Offertorium. Книга 1

***

Монтре, 1 июля 2010 года

- Однако же занятные у вас ассоциации!

Доктор Веллер снял очки и принялся тщательно протирать их замшевой салфеткой.

- Чем богаты, доктор, – хмыкнула я. – Вы же сами просили говорить первое, что приходит в голову.

- Напойте-ка еще раз – как там: «Per far mio...»

- Per far, mia diletta, per te la vendetta, Orlando si mora, si mora! – пропела я, выстукивая пальцами ритм по столу. – «Orlando furioso», доктор.

- По-французски это?..

- «Неистовый Роланд».

- А-а, на сюжет Ариосто. Если я правильно понимаю, это означает: «Ради тебя, мое наслаждение...»

- «Любовь моя, чтобы отомстить за тебя, Роланд себя убьет». Приблизительно так.

- Звучит довольно мрачно, вы не находите?

Я поморщилась.

- Да наплюйте на текст, доктор, он здесь вовсе ни при чем... Просто вещь довольно интересная. Да ведь и по сюжету никто никого не убивал!

- В самом деле?

- Конечно. Роланд считал, что в беспамятстве убил свою возлюбленную, но она оказалась жива.

- И они поженились и жили долго и счастливо?

- Ничего подобного. Он смирился с тем, что она любит своего Медора, и отпустил ее. В общем, все закончилось хорошо.

- Интересно. Нужно будет на досуге почитать Ариосто.

- Лучше послушайте запись – их есть две или три... Хотя, конечно, барочная опера – довольно своеобразная вещь, но все-таки это Гендель. Вам понравится.

- Спасибо за совет. В любом случае мне и так постоянно приходится пополнять свой культурный багаж, чтобы хоть как-то разбираться в вашем цитатном мышлении... Вы уже собрались уходить?

- Меня ждут. – Я переступила с ноги на ногу. – Да и честно говоря, доктор, не обижайтесь, но что-то я ужасно устала сегодня...

- А никто и не обещал вам, что все будет легко, – фыркнул доктор Веллер, однако великодушно распахнул передо мной дверь: – Ладно уж, идите! Жду вас в следующий четверг.

- Обязательно, обязательно, – пробормотала я, устремляясь к лестнице.

Сеанс меня действительно утомил. Все эти свободные ассоциации – или как их там, – которыми сегодня решил занять меня доктор Веллер, по моему глубокому убеждению, были напрасной тратой времени. Если мое подсознание и знало, к чему я их выдаю, то делиться с нами своими тайнами оно не собиралось. К тому же мне всегда казалось, что самое простое объяснение и есть самое верное. «Роланд» – замечательная вещь, почему бы ей не прийти мне в голову именно по этой причине...

- Per far, mia diletta, per te...

- Мадам?

- Ничего, Жан-Клод. Это я просто напеваю себе под нос.

Я захлопнула дверцу машины и откинулась на сиденье. Чертовски хотелось курить. Если бы меня везли Бруно или Люк, я бы попросту попросила у них сигарету, и дело с концом. Но сегодня меня отвозил «дневной» охранник, которого я почти не знала и совершенно не была уверена, что он никому не проболтается. Курить мне запрещено категорически.

Дорога домой показалась вдвое длиннее, чем обычно. Жан-Клод был молчальник почище Люка, но, впрочем, я и сама не рвалась вступать в разговоры: за последние два часа я и без того наговорилась дальше некуда. Может быть, от этой психоаналитической болтовни и бывает какой-нибудь прок, но похоже, что не в моем случае.

Курить, между тем, хотелось все сильнее. «Не иначе, что-то ассоциативно-подсознательное, – подумала я про себя с усмешкой, нетерпеливо наблюдая, как Жан-Клод медленно заезжает в ворота нашего дома. – На следующей неделе расскажу доктору Веллеру – пусть интерпретирует хоть весь день напролет... Per far, mia diletta, per te la vendetta... Да что такое? Надо же, как привязалось!.. Впрочем, сцена-то эффектная, ничего не скажешь...»

Напевая вполголоса мотив из «Роланда», я быстро поднялась по лестнице. В доме было тихо: Жозеф должен был вернуться поздно вечером, мадам Руссель отдыхала у себя в комнате – из-за неплотно притворенной двери доносился приглушенный звук телевизора. Зайдя к себе в кабинет, я сдвинула со стола кипу распечатанных листов и достала из-под нее сигаретную пачку – последний проигрыш Бруно, четыре сигареты с ментолом. Очень хорошо, но где же зажигалка?..

Обшарив весь стол, я недовольно присвистнула. Зажигалки не было. Наверное, я выронила ее в саду вчера или позавчера. Однако в кармане какого-то из моих блейзеров должны лежать спички, это я точно помню. Главное только понять, в каком именно...

Открыв платяной шкаф, я запустила руку вовнутрь. В карманах, как водится, оказалась куча бог весть какой дряни: скомканные бумажки, монетки, фольга от шоколада, маленький карандаш – из тех, которыми я делаю пометки на полях и которые вечно теряю... Карандаш и монетки я положила на стол, все остальное полетело прямиком в корзину для бумаг. Ищем дальше: еще две монетки, ластик, какой-то кусочек черной пластмассы... А, вот и спичечный коробок! Наконец-то нашелся!

Предусмотрительно отложив коробок в сторону – рядом с сигаретной пачкой, чтобы снова не потерять, – я сунула монетки назад в карман и уже занесла было руку над корзиной, чтобы выбросить кусочек пластмассы, однако остановилась, заметив на нем какую-то надпись. Я поднесла странный предмет поближе к глазам: microSD, 32 Gb... Да это же карта памяти – из тех, что вставляют в телефон или фотоаппарат!

Я задумчиво повертела в пальцах свою находку. Интересно, откуда она взялась? Не припомню, чтобы у меня было что-либо подобное... Впрочем, о чем это я! Эта карта размером с ноготь, а в карманах у меня обычно столько разного барахла – ничего удивительного, что раньше я ее не замечала. Вполне возможно, она завалялась там еще с осени – я-прежняя могла зачем-то вытащить ее из телефона, сунуть по рассеянности в карман и совершенно об этом забыть.

Это уже становилось интересно. Забыв напрочь о сигаретах, я принялась обдумывать, что же мне делать с этой неожиданной находкой. Телефон у меня есть – новый, конечно: старый разбился вдребезги еще на Кронплатце. Я плохо разбираюсь в таких вещах, но можно попробовать вставить карту туда: вдруг да подойдет.

Взяв телефон, я прошла в спальню, предварительно заперев дверь в коридор на ключ. Если бы в этот момент кто-нибудь спросил меня, зачем я это делаю, – видит бог, я не нашлась бы, что ответить. Но, в конце концов, если уж мне так захотелось, то почему бы и нет? И вообще, сейчас у меня есть вопросы и поважнее: например, куда нужно вставлять карту. Я тщательно осмотрела корпус телефона, но никакого подходящего отверстия так и не нашла. Видимо, придется снимать крышку.

С крышкой я провозилась довольно долго – пока не догадалась вооружиться пилочкой для ногтей. Гнездо для карты оказалось рядом с аккумулятором. Интересно, и какой же стороной ее нужно вставлять? Последовательно перепробовав несколько вариантов, я, наконец, защелкнула карту в гнезде, приспособила на место крышку и включила телефон. Итак, меню, настройки... нет, не настройки... Черт побери, да как же ее открыть? Ага, вот: меню, галерея, «de profundis». Надо же, ну и название для карты... Ладно, неважно. Открываем.

Экран мигнул и высветил надпись «Введите пароль».

Мне захотелось грязно выругаться. Похоже, параноидальные наклонности Лоренцы Фачино зашкаливали через край. Какого дьявола нужно было ставить пароль на собственную карту памяти? Что такого важного могло там храниться?

Впрочем, очень может быть, что и ничего. Я вполне отдавала себе отчет, что с меня-прежней сталось бы поставить пароль и просто так. Например, из озорства. Или из детского желания поиграть в секреты.

Ну что ж, играть так играть. Пойдем логическим путем.

Вопрос: что обычно используется в качестве пароля?

Ответ: понятия не имею. Но могу предположить, что-нибудь не слишком затейливое. И легко запоминающееся. Например, дата рождения: 10 августа 1987 года – 10081987. Для верности я сбегала в кабинет, нашла там листок бумаги, записала цифры ручкой и, проверив, ничего ли не напутала, ввела их в телефон.

Экран снова мигнул и выдал: «Пароль неверен». Может быть, надо ввести на американский манер – год, месяц, число? Проклиная свои сложные отношения с цифрами, я нацарапала на листке: «19870810». Правильно? Правильно. Пробуем.

«Пароль неверен». Черт бы его побрал. На всякий случай я попробовала вбить собственные имя, фамилию и инициалы в различных комбинациях – тот же результат.

Я откинулась в кресле и уставилась в потолок. Что еще обычно служит паролем? Фамилия матери? Мою мать звали Анджела Греко, я помню, это было написано в моей пластиковой папке... Нет, тоже не подходит. Хотя в данном случае, наверное, этого и следовало ожидать. Если уж я-прежняя по какой-то причине решила закрыть доступ к карте, то вряд ли бы выбрала пароль, который смог бы разгадать первый встречный. Значит, никаких дат и фамилий. Тут должно быть что-то посерьезнее.

Начнем сначала. Карта называется «de profundis». Странное название: обычно карты называют «фото», или «документы», или «музыка» – если вообще хоть как-нибудь называют... Ну да ладно. В любом случае, я знаю, откуда эта фраза. Так начинается псалом 130: «De profundis clamavi ad te» – «Из глубины к тебе взываю». Почему я выбрала именно это название? Из религиозных соображений? Сомнительно. Конечно, я могла бы повторить вслед за Бахом: «Gott ist mein König», но только потому, что мне нравится эта кантата. Подозреваю, мои отношения с Господом ограничивались исключительно музыкой.

Значит, именно этим путем и надо идти. Кто писал музыку на текст 130-го псалма? Навскидку: Моцарт, Глюк, Люлли, Шарпантье, Шенберг, де Пре, ди Лассо. И, конечно, все тот же Бах, но в его случае это уже было «Aus der Tiefe».

Вопрос: какое из этих произведений могло крутиться у меня в голове, когда я задавала имя этой карте?

Ответ: любое.

Следующие полчаса я с маниакальным усердием вбивала в телефон имена и фамилии композиторов. Безрезультатно. Варианты «dal profondo», «des profondeurs» и «aus der tiefe» тоже ничего не дали. Равно как и цифра «130».

Это был провал. Что бы ни крутилось у меня в голове в далеком прошлом, оно не имело отношения к чему-либо конкретному. Это могло быть что угодно: от случайно забредшей в голову цитаты до всплеска абстрактно-ассоциативного юмора: глубина – тайна – пароль – отзыв – зов... Из глубины к тебе взываю... de profundis clamavi...

Я едва не взвыла. Ну конечно же! Схватив телефон, я, путаясь, вбила в настырное поле «Пароль»: «clamavi ad te».

Телефон мигнул иконкой с песочными часами, пару мгновений подумал, и на экране появился список папок. Я лихорадочно принялась их просматривать. К моему разочарованию, почти все они оказались пустыми. Кроме папки «Видео», где лежал один-единственный файл.

Я нажала кнопку «Воспроизвести» и поднесла телефон поближе к глазам.

Это была обычная любительская съемка, из тех, что снимают на мобильный, – с дергающимся изображением и резкими поворотами камеры. Судя по всему, ролик был снят на какой-то вечеринке: камера беспорядочно выхватывает крупным планом чьи-то лица, руки с бокалами, головы в полуобороте. Молодая женщина в вечернем платье машет рукой в камеру, обнимая другой рукой своего спутника, чье лицо не попало в кадр. На заднем плане играет Том Джонс, с трудом пробиваясь сквозь обрывки разговоров на смеси итальянского, немецкого и французского:

- Всего пару стаканчиков – это еще никому не повредило...

- Андре, боже ты мой, кого я вижу!..

- Ну, конечно, всемирно известный струнный квартет ищет двух скрипачей и виолончелиста...

- Дай-ка мне руку... вот так, хорошо...

А вот это уже мой голос. Камера разворачивается, и я вижу себя – в черном вечернем платье, с длинными распущенными волосами. Лицо у меня веселое, раскрасневшееся, и видит бог, похоже, я, как и все здесь, не слишком трезва.

- Речь! Речь!

Кто-то помогает мне влезть на высокий табурет и подает бокал. Я приветственно взмахиваю левой рукой.

- Ауфтакт! – кричит чей-то голос за кадром.

Всеобщий смех, кто-то хлопает в ладоши.

- Если ты такой умный, в следующий раз будешь сам дирижировать этим бардаком! – парирую я, не оборачиваясь. – Дамы и господа! Друзья и коллеги! Во-первых, хочу всех поздравить... э-э-э... с удачным окончанием сегодняшнего вечера!

Смех, аплодисменты.

- Все были хороши, – продолжаю я, встряхнув головой, – а кто не был хорош, тот был великолепен – в особенности это касается тебя, Диана, иди сюда, я тебя расцелую...

Высокая темноволосая девушка, смеясь, подходит ко мне, и я, наклонившись, целую ее в щеку, едва не расплескав содержимое бокала.

- А меня? – с шутливой обидой спрашивает чей-то мужской голос.

- А тебя-то за что? – абсолютно серьезно переспрашиваю я, выпрямляясь и пытаясь удержать равновесие на табурете. – Ладно, на чем я остановилась? Да поддержите же меня кто-нибудь – я сейчас упаду... Кстати, а почему я не вижу здесь нашего героя-любовника и его лучшего друга?

- Ушли с Кучерявым! Их увел твой брат! – кричат сразу несколько голосов.

- Правда? Ну, в таком случае помоги им господь, бедолагам!.. – И, кому-то в сторону: – Роберто, убери руки! Мы с тобой в приличном обществе, черт возьми...

- Ты же просила тебя поддержать!

- Не надо меня так поддерживать... Черт, да кто вообще привел сюда этого футболиста?

- Ты, дорогая!

- Быть такого не может... – Тут я оборачиваюсь и замечаю снимающего. – Ах ты мерзавец! Выключи немедленно!

- И не подумаю! – со смехом отвечает мне чей-то голос из-за камеры. – Это надо занести на скрижали!..

- Я тебе сейчас покажу скрижали! – Я тянусь к камере рукой. – Ну-ка, помогите мне отсюда...

На этом запись прервалась.

Несколько секунд я отупело смотрела на экран, затем перемотала запись на середину. Еще раз. И еще раз. И еще раз.

Наконец, я ткнула в кнопку возврата в папку и дрожащими пальцами зажала иконку файла. Телефон послушно вывел белую табличку с заголовком «Свойства». Итак: имя файла – video-004, тип – MP4, размер – 20,4 MB, разрешение... Нет, не то, все не то... Вот. Расположение – неизвестное расположение. Дата – 26.10.2009 22:30.

Двадцать шестое октября две тысячи девятого года, пол-одиннадцатого вечера.

Двадцать шестое октября две тысячи девятого года.

Две тысячи девятого года.

Я с трудом поднялась с кресла и, все еще не выпуская из рук телефон, на негнущихся ногах прошла в кабинет. Почти на ощупь вытащила из шкафа блейзер и накинула его на плечи. Взяв со стола сигаретную пачку и спички, машинально сунула их в карман вместе с телефоном, повернула защелку замка на двери и вышла.

Как я добралась до своей любимой скамьи в дальнем углу сада, не помню. Помню, что, не дойдя всего несколько шагов, опустилась на траву и привалилась спиной к стволу дерева. Впрочем, так даже лучше: пока я сижу здесь, меня никто не увидит.

Итак, начнем с начала. В октябре прошлого года кто-то снял на мобильный телефон мою речь на вечеринке. Где проходила эта вечеринка? Кто эти люди, присутствовавшие на ней? Не знаю. Ни их лица, ни их имена ничего мне не говорят. Хотя, очевидно, со многими из этих людей я была знакома. И минимум с двумя их них даже находилась в дружеских отношениях – или хотя бы в близких к дружеским. Но кто они? Кто такой Роберто, которого я прошу убрать руки? Кто такая Диана, которую я целую в щеку и поздравляю – кстати, с чем? И почему я называю присутствующих коллегами? Они говорят о музыке, но на студентов они не похожи – по крайней мере, большинство из них...

Впрочем, это не так уж важно. Я перечисляю про себя эти вопросы только для того, чтобы отделаться от них и перейти к самому главному.

«Их увел твой брат...»

Видео было снято в октябре. Сейчас начало июля. С момента съемки прошло чуть меньше девяти месяцев.

Значит, еще девять месяцев назад мой брат был жив?

Значит, возможно, он жив и сейчас?

Жозеф сказал мне, что Джулиано погиб три года назад. Но на видео, снятом в октябре прошлого года, о нем говорят как о живом.

Я схожу с ума? Или Жозеф мне солгал? Но зачем? Зачем нужно было изобретать такую чудовищную ложь? И кем вообще нужно быть, чтобы придумать такое? Что за человек мой муж, если он способен солгать мне о самом главном в моей жизни?.. От одной мысли об этом сердце заколотилось как бешеное, и в глазах потемнело, как будто на этот тихий вечерний сад вдруг опустилась ночь.

Внезапно пальцы обожгла резкая боль. Я невольно вскрикнула и, вскочив, инстинктивно затрясла рукой, гася пылающую спичку, зажатую в пальцах. Когда я успела ее зажечь? Не знаю. Наверное, машинально чиркнув ее о коробок, я тут же забыла о ней – занятая куда более важными размышлениями...

О господи! Да какими еще более важными?! Я снова опустилась на траву, сжав ладонями виски, в которых все еще стучал горячечный пульс. Лоренца, не сходи с ума! На чем основаны твои подозрения? На дате, записанной в свойствах видеофайла?

Но кто сказал, что это действительно дата съемки? Этот файл мог копироваться с карты на карту несколько раз – и тогда те цифры, что я вижу, могут просто фиксировать момент, когда файл был записан именно на эту карту. Боже мой, а ведь, скорее всего, именно так оно и было: ведь это видео снимала не я, его снимал кто-то другой – и потом, очевидно, скопировал этот файл, чтобы отдать мне...

Или нет? Или я что-то упускаю? Мысли путаются... Сейчас мне двадцать два года, скоро будет двадцать три, я родилась десятого августа – поэтому меня и назвали Лоренцей<24>... Боже ты мой, да причем здесь мое имя?! Нет, нужно вернуться назад и хорошенько сосредоточиться. Начнем сначала еще раз. Если я родилась в августе восемьдесят седьмого, то в октябре две тысячи девятого мне было двадцать два года и два месяца.

Сколько мне лет на этом видео? Сложно сказать. Может быть, и двадцать два. Но с той же уверенностью можно утверждать, что и девятнадцать: люди не слишком меняются в таком возрасте. Соответственно, файл действительно мог быть снят три года назад... Да что ты несешь, идиотка несчастная – он не мог быть, он был снят три года назад! Посмотри, наконец, правде в глаза: какой смысл Жозефу тебя обманывать? Зачем человеку, который тратит столько времени и сил, чтобы ты наконец-то поправилась, чтобы ты чувствовала себя хоть немного счастливой, выдумывать такую невероятную, бессмысленную ложь? Тем более, что ее было бы так легко раскрыть...

Саднящая боль снова вернула меня к реальности. Я поднесла руку к глазам: на кончиках большого и указательного пальцев вспухали серые пузыри от ожога. Ну что ж, и поделом! Я пыталась выдать желаемое за действительное, не останавливаясь ни перед чем. Основываясь на зыбком фундаменте сомнительных догадок, я обвинила во лжи собственного мужа – человека, от которого я никогда не видела ничего, кроме самой искренней любви и заботы. Не отрезви меня боль от ожога, я была бы способна броситься искать его, чтобы бросить эти обвинения ему в лицо – только потому что все это время во мне подспудно жила безумная надежда, что мой брат не погиб. Потому что я предпочитаю жить иллюзиями и хватаюсь за любую соломинку, лишь бы не смотреть правде в глаза.

Per far, mia diletta, per te la vendetta, Orlando si mora, si mora...

Роланд остался жив, но Джулиано умер. Обхватив ствол дерева руками, я плакала так, словно похоронила своего брата во второй раз.

Ночью я никак не могла уснуть. Ворочаясь с боку на бок, я пыталась отогнать от себя навязчивые мысли. Мне было стыдно даже вспоминать о своих сегодняшних размышлениях, но все же видео, снятое когда-то на вечеринке, не выходило у меня из головы. Меня не оставляло ощущение, что ухватившись за подозрения, оказавшиеся по здравом размышлении абсурдом, я вместе с тем упустила что-то другое. Что-то, на что я обязательно должна была обратить внимание. Мне казалось, это «что-то» не имело отношения ни к Джулиано, ни к Жозефу, и все же это было нечто очень важное.

«Это нужно занести на скрижали».

И вдруг меня словно током подбросило.

«Я соблюдаю свою часть договора, господин Сомини...»

«Я не такой дурак, чтобы не подстраховаться заранее...»

«Люди не меняются!»

- Что с тобой, Лоренца? – спросил Жозеф сквозь сон.

- Ничего, любовь моя, – пробормотала я, снова опуская голову на подушку. – Ничего.

Голос человека, снимавшего мою речь на телефон, был голосом Юргена Шульца!

Шульц. Снова Шульц. Снова все упирается в этого странного человека, чье лицо мне постоянно кого-то напоминает, но я никак не могу понять, кого же. Такое ощущение, что именно он, с его странными манерами, с его непостижимым, невозможным сходством, находится в центре всей этой паутины противоречий, из которых соткана моя теперешняя жизнь. Однажды он уже явился ко мне незваным гостем, принеся с собой намного больше вопросов, чем ответов. Я не пророк, но у меня есть предчувствие, что скоро ему придется появиться снова, и на этот раз ему придется держать передо мной ответ.

Как показали дальнейшие события, я была совершенно права – и в то же время фатально ошибалась.

***

Париж, 30 июня, 2010 года

- Здравствуй, мама.

- Здравствуй. Я беспокоилась о тебе... Боже, как здесь шумно! Почему ты выбрал такое странное место?

- Место как место. Здесь полно дам твоего возраста, которые не хотят, чтобы их заметили. Впрочем, если тебя и засекут со мной, то решат, что ты пришла снять себе любовника помоложе.

- Сын!..

- Бери свой коктейль, мама. Я не мог выбраться раньше, иначе вызвал бы тебя сюда еще месяц назад.

- Значит, я снова тебе понадобилась?

- Совершенно верно. Но не беспокойся: в накладе ты не останешься, и, пожалуй, с этого я и начну. У меня для тебя кое-что есть. Посмотри.

- Кто это?

- Твои внуки, мама. Сейчас им полгода. Если тебе интересно, их зовут Матис и Манон.

- Значит, ты?..

- Я представился соцработником. Маленький городишко, обычная семья. Ее муж славный парень, клерк в ветеринарном управлении. Тебе бы он понравился. Они поженились два года назад и вот теперь дождались пополнения в семействе. У нее все в порядке, мама.

(Пауза).

- Сынок... Ты можешь отвезти меня туда?

- Зачем?

- Я хочу увидеть свою дочь! Свою Лили!

- Мама, очнись! Она уже двадцать лет как не твоя Лили! Ее зовут Мари Легеллек, у нее есть дети и муж, она живет в провинциальной дыре и, слава богу, знать не знает, что у нее есть мать!

- Ты жесток.

- Неужели? Послушай, когда застрелили Мишеля, ты обвинила меня в том, что это я его не уберег. А ведь парень всего-навсего хотел узнать, кто его родители. Ты хочешь, чтобы твоя дочь отправилась вслед за ним?

(Пауза).

- Прости. Я была неправа. Но... оставь мне хотя бы эти снимки...

- И что ты будешь с ними делать? Оправишь в рамку и повесишь у себя в кабинете? Мама, не сходи с ума. Ты же до сих пор живешь под папашиным колпаком: если ты оставишь их себе, то следующие фотографии, которые ты увидишь, будут только из морга! Ты этого хочешь?

- Не смей говорить со мной таким тоном!.. (Пауза). Господи, мне иногда кажется, что ты меня ненавидишь!

- Глупости, мама. Успокойся, я не держу на тебя зла. Я ведь помню, что когда-то ты пыталась спасти наши шкуры... жаль только, что тебе это не вполне удалось. Но, в конце концов, двое из троих твоих детей до сих пор живы. Так что счет все еще в твою пользу. (Пауза). Ну, вот так-то лучше. А теперь давай забудем об этом и перейдем к делу. Мне нужна твоя помощь.

- Чего ты от меня хочешь?

- Просмотри эту папку.

(Пауза).

- Посттравматическая амнезия? Но я не невролог.

- Не торопись, мама. Пролистай дальше. На имена можешь не обращать внимания.

(Пауза).

– Это...

- Вот именно. Проект «Вергилий». Так что неврология здесь ни при чем, можешь быть уверена.

- Хорошо. И что ты хочешь, чтобы я с этим сделала?

- Ты заберешь эту папку с собой и внимательно ее изучишь. Если тебе будет нужна дополнительная информация, я ее тебе достану. Ты лучший специалист в этой части света, и ты знаешь, что такое «Вергилий». Лучше тебя никто в этом не разберется.

- Что ты хочешь узнать?

- Все, что только можно. Причины. Прогноз. Шансы на восстановление. Это очень важно, мама. Мой драгоценный дядюшка не понимает, что на этот раз он заигрался. Ты же знаешь: пока что мы с ним союзники, но если он будет продолжать вести себя как идиот, то мне придется менять правила игры.

- Я понимаю тебя. Но что если у меня найдут эту папку?

- Придется рискнуть. Впрочем, это всего лишь вопрос времени – думаю, очень скоро все и без того выплывет наружу. Но нам с тобой нужно успеть первыми...

***

Примечания

<24>. 10 августа – день памяти святого Лаврентия (San Lorenzo) в католическом календаре.