_3
Дима Черных, квартира №203.
Замок на двери 203—й заметно так проскрипел раз десятый за последний месяц. В мигающем свете плавно переходящего в следующую фазу блокировки жилого дома в коридорах появилось несколько фигур жильцов. Ими, скорее, двигало любопытство, вызванное обязательством пребывать под замком. Ох уж это... человеческое существо.
Жилец 203—й, привыкший к самому себе, как к пустому месту, такое же являл и для остальных постояльцев — никто не заметил, как он вышел из своей квартиры и прошел до лестничной клетки, с ужасным страхом смотреть на приоткрытую дверь места преступления. Шаги его были легкими и уверенными, хотя физически человек ощущал невероятную тяжесть и боль их передвигать. Можно даже сказать, что он и не хотел передвигаться. Можно даже сказать, что внутри своей головы он сопротивлялся. Кусок трубы от старого стояка, замененного еще лет 10 назад, так обломками ржавыми и валялся в правом крыле четвертого этажа, ожидая, когда его кто-то подберет.
Свет замигал — стадийность блокировки есть дело энергозатратное, и постоянно обновляющееся ПО на службе у госструктур так и насиловало бедные, устаревшие электроннные мозги трущоб класса «Цэ».
***
Достать разработки ведущих производителей модов было для технофила, технопата и техномужика Лозицкого не так уж и сложно, но некоторые хитрости и секреты производства были хорошо спрятаны, так что Витька первым делом отбирал самые полезные схемы, чтобы сузить круг поиска. На экран несколько раз попыталось развернуться окно с видеотрансляцией, и Витя раздраженно смахивал его. На раз четвертый или пятый он не выдержал.
— Юлька, хорош! Или ты моешься и не достаешь меня фигней, или смотришь это на каком—нибудь одном экране. Я тут работать пытаюсь! — не справедливо решил, что это Кравчик все еще не может выкинуть историю с убийством из головы.
Видео развернулось опять, и Витька вдруг понял, что вместо квартиры Эльвиры Геннадьевны видит спину Сашки Павликовского. На секунду он отвлекся и вывел картинку на свои глаза — так качество было лучше. За Саней кто—то следовал. Звука как обычно не было, но и угол съемки был не тот, что на нагрудной камере участкового. Да и Витя давно отключил этот канал за ненадобностью
Перед тем, как напасть, человек всхлипнул, давясь не перестающими литься слезами и... ударил. Юноша даже не закричал. Перед глазами отпечатком застыло лишь удивленное выражение лица жертвы.
Вскрик застрял в горле Витьки. Он замер в растерянности и теперь уже во все глаза наблюдал за происходящим, не в силах что—либо сделать.
Человека из 203—й охватил ужас. На затылке зудел имплант, как бы наказывая своего хозяина за то, что тот пытался от него избавиться самостоятельно. Реальность перед глазами перемешивалась с кошмарным сном, и сейчас ощущение реальности происходящего закладывало подозрение о том, что он, действительно, мог кого—то ранить. Двери по бокам плыли и рябили помехами, мерцая голографическими обозначениями ковриков и ограничений доступа.
— «_ограничений никаких не существует_» — вкрадчиво шептал червь в его мозгу.
Человек увидел перед глазами нечто новое: незнакомый лес, незнакомую школу. Руки сами нырнули в нужный карман одежды лежащего ничком юноши и вытащили оттуда... цифры, мерцающие на руке.
— «_не существует закрытых дверей_» — все нашептывал червь.
Пальцы повторили цифры на кодовом замке квартиры Павликовского, после чего она открылась, и человек с невыносимым трудом затащил оглушенного юношу внутрь.
Червяк сидит в импланте, прямо ближе к мозгу, за разъемом к его капсуле виртуальной реальности. Он шепчет в то маленькое отверстие, иногда булькая через ионизированный синтетический ликвор.
И настаивает на свободе...
Человек бросается на кухню квартиры №302, цепляясь за еще возможные осколки разума, чтобы отыскать то, с помощью чего он вытащит назойливое существо из своего затылка. Там он находит единственный возможный выход — нож. Лезвие острой кромкой лязгает по металлу на голове, как кошмар проистекает в реальность, оглушая мозг чудовищным скрежетом электромеханических помех.
Аугментация — привычное дело для любого жителя планеты. Ты можешь пасти коз высоко в горах, но и иметь доступ к интернету в далеком 2021—ом. А сейчас... изгои те, кто не дает технологической современности изменить их бесполезные тела.
***
— Ты совсем офонарел, нет? – негодует участковый Литвинов на очередной звонок и шантаж киборга, — если хочешь денег за то, что прислал, то фигу тебе. И хорош обходить блокировку!
— Закройся, Женя, — только благодаря синтетическим связкам голос Лозицкого не дрожал, — ты еще в доме?
— Блокировку еще не сняли.
— Живо дуй на четвертый, в 302—ю, там сейчас...
Договорить Витька не успел.
Каждый находящийся в здании по—разному ощутил волну ужаса и паники, сдобренной давящим криком испорченного динамика в ушах.
Лоз оглох и ослеп, голова взорвалась болью, горло сдавило, не оставив шанса на крик. Он почувствовал удар и жаркую волну по ладоням — попытался ухватиться за что—то, въехал в стену и сполз по ней ладонями, сдирая кожу с металлического скелета и оставляя глубокие борозды в штукатурке.
Слух вернулся первым, глаза продолжали ловить телевизионные помехи. Витька скорчился на полу, слушая статический треск и собственное хриплое дыхание. Глаза перезапустились сами по себе и включили аварийную проверку систем. Витька свернул окно проверки и тупо уставился на свои изувеченные руки.
— Господи Иисусе, — Лозицкий облизнул губы и утер со лба испарину тем, что осталось от кожного покрова.
Кравчик вскрикивает и поскальзывается в душевой, скрипнув ладонью по мутному запотевшему пластику. Голова взорвалась ужасной болью:
— Черт! — но она тут же отступила, оставив механический крик.
***
Человек из 203—й, сходя с ума от изводящего его безумного крика в голове замахивается ножом в намерении выкорчевать из затылка имплант, как руку неведомой силой отводит в сторону, и лезвие режет глубокую полосу по шее. Кровь всплеском ложится на кухонный стол и примыкающую стену. Но боль с подступившей в голову кровью не дают человеку остановиться — он бежит обратно в комнату, где оставил тело юноши, роняет нож и, хватаясь за утекающее сознание и стены, вещи, полки, в последнем рывке желания жить и бороться ищет тревожную кнопку. Но не знает, где она должна находиться в планах 4—го этажа. А когда узнает из чужих воспоминаний, вперемешку с кошмарами, терроризирующими его мозг, становится поздно. Захлебываясь собственной кровью, человек заваливается назад, встречая смерть рядом с тем, на кого он напал в коридоре.
Ужасный шум электроники и в головах у людей оставляет их, возвращая все на свои места — экраны перестают мигать, восстанавливается внутренняя связь. Тело Эльвиры Геннадьевны перестает плескаться и дергаться от непрерывного напряжения — кардиостимулятор сдыхает, оставляя пенсионерку и ее бедный мозг.
***
Ты можешь раскрыть свой истинный потенциал в трущобах класса «Цэ», ты можешь расслабиться и выпустить на волю то неприглядное, что каждый день держишь под замком, чтобы считаться «лучше» «их». Но есть одна опасность — рано или поздно, чтобы ударить по низкоклассовой роже, придется испачкаться об ее грязную кожу.
Сапоги дружинников топчут жилой дом под блокировкой — система проходит тучу проверок и перепроверок, а потому стражи общественного порядка на добровольной основе вынуждены топтать его еще и еще. И после волны помех, накрывшей каждого, они все понимают, что еще долго не выберутся отсюда.
Юлий выбегает из душевой, быстро натянув штаны и футболку на мокрое тело в поисках того, кто мог бы объяснить этот странный электронный шум. Но он останавливается, смотря на кухню и на рябящий помехами экран. С телефоном было то же самое.
— Лоз? — зовет соседа Кравчик, опасаясь, как могла такая волна накрыть существо более чем на 70% состоящее из механики и электроники.
Витя проморгался и обернулся на зов — в дверях стоял мокрый перепуганный Юлик.
— Все норм, — он поднял вверх ободранный большой палец и поднялся на ноги. Как хорошо, что у него остались запасы синтетической кожи. Правда, с рецепторами на ладонях придется попрощаться.
— Юлик, идем, с Саней беда, — Лоз прокашлялся. Привычный тембр голоса почти вернулся, — ты сам как? Полегчало? Можешь остаться, если...
Витька остановился на полуфразе, глядя на соседа в упор. Ясное дело, не захочет остаться. В этом они с Юлькой были похожи — до всего есть дело. Поэтому они оба здесь, в гетто, а не пользуются всеми благами цивилизации благодаря своим гениальным мозгам.
— Короче, кто—то сошел с ума и пристукнул Саню, — он не стал вдаваться в подробности того, почему Павликовский ушел, — я успел позвонить Литвинову, но там кровь—кишки. Этот неизвестно кто порезал себе горло, когда... Ты это слышал?
Он уже нервно шагал по коридору к лестнице, то и дело оглядываясь на соседа.
— Нет, ты слышал этот трындец? Как будто C3PO пытают или... нанофаг его знает, на что похоже. Почему Я это видел — это тот еще вопрос.
Запись с чипов не велась. Вернее, с них можно было считать воспоминания, и на допросах это активно использовалось, например, но воспоминания никогда не бывали настолько реалистичными. Визуальный ряд такого качества можно было получить с механических глаз или запоминающего устройства, вшитого в часть мозга, отвечающую за зрение. Витя не знал, кто из жильцов, кроме него самого, имеет такой мод.
На лестнице их окликнули. Семидесятилетняя Марья (Люцифера Адовна, как ее за глаза и в глаза звал Витя) хоть и была старой рухлядью, ее немощность куда—то девалась, когда бабулечку одолевал праведный гнев. Она затопала вверх по лестнице, вопя проклятия:
— Это все вы виноваты, сволочи! Что ты опять натворил, чертяка страшный? Еще и кровососа своего ручного тащишь! Поселились тут, людей убивают!
Бабуля достала из—за пазухи замусоленного халата пластиковую бутылочку и от души плеснула в ненавидимых ею соседей.
— А ну пошла вон, кошелка старая! — взревел Витька, отмахиваясь от святой воды (а что же это еще могло быть?), и топнул в ее сторону ногой так, что плитка пошла трещинами, — с лестницы спущу, по частям себя собирать будешь!
Визжа и неистово крестясь, Марья сбежала на свой этаж. Витя, сердито сопя, потопал на четвертый.
Кравчик светло—серой тенью маячит около Лозицкого, общаясь с ним лишь взглядами разного уровня тревожности. Все потому, что он мало что понимает в том, какого фига, зачем, почему, отчего и так далее. Очень удобно прятаться за высокой фигурой механизированного человека от враждебно настроенных пенсионеров старой закалки, но не пользоваться этим глупо, поэтому по большей части Юлий заходит за Лозицкого, опуская глаза и рассматривая пальцы того, как сосед ободрал оные в их квартире. И когда старушка отстает, Кравчик спрашивает:
— Ты видел, как... ты всюду имеешь доступ, как это..?
— Юлик, это не я, — глухо сказал киборг, не глядя на Кравчика, прибавив шагу, перепрыгивая сразу через 2 ступени разом, и Юлию не удается разглядеть что было нарисовано у того на лице, — если что. Не я помехи сделал.
Он не злодей. В системе был кто—то еще, и Витя собирался его найти.
— Тогда лучше не говорить, что ты что—то видел кому—то еще... — вампир догоняет следом, мысленно про себя добавляя, — «если уж я начал сомневаться, то что сказать о мусорах?»
***
Цензурно описать происходящее в 302—й не получалось. Литвинов почти жалел, что пришел один, но лишний раз теребить дружину не собирался. Капитан Сковородко его откровенно достал. Агаджиев и Боровой были безобидными, но, все же, идиотами. То, что под них приходилось прогибаться, страшно раздражало, но руки у Евгения были связаны. Все, что он мог, это самостоятельно решать, кого привлекать к происходящему на своей вотчине. И сюда дружинников он звать очень сильно не хотел.
— Что там... — Юлий старается посмотреть издалека, что происходит в квартире №302. Даже встает на цыпочки, аккуратно двумя пальцами придерживая дверной косяк. И только он наклоняет голову, как в нос бьет запах крови, — «так много!» — ледяная волна, прошедшая до самых кончиков пальцев заставила v—положительного оттолкнуться от стены около 302—й и быстро отойти в направлении лестничной клетки. Прижимая ладони ко рту, Кравчик насильно заставлял себя заинтересоваться плакатом в коридоре, призывающим отказаться от нелегальной аугментации и использовать государственные конторы.в пользу государственных контор Родины.
Вообще, все те, кто активно выражал свою вражду относительно v—positive, как кажется самому Юлию, видели его насквозь, без всех этих внешних проявлений сдержанности. Они как будто знали, что он, действительно, не прочь пустить каждому встречному кровь.
Кровь. Опять.
Он закрывает глаза, кусает внутреннюю сторону щек, отрывая от нее по крохотному кусочку кожи, прислушиваясь к возне за спиной. Кравчик берет себя в руки и заставляет сделать несколько шагов обратно, предварительно настороженно посмотрев на Литвинова Евгения, будто бы ощущая от него угрозу.
На пороге лежало два тела — одно принадлежало Александру Павликовскому из квартиры №302, другое — Дмитрию Черных из квартиры этажом ниже, №203. Что один, что второй были образцовыми гражданами, судя по личным делам. И если в случае с отпрыском чиновников Павликовских в этом можно было усомниться, то Черных был невиннее младенца для своего «Цэ» класса: вечно напуганный затворник, не вылезающий из виртуальной реальности, этот парнишка боялся любого шороха и носа на улицу не казал. Служба доставки еду ему приносила под дверь, и оставалось только гадать, как он на нее зарабатывал. И вот, этот самый затворник сейчас лежал в луже собственной крови с застывшим взглядом и перерезанным горлом. Орудие убийства также было рядом. Павликовский же, судя по всему, был жив, но без сознания. На нем не было ранений, кроме ссадины на затылке. Негромко выругавшись, Евгений присел возле него на корточки и слегка встряхнул за плечо. Ожидаемо не помогло. Литвинов вздохнул — дело пахло уже не жареным, а натурально паленым. Он слабо представлял себе, как выкрутится.
Участковый со вздохами, полными сожалений, вытащил Саню из квартиры и уложил на матрас в закутке — благо, их на каждом этаже валялось по нескольку штук. Тайна появления этих матрасов обсуждалась в общедомовом чате традиционно на День Святого Владимира. Кто ж знал, что они пригодятся вообще. Для Лоза смерть пациента была понятием теоретическим. То есть, он знал, что на операционном столе человек может умереть. У Юлика такое было, слава Богу, не при Витьке. Сам он не был причастен к таким случаям и не хотел бы. Поэтому, увидев безжизненное лицо Павликовского и окровавленный рукав рубашки, Витя весь обмер.
— Жень? — он остановился в трех шагах от участкового, который навис над пострадавшим.
Литвинов обернулся на него с тяжелым выражением лица, и Лозицкий проглотил вопрос.
— Юлик, сделай что—нибудь, — киборг дернул Кравчика за край футболки и посторонился, давая ему дорогу. Сам же обернулся на открытую настежь дверь Сашиной квартиры. Приглушенный свет выхватывал лужу крови и труп нападавшего.
— Это ж задрот из третьей, — Витька ткнул пальцем в тело и обернулся на участкового.
— Да—да, не ори. И так весь дом на ушах стоит, — заворчал Женя и, поправив задравшиеся рукава синей униформы, подошел к Лозу, — ты мне скажешь, что это была за хрень с нашими чипами и массовыми помехами?
— Я пока не знаю, — прошипел Лозицкий.
Женя поджал губы:
— Значит так. Сейчас разбудим пострадавшего, отведите его к себе. С вами двумя ему будет безопаснее.
— Емае... — Витя поднес руки к лицу было, но тут же брезгливо их отдернул — на пальцах все еще оставалась кровь и лимфа от остатков кожи, — дружину позовешь?
Литвинов кивнул и наставил на киборга палец:
— Только я тебя прошу, не делай ничего опрометчивого. И связь со мной держи.
— О? Обходить блокировку уже можно?
— Витя.
— Дритя. Я усек. Иди уже, — Лоз махнул рукой и пошел к нависнувшему над Сашей Кравчику.
Литвинов смерил показавшиеся старые шрамы на предплечьях лежащего ничком Павликовского недобрым взглядом и ушел к лестнице.
Тем временем вампир приступил к исполнению врачебного долга над дважды пострадавшим: наклонился, проглатывая просьбу закрыть дверь, из которой так и сквозило свежей пролитой кровью, и натянул на лицо дежурную улыбочку, коей обучают всех бравых медиков, щелкает пальцами, привлекая зрительное внимание Саши, что сработало. Добрый доктор поводил рукой влево—вправо. На инстинктивном уровне с выражением лица «че—е—е» и «как меня все задолбало» Саша зрительно проследил за всеми этими жестами. О том, что он сохранил речевые функции, говорили его стоны буквально минуту назад, когда Витя вместе с участковым его перемещали.
Саша приходит в себя семнадцатилетним. От сквозняка мерзнет поясница, голова трещит от последнего выкуренного косяка с гашишем — где только Макс раздобыл эту дрянь? — в горле сухо и болит, кажется, каждая клеточка мозга. Он ворочается, утыкается носом во влажный грязный матрас и тут же с отвращением опрокидывается на спину, не без разочарования припоминая, сколько ему на самом деле лет и насколько плохи его дела в этом временном промежутке времени:
— Твою мать, что я здесь делаю? — вопрошает он в темноту.
Потом припоминает, что забыл сфокусироваться на реальности и этим часть его проблем должна бы решиться. Правда свет, бьющий в пока один приоткрытый глаз, становится таким же болезненным, как недавний удар по голове. Саша стонет и кряхтит, пока лампочку над ним опять не перекрывает чья—то голова. Он силится узнать лицо, но выходит паршиво, хочется врезать по лицу наотмашь, чтобы оно перестало уже пялиться на него своими уставшими глазами.
— Ему бы в больницу, — говорит лицо и смотрит куда—то в сторону, — отлично, — одобрительно произносит оно, пока Женя и Витя заняты очередными препираниями друг с другом по связи где—то в стороне. На секунду инфицированная сторона Юлия жалеет, что из Павликовского не будет сочиться кровь, и удар оказался довольно щадящим.
Саша все еще силится вспомнить говорившего над ним и его лицо. Кажется, он уже близок к разгадке. Теория подтверждается, когда над ним нависает совсем другое, знакомое чуточку лучше. Витю, с этим его абсолютно дурацким киберлицом в пирсинге он готов обнять и заплакать от счастья. Такое чувство, что с образом Лозицкого память вернулась в его черепную коробку, словно по щелчку:
— Ви—итя! — стонет Саша, переводит глаза на усталого участкового, одного из товарищей при исполнении, — слушай, Витя, это крантец. Ну чем я это заслужил? Я же отличник, Витя. У меня первое место за Олимпиаду Родины по литературе было в девяностом году. Филфак еще. Незаконченный. И знаешь, что, Витя? Всего, мать его, моего словарного запаса не хватает для того, чтобы выразить что я думаю по поводу этого всеобъемлющего кошмара.
— Так, все, давай—ка попробуем тебя поднять, — говорит уставший Женя, наклоняется и подхватывает пострадавшего под руку.
Саша не отвлекается от созерцания Витиного лица, смотрит на него проникновенно и с чувством, слезящимися от необъяснимой обиды глазами. Он пока не знает точно почему, но во всем происходящем винит именно его. Это довольно удобно, если подумать, кого лучше знаешь, тот и враг.
Стоит Павликовскому подняться на ноги, как сознание само собой переключается с знакомых людей, на знакомое место и предметы: это коридор у его квартиры. Вот и распахнутая дверь. А вон навзничь раскинулся незнакомый мужик в лужи крови, прямо на его любимом ковре. Свет от неоновой надписи «forever young» отражается от темной жижи под телом.
— «Вот дерьмо!» — Сашу даже в жар бросает от осознания, что кто—то имел наглость помереть не где—нибудь, а в его святая святых, куда он Ленку — и ту водил раза три. Теперь стремительно возрастал шанс того, что дружинники выйдут на Михалыча, его квартиродателя, а тот не станет отпираться и честно признается, мол, да, г—н Павликовский действительно имел честь проживать в этом крысятнике. Руками своими волосатыми разведет еще, типа, кто их знает, этих богатеньких придурков, у них свои замашки.
В приступе паники Сашка цепляется пальцами за плечо поддерживающего его участкового:
— Это не я!
— Да тихо ты, тихо.
— Он напал на меня еще в коридоре, я даже не знаю, как он там оказался!
Саша быстро припоминает, что дверь открыть так и не успел. Значит, труп в его квартире или ожидал его прихода, или попал туда после того, как его приложили по голове.
Он крутит головой по сторонам, наконец, замечает Юлия — все еще странного, хмельного и как будто встревоженного. Создается впечатление, будто все вокруг понимают куда больше него самого.
— Ведите его к себе, я тут со всем разберусь, — говорит человек по имени Женя, теперь куда строже, и Саша слушается, поджимает губы и позволяет передать свое непослушное тело в руки Вити и Юлия. Ощущение, что ему верят, расползается в Саше теплом, — ему, вообще—то, обидно мало верили по жизни – и он решает пусть на время, но предоставить все этому странному мужику в синей униформе и с грустными механизированными глазами, светящимися в тусклых коридорах местного клоповника блекло—голубыми диодами.
Добродушные соседи с квартиры №207 очень быстро справляются с транспортировкой сынка бывшего мэра города Москвы и относят его обратно в свою обитель. Если быть точным, то тащил Лоз, особо не обременяя свой механический стан весом худощавого юноши, а Кравчик лишь шел следом, рассматривая затылки обоих.
Саня весил не более 55—60 килограмм, что для железного скелета Витьки было сравнимо с пакетом еды из «Магнитной Пятерочки». Тем более, что Павликовский охотно перебирал ногами сам. Лоз мельком, пользуясь случаем, осмотрел его рентгеном — чип памяти внешне не был поврежден, но процессор, похоже, скопытился от удара. У Юлия имплант был цел и невредим. Значит, недавний сбой не повредил систему. В принципе, Витька не сомневался, что воздействие велось дистанционно. Но дом заблокирован. Даже Лоз, без преувеличения считающий себя кибер—гением, с огромным трудом мог пробиться во внешний мир. Вероятнее всего, злоумышленник сейчас находился в доме. И это был очень, очень странный злоумышленник. Что ему надо—то? Покушение на Сашку с целью шантажа его отца? Может быть. Но почему не подослать какого—нибудь маргинала из тех, кто мать за рубль продаст? Здесь охрана такая, что ее, считай, нет (на самом деле Витька зорко наблюдал за всем происходящим в доме и любая попытка грабежа или разбоя заканчивалась стычкой с его железными кулаками, но дом об этом не особо догадывался). Это было бы куда проще. Кто станет заморачиваться и пытаться проникнуть в чужое сознание через чип памяти?
Красные лампочки в коридорах и на лестничной клетке теперь бесшумно и коротко мигали, пятная лица вышедших за пределы своих квартир. Пол слегка задрожал, рассыпая вибрацию до стен — привычное дело. Но, как оказалось не для сегодняшней жутковатой истории — стены дрожали дольше, чем обычно, а изумленные жильцы могли наблюдать, как окна их комнат, если таковые имелись, закрылись прочными непроницаемыми ставнями. Защелкали задвижки, и когда дом перестал дрожать, лампочки в коридорах загорелись постоянным белым светом. Наступила следующая стадия блокировки целого жилого комплекса.
Не сомневаясь в том, что дела обстояли прескверным образом, Юлий решил это не комментировать, а, предварительно согнав кошку с дивана Лозицкого, мягко похлопав ее по филейным частям, помог кривящему лицо от боли Павликовскому принять лежачее положение на боку затылком к стене. Тут и лед в полотенце подоспел — все лучшее гостям нелегальных риперов. Придерживая лед, Павликовский развернул свою руку так, что стали видны красноречивые шрамы на запястьях. Наконец—то Юлий их заметил, автоматически нахмурившись и, фыркнув, помотал головой.
— «Как будто на этой комнате свет клином сошелся, ей богу,» — с досадой думал Павликовский. Псевдопохмелье проходило, но голова все равно болела:
— Как вы думаете, чего хотел тот чувак? Ребята, не смотрите на меня так, я его вообще не знаю!
Кравчик постепенно мрачнел:
— «Может, сослаться на 51—ю статью конституции при разговорах с действующим представителем класса «А»?»
— Странно, что этот парень, как там его... — вампир, изогнув бровь, повернул голову к Вите, — да, точно, Димон. Оу, Дима—Дима... он был v—отрицательный и сидел в своей квартире. В чате иногда появлялся, — Юлий пожимает плечами, — правда меня больше напрягли помехи по всему дому, — и в очередной раз недвусмысленно посмотрел на притихшего и хмурого Лозицкого.
— Свет мерцал, как в долбанном хорроре. Бред какой—то, — Саша уже был не в силах выдержать взгляды двух неразлучных соседей.
Пострадавший опять принял сидячее положение, и заставлять его опять ложиться Юлий не хотел:
— Если бы ты выходил почаще и знакомился с нами, — Кравчик выпрямился, перестав сидеть подле Павликовского на коленях, отряхнул джинсы, — ты бы к хоррору привык...
Наверное, глупо было ожидать вменяемых ответов от этих двоих соседушек. Но Саша ждал и сдерживался, покуда позволяла его больная голова:
— Я что—то не понял, что это за претензии? — он перешел в сидячее положение и одарил Юлия красноречивым взглядом, — я раз вышел из квартиры и вот, двое уже мертвы!
Саша осторожно отводит руку с полотенцем и пытается прощупать затылок. Там, под волосами, уже вздулась приличная горячая на ощупь шишка, но, хотя бы, кожа не рассечена.
— ...а, ну да, — продолжал v—positive, принимая во внимание травму головы, — это какой—то вопиющий случай. Всякое было, конечно, но Дима? В голове не укладывается, — Юлий опять оборачивается на соседа и наблюдает, как тот занимается своими механическими руками, вздыхает.
— Юлик, это не его вина, — сообщил Витька перед тем, как скрыться в своей комнате. Лилька потрусила за ним, беззвучно мяукая. Вернее, для обычного человеческого уха беззвучно, а Лозицкому этот высокочастотный писк знатно действовал на нервишки, и Лилит, сучка такая, прекрасно это понимала.
— Димку заставили. Пока не знаю как, но выясню, — Лоз протарабанил пальцами по косяку двери в легкой задумчивости и ушел к себе.
— С чего ты взял? — крикнул в другую комнату Лозу Павликовский, — я этого парня, конечно, не знаю, но обычно именно такие вот тихушники запросто оказываются маньяками.
Наблюдений и чужих реплик Саше хватило, чтобы, наконец, из разрозненных кусочков сложить полноценную картину вечера. Это именно вышеупомянутый Дима стал причиной новой порции Сашиной головной боли. Мало того, что дал трубой по голове, так еще и, игнорируя все правила воспитания, издох прямо на его ковре. Возможно, не без посторонней помощи, а может и у самого сноровки хватило. Все в квартире были сторонниками первой теории, Саша не был уверен разве что в том, что Дима не самостоятельно вышел на охоту с куском трубы наперевес. Знаем мы их, этих интровертов.
Лозицкому хотелось пару минут побыть наедине и хорошенько обмозговать ситуацию. Он был хмур на лицо и раздосадован двумя смертями за день, но вместе с тем он чувствовал невероятный подъем сил. На самом деле давно киборг не сталкивался со сложными задачами. Одна из причин, почему Витька сам назначил себя «крышей» этого дома состояла именно в этом — ему хотелось приключений, а в мытищинском гетто единственный челлендж состоит в том, чтобы раздобыть бабла и не нарваться на гопников. Ни с тем, ни с другим у Лоза проблем не было в принципе. Не стоило, конечно, поддаваться азарту, когда на кону человеческие жизни. Совесть, где ты? Ау?..
Гневный вопль Вити, состоящий целиком из трехэтажного мата, наверное, и на чердаке было слышно. Побыл один, как же! Со всех шести мониторов, развешанных на стене над рабочим столом, на Витьку смотрели загрузочные экраны:
— Это что за, царица полей, такое? — сквозь зубы процедил Лоз и перезапустил компьютер. Не помогло. Мониторы игнорировали проводное подключение и показывали день рождения бабушки. По всему, нужно было залезть в железо, а для этого нужно изолировать свои руки. Раздраженно щелкнув языком, Витька вылетел обратно в кухню, извлек из холодильника тазик с синтетической смесью для кожи и принялся намазывать ее лопаткой на ладони. Вариант был, скажем так, совсем фонарный. Никакой текстуры, складок, нет ногтей. Татухи на пальцы набивать заново. Просто как будто резиновые перчатки. Хорошо хоть можно потом доработать.
На смартфон вампира приходит сообщение. Кира. Спрашивает, что случилось и просит зайти за ней и сходить вместе к Тохиру вниз. Она беспокоится за... Кравчик морщится, стирает сообщение девушки и отвечает «ок». Ему кажется, что она может не расписывать все так подробно, когда в доме находится дружина, и в любой момент они могут залезть в каждое устройство.
В коридоре его настигает гневная тирада Лозицкого.
— Я уже проходил повсеместный террор и комендантский час, когда нас, — конечно, он имеет в виду v—позитивных, — запирали под замками и изолировали. Думаешь, это заставит меня сидеть на месте? — он улыбается, слишком радушно, даже радостно, — это круто, как секс. Нарушать правила, — он надевает толстовку поверх серой футболки и причесывает волосы до приличного вида расческой, — больше шансов, что меня отмудохает Люцифера Адовна, чем неуловимый убийца... — перед тем, как закрыть за собой дверь, Юлий бросает, — я возьму вам пожрать с автомата!
— Два чокопая! — крикнул ему вслед Витька. Конфеты все еще лежали нетронутыми на столе, но Лоз так подумал, что для снятия стресса ему не хватит этого пакетика.
— И минералочки захвати! — бросил пострадавший вдогонку смывшемуся Юлию.
Вампир вел себя странно, если подумать, даже куда подозрительнее дружка—киборга. Сашу так и подмывало бросить какую—нибудь не слишком остроумную шуточку, демонстрирующую сомнение в квалификации Кравчика. А может, просто взыграла обида. Это в каком таком извращенном мире жил доктор, раз был готов вот так запросто бросить человека, чуть не двинувшего кони дважды за сутки? Нет, надо будет обязательно ему это припомнить.
Витя и вовсе не испытывал интереса к Сашиной травме, тот уже был увлечен происходящим на экране. Впору было пожалеть о замеченном экране загрузки. Но сдержаться Саша не смог, как будто навязчивая мысль не дала бы ему покоя.
Саня лежал побитой собачкой на диване и таращил глаза. Еще бы не таращить, после такого—то потрясения. Лозицкий уже честно оставил затею решить задачку с «эмочками», решив вернуться к ней, когда убийств в доме станет поменьше. Сашка ему казался не таким простым, как хотел выглядеть. Вроде бы обычный мажорчик, а тусит в трущобах хрен пойми по какой причине, меняет «бустеры» раз в несколько лет, не жалеет денег на подпольные моды и подавляет сны. Богатый внутренний мир так и рвется наружу, прямо скажем.
— Что? — Витька затряс руками, чтобы паста быстрее высохла, и проследил за взглядом Саши.
На настенном экране высвечивался все тот же бесячий загрузочный экран.
— Ты видел это раньше? — Лоз аж со стула вскочил, — эта штуковина всю систему в квартире положила, я даже подсоединиться не могу. Где видел, скажешь?
Наивно было ждать, что Саня вспомнит. Судя по тому, что Витька нарыл на него в интернете, Павликовский интересовался программированием на уровне обычного потребителя. То есть, маловероятно, что он вспомнит хотя бы приблизительно. Вот Витька бы запомнил, но Витька задрот, ему простительно.
— Нет, я не знаю. Просто дурацкое чувство дежавю испытал. Какая—то знакомая штука, — Саша с безразличием пожал плечами, мол, чего это Витя так напрягся.
Если подумать, то и киборг, и его гиперактивный дружок вампир — оба чрезмерно много суетились на протяжении вечера. Это раздражало, сбивало с толку и нервировало. Для Саши ничего не было хуже незнания. Тем более, когда это самое незнание чуть не стоило ему жизни. Может, Витя с Юлием тоже не особенно разбирались в ситуации, но и делиться догадками они не спешили.
— Ладно, попытаюсь сам выяснить, что это такое, — проворчал киборг, поставил табурет напротив экрана и приготовился к, как он это называл, «некомфортному проникновению».
Лоз расколупал незаметный шов на руке, извлек оттуда usb—провод и воткнул его в разъем в экране. Глаза заработали в режиме дополненной реальности, выводя окна с программным кодом, один за другим. С минуту Витя просто искал доступный шлюз для подключения к незнакомой системе. Свободный оказался только один, и Лоз быстро «выцепил его». Реальность вокруг начала «сыпаться» и выдавать глитчи, уши наполнил статичный шум.
***
Литвинов опирается спиной о стену рядом с квартирой №302 и с минуту предается размышлениям о том, что он уже староват для этой работы. Фактически, конечно, не очень, жить и жить еще, при нынешней—то медицине. Вот только в душе он чувствует себя дряхлым ворчливым стариком, который, к счастью, редко вырывается на свободу со своим стремлением отходить всех тростью.
Если за основу взять то, что жизнь есть бесконечный выбор триллионов вариантов, каждый из которых открывает новые и новые пути, то ему хочется выбрать тот, который, по крайней мере, позволил бы избежать дальнейших жертв. Вечер спасти все равно уже не удастся.
Жене очень не хочется думать о бедняге, распластавшемся на чужом ковре. Но этот, говорят, был одиночкой. Его самого дома ждет жена и дочь, какая—нибудь обязательная вечерняя сцена на тему необходимости сменить работу, потому что за эту платят гроши, а любят так, что любимую жену сил любить не остается. Но это, конечно, не важно, сам ведь вызвался, думал, хорошие дела будет делать. Приплыли.
Он тщетно пытается обдумать варианты, прикинуть, что будет, если позовет туповатых коллег. В голове сразу возникает сценарий того, как Павликовского, будь он неладен, скручивают и обвиняют в убийстве. И не дай Бог, Лозицкий с Кравчиком встрянут, припишут содействие же. Голова у коллег работала плохо, зато с фантазией было отлично, большой любовью к вампирам они тоже не отличались. А ведь схема рисовалась и впрямь красивая!
Вот, например, умник—киборг создает помехи в системе, они на полминуты сводят всех с ума, затрагивают даже умные системы дома. А следом поехавший вампир от голода забивает жертву куском трубы, но напарывается на случайного свидетеля и...
Доверять интуиции было главным принципом Литвинова в работе. Он мог время от времени быть резким с жильцами квартиры №207, но чувствовал, что ребята—то неплохие. Да об этом знали все их подпольные клиенты, что уж, он сам был одним из них. А еще, все та же пресловутая интуиция подсказывала, что у вампира с робопарнем были мыслишки по поводу происходящего. И лучше бы им сначала поделиться своими соображениями с Женей, прежде чем начнут искать себе приключения на свои задницы.
Мысль эта Литвинову понравилась и была похоже на план.
— Надеюсь, я не пожалею об этом, — пробормотал мужчина, и медленно, только двумя пальцами подтолкнул дверь 302—й, до щелчка, прислушиваясь к тихому урчанию в замке, запирающем засовы.
Он выждал минуту, убедившись, что вокруг нет лишних ушей и глаз, и зашагал к лестнице, обратно в 207—ю квартиру.
***
Витя утыкается носом в экран и по—прежнему не дает ответов. Это Павликовского злит.
— Я тут подумал, — говорит Саша, — а вы хорошо знаете этого вашего Женю? Не хочу раскидываться обвинениями, но уж очень везет ему оказываться в нужное время в нужном месте. Вить?
— Ай—ай—ай... — киборг попытался удержать связь на безопасном уровне, но не вышло. Его окутал непроглядный мрак виртуального пространства.
За что Лозицкий любил свои глаза, так это за способность преобразовывать любой программный код в это самое виртуальное пространство. За основу бралась шаблонная комната или коридор с дверями, и... в общем, вместо того, чтобы смотреть на наборы букв и цифр Витя мог взаимодействовать с визуализированным кодом.
Шаблон изредка не срабатывал, если код был нестандартным. Зачастую это происходило именно с самописными системами вроде этой. Витя чуть склонил голову и запустил программу—анализатор. Виртуальный мир стал потихоньку проясняться — мимо плыли кубовидные блоки. Грани то и дело трогала рябь, словно поверхность реагировала на какие—то звуки. Здесь чувствовалось чье—то присутствие, и Витя медленно обернулся через плечо. У одного из кубов виднелась человеческая тень. Лозицкий скомандовал приблизиться, и фигура мгновенно среагировала на это. Через рябь и глитчи она приняла форму Саши. Лицо было смазано, но все черты совпадали. Программа шла на контакт, самовольно.
— А ты еще что такое? — почти промурлыкал Витя себе под нос.
Псевдо—Саша скопировал его фразу. Голос звучал искаженно и ломался. «Саша» пошел на него, рвано, будто в старом пиксельном платформере, и Лоз машинально дал назад.
— А ты еще что такое? — повторила программа и потянула к Витьке руки.
Витя не слишком широк в плечах, но туловище у него достаточно длинное, чтобы закрывать собой монитор. Саша начинает ерзать на диване от любопытства и наконец, не выдерживает, поднимается на ноги, шагает к Лозицкому, чтобы не напугать, кладет ладони ему на плечи. Витя не реагирует вообще, словно разум его уже поспешил покинуть эту реальность. Саша щурится в экран. Надежда понять, что отключило Витю, рассеивается как дым. На экране мерцала одна единственная строчка, с мерцающей в конце полоской:
«А ты еще что такое?_»
Уши заполнил статический шум, совсем как когда самоубился Димка. Лоз дернулся, пытаясь увернуться, и тут понял, что тело ему не подвластно. Что бы это ни было, оно уже отключило его от механического скелета.
— А ты еще что такое? А ты еще что такое?
— Саня! Саня—Саня—Саня! — с перепугу Витька перешел на фальцет — к счастью, металлическая челюсть не была соединена с основным скелетом и говорить не мешала. — ребутни меня, быстро! На шее сзади кнопка. Бегом, бегом!
Глаза у Вити были жуткие. Стеклянно—серые, на том месте, где должны бы быть радужки и зрачки, присутствовал только мерцающий абрис двоичного кода. Зрелище казалось жутким, но вместе с тем завораживало.
— Витя? — Павликовский чуть сжал пальцы на его плече. — Ты в порядке?
Создавалось впечатление, будто Витя, по меньшей мере, выходит с кем—то на связь. А что, вероятность была. Он же сказал, что постарается разобраться.
Саша снова перевел взгляд на экран и ощутил, как к голове приливает кровь.
«Саня_»
«САНЯ_»
— Саня! Саня! — вторила программа.
С каждой секундой шум становился громче, а лицо виртуального Саши — ближе. Секунду спустя, к счастью, все кончилось — виртуальность схлопнулась, оставив в ушах отзвук собственного искаженного голоса.
— «Что. За. Хрень.» — думает Павликовский. Его снова захлестывает паника, когда киборга начинает мелко потрясывать и Саша едва ли соображает что делает, когда протягивает руку и почти вырывает провод из чужого запястья. Витя набирает в грудь воздух, глубоко и хрипло.
Глаза киборга вывели окошко с сообщением, что запущен режим повышенной защиты. Витька, тяжело дыша, откинул голову и зажмурился на пару секунд:
— Спасибо, — наконец, он открыл глаза и уставился на экран, к которому, словно к капельнице, только что была подключена его рука.
— Что это, блять, такое было?! — Саша отвернулся, поднял голову к потолку и снова схватился за нее руками,— вы с ума меня сведете, что за хрень тут вообще творится?!
Загрузочный экран исчез, вместо него отображался обычный скрин—сейвер. Лоз не мог сказать наверняка — оборвалась загрузка, или завершилась. И что вообще загружалось? Это не было похоже на обычный вирус. Его глаза не визуализировали заражение, нарушающее работу кода, иначе, чем в виде бесформенных мигающих полигональных сгустков. Никогда прежде вируc не принимал человеческую форму. Это отличительная черта интерфейса ИИ.
К удивлению и растущему возмущению Саши, Витя сохранял спокойствие, какое по рассказам было свойственно только v—инфицированным. Но этот парень, вроде бы, не был.
— Ох ничего себе, — Витя протер лицо ладонью и глянул на Сашу, — спаситель мой, ты точно не помнишь, где раньше видел это?
— У тебя и яйца стальные, да? Эта штука, — он судорожно тыкал пальцем в монитор — загрузочный экран исчез, вообще ничего не выдавало недавних странностей, — эта штука разговаривала со мной! Или с тобой, едрен батон, я не знаю...
— Может, в какой—нибудь гос. конторе?
Витя пустился в долгие, до противного логичные рассуждения. Саша, ни разу в жизни не бивший людей, именно сейчас ощутил, как от желания устроить мордобой покалывает костяшки пальцев. Фигура, нарисовавшаяся в дверном проеме, заставила его отложить эти помыслы до поры.
Слушать очередной разговор появившегося Жени и Вити ему было бы просто невыносимо:
— Не могу я с вами, мне нужен кофе, — жалобно произнес Павликовский и уверенно направился в чужую кухню. Раз уж ему предстояло застрять в этой квартире, то неплохо было бы начать обживаться.
Искусственный, мать его, интеллект. Как в долбанной, чтоб ее, «Матрице». Чертовы ретро—фильмы.
С кофе дела обходились чуть лучше, чем с едой. Банка с залежавшимися гранулами нашлась на одной из кухонных полок, среди бесполезных пустых склянок и еще нескольких, заполненных наполовину — знать природу содержимого он не хотел. Кружку нашел там же, большую, пожелтевшую от частого использования.
— По ходу у нас тут завелся искусственный интеллект, — продолжал говорить из комнаты в комнату Лоз, думая, что Павликовский еще готов его слушать, — или, как минимум, его ядро. И, весьма вероятно, он причастен к смерти Димки.
— Кто причастен?
Витька подпрыгнул на месте — в дверях его комнаты стоял Литвинов и нервно вертел сигарету в пальцах.
— Смерти моей захотел? — Лоз красноречиво прижал ладонь к груди.
— Ай не ври, — скривился участковый, — инфаркт тебе точно не светит.
Он сделал шаг в сторону кухни и заглянул туда в поисках Павликовского. Удовлетворившись его состоянием, вернулся к сильно обиженному Витьку, находящегося в своей комнате:
— Так что ты выяснил?
— Пока не готов отчитываться, начальник.
— И как ты хочешь, чтобы я тебе доверил сбор сведений, если ты мне ничего не говоришь?
— Женя, это другое!
— Понял, разберусь сам, — Литвинов прикурил сигарету и развернулся к двери.
— Черт, — Витька жалобно глянул на Саню, как будто тот мог помочь, а потом встал с табурета и сунул руки в карманы, — есть версия, что это искусственный интеллект, который воздействует на человека через чип памяти. Он поселился у нас в системе безопасности дома и гуляет по локальной сети... а еще обучается, — помявшись, добавил Лоз.
Женя кивнул:
— Черных — его работа?
— Скорее всего, да.
— А Мартынина Эльвира? — участковый кивнул в сторону 202—й квартиры.
— Не исключено.
— Как это происходит?
— Не знаю. По беспроводным сетям. Кто за этим стоит — неизвестно, но я уверен, что виновник у нас в доме.
Литвинов скурил сигарету в две затяжки и выкинул остатки в урну:
— Иди выясняй, — распорядился он обратился к Саше, — мне нужно тебя допросить. Ты в состоянии?
Не дожидаясь ответа Сани, Витька кивнул и умотал из квартиры на поиски Юлия. Чем ему мог помочь хирург — Лоз пока не знал, но в таком стрессе хотелось быть рядом со старым другом.
«Юлик, ты в мастерской?» — смс—каулетела на телефон Кравчику по защищенному каналу. Параллельно он подключилсяко всем микрофонам в квартире, чтобы слышать допрос Павликовского. Черта с дваон пропустит хоть крупицу информации.