Неузнаваемая
На следующий день после поездки на кладбище, особняк погрузился в странную атмосферу. Никто не знал, как себя вести. Слуги перешёптывались между собой, охрана переглядывалась. Адам наблюдал за Амелией с тенью недоверия в глазах. Ронан — с неприкрытой тревогой.
Но уже к вечеру дом взорвался новостью.
В главном зале собрались все: от шеф-повара до дворника. Все, кто долгие годы служил Уокерам.
И когда вошла Амелия, в строгом чёрном платье, с поднятыми волосами и ясным взглядом — по залу прошёл нервный ропот.
— Слушайте внимательно. — её голос был громким, чётким, но в нём не было ни капли ярости. — Возможно, я не смогу загладить всё, что вы пережили под этой крышей. Возможно, даже деньги не помогут забыть, каково это — жить в страхе рядом со мной. Но я хочу попробовать.
Она хлопнула в ладони, и в зал вошли помощники с чёрными бархатными коробками и конвертами.
— Каждому из вас — золотое украшение с инициалами, новый комплект одежды. И... — она выдохнула. — По миллиону долларов. Компенсация за моральный ущерб. Это приказ. Без "нет" и "не надо".
Молчание. Полное. Оцепеневшее.
У няни Мари дрогнули руки, и она чуть не уронила коробку. Шеф-повар стоял с открытым ртом. Один из охранников пробормотал:
— Она что, больна?..
Но никто не осмелился сказать ни слова. Только Адам шагнул вперёд, пристально глядя на неё.
— Зачем ты это делаешь? — тихо, почти шёпотом.
— Потому что я устала быть монстром. — она посмотрела ему в глаза. — Но я всё ещё Амелия Уокер. Просто теперь... я выбрала другой путь.
Она развернулась и вышла, оставив за собой абсолютную тишину.
Особняк сиял. На столах — серебряные приборы, черные свечи, свежие цветы, редкое вино. Всё выглядело так, словно это не мафиозный дом, а имение светской леди.
Амелия в вечернем платье цвета бордо, с оголенными плечами, спускалась по лестнице под взглядами всех слуг. За ней — Ронан, элегантный, но с бдительным взглядом. Адам стоял у камина, не отрывая от неё глаз.
— Сегодня мы не говорим о прошлом, — с улыбкой произнесла Амелия, поднимая бокал. — Сегодня мы говорим о доме. Нашем новом доме. О том, что я хочу, чтобы вы чувствовали себя здесь безопасно. И свободно.
Аплодисменты, неуверенные, но искренние.
В этот момент дверь главного зала медленно распахнулась.
— Какая трогательная сцена, — раздался ехидный голос. — Не думал, что увижу Амелию Уокер с бокалом, а не с пистолетом.
Тишина.
Все обернулись.
В зал вошёл Джеймс Ковальски — один из старых врагов семьи, когда-то выживший после схватки с Амелией. Все считали его мертвым.
— Тебя уже не боятся, да? — усмехнулся он. — Думаешь, ты можешь спрятаться за платьем и улыбками?
— Нет. — спокойно сказала Амелия, поставив бокал. — Но я точно не дам тебе разрушить то, что строю.
Она сняла с бедра нож, которого никто не заметил. Один шаг — и Джеймс, не успев вытащить пистолет, оказался с лезвием в груди.
— Я не прячусь. Я просто даю шанс. Но тебе, Джеймс, шансов не было.
Он упал у её ног. Вино в бокале, стоявшем рядом, дрогнуло от удара тела об пол.
Все замерли.
Амелия вытерла лезвие о край скатерти и спокойно продолжила:
— Продолжим?
Адам лишь покачал головой, полуулыбаясь. Ронан поднял бокал.
— Вот теперь наш дом снова чувствует себя как дом.
Прошла неделя после ужина, где Амелия без тени сомнений убила Джеймса Ковальски. Особняк вернулся к жизни, как ни в чём не бывало. Казалось, всё забылось. Но не для всех.
На территории особняка за день до полнолуния прибыла коробка — чёрная, матовая, без обратного адреса. Внутри — женский платок, пропитанный дорогими духами, и письмо, написанное от руки:
"Ты убила моего мужа при свечах и под аплодисменты. Думаешь, ты победила? Я — тень Джеймса. Я была тенью, пока ты не отняла у меня всё. Теперь я стану твоей болью, твоей ночью, твоим адом. За голову Ковальски будет кровная плата, Уокер. Я приду. — S.K."
Ронан первым нашёл письмо. Он тут же передал его Амелии. Она прочитала его вслух, глаза сузились.
— Стейс... Ковальски. Маленькая, сладкая Стейс. Сама себе вырыла могилу.
Адам был рядом, пристально глядя на жену.
— Ты хочешь войны? — спросил он.
— Нет. — прошептала Амелия, сжав письмо. — Я хочу показать, что у вдовы никогда не будет власти в этом городе. Пусть придёт. Я жду.
В ту же ночь несколько членов верхушки мафии получили таинственные сообщения от Стейс: "Либо вы на моей стороне, либо — её следующая мишень."
Началось движение.
Началась тень.
Стейс собирала силы. И она не была одинока.
В доме Амелии усилили охрану. А Ронан начал личное расследование. Он знал — эта женщина не так проста. И если она хочет крови, то будет пытаться не через лобовую атаку... а через сердце.
Нападение произошло тихо, почти красиво.
Во время вечернего сбора в саду особняка, когда все кланы собрались по приглашению Амелии, раздался глухой хлопок. Свет погас. Всего на секунду.
Когда лампы снова зажглись, на сцене, где Амелия должна была выступать, стояла женщина в длинном чёрном плаще. Лицо скрыто, но глаза горят безумием и болью. В руке — пистолет с глушителем. За спиной — пара тел охранников, что уже упали замертво.
— — Ты отняла у меня мужа. Теперь я заберу у тебя сердце, — произнесла Стейс, скинув капюшон.
Гости в ужасе отшатнулись. Кто-то потянулся к оружию. Но Амелия подняла руку.
— — Не стрелять.
И медленно, очень медленно вышла вперёд. В лицо ей дуло дуло оружие. Но она не дрогнула.
— Стейс. У тебя четверо детей. Один из них ещё носит его фамилию. Неужели ты хочешь, чтобы и они остались без матери? — спокойно сказала Амелия, прямо смотря в глаза.
Стейс дрогнула.
— — Ты ничего не знаешь о боли!
— — Я похоронила отца. Потеряла брата. Я была монстром. Но сейчас... я пытаюсь стать кем-то другим. И ты мне дашь эту возможность. Или я стану той, кем была.
Молчание. Лёгкий ветер.
Стейс разрыдалась. Пистолет выпал из её руки.
Амелия подошла и, на глазах у всех, просто обняла её. А затем прошептала на ухо:
— — Уходи. Домой. К детям. Это твой единственный шанс.
Позже, когда Стейс в сопровождении охраны покидала территорию, шок царил в каждом взгляде.
Ронан стоял, не веря своим глазам.
Адам подошёл к Амелии и прошептал:
— — Ты только что пощадила врага. Почему?
Амелия повернулась к нему и впервые за долгое время спокойно улыбнулась:
— — Потому что убивать — легко. А жить с прощением — это и есть ад.