Без остатка
Позднее утро. Особняк. День после бурной ночи.
— Пять. Раз. Пять! — прошипел охранник Энцо, садясь на диван с ледяным пакетом на голове. — Я засекал. Между третьим и четвёртым была пауза в семь минут. Я успел допить кофе, подумать о жизни и снова начать нервно курить.
— Они что, в марафон пошли? — хрипло спросила одна из кухарок, наливая себе двойной эспрессо. — У меня уши до сих пор вянут. У них там что, турнир?
— Турнир с огневыми эффектами! — воскликнул электрик, появляясь в коридоре. — У них люстра мигала от перегрузки. Я думал, это землетрясение. Оказалось, это Амелия.
На втором этаже скрипнула дверь.
Все притихли.
Адам появился первым, слегка растрёпанный, с довольной и абсолютно безвинной улыбкой. Вслед за ним, неторопливо, вышла Амелия. На ней была белая рубашка, явно не её, и абсолютно безразличный взгляд хищницы, которая точно знала, что она сделала этой ночью.
— Доброе утро, — произнесла она, проходя мимо персонала.
— Утро наступило трижды за ночь, — пробормотал кто-то.
— Мы слышали, — добавил Марко, и тут же получил локтем от кухарки в бок.
Адам обнял Амелию за талию, прижал к себе.
— Может, ещё раз, пока все переваривают?
Амелия посмотрела на него с лёгкой усмешкой:
— Если мы сделаем это в шестой раз, с крыши слетит черепица. Думаю, наш медовый месяц уже вошёл в криминальные хроники.
— Подумаешь. Всё равно дом теперь — наш, — прошептал Адам и чмокнул её в висок.
В этот момент у всех на первом этаже подкашиваются ноги от слышимого сверху стона.
— Нет! — воскликнула служанка. — Они снова начали! Кто-нибудь, вызывайте экзорциста!
Поздний вечер. Особняк. День третий после свадьбы.
В воздухе витал запах ванили, свечей и... неадекватного счастья. По всему дому была полная тишина. Никто не разговаривал громко, не двигался резкими шагами, не смотрел в глаза друг другу. Потому что всё боялись одного:
Амелия стала... доброй.
— Доброе утро, Джулия. Ты сегодня прекрасно выглядишь, — сказала она в коридоре, проходя мимо горничной.
Горничная остолбенела, судорожно перекрестилась и прижала к груди поднос с бельём.
— Мистер Брукс, вы давно у нас работаете. Спасибо за преданность, — сказала Амелия, бросив мимолётный взгляд на охранника.
— Я... я... да пожалуйста... — прохрипел он, глядя, как она идёт дальше, улыбаясь. Улыбаясь!
На кухне она подошла к повару:
— Завтра приготовьте блины. Для всех. Пусть все завтракают как короли. А ещё — премии. За терпение.
ПОВАР УПАЛ В ОБМОРОК.
Тем временем Адам, с чашкой кофе, опирался о дверной косяк, с лукавой ухмылкой наблюдая за супругой. Амелия подошла к нему, легко поцеловала в губы.
— Что?
— Ты не представляешь, как ты всех пугаешь.
— Потому что я больше не убиваю за неверно поданный чай?
— Потому что ты говоришь "пожалуйста" и "спасибо". И у всех уже паранойя.
Амелия усмехнулась, обняла его за шею и прошептала:
— Может, мне стоит добавить немножко ужаса? Для равновесия?
— Нет, пожалуйста. Иначе у охраны будет массовый инфаркт.
— Тогда остаётся одно, — шепчет она, — снова заткнуть им уши.
— Ты о чём?
— Угадай, — хищно улыбнулась Амелия, потянув его за руку в спальню.
Спустя минуту весь особняк содрогнулся от звука захлопнувшейся двери... а потом — от стона, эхом прошедшегося по всем стенам.
— Нет... снова нет... — простонала служанка, закатывая глаза. — Нам нужен бункер.
Солнечное утро неумолимо вступало в свои права, но внутри колонны машин царила тяжёлая, почти гнетущая тишина. Никто не знал, что ждать. Потому что сегодня... Амелия Уокер едет на могилу отца. Впервые. С момента его смерти.
Рядом — Ронан, всё ещё на костылях, с отстранённым взглядом, Адам — тревожный и молчаливый, а за ними — вся верхушка дома. Работники, охрана, даже старая горничная с платком в руках. Все шли. Шли за ней.
К могиле Мартина Уокера.
Когда они подошли, Амелия встала у плиты из чёрного камня, затянутого свежими цветами. Несколько мгновений — абсолютная тишина.
А потом... она опустилась на колени. Прямо в дорогом пальто. На холодную землю. Не обращая внимания на то, что подол пачкается в грязи.
— Папа... — голос дрогнул.
— Я... я не знаю, простишь ли ты меня. Но мне жаль. Я ненавидела тебя. Боялась. Но ты был моим щитом. Моим злом. Моей болью. Моей любовью... — дрожащие пальцы сжали траву у надгробия. — Я не знала, как быть дочерью. Я не знала, как быть человеком. Но я пыталась. Я всё ещё пытаюсь...
Слёзы хлынули по её лицу, запутались в волосах.
— Я не хотела тебя убивать. Я просто... не выдержала. Не справилась. Папа, ты ведь знал, какая я. Почему ты не остановил меня?..
Её затрясло. Настоящая, глубокая истерика. Не из тех, что на показ. Эта — настоящая. Выбитая изнутри.
Все стояли в тишине. В полном шоке. Она — сильная, жестокая, безжалостная — рыдала, как ребёнок. Беспомощно, искренне.
Адам хотел подойти, но Ронан остановил его рукой:
— Пусть она впервые сделает это одна.
Амелия прижалась лбом к плите.
— Я обещаю. Я стану другой. Не ради мафии. Ради себя. Ради него... — она замолчала, сжав губы. — Просто... прости меня, папа...
Тишина.
Только ветер трепал её пальто и шептал среди деревьев, будто что-то отвечал ей в ответ.