Глаза страха

За высокой дверью послышались тяжелые шаги, которые со временем начали становиться всё громче. В один момент они прекратились, вслед за чем тишину нарушил не менее звучный щелчок замочной скважины. Дверь со скрипом открылась, проливая свет в тесную камеру и перед узником появился силуэт офицера. На груди у него красовался герб империи Варенхолд — коронованный волк. Высокопочтенный Туллий Фаранд медленно направился к сидящему в углу пленному. Факел в руках офицера слепил привыкшего жить в полной темноте Эдгара, из-за чего тому понадобилось определенное время чтобы распознать лицо своего надзирателя.

— Что, прошлых пыток было мало? — тихо спросил измученный рыцарь, сидевший в кандалах.

— Я здесь не для того, чтобы тебя пытать, — сухо ответил ему Туллий, параллельно рассматривая пятна засохшей крови на лохмотьях пленного.

Эдгар в очередной раз словил себя на мысли, что на лице у тюремщика было почти невозможно рассмотреть хоть какой-то намек на эмоцию. Следовательно, и понять, что тот задумал тоже было весьма затруднительно, от того Вилльерн его и невзлюбил больше остальных имперцев. Взгляд у Туллия всегда был стеклянным как у мертвеца. А когда что-то вынуждало его заговорить, то во время этого действия он напрягал настолько мало лицевых мышц, насколько это вообще позволяла человеческая физиология. Эти жуткие детали на ровне с тем фактом, что он сам по себе был худющим словно труп заставляли избегать с ним контакта не только врагов, но и союзников.

Однако солдаты поговаривали, что он был далеко не всегда таким. Ходили слухи, мол офицера так сильно изменило участие в Литодорском побоище, унесшем примерно 20 000 имперских жизней. Среди погибших было немало как товарищей, так и просто хороших знакомых Туллия, из-за чего тот ещё долго не мог прийти в себя. Со временем ему это всё-таки удалось, но с тех пор он стал очень замкнутым и отчужденным. Вскоре благодаря новообретенному хладнокровию Туллий стал одним из лучших претендентов на пост главного надзирателя в Рэйфуртской тюрьме.

— Я здесь чтобы договориться, — продолжил офицер. Поскольку Вилльерн некогда командовал целым батальоном, то он явно мог владеть какой-то важной информацией о позициях своих союзников. К этому выводу пришли и высшие чины империи, а потому бравый солдат Бейлиндотта за последние три месяца успел в полной мере прочувствовать на себе всю креативность варенхолдских тюремщиков. Однако, к их большому разочарованию, он довольно уверенно держался. Эдгар не сломался даже когда в головы надзирателей пришла идея его оскопить. Теперь же озадаченным имперцам не оставалось ничего другого, кроме как пойти на хитрость.

— А с каких пор гордые волки Варенхолда договариваются со своими врагами? — удивленно спросил евнух. — Это как-то не в вашем стиле.

— Должен признать, тот факт, что ты всё ещё в состоянии на подобные колкости поражает, — ответил пленному Туллий, параллельно прикрепляя факел к торшеру на стене. — За эти три месяца ты безусловно через многое прошел, но по-прежнему не сломался. Это... — тюремщик на секунду остановился, подбирая слова, — достойно уважения. За всю свою службу до тебя такую стойкость я наблюдал лишь у нескольких пленников. И всё же, рано или поздно мне-таки удавалось расколоть и их. Всё, что для этого требовалось так это найти их слабости и правильно ними воспользоваться. Что же касается тебя... — Туллий присел перед евнухом, чтобы их глаза были примерно на одном уровне, — то твое уязвимое место мне удалось найти лишь недавно.

— Ну, удиви меня, — не нарушая зрительного контакта, процедил рыцарь.

— Я узнал об одной женщине, живущей в Сильвербэе с двумя сыновьями. И несколько дней назад верхушка Варенхолда по моему совету отправила пару шпионов в этот город, где те будут следить за ними, ожидая последующих приказов. — Услышав это Эдгар в разы помрачнел.

— Так вот какого рода договор? — злостно бросил евнух, прекрасно осознавая, что речь идёт о его семье. — Не могу не отметить, что у империи довольно своеобразная трактовка этого понятия. Ибо у нас подобное называется шантажом.

— Уверяю тебя, это далеко не шантаж, — попытался обнадежить пленника Туллий.

— Хотя по началу так и может показаться. Видишь ли, пока ты сидел здесь у тебя не было возможности следить за тем, как обстоят дела на фронте. А они идут не в вашу пользу. Войска империи уже дошли до реки Дэнны и её победа это лишь вопрос времени. Вскоре планируются нападения сразу на несколько важных точек на противоположном берегу. Одна из них — твой родной город. Как опытный солдат, думаю, ты понимаешь, чем это нападение может сулить твоей жене и детям. Так что от лица империи я предлагаю тебе следующую сделку: ты предоставишь нам информацию обо всех возможных позициях своих сослуживцев в пределах данных территорий. Это даст нам шанс быстрее закончить наступление, а взамен наши шпионы выведут твою семью из города и возьмут её под свою защиту пока не доставят сюда. Когда война закончиться вам также будет предоставлена возможность начать новую жизнь в любом из уголков Империи. — Туллий сделал небольшую паузу, давая собеседнику обдумать данное предложение. — Ну, что скажешь?

— Какие у меня есть гарантии, что ваши шпионы действительно им помогут? Или что всё это не ложь, созданная специально чтобы меня разговорить? — подозрительно спросил Эдгар.

— У тебя их нет. — С каменным лицом ответил тому Туллий. — Ты, конечно, можешь не поверить моим словам, рискнуть и отказаться от сделки. Но потом не удивляйся, когда узнаешь, что Сильвербэй сровняли с землей. — Евнух не сразу решился сделать выбор: ему нужно было взвесить все за и против. В камере повисла тишина.

Вдруг, выругавшись себе под нос, Эдгар произнёс:

— Поздравляю, Фаранд, тебе-таки удалось и меня расколоть. Я согласен.

— Прекрасно, — сказал офицер, направляясь к двери. — В скором времени сюда придут мои помощники. Они-то и запишут твои показания. А уже завтра мы отправим шпионам приказ о сопровождении твоей семьи.

— Надеюсь, что всё сказанное тобой правда и империя действительно держит свое слово, — бросил рыцарь вслед выходящему из камеры офицеру.

— Можешь в этом не сомневаться.

Пришел в себя он лишь под утро. Голова гудела, а всё тело ломало. За это время кровь на лице уже успела засохнуть. Поэтому о новообретённом шраме Эдгар узнал лишь после того, как нащупал его. Он шел от края челюсти вдоль всей левой шеки и оканчивался аккурат возле носа.

К тому времени очнулся и Олаф. Поскольку бывший глава Топоров лишь молчаливо сидел напротив, евнух до последнего пытался не обращать на него внимания. Осмотревшись, Эдгар осознал, что оказался в овраге и при том в довольно глубоком. Поскольку из-за слишком крутых стенок выкарабкаться отсюда не получилось бы, наёмник принялся искать другой выход. С трудом поднявшись, он пошел дальше по оврагу и почти сразу наткнулся на груду больших камней, перегородивших дорогу. Из-за большого шанса упасть и сломать себе ещё что-то в добавок к паре ребер, он даже не пытался взобраться по ней.

И так как с другой стороны был тупик, Эдгару не осталось ничего другого, кроме как разгрести завал. Однако вскоре после пары неудачных попыток поднять один из камней он понял, что самостоятельно данную задачу ему не выполнить.

От безысходности Эдгар снова начал осматривать весь овраг в надежде найти хоть что-то, что могло бы ему помочь. Однако кроме сидящего в полном ступоре Олафа он ничего другого так и не увидел. Поскольку это был последний человек, с которым Вилльерн предпочел бы оказаться в подобной ситуации, он выпустил в воздух сразу несколько довольно громких ругательств.

«Ничего не поделаешь, выбора у меня особо нет», — подумал про себя евнух, после чего направился к северянину.

Пощелкав перед лицом Олафа пальцами, Эдгар заметил, что тот на него не реагирует от слова совсем. Ещё пару мгновений евнух пытался спокойно привести в чувства здоровяка, однако всё без толку. В один момент ему это надоело и Вилльерн отвесил северянину резкую пощёчину, от которой тот на секунду пробудился.

— Не... не трогай меня. Уйди, — лихорадочно пробормотал Олаф.

— Я бы с радостью, только вот некуда. Единственный выход отсюда завален камнями и чтобы отсюда выбраться мы должны вместе его расчистить. — Глядя на то, что здоровяк снова погрузился в свой транс, евнух задал тому вполне ожидаемый вопрос:

— Ты слышал, что я тебе сказал? — Никакой реакции не последовало. — Ты меня вообще понимаешь? — ещё с большим раздражением в голосе спросил евнух. Но ответа снова так и не последовало. В этот миг терпение Эдгара окончательно подошло к концу. Он злостно схватил северянина за одежду и прижал к стене.

— Я не знаю, что на тебя нашло при виде той виверны и, честно говоря, мне плевать. Но я не собираюсь умирать в этой дыре только из-за того, что ты не можешь взять себя в руки! До тебя разве не доходит, что если ты мне не поможешь, то мы оба здесь застрянем навсегда? — от этих слов ситуация не улучшилась. Олаф лишь продолжил что-то бормотать себе под нос и с каждым словом его речь становилась всё более бессвязной. Поняв, что подобными действиями он ничего не добьется, евнух отпустил здоровяка. Тот упал на землю, после чего замолчал. При очередном взгляде на печальное состояние северянина гнев Вилльерна сменился холодным презрением:

— Кто бы мог подумать, что некогда могучий Олаф обделается до смерти при встрече с очередным чудищем.

Отойдя на пару метров, разочарованный Эдгар сел напротив северянина, уперевшись спиной о стену оврага. Поскольку на прошлом плане можно было смело ставить крест, евнух принялся придумывать новый.

— Это... это не «очередное чудище» ... — внезапно прервал тишину Олаф, — это дьявол во плоти.

— Что ты имеешь в виду?

— Виверны далеко не всегда убивают ради пропитания, — тяжело дыша, продолжил здоровяк. — Иногда они делают это ради удовольствия. Им нравится наблюдать за страданиями и страхом своих жертв. Я в этом убедился, ещё будучи ребенком. — На секунду Олаф затих, не желая возвращаться к травмирующим воспоминаниям из детства. — Одна из этих тварей уничтожила мою родную деревню. Из всех её жителей спастись удалось лишь мне и ещё паре счастливчикам. Мы сбежали в лес, где прятались примерно неделю, мучаясь от голоду. Вскоре нас нашли торговцы, разбившие лагерь неподалеку. Они-то и отвели нас к властям чтобы мы смогли рассказать о случившемся. И пускай с того момента прошло лет двадцать, я до сих пор не могу забыть крики, заполонившие тогда всю округу. Я также никогда не забуду то чувство беспомощности, которое испытал, наблюдая за тем, как эта тварь потрошила всех моих друзей и близких, — в этот момент сердце Эдгара екнуло от довольно знакомого чувства. — Я никому об этом не рассказывал, даже Топорам. Думал, что они, как и большинство, не поймут. Надеюсь, что хоть ты поймешь и от того станешь меньше меня презирать.

— Во время моего плена... — тихо начал Эдгар, — мне сказали, что на поселение, в котором жила моя семья готовиться нападение. Меня убедили в том, что если я расскажу имперцам все, что им было нужно, то они её спасут. Я согласился. С того момента начали проходить дни, недели, месяца, а новых вестей для меня так и не поступало. Они как будто забыли обо мне и о своих обещаниях. Вскоре я пришел к выводу, что это с самого начала был обман и что я на него повелся как идиот. Я бы и дальше гнил в той темнице, пожираемый своим гневом если бы не произошел массовый бунт пленных. Благодаря нему удалось сбежать половине заключенных, включая меня. Естественно, первым делом я отправился в родной Сильвербэй, думая, что слова о нападении тоже были ложью, однако, к моему сожалению, это было не так. Большая часть деревни превратилась в пепелище, а, добравшись до своего дома, я обнаружил останки жены и сыновей. В тот момент, когда я их увидел, меня пронизывали те же горечь с беспомощностью, что и тебя. Так что да... — взглянув в глаза собеседнику, молвил Эдгар, — я один из немногих, кто может тебя понять.

— Тогда может скажешь мне почему подобные несчастья случаются именно тогда, когда мы не в состоянии что-либо сделать?

— Я... не знаю, — озадачено ответил Вилльерн, после чего погрузился в раздумья.

Спустя некоторое время молчания он всё-таки продолжил:

— Могу сказать лишь что плохие вещи будут случаться всегда. И нетк особой разницы, как сильно мы стараемся их избежать. Ведь как ни крути от нас зависит далеко не всё. Временами лучшее, что мы можем сделать — это смириться с тем, что так устроена жизнь и просто идти дальше.

— Возможно ты прав, — согласился с ним Олаф. — Жизнь — бессердечная сука.

— Можно и так сказать, — ответил Эдгар, слегка улыбнувшись впервые за долгое время.

— Спасибо, что выслушал, — внезапно поблагодарил евнуха здоровяк, после чего моментально добавил: — И спасибо, что спас меня от виверны, даже несмотря на то, что это было непреднамеренно. К слову, ещё хотелось бы извиниться за ту сцену в баре. Сам понимаешь я тогда был немного пьян и...

— Давай лучше сконцентрируемся не на том, что было... — прервал своего собеседника Эдгар, — а на том, что есть. И если ты не заметил, то сейчас нам нужно выбраться из этого оврага, — после этих слов оба наёмника принялись разгребать завал, пригородивший им выход.

Вместе они управились чуть меньше чем за час, после чего решили вернуться на место битвы чтобы его осмотреть. Пока они шли Олаф решил задать евнуху ещё один вопрос:

— Не могу не отметить, что о тебе одно время ходило много слухов, Эдгар. Если я правильно помню, все они начали появляться где-то через месяц после той резни в Арнхолме. Пускай твоя история и прояснила большую часть из них, я по-прежнему не могу понять одного: правда ли что в Бейлиндотте тебя объявили в розыск за дезертирство?

— Да, это правда.

— А что конкретно ты натворил?

— Помнишь я говорил, что в плену имперцы всё-таки смогли меня разговорить под предлогом сделки. Так вот сведения, которые я предоставил этим псам, позже не слабо помогли им в последующих боях. И естественно, слухи о том, что один из бейлиндоттских рыцарей заключил сделку с имперцами вскоре дошли и до высших чинов королевства. Те ожидаемо признали меня дезертиром. Именно в тот момент я лишился всех титулов, званий и за мою голову была назначена награда.

— Дерьмово вышло. Надо полагать, что ту троицу ты прирезал как раз из-за того, что они попытались тебя схватить?

— Не совсем. Дело в том, что это произошло примерно спустя пару недель после того, как я похоронил свою семью. Я тогда ещё не пришел в себя от утраты, а этим идиотам хватило глупости заикнуться за мою жену и сыновей. Вот я и потерял контроль над собой. А успокоился лишь когда выпустил последнему из них кишки. Оклемавшись, я ещё долго не мог поверить в то, что произошло. Впрочем, жители Арнхолма тоже.

— Правду говорят: в тихом омуте черти водятся, — подметил северянин.

Когда они вернулись к месту, где произошла схватка с виверной, им в нос ударил стойкий смрад трупов и крови. Как и ожидалось чудище убило почти всех наёмников. И всё же некоторым таки удалось уцелеть. К этому выводу пришел Эдгар, когда не смог среди трупов найти ни Реевинских близнецов, ни Адэ с его людьми.

«Скорее всего нанесённая мной рана заставила виверну улететь отсюда раньше положенного, — подумал евнух, — иначе она бы не позволила им уйти живыми».

В то же время Олаф лишь молчаливо склонился над телами своих падших товарищей.

— Это моя вина, — вскоре произнёс здоровяк.

— Нет, это не так. Они знали на что идут.

— Ты не понимаешь. Они поверили в меня, в байки о моем бесстрашии. Пошли за мной. И куда это их привело? — Спустя мгновенье молчания он продолжил:

— Моя вина и ничья другая.

Эдгар уже было хотел что-то сказать, но внезапно кусты рядом с ними зашевелились. Оба наёмника подобрали лежащее на полу оружие и стали следить за кустом в ожидании атаки. К счастью для них, это было не чудище, а Деллан.

— А я думал, что вы мертвы, — удивленно произнёс выходец из Реевина, столицы Даренвара. — Как минимум, ты, Эдгар. Мало кому удается пережить прямой удар хвоста виверны. Тебе крупно повезло.

— Я бы не сказал: эта тварь откинула меня так сильно, что при падении я, кажется, сломал себе пару ребер.

— Но всё же лучше так, чем быть мертвым, согласись, — бросил даренварец, вылезая из кустов. Волосы у него были черные, словно обсидиан, а лицо плоское и гладко выбритое. Что Деллан, что Годфрид находили длинные волосы неудобными, особенно в их деле. Потому братья всегда были коротко стрижены. В ярко-зеленых глазах у них зачастую читалось некое коварство. Будто они уже давно что-то затеяли и просто выжидают подходящего момента. Оно и неудивительно, ведь, когда ты охотишься на чародеев, без хитрости и ума долго не протянешь. Евнух старался по возможности сторониться близнецов, поскольку у них сложилась неоднозначная репутация: ходила молва, что они максимально непредсказуемы и готовы убить любого если увидят в этом хоть малейшую выгоду. Но в данной ситуации бывшему рыцарю союзников выбирать не приходится.

— А почему ты всё еще здесь? — начал расспрашивать его Эдгар пока Олаф что-то искал в своих разорванных походных сумках. — Почему не пошел добивать раненую тварь. Она же может скрыться. ­­

— За нее не переживай — далеко не улетит.

— Почему ты так в этом уверен?

— Вот поэтому, — сказал, Деллан показывая в руке небольшой метательный нож, причудливо отблёскивающий темно-фиолетовым на свету.

— Это какой-то странный нож. Из чего он сделан?

— Я думал, ты знаешь, — удивлённо бросил даренварец. — Это — ридий. Довольно редкий металл, имеющий очень полезное свойство: он способен поглощать магию в любом её проявлении. И поскольку виверна — существо магического начала, то контакт с этим металлом не лучшим образом сказывается на ней.

— И сколько у тебя таких?

— Если учесть тот, что торчит в боку у чудища и ещё один, который сейчас ищет мой брат, то три. Понимаешь, выцелить такую прыткую паскуду довольно непросто. За весь бой я сумел попасть лишь одним ножом, двое других же улетели куда-то туда, — сказал Деллан, указав большим пальцем себе за спину.

— Именно поэтому, когда тварь сбежала, мы с братом и не погнались за ней следом, а вместо этого решили сперва найти всё потерянное добро. Эти ножи жутко дорогие, знаешь ли.

— Выходит виверна улетела не из-за моего удара?

— Нет, но ты мне очень помог, ведь нанесенная тобой рана сделала её менее поворотливой. По большей части благодаря этому я и смог по ней попасть. А уже после того, как начал действовать ридий она окончательно ослабла и решила отступить.

— А что же стало с Адэ и его группой?

— Как только чудище удрало, его компашка решила не гнаться за ней, а помочь раненным. Потому они отправились обратно в город.

— Нашел! — внезапно прозвучал голос Годфрида где-то неподалеку. Когда он пришел к ним, то сразу отдал потерянный нож своему брату, после чего тот произнёс:

— Вот теперь мы можем отправляться за виверной. Вы как, с нами?

— Да, давайте закончим начатое, — бросил Эдгар.

— Я не пойду, — внезапно заявил Олаф, доставая из сумок небольшую лопату, после чего указывая в сторону своих падших друзей объяснил:

— Мне нужно нормально их похоронить.

— Ну этого следовало ожидать, — сказал Деллан, явно запомнивший то, как себя во время боя показал северянин. — Ну ладно, мы пока пойдем первыми. А ты, если что, то догонишь нас, Вилльерн. — К этому моменту на поляну начали слетаться все местные вороны, манимые запахом мертвечины. Почти сразу после того, как близнецы ушли, птицы принялись поедать незакопанные тела. Перед Олафом приземлилось двое пернатых, явно заприметивших останки его бывшей дружины. Северянин попытался отогнать птиц, но тщетно. Они снова сели рядом как ни в чём не бывало. В один момент наблюдавший за этим евнух обратился к здоровяку:

— Ты же потом к нам присоединишься?

— Не думаю.

— Как знаешь. Уговаривать тебя не стану, — сказал Эдгар, разворачиваясь в сторону ушедших близнецов. Вдруг в самый последний миг, пока он окончательно не оставил Олафа наедине, евнух добавил:

— Скажу напоследок лишь одно: ты можешь до конца жизни убегать от страха, а можешь посмотреть ему в глаза и побороть его. Уверен, что твои товарищи возжелали б для тебя второе. — Как только ушел и Эдгар, рядом с Олафом села очередная ворона.