7.1. Where shall I fly
Where shall I fly? Where hide this guilty head?
Oh fatal error of misguided love!<30>
G.F.Handel, „Hercules" (London, 1745)
***
Бог говорит мне, как надо играть эту музыку, а вы должны играть ее так, как хочет Он.
Артуро Тосканини.
***
Из неофициального разговора со свидетелем:
- Забавно, что вы об этом спросили... Нет, конечно, яркая индивидуальность, вне всякого сомнения. Маленький Савонарола в юбке. Гремучая смесь подросткового максимализма с фанатичностью, едва ли не религиозной: нет бога, кроме музыки, и Лоренца Феличиани – пророк его. В сущности, именно то, что и делает дирижера дирижером, как бы странно это ни звучало. Ведь подумайте сами: на каждой репетиции перед нами сидит сотня взрослых, психически нормальных людей в здравом уме и доброй памяти, у каждого из них перед глазами партитура, и каждый имеет свое личное представление о том, как эту партитуру надо исполнять. Ваша задача состоит в том, чтобы заставить их отбросить все свои представления и вместо них принять ваше – как единственно верное. Иными словами, подавить их волю и навязать им свою, а для этого нужен почти сверхъестественный дар убеждения. Можно быть сколь угодно талантливым музыкантом, но если этого дара нет – оркестр за вами не пойдет.
Что касается Феличиани, то ей дирижерского магнетизма хватало с лихвой. С исполнительской точки зрения ее во многом можно было упрекнуть: темпы на грани фола, больше эмоций, чем знаний, больше чутья, чем вкуса, больше интуиции, чем техники – техника у нее хромала, хотя, отдать ей должное, училась она едва ли не быстрее всех, кого я знал. Думаю, время и опыт сгладили бы эти недостатки, но, к сожалению, именно времени ей и не хватило...
***
- Я могу называть вас по имени?
- Можете, – буркнула я. – Называйте как хотите, мне плевать. Продолжайте.
Горячая чашка с чаем обжигала пальцы. С гораздо большим удовольствием я бы сейчас глотнула чего-нибудь покрепче – если бы только могла себе это позволить. Но затылок и без того уже сдавило железным обручем: я не могу сейчас свалиться с приступом, мне нужны все силы, что у меня есть. А их не так уж много.
Глядя на меня глазами испуганного спаниеля, Гайяр рассказывал мне о моей жизни. Я слушала молча, почти не задавая вопросов. Рассказчик из него был неважный: многого из того, что меня интересовало, он, похоже, просто-напросто не знал. Однако это не играло большой роли: сейчас мне не слишком были нужны подробности. Мне было нужно подтверждение.
«Крещендо на четыре такта... Кстати, вчера у Хофбауэра он играл неплохо...»
«Знаю, слышала... Понятия не имею, что творится у него в голове...»
Слушая запинающийся, дрожащий голос Гайяра, я автоматически перебирала в уме варианты развития событий. Времени у меня немного, но оно пока еще есть. В этом мое преимущество, и нужно использовать его до конца. Но одной мне не справиться...
- Лоренца, вы меня не слушаете?
- Слушаю, – пробормотала я. – Продолжайте, я вас внимательно слушаю...
В сущности, вопрос остается прежним: насколько я могу доверять этому человеку? Пока что Гайяр еще ни разу мне не солгал, но это всего лишь слова. Я вздохнула и принялась снова изучать его лицо. Хрупкий, почти кукольный человечек: бледная кожа, большие водянистые глаза, тонкие, правильные черты лица – правильные настолько, что есть в этом что-то почти неприятное. Дрожащий голос и такие же дрожащие руки. Боится прямого взгляда – заметив, что на него смотрят в упор, тут же отводит глаза и заливается краской так, что бесцветное лицо сразу становится пунцовым.
Как жаль, что у меня нет другого выбора.
- Скажите, Анри, – решительно прервала я сбивчивый рассказ своего собеседника, – как вы очутились в Ле-Локле?
Он смутился.
- Мне нужно было отдохнуть... Я взял отпуск...
Я вопросительно подняла брови.
- В начале сезона?
Гайяр окончательно смешался и опустил голову.
- Видите ли... Не знаю, как вам это сказать... – Он поднял на меня глаза с таким видом, словно готов был расплакаться. – Дело в том, что я уже не играю в Штаатсопер... Вы... в прошлом году я ушел оттуда... из-за вас...
- Из-за меня?!
Мне захотелось взвыть от злости. Кажется, мой план разваливался как карточный домик.
- Вы были недовольны... недовольны моей игрой, – бормотал Гайяр. – Вы считали, что я не справляюсь со своими обязанностями...
- А вы действительно не справлялись? – механически спросила я, размышляя о том, что же мне делать дальше.
По лицу Гайяра пробежала нервная гримаса.
- В последний раз, когда мы с вами разговаривали, вы назвали меня бездарностью, – сдавленно проговорил он. – Вы сказали, что не понимаете, как я попал в этот оркестр... что мое место – на последнем пульте в каком-нибудь захолустье...
Час от часу не легче. Я считала Гайяра своим единственным козырем в этой игре, а теперь оказалось, что вместо джокера у меня на руках двойка. Но делать нечего: придется довольствоваться тем, что есть.
- Ладно, мне все ясно, – остановила его я. – Что ж, Анри, в таком случае давайте поговорим начистоту. Скажите, вы до сих пор держите на меня зло?
- Я? – Глаза Гайяра широко распахнулись. – Нет-нет, что вы! Вы меня совсем неправильно поняли!
Он вспыхнул, умоляюще уставился на меня и тихо пробормотал:
- Лоренца, вы не знаете, как я к вам отношусь... Понимаете, я... я сделаю для вас все!
И тут до меня наконец-то начало доходить, в чем здесь дело.
Я медленно откинулась на спинку кресла, не отводя от Гайяра взгляда. Он продолжал смотреть на меня глазами преданной собаки – щенок спаниеля, который не знает, погладят его сейчас или отшвырнут прочь.
На мгновение мне стало противно. То, что я сейчас сделаю с этим кукольным человечком, будет откровенной подлостью. Мне не было его жаль – никаких чувств, кроме инстинктивного раздражения, Гайяр у меня не вызывал, но это не его вина. Может быть, при других обстоятельствах я бы дала ему шанс взять свои слова назад, но сейчас я не могу себе позволить такой роскоши. Ему придется сделать то, что мне нужно. Если понадобится, я пересплю с ним, если понадобится, сотру в порошок. В любом случае горе побежденным – потому что другого выхода у меня нет.
- Анри, у вас есть водительские права?
Гайяр вздрогнул: он явно не ожидал такого вопроса.
- Да, конечно... Но...
- В холле работает бюро проката автомобилей. – Я прижала руку к виску: спазм, перебравшись с затылка, неожиданно пронзил левую половину головы – как некстати, Господи, до чего же некстати... – Сейчас вы спуститесь вниз и возьмете напрокат машину – любую, лишь бы побыстрее. Воспользуетесь своими документами – мои сейчас лучше никому не демонстрировать. Заодно рассчитаетесь за номер. Бюро работает до полуночи, вы должны успеть!
- Но зачем?
Гайяр изумленно смотрел на меня. Щенок еще не понял, что его собираются взять на прогулку.
Я вздохнула и отняла руку от виска.
- Затем, что через полчаса мы с вами выезжаем в Париж. Вы ведь, кажется, обещали, что сделаете для меня все?
***
Спускаться с Гайяром в холл я не стала. Незачем лишний раз появляться перед публикой: хватит и того, что портье меня уже видел и наверняка запомнил. Повторив свои инструкции несколько раз – кажется, мой невольный сообщник до сих пор не мог поверить, что все это происходит на самом деле, – я отправила его вниз одного. Оставалось надеяться, что он сумеет оправиться от шока и сделает все как следует.
Мне же сейчас нужно было сосредоточиться совсем на других вещах. Одно из моих преимуществ в том, что никто не сможет точно предугадать, куда я отправлюсь. Это мог быть и Париж – точнее, Сен-Клу, где сейчас находятся мои братья, но с тем же успехом могла быть и Вена, и даже Рим, моя родина. Однако куда бы я ни решила лететь, мне придется воспользоваться аэропортом – а в аэропорту не так уж сложно отследить пассажира, регистрирующегося на нужный рейс. Я не знала, какими возможностями обладает тот, кто называл себя моим мужем, но недооценивать их явно не стоило. Если их хватило, чтобы официально оформить мою подложную биографию, то можно ожидать, что очень скоро меня начнут разыскивать все полицейские службы в округе.
Впрочем, даже если я и преувеличивала, рисковать все равно было нельзя. Поэтому аэропорт я отмела с самого начала – еще до того, как покинуть дом. Остается автомобиль: можно проделать на нем весь путь до Парижа, а можно добраться до Безансона и пересесть на ближайший поезд. Я взяла со стола гостиничный буклет и принялась его листать. Как и следовало ожидать, предусмотрительные швейцарцы разместили на предпоследней странице расписание поездов и самолетных рейсов из ближайших городов. Итак, северо-западное направление: Базель, Безансон... Вот: парижский экспресс, 02:32. Я взглянула на часы: время подходило к полуночи. Безансон не так уж далеко – если Гайяр поторопится, мы должны успеть.
Я поднялась с кресла и принялась в нетерпении расхаживать по комнате. Где же этот человек? Я приложила все усилия, чтобы воспользоваться обстоятельствами, но сколько еще времени Гайяр будет меня слушаться? Неужели, выйдя из номера, он опомнился и передумал? А если по здравом размышлении он решит, что я сумасшедшая, и позвонит в полицию?..
Мои тревожные размышления прервал звук открывающейся двери. Я резко обернулась.
- Ну что?
Гайяр кивнул и осторожно прикрыл за собой дверь.
- Я взял «пассат», – заговорщицким шепотом ответил он, инстинктивно оглядываясь в сторону двери. – Слава богу, что у них нашлась машина в такое время...
- Браво, Анри! – с облегчением проговорила я, пытаясь скрыть невольную улыбку. – Собирайте вещи, нам нужно успеть на безансонский вокзал к половине третьего. Да, и еще вот что: ведите себя естественнее. Мы же с вами не беглые преступники – мы просто пара, которая отправляется на уикенд!
Гайяр густо покраснел, но, так ничего и не ответив, принялся лихорадочно вытаскивать из шкафа рубашки и бросать их в чемодан.
Пока мы спускались вниз, он осторожно придерживал меня за локоть, словно опасаясь, что я сейчас растворюсь в воздухе и исчезну. Портье за стойкой проводил нас удивленным взглядом и пожелал удачной поездки. Хорошо бы, если так, подумала я: чтобы добраться до конца пути, мне понадобится вся моя удача. Не говоря уже обо всем прочем.
- Вы знаете дорогу до Безансона? – робко спросил у меня Гайяр, когда мы садились в машину.
- Откуда? – буркнула я, нащупывая в кармане джинсов блистер с таблетками, чтобы убедиться, что он все еще там. – Выставьте маршрут на навигаторе, и едем отсюда, как можно быстрее!
Гайяр послушно нажал на газ, и «пассат» с ревом рванул с места.
С первых же минут стало ясно, что дорога будет нелегкой. Назвать Гайяра хорошим водителем означало бы жестоко погрешить против истины: машина двигалась рывками, как это часто бывает у новичков, и буквально через несколько секунд меня начало немилосердно мутить. Какое-то время мы ехали молча: Гайяр напряженно следил за дорогой, то и дело судорожно сверяясь с навигатором, а я, с трудом подавляя подступавший к горлу комок, молилась про себя о том, чтобы путаные улочки Ле-Локля поскорее закончились. Меня и без того всегда укачивало в автомобиле, но сейчас стараниями Гайяра каждый поворот вызывал такой приступ дурноты, что я едва могла сдерживаться.
Наконец, выпутавшись из лабиринта городских улиц, «пассат» вырвался на загородную трассу. Сглотнув слюну, я с облегчением откинулась в кресле и расслабилась. По обе стороны от нас проносились бесконечные ряды фонарей, освещавших мокрый асфальт призрачным оранжевым светом. Где-то сбоку ярким пятном мелькнул пограничный пункт с швейцарским крестом и французским триколором. Дорога была почти пустой.
Минут через десять после того, как мы пересекли французскую границу, Гайяр внезапно прервал молчание.
- Лоренца, я могу задать вам один вопрос?
- Можете, – пробормотала я, раздумывая, чем может мне грозить его любопытство. До сих пор я всячески избегала расспросов о том, как я очутилась в Ле-Локле, рассудив, что посторонним лучше ничего об этом не знать. Во всяком случае, пока я не увижусь со своей семьей и не решу, что делать дальше...
Однако Гайяра интересовало нечто совсем другое.
- Скажите, вы действительно совсем меня не помните?
Я промедлила несколько секунд в поисках подходящего ответа, но в конце концов решила сказать правду.
- Нет. Я вас не помню.
Гайяр печально кивнул, как будто ожидал чего-то подобного.
- Зато я знаю, что вы мне не лжете, – поспешно добавила я. – Во всяком случае, о своей профессии. Вы действительно скрипач.
- Откуда вы это знаете?
- У вас мозоль – слева под подбородком.
- Никогда бы не подумал, что вы можете обращать внимание на такие мелочи, – удивленно сказал он.
- Разве раньше за мной такого не водилось?
- Во всяком случае, не в отношении меня... – он грустно усмехнулся. – Знаете, а я ведь до сих пор не могу поверить, что это правда.
- Что именно? Что я могу обращать внимание на мелочи?
- Нет. То, что мы сейчас едем вот так, вместе... – Гайяр покачал головой, словно действительно не веря самому себе. – На самом деле, я много раз мечтал, что когда-нибудь вы попросите меня отвезти вас домой. Наверное, вы не помните, но когда вы работали с нами, у вас часто ломалась машина, и тогда вы просили кого-нибудь подвезти вас...
- И кто же меня подвозил? – автоматически спросила я, раздумывая, как бы сменить тему разговора, становившегося слишком уж неудобным.
- Кто-нибудь из ваших друзей, – неожиданно сухо ответил он. И, помолчав, добавил: – Несколько раз – тот человек.
- О ком вы?
- О Сомини. – Гайяр повернулся ко мне. – Или его вы тоже забыли, Лоренца?
- Вы его знали? – мой голос внезапно охрип, словно я глотнула ледяной воды в жаркий день.
- Ну, разумеется. Жозеф Сомини, большая шишка из Интерпола, – в интонациях Гайяра прозвучало нечто похожее на издевку. – Он часто появлялся в Опере. Говорили, будто между вами что-то было, но я не знаю, правда это или нет. Я знаю только, что он вас буквально преследовал! – последние слова он произнес с откровенной злостью.
- И как я относилась к этим... преследованиям?
- Понятия не имею. Меня вы в свои дела не посвящали. – Он снова повернулся и заглянул мне в глаза: – Это ведь он замешан в вашем исчезновении, ведь так, Лоренца?
Я молчала, пытаясь справиться с внезапно вернувшимся чувством дурноты.
- Разумеется, он, – Гайяр вернулся к дороге и теперь словно размышлял вслух: негромко и с какой-то странной безнадежностью в голосе. – Будь это не так, вы бы сейчас обратились в полицию...
Я зажмурилась и покачала головой.
- Анри, не нужно строить никаких предположений. Я все равно не отвечу ни «да», ни «нет». Не сочтите, что я вам не доверяю, – просто я сама еще не до конца понимаю, во что меня впутали. Но я рада, что вы не отказались мне помочь.
- Вы ведь все равно знали, что я выполню любую вашу просьбу, – тихо проговорил он.
- Нет. Я ничего не знала. И скажу вам честно: если бы мне было известно, что это из-за меня вам пришлось уйти из Штаатсопер, я бы не рискнула ни о чем вас просить. Так что я вам вдвойне благодарна, Анри.
- Не стоит благодарности, – Гайяр грустно улыбнулся. – Хотите знать, почему я так плохо играл в вашем присутствии? Я ведь не настолько бездарен, как вы думаете. Я был призером конкурса Нильсена, через полгода рассчитывал попасть в ВФО<31>... Но тут появились вы, и все мои надежды пошли прахом. Вы становились за пульт, а я смотрел на вас и не мог думать больше ни о чем. Ни о музыке, ни об оркестре, ни о партитуре. Я думал только о вас. Так что, в сущности, вы были правы – я не справлялся со своими обязанностями...
- Мне жаль, – пробормотала я, не зная, что еще сказать. Разговор становился все более и более невыносимым: было невероятно трудно контролировать каждое свое слово, одновременно пытаясь подавить приступы тошноты и снова вернувшуюся боль в затылке. У меня в запасе есть еще несколько таблеток, но их надо беречь: дорога длинная, а судя по навигатору, мы не проехали и сорока километров...
...Темно. Почему здесь так темно? Я не вижу партитуры, а Гайяр только что сказал, что не может о ней думать – разве можно так обращаться с Моцартом? Скрипки, альты, виолончель, контрабас, орган... Ne absorbeat eas tartarus, ne cadant in obscurum<32>... Нет, нет, это все уже было, но я не дала себя поглотить ни темноте, ни тишине, я не позволю им этого и сейчас, потому что впереди у нас...
- Лоренца, что с вами? Я вас обидел?
Я помотала головой, пытаясь рассеять темные пятна перед глазами, и тут мне в лицо ударил яркий свет.
- Черт вас побери, Гайяр... – пробормотала я, заслоняясь рукой от прожектора, на фоне которого стремительно приближался темный силуэт человека, делающего нам знак остановиться. – Тормозите. Это дорожный патруль.
Гайяр от неожиданности вдавил педаль тормоза практически в пол, заставив меня зажать рот рукой. Машина, проехав по инерции еще несколько метров, остановилась, и темная фигура, отделившись от полицейского автомобиля, припаркованного на обочине, направилась к нам.
Я с трудом заставила себя отнять руку от лица и выпрямить голову. Если этот кретин, увлекшись своими излияниями, нарушил сейчас какое-нибудь дорожное правило, то нас ждет долгое разбирательство. В лучшем случае я потеряю время, которого и без того катастрофически мало, в худшем...
- Прошу прощения, месье, – у полицейского, наклонившегося к нам, было усталое, мокрое от дождя лицо. – Впереди оползень. Дорога перекрыта. Куда вы направлялись?
- В... в Ла-Шо, – выдавил из себя Гайяр.
Я замерла на сиденье, в состоянии, близком к обморочному. Какого черта он решил солгать? Этим мы только привлечем лишнее внимание!..
Патрульный покачал головой.
- Тогда вы ошиблись дорогой. Возвращайтесь в Морто и езжайте по D437. – Он скользнул лучом света от ручного фонарика по перепуганному лицу Гайяра и нахмурился. – Могу я посмотреть ваши документы?
- Конечно... конечно... – Гайяр засуетился, доставая права. – Простите, господин полицейский, я выставлял маршрут на навигаторе...
Я набрала в грудь воздуху и закрыла глаза, моля небеса, чтобы патрульный не решил заглянуть внутрь салона и проверить, правда ли это. Бешеный пульс отдавался в висках, словно удары колокола, и я с трудом расслышала, как полицейский повторил, возвращая Гайяру права:
- До Морто и дальше по D437. Можете ехать, месье.
Гайяр торопливо поднял боковое стекло и нажал на газ. От резкого разворота меня замутило так, что приступ рвоты удалось удержать только чудом. Схватившись за голову, я скорчилась на сиденье и уткнулась лбом в приборную панель.
- Лоренца? Лоренца, вам плохо? Что случилось?
- Отъезжайте от поста, быстрее... – я с усилием сглотнула слюну. – Проедете еще две минуты и останавливайте машину к чертям собачьим... Вы меня поняли?
- Лоренца... Может быть, лучше в больницу?..
- Я сказала, отъезжайте, мать вашу разэтак! – заорала я из последних сил, закрывая лицо руками.
Через минуту машина остановилась. Практически вслепую я нащупала ручку двери и вывалилась на мокрую траву обочины. Меня безудержно рвало желчью, и казалось, этому не будет конца: опустевший желудок уже выворачивало наизнанку, но приступы тошноты все не прекращались, заставляя мышцы сжиматься в такой же дикой судороге, как и та, что сейчас пронзала мою голову – от затылка до уголка правого глаза. Мне казалось, что через мой мозг кто-то просовывает раскаленную спицу: сейчас она высунется из глазницы, и я сдохну прямо здесь, на грязной провинциальной обочине, так и не добравшись до цели...
Наконец рвота прекратилась. С трудом приподнявшись с колен, я схватилась за руку Гайяра и села прямо на мокрую траву, привалившись спиной к дверце автомобиля.
- Лоренца, вам нужно в больницу, – тихо сказал Гайяр.
Я подняла на него взгляд и тут же снова прикрыла веки: правая глазница горела будто в огне.
- Я отвезу вас к врачу...
- Вы с ума сошли? – Мерзкая горечь во рту заставила меня поморщиться и сплюнуть. – Никаких врачей. Лучше дайте салфетку... или платок... что там у вас есть...
Через несколько секунд мне ткнулась в руку пластиковая бутылка с водой. Судорожно открутив крышку, я долго полоскала рот, пытаясь избавиться от омерзительного привкуса желчи. Остатки воды я плеснула себе в лицо и тщательно вытерла его бумажной салфеткой. Стало немного легче.
Я облокотилась о машину и попыталась оценить оставшиеся силы. Словно читая мои мысли, Гайяр негромко проговорил:
- Вам нельзя ехать дальше. Вы не выдержите дороги – вы же совсем больны.
Я снова поморщилась: Гайяр даже не представляет себе, сколько всего я на самом деле могу выдержать. Однако в одном он прав – продолжать путь прямо сейчас бессмысленно. Произошло то, чего я и боялась: обессиленный событиями предыдущего дня, мой организм подставил мне предательскую подножку. Если я не дам ему хотя бы немного отдохнуть, на всех моих планах придется поставить крест. Конечно, риск велик: мы не настолько далеко отъехали от Ле-Локля, чтобы позволить себе спокойно останавливаться. Но другого выхода, кажется, нет. Даже если бы я сейчас и смогла продержаться до Безансона, на парижский экспресс мы уже не успеем.
К тому же мне нужен душ: от меня несет блевотиной; и мне нужно поспать хотя бы час, чтобы хоть как-то восстановить силы. Да еще и эта чертова боль в глазнице...
- Анри, посмотрите, что у меня с глазом. Вот здесь, справа.
Гайяр наклонился надо мной.
- Очень красный... Кажется, лопнул сосуд.
- Всего-то... – с облегчением пробормотала я. – Ладно. Дайте-ка мне руку.
Он помог мне подняться с земли и осторожно усадил на заднее сиденье машины.
- Сейчас мы поедем вдоль трассы, – откашлявшись, медленно проговорила я. – Смотрите внимательнее по сторонам и ищите ближайший мотель. Проведем там часа два или три – вы выясните, когда отходит первый утренний поезд на Париж, и мы выедем так, чтобы успеть к нему.
- Хорошо, но...
- Никаких «но». Заводите машину. Только старайтесь вести ее помягче – иначе нам снова придется останавливаться.
Укладываясь на заднее сиденье, я добавила:
- И вот еще что, Анри. Если нам опять встретится на дороге патруль и вам снова вздумается им соврать, придумайте что-нибудь поубедительнее. Иначе, клянусь всеми святыми, я вас просто убью.
- Простите, я не подумал...
- Это я уже поняла, – пробормотала я, закрывая глаза. – Езжайте!
Гайяр включил зажигание, и машина медленно тронулась с места. Скорчившись на сиденье, я уткнулась лицом в жесткую ткань обивки и закрыла голову руками. Меня колотил озноб: не то от долгого приступа рвоты, не то я просто продрогла, валяясь на мокрой траве под моросящим дождем.
Сжавшись в комок, я изо всех сил пыталась согреться. Холодно, очень холодно. Нужно сказать Гайяру, чтобы включил обогреватель, но нет сил даже поднять голову. Нет, лучше уж лежать неподвижно: пока он будет искать мотель, я успею немного отдохнуть и снова прийти в себя. Нужно просто отстраниться от того, что происходит с моим телом, – иначе я не смогу сохранить здравый рассудок, а ведь сейчас он мне так нужен... In höchster Not fänd' ich es einst<33>... К несчастью, я не Зигмунд, и никто не обещал, что в час беды для меня приберегут волшебный меч: беда пришла, но мое единственное оружие – этот слабый, перепуганный человек, который сейчас ведет машину. Если бы не крайняя нужда, мне не пришлось бы пойти на этот шаг... Heiligster Minne, höchste Not<34>... Что же там дальше? Никак не могу вспомнить – sehnender Stille, sehrende Not<35>?.. Sehnender Stille – nur stille, stille, stille, stille, bald dringen wir in<36>... Нет, Анри, нам туда не надо: я боюсь тишины, которая наступает после того, как все звуки перепутались. Вы же музыкант, вы должны понимать: в мире, где нет ничего, кроме звуков, тишина – это последний дорожный знак, и означает он, что ехать больше некуда, что мы застряли здесь навсегда...
Но нет, я помню, я точно помню: кто-то когда-то рассказывал мне, как можно вернуться назад – совсем как тот недавний полицейский, объяснявший Гайяру дорогу. Кто-то, от кого я вовсе не ожидала помощи, кто-то, кому я в шутку говорила, что не люблю Вагнера, однажды дал мне совет – einen Rat in höchster Not. И даже больше, чем совет – он сам спустился в эту тишину и вытащил меня оттуда, я хорошо это помню: пока к долине я свергался темной, какой-то муж явился предо мной... Все верно: Данте не может путешествовать без Вергилия, но если вы хотите выжить, вам придется самой стать себе Вергилием, потому что...
***
Примечания
<30>. Куда бежать мне? Где преклонить повинную голову? О роковая ошибка обманувшейся любви!
<31>. Венский филармонический оркестр. Участники ВФО отбираются по конкурсу среди оркестрантов Венской оперы, отыгравших не менее трех лет.
<32>. Да не поглотит их преисподняя, да не канут они во тьму...
<33>. «В час величайшей нужды я обрету его...» – Wagner, "Die Walküre ", WWV 86B, I. Aufzug, 3. Szene. (Munich, 1870).
<34>. «Благороднейшая страсть, величайшая нужда...» – там же.
<35>. «Жаждущая тишина, страстная необходимость...» (в оригинале – sehnender Liebe, sehrende Not, «жаждущая любовь, страстная необходимость») – там же.
<36>. «Тише, тише, тише, скоро мы очутимся в...» – Mozart, „Die Zauberflöte" (Wien, 1791).