XI
Конец ноября. Я доверяю ему. Каждый день, даже если не гуляем, сидим во дворе. Одни против всего мира.
Первые числа декабря. Получила денег за поэта. Сделала дубликат ключей, думаю подарить их Аниксу в новогоднюю ночь.
Середина месяца. Почти не пью. Поговорила с Максимом. Может быть, с начала года разрешу Аниксу работать. Пару раз в неделю.
Встретились с Диной на ярмарке. Она ходила по мощёной площади, постукивая каблуками сапожек, с глинтвейном в руках и набивала сумку ёлочными игрушками. Между слов я сказала ей, что обвенчана. Конечно, мы с Аниксом не венчались, но как ещё назвать наши отношения, кроме как союз, заключённый на небесах? Мы с ним выше всех этих земных интрижек, даже если не существует ничего небесного. Последнее время я всё ближе к вере в бога, потому что он необходим. К кому ещё обратиться жалкому человечишке, слепленному из грязи? Человек не может быть сам себе судьёй. Пусть будет бог. Я так хочу. А Дина приняла мои слова за шутку. Тем не менее, она была рада всему, чему была рада я, что бы там ни произошло за кулисами моей публичной жизни.
- Приводи тогда его знакомиться, - сказала она, взяв меня под руку. - Порадуешь маму с бабушкой. Отличный повод наладить общение.
- Ещё рано. Потом.
- Потом, может, у вас уже дети родятся.
- Я хочу вернуться другим человеком.
- Возвращайся сейчас, - произнесла она решительно, голосом уже более взрослым, без милых заскакивающих ноток. - Переделывать себя можно до посинения, а мама с бабушкой не вечные.
Какой меткий выстрел, почти в яблочко. Меня не пробить: слишком твердолобая. Лишняя в этом женском царстве, в их благоуханном саду. Не понять Дине, как заманчиво её предложение для меня и как опасно для неё самой. Ворота сада должны быть заперты наглухо, чтобы никогда в него не закатилось яблоко раздора. Мне хватает ума это понять. Ни за что не стану осквернять женское, истинно женское, которое выжжено во мне намертво. Мой ум ничто по сравнению с её состраданием. Благодаря Дине этот мир ещё не поглотил сам себя.
- Буду с тобой честной, - сказала я после недолгой паузы. - Если сейчас увижусь с мамой и бабушкой, клянусь, я разрыдаюсь как дитя. Мне будет ужасно плохо. Ничего из того, что ты воображаешь, не случится. Мы не обнимемся, не сядем за стол и не поужинаем под балаканье телевизора. Вряд ли я смогу выдавить улыбку. Никто не будет рад. Особенно ты. Это будет мерзкая, жалкая сцена, после которой мы станем ещё дальше друг от друга. Прости, но такова правда. Я вернусь только достойно.
Дина замедлила шаг и опустила лицо.
- Как же сильно ты веришь во всё, что придумала, - произнесла она слегка печально. - Не могу понять, зачем тебе эти сложности. Мама с бабушкой обычные люди, не ангелы и не судьи. Сдалось им с биноклем высматривать в тебе недостатки. Ты ведь сама перед ними душу выворачиваешь. Необязательно озвучивать своё самое страшное и сокровенное, посидеть с семьёй за столом можно и без этого. Было бы... - внезапно она подняла голову, посмотрела на меня снизу вверх и растерянно улыбнулась. - Извини. Просто я переживаю за тебя.
Глупая девочка. Совершенно не видит меня. Даже если я действительно выверну перед ней душу, она не заметит. Маме же достаточно одного взгляда, чтобы просканировать меня от и до. Не женщина, а скан-машина. Бабушка почувствует всё, как только я перешагну порог. Она ведьма, я уверена. Всегда мне остаётся только признаваться и оправдываться. Конечно, им не нужно ни первое, ни второе, но я не могу иначе.
Уже смеркалось. Я купила хрустальный шар с фигуркой Деда Мороза внутри. Подарю Аниксу немного новогоднего настроения. Он так жаждет праздничного чуда - даже забавно. Посадив Дину в такси, я помахала ей вслед и пошла к автобусной остановке. Начали зажигаться фонари. И как родные сёстры могут быть настолько разными? Отчасти дело было в том, что Дина не застала отца, хотя и меня он воспитывал недолго. Умер от разрыва сердца в тридцать семь. Я не плакала и не скучала, но так много хотелось ему доказать, хоть живому, хоть мёртвому. Он был прав, когда называл меня слабачкой и плаксой. Он сделал меня жестокой. Это не помешало мне оставаться слабачкой и плаксой. Мы были одинаковыми. Его влияние бесспорно, но не только он всему причина. Дина была маленькой, аккуратной девочкой с лоснящимися рыжеватыми волосами. Я была большой, длиннорукой и неказистой. Мне не шло быть милой. Никто из одноклассников не травил меня, потому что я со страху сразу била в нос. Удобно драться, когда ты выше всех мальчиков на полголовы. В подростковом возрасте я сильно похудела и стала чуть симпатичнее. Быть милой мне всё ещё не шло, уже и не хотелось. Некоторых привлекал мой бурный нрав. Меня не привлекал никто. Пять дней в неделю я посещала спортивные секции, оставшиеся два дня занималась дома. Мне нравилось быть сильной как физически, так и характером. Спорт прочищал мозги. Я мечтала умереть как Иисус Христос за грехи человечества. Так сильно меня пленила эта мысль, я засыпала с ней и с ней просыпалась. Я была хорошим человеком, лучшей версией себя. Не знаю, что случилось дальше. Просто всё хорошее во мне стало отмирать. Я начала понимать, что жертвую впустую. Становясь сильнее с каждым днём, я с каждым днём становилась всё несчастнее. Не было алтаря, на который я могла положить свои страдания. Защищаться теперь было не от кого, я всем всё доказала, и сила оказалась бесполезной. Я не заметила, как стала безумно одинокой. Из одиночества не могло родиться ничего сносного. Своих друзей я лепила из пластилина. Мы славно ладили. Я размазывала их головы по столу, когда наскучивали.