорный септаккорд, разрешение в тональность субдоминанты, уменьшенный септаккорд шестой ступени... – Он в самолете... или нет, не в самолете... в общем, неважно. В каком-то месте, где до него нельзя добраться. Они сообщат ему только через час, а пока просто обыскивают окрестности. Так что у нас в запасе еще часа два...
Первые скрипки и флейты в унисон, модулирующая секвенция крещендо...
- Откуда вы все это знаете? – резко спросил Шульц.
Четыре восьмых спиккато: возвращение в исходную тональность...
Я нахмурилась.
- Откуда я знаю – что?..
Еще четыре восьмых – доминанта; фермата и...
Molto allegro!!!
Отчаянный визг тормозов ударил по ушам. Машина резко вильнула, и я изо всей силы врезалась виском в стекло.
- Что за?!..
Шульц схватил меня за плечо и грубо развернул к себе так, что ремень безопасности больно впился мне в ключицу.
- Какого дьявола вы мне врали? Вы связывались с Ле-Локлем? Я же просил вас говорить правду!
- Да вы что, свихнулись? – заорала я в ответ, наконец-то приходя в себя. – Ни с кем я не связывалась! Господи, да мы же чуть не разбились!
- Если вы меня подставили, я вас собственными руками прикончу, – сквозь зубы процедил Шульц. – Отвечайте, вы связывались с Ле-Локлем после того, как удрали оттуда?
- Конечно, нет, вы что, оглохли? Я же вам сказала!
- Тогда откуда вы все это знаете?
- Что я знаю?!
- То, что вы здесь только что наболтали! О вашем пришибленном охраннике, о самолете, о Сомини, до которого не могут добраться!
Четверть с точкой, восьмая, четверть с точкой, восьмая...
- О господи... – Я схватилась за голову. – Послушайте, Шульц, я... я не знаю, почему я это сказала!
- Не врите!
- Это правда, – я умоляюще воззрилась на него. – Клянусь чем угодно! Я не знаю, что происходит в Ле-Локле, просто у меня разболелась голова, я смотрела в окно и думала о... о совсем других вещах. Вы спросили, сколько времени у нас в запасе, и я ответила первое, что пришло в голову... не знаю, почему так вышло...
Его лицо скривилось в саркастической ухмылке.
- То есть вы сидели, пялились в окно, а затем вдруг ни с того ни с сего принялись молоть чушь?
- Я знаю, это звучит, как бред, – безнадежно сказала я. – Но это правда. Хотя вы мне и не поверите.
- Ну почему же... – Он прищурился, внимательно разглядывая мое лицо, и вдруг неудержимо расхохотался. – Черт возьми, надо же! А я ведь всегда мечтал увидеть, как это работает!
- Что – работает? – отупело спросила я.
Все еще смеясь, он откинулся на спинку сиденья и хлопнул меня по плечу.
– Лоренца, я прошу у вас прощения. Но ради всего святого, когда вы в следующий раз решите поделиться своими откровениями, предупреждайте заранее! Иначе мы действительно разобьемся.
Я потрясенно смотрела на него, окончательно сбившись с толку.
- Слушайте, Шульц, я уже перестаю понимать, кто из нас здесь сумасшедший! Что все это значит?
- Это значит, что вы, скорее всего, не ошиблись, – серьезно ответил он. – У нас в запасе еще два часа чистого времени – по крайней мере, в отношении вашего супруга.
- Да что вы несете? – взъярилась я. – Я же вам сказала, что это было просто... это просто была чепуха!
- Чепуха? – глаза у Шульца засветились странным блеском. – Ну, хорошо, давайте проверим. Лоренца, как вы думаете, что лежит у меня в этом кармане? – он похлопал себя по правой стороне пальто.
- Понятия не имею!
- Вам и не нужно его иметь. Отвечайте быстро, не раздумывая: что лежит у меня в правом кармане?
- Вы что, совсем свихнулись? Откуда я знаю?
- Вы никогда ничего не знаете, но вы мне это скажете!
- Шульц!..
- Пока вы мне не ответите, мы никуда не поедем. Так что говорите, живо! Ну?
- Да идите вы к дьяволу! – в бешенстве заорала я. – Причем здесь ваш карман?! Ну, что там может лежать – деньги, бумажки, мелочь...
- Какая именно?
- Господи... не знаю... ну, пятьдесят центов... десять... может быть, еще десять...
- Еще что? Не думайте, отвечайте быстро! Ну же!
- Две монеты по десять центов! Двадцать франков двумя десятками и пятерка! – От злости меня колотило словно в лихорадке. Если Шульц какого-то черта решил поиграть со мной в идиотские игры, то мало ему сейчас не покажется. – И еще пять евро! И женевский парковочный талон! Достаточно? Или мне еще что-нибудь придумать?!
Шульц пожал плечами, вытащил из кармана какие-то бумажки и мелочь и высыпал их мне на колени.
- Считайте.
- И не подумаю!
- Считайте, считайте, – настойчиво повторил он. – Это будет очень любопытно.
Я брезгливо начала раскладывать бумажки: пятифранковая купюра, две десятки, пять евро... пятьдесят центов, десять... еще десять... Я набрала в грудь воздуху и повернулась к Шульцу.
- Поздравляю вас! – яда в моем тоне, наверное, хватило бы, чтобы отравить половину Франции. – Вы прекрасный фокусник, герр Шульц! Никогда не думали сменить профессию? В цирке вам бы цены не было!
- Даже будь я фокусником, вряд ли бы я смог достать из воздуха женевский парковочный талон, – спокойно отозвался Шульц. – Проверьте, он действительно из Женевы.
Я лихорадочно схватила синюю скомканную бумажку, лежавшую рядом с горкой купюр, и развернула ее. «P+R Genève-Plage, 02.09.10, 12:30 AM...»
- Что за бред... – пробормотала я, машинально комкая талон снова. – Послушайте, не знаю, как вы это делаете... но этого не может быть!
- Я ничего не делаю, – все так же спокойно ответил Шульц. – Все, что можно было сделать, вы сделали сами.
Я устало потерла лоб рукой.
- Это какое-то совпадение. Откуда мне было знать, что вы держите в этом чертовом кармане?
- Вот и я спрашиваю – откуда? – кивнул Шульц. – Ладно, нам пора ехать. Время не ждет. Можете поразмыслить об этом по дороге.
Выводя машину с обочины, он, не оборачиваясь ко мне, добавил:
- Кстати, когда будете думать о совпадениях, подумайте еще об одном. Сегодня вечером Сомини экстренно вызвали... скажем так, на закрытое совещание. Не буду вдаваться в подробности, но докладывать вам об этом никто бы не стал.
- Оставьте меня в покое, – пробормотала я, закрывая глаза. – Хватит с меня ваших мистификаций. Я устала, у меня болит голова...
С сиденья Шульца послышался смешок.
- Если ваши озарения не лгут, у нас есть еще два относительно спокойных часа. Попробуйте поспать. О мистификациях поговорим позже...
- Идите к черту, – буркнула я, поудобнее устраиваясь в кресле. – Не хочу ни о чем с вами разговаривать!
Надвинув поглубже капюшон, я обхватила плечи руками и уткнулась носом в воротник плаща. Нет, в самом деле, хватит с меня этого безумия: понятия не имею, зачем Шульц несет весь этот бред, но сейчас у меня нет сил разбираться в очередной его лжи. Он ведь всегда лжет, я это знаю – и всегда это знала – вот только в своей лжи он куда правдивее тех, кто делает вид, что говорит правду. Черт бы тебя побрал, Юрген Шульц: из всех, кого я знаю, тебе можно верить меньше всего... но при этом ты едва ли не единственный, кому сейчас можно доверять! И я знаю, почему – по крайней мере, должна была знать, – только сейчас я не хочу об этом думать, потому что я действительно очень устала, у меня болит затылок, и тупые удары пульса снова отдаются в голове пунктирным ритмом...
Четверть с точкой, восьмая, четверть с точкой, восьмая...
...Да, все верно: один бемоль при ключе, струнные в нижнем регистре – эта тема проходит дважды, в увертюре и в финале, но почему вдруг так замедляется темп? Половинная с точкой, четверть, половинная, четверть... Наверное, я засыпаю: это уже не «Дон Жуан», это "De profundis", дурацкая выходка Шульца, подсунувшего мне из любопытства карту, зашифрованную паролем, – чтобы посмотреть, справлюсь я или нет, найду ли доступ к памяти, утерянной давным-давно... Но я справилась: глубина – тайна – пароль – отзыв – зов, de profundis clamavi ad te, псалом сто тридцатый, когда-то положенный на музыку сыном флорентийского мельника для сына французского короля. Вот только почему-то я уже ничего не слышу: замолкают королевские скрипки, пропадает куда-то так долго мучивший меня пунктирный ритм, и снова наступает...
***
...тишина. Из тишины взываю к тебе, Господи: Господи, услышь голос мой. Если Ты обвинишь меня, мне не оправдаться перед Тобой. Я жду Твоего ответа, как стражи ждут утра, но утро никогда не настанет, потому что здесь нет времени, нет слов и звуков – только бесконечная пауза перед приходом Командора, дорожная развилка, навсегда застывшая перед лобовым стеклом, и нет сил крикнуть: поверни, поверни, не дай им умереть, я не хочу больше убивать, не хочу видеть, как они сгорают заживо, не хочу этого знать...
Но за моей спиной уже беззвучно расцветает огненный цветок взрыва. Так будет всегда, и я не смогу ничего изменить, мне никогда не найти выхода – выхода из этого странного места, названия которого не знает никто.
Мама жарко страшно мама жарко жарко ЖАРКО
И тут я понимаю, что лгу себе. Я знаю, что это за место.
Это ад, куда попадают такие, как я.
***
Примечания
<38>. Скарпиа: Трех сыщиков и карету... Быстро!... Следуй за ней, куда бы она ни пошла... Только незаметно! Действуй!
Сполетта: Будет исполнено! Где мы встретимся?
Скарпиа: Во дворце Фарнезе!
(Сполетта спешно уходит вместе с тремя сыщиками).
Скарпиа (с сардонической усмешкой): Беги, Тоска!..