_2
Эльвира Геннадьевна, квартира №202.
Бедный Саня. Бедный, бедный Александр Батькович! Еще когда он сказал про Косино, Витьке уже все стало ясно. В том районе был только один его, кхм, «коллега», который считал себя обалденно крутым инженером—компьютерщиком. И... да, это был Аристарх. Витя закатил глаза и откинул голову. От одного этого имени у Лозицкого начинало пригорать. Он должен был сразу догадаться, что это его рук дело. Нет второго такого феерического идиота. Самое обидное, что у Венеса была своя команда таких же павлинов, которые паяли ему запчасти, и денег он получал больше за месяц, чем Витька когда—либо за год наскребал. Да, татуировщики у него кстати тоже партаки бьют, ему под стать.
Понегодовав с полминуты, Витя заставил себя сосредоточиться на рассказе. Перед глазами возникло push—сообщение от Юлика, и Лоз, не поведя бровью, углубился в недра поисковиков. Его отчасти бесило то, как легко Юлий привык к тому, что его сосед — ходячий технопат и способен по 77G проникнуть в любую электронную сеть. Кравчик постоянно этим пользовался. Погоду — и ту у Вити спросит, нет бы в окно выглянуть лишний раз.
Спустя минуты две, не успел еще Саша закончить свой рассказ, у Юльки уже были ссылки на аккаунты Павликовского в соц. сетях. Сам он успел бегло просмотреть содержимое страничек. То немногое, что там было, нельзя было назвать информативным. Обычный «А»—шка, любит баб и развлечения, сидит в популярных пабликах и почти ничего не постит. Микроблоги есть, но заброшены. Ответ на вопрос, зачем ему «эмочки», все еще не нашелся. Кое—что Саня пояснил сам — его «уши» служили для подавления эмоциональных всплесков, а не усиления.
Витька выпрямился на стуле и нервно погладил Лильку. Та не оценила нежности и, беспощадно потоптав пациента, удрала из кухни.
Идея возникла в его голове спонтанно и нуждалась в подтверждении. Возможно, «эмки» работали по тому же принципу, что V—имплант в голове Юлика, который регулирует его вампирские замашки. Но как? На тесты времени было не очень много, не хотелось рисковать жизнью ни в чем не повинного мажорчика. Можно было звякнуть в контору Венеса и спросить, но... нет, нет и еще раз нет. Лучше руку себе откусить.
— На самом деле, нанофаг его знает, зачем я к вам пришел, — говорит Саша и хлопает по карманам в поисках зажигалки.
Боль привела.
Под качающуюся голову Павликовского Кравчик вовремя подсовывает в руки планшет с выведенной на экран анкетой. Экран, собственно, был слегка надтреснутый, но представлял из себя неубиваемое устройство с уродливым дизайном чуть ли не военного образца (о, все девайсы производства с Родины когда—то шли прямо с военных сборочных заводов; кажется, несколько типа—конкурентов до сих пор собираются в военных резервациях), так что Юлий не боялся, если пациенты его или заблюют, или уронят. Отличная отвлекающая штука от боли и страданий:
— Простой анамнез жизни, Саш. Напиши, на что у тебя аллергия, что ты принимаешь обычно, вредные привычки, когда в диспансеризацию проходил, когда блок прививок последний раз делал? Там вопросов много, так что приступай прямо сейчас, — он даже не отнял у него дымящуюся сигарету изо рта, а взобрался на стол за Павликовским вместе с небольшим паяльником в облаченных новыми перчатками руках:
— Больно не будет, заполняй анкету, — и, придерживая пальцами одной руки затылок Саши, Кравчик начал аккуратно запаивать разрез за ушами пациента.
От подсунутого под нос планшета голова мажорчика «Цэшки» грозила снова разболеться. С некоторыми моментами помогла бы медицинская карта, бережно хранящаяся в электронной картотеке его старой поликлиники, вот только обращался туда Саша так давно, что даже будь у него под рукой чуть не убивший его недавно телефон, не смог бы вспомнить пароль от личного кабинета. Зато большую часть пунктов он отметил сразу же, небрежными галочками и крестиками и редко — словами.
«Не болел», «не наблюдался», «аллергия на орехи», «привит». Пара хронических болячек — гастрит, ларингит. Только одну строку Саша медлит заполнять, как будто этим подпишет себе приговор. В ней должно бы значиться «рекуррентное депрессивное расстройство», но он успевает только нарисовать жирную точку, там, где будет «р».
« — Может и правда, стоит прямо сейчас вызвать такси и поехать в Косино, бить Аркадию—Аристарху—Архипу его наглую нечестную морду?»
Саша успевает об этом только подумать и не успевает прикурить сигарету. Раздается щелчок и мир погружается во мрак (кроме приборов, что не работают от сети, включая и Лозицкого). Не весь, в темноте можно разглядеть то тут, то там мерцающие диодные огоньки — кажется, пара из них светят из глазниц Витька. Лоз машинально включил ночное видение. Перед глазами возникли зеленые, перепуганные лица Саши и Юлика со светящимися зрачками.
— Лоз! — обращается Кравчик к соседу, вопросительно смотря на силуэт того. Зрение у V—positive не особо ухудшалось в кромешной тьме, а потому Юлий умудряется ловко соскочить со стола и отбежать к щитку в коридоре. Но добежать Кравчик до щитка не успевает.
— Какого... — только возмущается Саша, как щелчок раздается снова, электричество возвращается, вместе с освещением и мирным гудением техники в чужой квартире. Витька заматерился и вырубил ночной режим.
— Перепады напряжения? Никогда такого не видел, — хмыкнул Павликовский.
— Какого рожна, Лоз? — да, ответственность за бесперебойное питание в хате была именно на Лозицком, и Кравчик не затруднился напомнить ему об этом назидательной интонацией и выразительно поднятыми дугами бровей.
— Откуда я знаю? Иди лесом, — Лоз поднялся, растирая глаза — рефлекторное движение, плевать, что массаж железным глазным яблокам не поможет.
Если случалась какая—то оказия с электроникой, за нее отвечал Витя. Во всяком случае, с какого—то перепоя так решил Юлик. Больше всего раздражало не это, а как раз тот факт, что у них мысли сходились. Если кто и мог узнать, что происходит, то только Лоз.
Он выдохнул через нос, как злой носорог, упер руки в бока и уставился перед собой. Перед глазами появилась схема электросетей их дома. Витька покрутил ее, выискивая нужную. Единственной активной была система безопасности. Неудивительно, что Юлик не понял, что случилось — ее ни разу не активировали за то время, что они с Лозом тут живут. Сказать больше: в каждой квартире была своя тревожная кнопка, которая вызывала дружинников. И какой бы ужас и кошмар не творился в доме, никто и никогда ее не нажимал. Случайность?
Домофон зазвонил. Кравчик прошел к двери:
— Да?
— Юльчик, у нас свет вырубило, — отвечал ему женский голос из динамика общедомовой связи.
— Да, у нас тоже. Сейчас все вернулось. У тебя?
— Да. Тоже, — отвечает этот же беспокойный голос.
— Что с холодильниками?
— Я боялась, что... — женский голос на том конце связи вздыхает, — ... в общем, без потерь. Ты еще не звонил Тохиру?
— Нет.
— Позвони пожалуйста, потом кинь сообщение, как там они.
— Окей. Давай.
Кравчик нажимает пару кнопок на надверном аппарате и ждет, пока ему ответят. Ж/к экран домофона освещается и перед глазами Юлия предстает испуганное лицо худощавого таджика.
— Чего тебе? — оглядываясь, спрашивает он.
— Мы интересуемся, все ли в порядке, и в порядке ли ВЫ.
— Норм.. нормально, нормально!
Заглушая все на свете, с микрофона вместо голоса Тохира раздался нечеловеческий визг, сдобренный помехами аудио—связи.
— «О боже, всегда это пугает,» — думает Юлий, но внешне не подает виду, что нервничает:
— Окей, если что — свяжись со мной.
Тохир прекращает связь и экран гаснет.
— Крантец, — постановил Лозицкий и погнал Саню со стола—кушетки, — братан, дуй куда—нибудь с кухни, сейчас дружина нагрянет, а ты с дыркой в голове. Давай к Юлику... Хотя, нет, нельзя, иди в мою комнату, там пересидишь.
— «Что их так переполошило?» — думает Павликовский, слезая с кухонного стола. Особенно интересны отзвуки голосов, доносящихся из коридора. Саша не пытался подслушивать Кравчика и тех, с кем он там переговаривался у выхода из квартиры — это вышло само собой. Из диалога он выуживает только отдельные ничего не значащие слова и, самое неприятное, чей—то визг из домофона у двери:
— Что это было? — обращается он к Виктору, стараясь отвлечься от неприятного холодка, перекатывающегося по позвоночнику. Собеседник его как будто и не слышит.
Начался полнейший, мать его ети, цирк.
Несмотря на суетливость и обилие нецензурной брани, с пациентом Витька был удивительно обходителен — дал ему время слезть на пол и проводил за плечо к своей двери. А еще объяснил, что происходит — неслыханная щедрость!
— Кто—то нажал тревожную кнопку. Черт его знает, надолго ли это, но в оцеплении придется посидеть...
— Так кто сюда едет? — переспрашивает Сашка.
— По коробкам только не шарься, пожалуйста, — опять игнорирует Лозицкий.
— Окей, окей, я пойду. Но что происходит? Что означает тревожная кнопка..? — с очередным неотвеченным вопросом Павликовский оказывается в комнате Виктора, отрезанный киборгом от суеты аккуратно закрытой перед самым носом Саши дверью.
Кравчик отправляет в первую квартиру, куда он звонил, сообщение, что внизу все в порядке. После этого вампир с каким—то странным побуждением открывает входную дверь, предварительно сняв ее с блокировки, выглядывает в коридор. Первым делом ему в глаза бросается сплошное красное освещение, мигающее с равным интервалом. Технические неполадки?
— Лоз, что с домом? — не оборачиваясь, опять обращается он к соседу и встречается взглядом с парой электронных глаз, что смотрели с двух дверей напротив со своих домофонных панелей, — доброе утро, — играя в порядочного жителя, обращается он к этим соседям, а потом вспоминает, что на нем его врачебный халат, и тут же ныряет обратно в квартиру, быстро снимая его. Кравчик комкает халат и прижимает к груди, меча глаза из стороны в сторону, придумывая, что делать. Опять он его разворачивает обратно и осматривает ткань на предмет еле заметных пятен крови. Их, вроде, не оказывается. Вампир прислушался, как за его спиной Лозицкий проводил в свою комнату человека, полного до самых крохотных капиллярчиков молодой и, хотя и грязной, но концентрированной свежей кровью. Мысли о ней, как пиявки, въелись в каждый мыслительный процесс, пока он пытался сообразить творческий ответ соседям по лестничной клетке в оправдание своего нелегального врачебного вида. Шутки в голову никак не шли. Если только про «ролевые игры».
Поторапливая Павлковского скрыться с глаз долой, киборг Лозицкий хотел еще добавить, что в холодильнике может случайно найтись тот самый моток кишок, но забил. Крутнувшись на пятках, Витька метнулся сразу к соседу в прихожую, который стоял к нему спиной и нервно комкал в руках больничный халат:
— Увольняешься? — Лозицкий смерил друга удивленным взглядом, и, не дожидаясь ответа, продолжил: — сначала пообещай, что не будешь разводить панику, а то я тебя пришибу.
— Обещаю, — Юлий кивает и, посмотрев в механические глаза Вити, добавляет на лицо улыбку, хотя тут же она смазывается, стоит опустить голову и начать аккуратно складывать мятый халат.
Они прошли на кухню, рассовали все по ящикам и шкафчикам. Юлий смешал, как обычно, инструменты со столовыми приборами, активировал на паре тумбочек магнитные замки. То же самое касалось шкафчика с фармой, хотя та, что находилась на виду, была абсолютно легальной.
Вампиру опять приходит навязчивая мысль инициировать контакт с Павликовским с предлогом пояснить, что происходит. Но сознательная часть его вампирской сущности понимает причину подобных желаний.
С шуршанием свернута полиэтиленовая простынь со стола, стол сам щелкнул задвижками и стал короче в два раза, был придвинут ближе окну, провозюкав полоску на липком слое грязи на кафеле.
— Сюда едет дружина, – «порадовал» Лоз.
— Дружина, дружина, — Юлий морщится, — это нехорошо, — «за мной? Я нигде не засветился еще, нет—нет, не может быть, что за мной».
— Судя по карте, пока одна машина, но мало ли что. Из дома мы за это время не выйдем, плюс, будут шмонать и допрашивать. Я надеюсь, они приведут с собой Женьку Литвинова, он хоть попытается нас прикрыть...
— Да, лучше бы Литвинов там был... — Кравчик смачивает кухонную тряпку водой и протирает всевозможные поверхности, не собираясь терять время. Готовиться надо к худшему. Он уверен, что кое—кто уже смывает сокровища в унитаз. Их квартира — одна из последних на крыло третьего этажа и ее точно не будут проверять первой. Этажа, этажа, этажа...
— Оперативно работают, — Витя щелкнул языком, заслышав сигнал приближающегося спецтранспорта. Полквартала сейчас точно в окна смотрит. Лоз переключил одно ухо на частоту передатчиков народной дружины:
«— 12—83, повторяю, 12—83. Прибыли на место вызова.»
«— Принято, 12—83, докладывайте каждые полчаса.»
— Кнопку нажали на нашем этаже, Юлик. Ты как? — Витька скосил глаза на соседа.
Кравчику стало дурно: приходится присесть на табурет и, поставив локоть на свежевымытый стол, положить голову на раскрытую ладонь. Он обещал не паниковать, ведь паника — самый злой враг для v—positive. После голода, конечно же.
— Плохо, — и поднимает глаза на Лозицкого. Тот прекрасно все понимает и предвосхищает довольно неприятное, но возможное развитие событий. Сосед выглядел как в тот день, когда в первый раз согласился сделать нелегальную операцию. Бледный, перепуганный, отчаянно желающий избавиться от всех проблем. Плохо, говорит. Ясное дело, что плохо, вон как трясется, даже не в нервах дело.
Витька нахмурил лицо, глядя в завешенное старой тюлью окно. Вид мог бы быть прекрасным, если бы не соседний дом, чьи окна в большинстве случаев были загорожены и заколочены. Местные легко обходились без солнечного света, а вот Лозу, почти полностью механическому, его не хватало.
— Запас крови есть? Или порошков твоих?
Было бы очень неприятно, если бы малыш Юльчик озверел от голода и кого—нибудь скушал. Например, дружинника. Или Сашу.
— Порошки есть, но «натуры» нет, — под натурой подразумевалась настоящая, натуральная кровь, обычно выдающаяся всем вампирам в разбавленном виде, по электронным талонам. И давали ее в установленных ГОСТом малых количествах, чтобы ощущать себя... не человеком, а жаждущим крови зомби. Чтобы держать инфицированных на уровне полуголодного рабочего скота.
— Это, ведь, мог быть глюк? — разговоры должны были помочь справиться с подступающей паникой, — крыша протекла, голубь влетел в щиток? Местный талант малолетний хакнул?
Версия про залетевшего голубя была интересной, но в представлении Лоза маловероятной. Кнопки были в доступном месте, чтобы даже ребенок мог нажать в случае опасности, но жильцы делали все возможное, чтобы ложно кнопка не срабатывала. Витька и рад бы надеяться на это, но интуиция его никогда не обманывала, и сейчас она говорила, что ничего хорошего сегодня им не светит.
Юлий, не найдя в лице Лозицкого оправдания своих предположений, закусил ледяной палец, с которого некогда слизывал человеческую кровь:
— Я не допаял ему левое ухо, — щурится v-positive, теперь касаясь пальца языком.
Нужно отвлечься.
Кравчик берет заполненную Павликовским анкету и внимательно ее читает. Его колено начинает легко подрагивать, пятка отрывается от пола в нервном, но равномерном ритме. Пацан достаточно здоров, чтобы без вреда для здоровья собственного подарить вампиру радость и тепло своей кро—о—ови...
Он откладывает планшет в сторону, снимает с головы линзу и прячет в верхний ящик под потолком кухни.
— Если это дружина, — трет друг о друга пальцы Юлий, — по закону мы не обязаны открывать им дверь, — он лезет за смартфоном в карман и заходит в общедомовой чат, где некоторые жильцы уже устроили довольно внушительное обсуждение. Не долго думая, Юлий парой нажатий на глянцевый ж/к пластик выводит этот чат на каждый экран в квартире, включая и те комнаты, в которых он не находился — удобная примочка для тех, у кого есть секреты, особенно у целого общества с круговой порукой из тайн и обещаний в трущобах класса «Цэ».
«Эльвира Геннадьевна оффлайн с 23:13»
«Я слышал странный грохот с 202»
«Ничего не было, ты опять свой симулятор не отрубал, вот и померещилось»
Кравчик пишет в чат: «Товарищи, нас всех уже, думаю, читают»
Ему отвечают незамедлительно: «Кэп» и «Да, точно, спасибо»
«Точно 202?»
«О, пошли мимо!»
«Они заходят внутрь» — пишет жилец 201—й квартиры, скидывая ссылку на прямую трансляцию всего действа. Камера, установленная на двери жильца квартиры №201 показывала три широкие мужские спины в темно-синей униформе с яркой нашивкой белыми буквами «ДРУЖИНА». Они сначала заморочились над тем, чтобы дозвониться до жильца 202—й, а затем начали нервничать. Один из дружинников развернулся и подошел к камере вплотную, позвонив в домофон.
— Да? — слегка заикаясь, ответил жилец 201—й.
— Дружина. Капитан Агаджиев, — представляется дружинник и подносит раскрытую ладонь к виску. В это время пара жильцов по ту сторону экрана пренебрежительно закатили глаза, кто—то плюнул себе под ноги, — вы слышали какие—то странные звуки со стороны квартиры 202? Там кто—то находится?
— Я не знаю... я обычно сижу в симуляторе и редко слышу что—то и кого—то...
«Нашли кого спрашивать, лол» — пишут в чате, — «Паха даже войну не услышит.»
Трансляция с 201—й вещала далее: как дверь в 202—ю квартиру открылось, и дружина проникла в чужой дом без разрешения суда.
«Я зафиксировал» — отчитался внезапно появившийся в чате жилец с первого этажа.
Пока Юлик чатился с соседями (до чего общительный малый, всех в доме знает), Витька шерстил схемы электросистем, выискивая место, откуда пошел сигнал. Поднял кучу логов с горой бесполезной информации, проверил дополнительные источники питания, центральное отопление и водопровод (мало ли что). Все сходилось к тому, что сигнал пришел от лестницы, с их крыла здания. №201, №202 или №203. Причем, скорее, две последние. Жильцов этих квартир Витька знал лучше, чем других. Тетка средних лет со страшным именем Эльвира из 202-й и однорукий ветеран боевых действий из 203-й, который выходил только чтобы мусор вынести. Витька подозревал, что он тоже вампир, раз даже в магазин за едой не ходит, но медицинская карта ни о чем таком не сообщала. В общем, кто—то из них навел страху на весь дом и вызвал борцов за справедливость. Лоз ставил на ветерана — старик уже совсем, мало ли, деменция какая или «киргизские флешбэки».
Чтобы проверить свою теорию, Витя поискал доступ к камерам наблюдения, которые стояли почти в каждой квартире. В основном они были вмонтированы в домофон, и взломать их было легко. Проблема была с квартирами без домофона. Вот, например, у ветерана, застрявшего в своем 2059—м, его не стояло. 202—я была полностью темной, ничего было не разобрать. Возможно, Эльвиры Геннадьевны просто нет дома.
— Вот же собаки, — прошипел Лозицкий, одним глазом глядя всплывшую в своем внутреннем интерфейсе трансляцию с дружиной, проникшей в 201—ю квартиру.
Последним в дверях этой квартиры топтался Евгений Литвинов. Витя сунул руки в карманы штанов и за пару секунд подключился к нагрудной камере участкового. Запись тоже включил, хотя сомневался, что сможет ее когда—либо использовать, не подставив Женю.
На глаза попался Юлий, который заботливо собирал подозрительные инструменты в тарелочку. Лоз настороженно глянул на него, затем на дверь своей комнаты и обратно на Кравчика:
— Ты серьезно? — вопрос прозвучал без издевки. Лозицкий действительно интересовался, настроен ли Юлик всерьез пойти и выклянчить у пациента пару кубов крови.
Кравчик, в это время приготовивший шприц для Павликовского, ухмыльнулся, глядя на экран трансляции вторжения в 201—ю. Держа в руке тарелку с ручным хирургическим паяльником, иглой, бутылкой спирта и тампоном, словно бы он с сервированным блюдом явился угощать, прошел к комнате Лозицкого, перед этим взглянув на соседа:
— Все под контролем.
Он постучал в дверь:
— Саша, это мы, открой.
***
Павликовский переехал на 2—ю Крестьянскую Мытищ уже приличное количество времени назад и повидал, надо сказать, всякое. Людьми, ссущими по подъезду, а еще страшненькими проститутками его было не напугать, трупов на его памяти не находили. Раздражала, может быть, одна цыганская семья с первого этажа, и то, только из—за детей — эти маленькие ловкие проныры однажды вытащили у него из кармана зелененькую хрустящую пятихатку и спасибо не сказали. С тех пор, Саша был особенно внимателен. Но какая такая дружина, и почему это их касалось?
Догадка появилась у Саши, когда он запер изнутри указанную комнату, пропустив внутрь любопытную кошку. Если подумать, Кравчика и Лозицкого он толком и не знал: так, слухи от местных сплетников и несколько ни к чему не обязывающих приветствий на лестнице. Вампир — ну и что с того? Мог ли этот факт стать причиной, по которой они так взволнованы? Звучало как бред, потому что процент v—инфицированных людей на планете был слишком велик. Они были везде, и, как показывала статистика «Легварда-центра», показывали лучшие результаты в работе. Из них получались выносливые чернорабочие, блестящие техники, инженеры и врачи. Людям не оставалось ничего, кроме как уступить. Ну, может кроме семьи самого Саши, считающей чистоту человеческой крови каким—то невероятным предметом гордости. С их—то состоянием и положением в обществе они могли себе позволить привилегию расизма.
Саша даже разулыбался, представив усатое, вечно красное от злости лицо отца, если бы он увидел, в какой компании и в каком месте проводит время его золотой первенец.
Комната Виктора была классной. Сашка даже присвистнул от удивления. Помещение казалось живым: от стен и потолка, сплошь утыканных экранами, лампочками, и свисающими проводами, разносилось тихое, похожее на кошачье, урчание. Ассоциация родилась у Саши от мягкого прикосновения под ногами — хозяйская кошка потерлась о его ноги, но, тут же утратив интерес, в два прыжка запрыгнула на диван. Парень решил последовать ее примеру и присел рядом, не переставая пялиться по сторонам.
— «Интересно, они вспомнят обо мне, когда все закончится?»
Жаль было, что из—за «дыхания» техники вокруг, почти невозможно было расслышать, что происходит в квартире. А любопытство все росло.
Самое хреновое, что его проблема так и не была решена. Одиночество быстро это показало. Сидя в чужой комнате, Саша не нашел ничего лучше, кроме как начать нервничать по поводу странностей в доме, а затем и еще хуже — кровоточащих ран на месте соединения «бустеров» с кожей.
— «Что я, черт возьми, здесь делаю?»
— «А вдруг эти двое имеют отношение к сработавшей тревоге?»
— «Что если они хранят что—нибудь преступное? Торгуют кровью или, может, делают незаконные операции, или еще какую дребедень?»
Паника накатывала волнами. Сердце без поддержки «emotion booster» билось как сумасшедшее. Саша быстро почувствовал озноб от проступившего пота, провел пальцами по подсыхающей крови на шее, а затем запустил их в волосы и согнулся пополам, стараясь себя успокоить:
— «Спокойно. Спокойно. Это всего лишь временная неполадка.»
Он легко коснулся «бустеров» кончиками пальцев и поморщился от режущей боли. Вряд ли они сломаны, дело и правда должно быть в заглушенном сигнале. И побочный эффект в виде непривычных, резких и чрезмерно ярких эмоций, должен был быть временным.
Тем временем Кравчик по ту сторону двери от Павликовского немного медлил входить к тому в комнату.
Ох и плохая это была идея.
«Это» было нормально. Люди в добровольном порядке жертвовали кровь, и любой v—позитивный имел право подойти и попросить. Только если где—нибудь в толерантных островных государствах это прокатывало, то материковые гиганты, такие как Родина, инструментом тотально—пропагандистского, культурного и этического образования вбила в головы ее граждан понимание того, что правом просить дозу человеческой крови не у Родины, а у непосредственного гражданина Родины давалось гражданину только в очень крайних случаях. Обычно такая практика была унизительна для вампира.
Витька поджал губы, глядя на запнувшегося у двери в его комнату вампира. Он вспомнил, как он сам себя повел, когда, два года назад (только они переехали в Мытищи), Юлик у него крови попросил в первый раз. Не хотелось бы повторения истории.
Юлик был вежлив до зубной боли: постучался в дверь аккуратно, вошел так, что шагов не услышишь. Витя вошел следом, прикрыл дверь и встал у косяка. Друга киборг сопроводил в комнату как телохранитель — настороженно и безмолвно. Он не знал, насколько сильный голод сейчас испытывает Кравчик, но они уже давно условились, что доктор будет сообщать только реальную картину — без преувеличений и ложной храбрости. Если сказал, что плохо, значит, так и есть. И чуял он, что его металлическим рукам найдется применение — шея Сани была перепачкана кровью, а Юлик смотрел на пациента как на кусок мяса.
Вампир уперся взглядом в Павликовского: у того капелька крови стекла с уха и пропитала его воротник одежды, что так хорошо фиксировала вампирская сущность.
Когда дверь открылась, Саша быстро понял, что даже не слышал, как к нему обращались снаружи. То есть, он слышал, но, погруженный в себя, вообще не разобрал слов. На пороге стоял Юлий, с подносом усыпанным инструментами. Рядом Лозицкий, чуть поодаль.
—«Решились—таки на операцию?» — думает Саша. Но вопрос задать не успевает, его опережают:
— С этой суматохой мы не закончили... мне не важно, где это делать. Но, сначала, — Кравчик ставит тарелку на полку рядом с диваном, — я хочу попросить тебя, — опять глаза останавливаются на крови на шее, — услуга за услугу, — с этим, поборов дичайший вампирский инстинкт, так и рвущийся наружу, Юлий выпрямляется и закатывает рукава своей серой водолазки, — я, законно... в общем, честный носитель V—вируса, — и на момент оборачивается на Лозицкого, готового в любой момент подставить плечо (в смысле, кулак), если вдруг что и Кравчика накроет волной животного голода, и тревожную кнопку придется нажимать уже из их квартиры №207, — и прошу добровольно пожертвовать для меня крови, — а осанку держит специально, ибо если начнет сутулиться, точно будет походить на упыря, которыми так любят пугать местные расисты, — пожалуйста.
— Ч—чего? — от неожиданности Александр вскакивает с дивана.
Услуга за услугу? Хорош обмен, учитывая то, что они ему не очень—то помогли. С деньгами было бы куда проще — Саша старательно экономил на еде и жизни вообще, но врачей обижать не собирался. Однако, честность и вежливость Юлия подкупала, парень даже тихонько хмыкнул. Может, у Кравчика это было таким хитровыдуманным приемом для получения желаемого? Взгляд Саши сам собой перескочил на хмурую фигуру Вити, стоящего за спиной доктора. Рядом они смотрелись комично: каланча и шпингалет. Вампиров Саша не боялся, но вот сейчас прекрасно понимал, что расклад не в его пользу. Если эти двое решат заломать ему руки и взять желаемое силой, то отбиться у него не получится.
Лоз скрипнул зубами — он терпеть не мог подобные ситуации. Доказывай потом остальным, что Юлий на самом деле славный, когда у него глаза шальные, клыки торчат и морда в крови. В крайнем случае, если Саня откажется, у Витьки есть запасной план.
— Хорошо, — Алекс задумчиво кивнул, глядя как фигура Виктора отшагнула в сторону. Этот механизированный мужик, похоже, уже и не слушал. Выглядел он, по крайней мере, так, будто впал в подобие транса.
— Ее ведь нужно совсем немного, правда? — Павликовский уселся обратно на диван в ожидании, что Юлий едва на месте не запрыгает от счастья.
Держаться Кравчику получалось... в общем, получалось. Даже когда бег крови по сидящему на диване телу стал ощущаться физически, кожей, даже когда поверхностью глаз ему мерещилась мелкая вибрация толчков с удара сердца в чужой грудной клетке. А билось чужое сердце быстрее, чем тогда, на кухне с вышедшими из строя «бустерами». У Кравчика же сердце никогда не могло забиться так быстро. Даже трудно вообразить, какую агонию для этого должен был испытать v—positive.
Юлий молча кивает, намереваясь наполнить один шприц — тут уже дальше индивидуально шло: кто—то считал, что этого мало, а кто—то и вовсе, выстраивал вокруг своего тела культ неприкосновенности. А Павликовский, тем временем, вызвал симпатию, ибо не реагировал резким отторжением. От предвкушения и согласия Кравчик на долю начинает суетиться, но даже не делает больно, когда вводит иглу в чужую руку.
***
Дружина тем временем покинула 201—ю комнату, и чат взорвался негодованием. Как будто первый раз такое. Могли бы сами выйти из своих каморок и восстановить справедливость! Но нет, как к ним в квартиры вломятся, так все — язык в зад засунули и молчат. Участковый позвонил в квартиру №202. Ему ожидаемо никто не ответил. Дружинники помялись на месте, затем один из них подошел к двери и просто размагнитил ее каким—то самодельным устройством. Витя чуть не подпрыгнул от возмущения — это же надо столько наглости иметь!
В квартире было темно. Лоз ненадолго отвлекся от слежки за голодным вампиром и сосредоточился на видео с камеры наблюдения на участковом, слегка выпав из реальности вокруг него.
Женя шел последним. Камера не передавала звук, но воображение все равно дорисовывало стук начищенных ботинок и свист некогда сломанного носа. Дружина пошла в спальню Эльвиры Геннадьевны, а Женя задержался и толкнул дверь в ванную, где горел свет. Камера выхватила квадратную эмалированную ванну и лежащую в ней тетушку в домашнем халате. В воде, подключенный к сети, плавал фен, отчего тело конвульсивно подергивалось. Лицо Эльвиры Геннадьевны было перекошено, челюсть то открывалась, то закрывалась, и Витька почти слышал щелчки зубов. Синхронно с шарахнувшимся назад Литвиновым, Лоз закрыл лицо руками и заорал:
— Уйди, сука! — он махнул рукой, хотя видео слушалось далеко не этой команды, запоздало включил мозги и восстановил управление над подключением. В звенящей тишине комнаты какое—то время было слышно только его шумное дыхание.
Наконец, взяв себя в руки, Лоз выпрямился и зачесал ладонями неровно остриженные волосы назад. Судя по лицам Сани и Юлика, выглядел он сейчас натурально как городской сумасшедший.
— Там это... Вы не рассусоливайте, короче, — сбито начал Лозицкий. Подавителями эмоций он сам не пользовался никогда, и сейчас жалел об этом. Надо бы поставить.
— Эльвира Геннадьевна из 202—й того, преставилась, — чиркнул по горлу пальцем, — током убило, судя по всему. Дохлые старушки, а—а—а, — и взъерошил волосы обратно, — гадость.
— Эльвира? — Саша нахмурился, но взгляда от иглы не оторвал.
От Павликовского паранойя не отступала, и он решил убедиться, что вампир, воспользовавшись ситуацией с отвлеченным соседом, не хватит лишку с этим его забором крови, внимательно на того уставившись во все глаза.
В голове возник образ соседки снизу. Они с Сашей несколько раз встречались на лестнице, и он хорошо запомнил ее жизнерадостное, с горящими румяными щеками лицо и одежду — всегда однообразные платья—халаты, которые должны были скрыть недостатки фигуры, но на деле только усиливали ощущение массивности тела за 60. Он еще никак не мог запомнить ее отчество и фамилию, а она каждый раз была мила как в первый — когда призналась, что ужасно рада новому соседу прямо над собственной головой, сменившему собой семейство, якобы торговавшее наркотиками и все время передвигавшего наперегонки с сожителем мебель по ночам. Или что они там делали, — точно она сказать не могла, но радовалась, кажется, искренне. Саше даже было жаль ее теперь, в доме оставалось не так много адекватных жильцов. Страх и паника окончательно отступили, вместо них в голове Саши теперь разрасталось мощнейшее чувство тоски. Эмоции его захлестывали.
Лоз мог спокойно смотреть на работу Юлика, ковыряться в чужом теле, прилаживая протезы и моды, или наблюдать, как Лилька потрошит еще живую крысу, но настоящих трупов он видел крайне мало и ни разу не смог сдержать эмоций. Еще ржал, что во время зомби—апокалипсиса первый помрет, потому что до белого каления боится мертвецов. Вот сейчас, кстати, совсем было не смешно.
Восстановить логический ход мыслей удалось не сразу. Жалко, наверное, он выглядел, еще и смешно — двухметровая каланча с ног до головы в татухах и пирсинге, с почти полностью механизированным телом стояла у стеночки, сгорбившись, и боролась с тошнотой. Фу, нафиг.
— Ну, раз током, значит несчастный случай? Ай! — Павликовский инстинктивно отдергивает руку, и кожа соскакивает с иглы, пачкается мелкими капельками, — ненавижу иглы. Дай сюда, — он рывком выхватил у Юлия кусочек ваты и прижал к месту укола.
В шприце, на его взгляд, собралось достаточное количество крови.
— ...не до конца, — Юлий машинально хватает руку, которую Саша прижал к себе и на пару секунд сдавливает ее пальцами, с намерением распрямить руку. Но тут же расслабляет хватку, — если убило током, — повторяя за обоими, намеренно спокойно говорит вампир, — то вполне себе несчастный, — «на руке еще осталась. Зачем взял тампон, дубина?»
— Я хочу сказать, может и волноваться нам не о чем? – вопрошал Алксандр. Юлий же тихо буркнул:
— Тебе, может, и не о чем.
— Сейчас эти ваши дружинники разберутся что к чему и уедут, так? Да что у тебя с лицом, Вить?
Угораздило же, — думал Саша про себя, поочередно глядя то на Виктора, то на Юлия. Вампиры, чтоб их, вершина эволюции, говорят.
Пока Лоз приходил в себя, Кравчик с недовольной миной вышел из комнаты и отправился на кухню, за паяльником. Он-то знал, насколько эти ребята любят... выплеснуть из себя всю накопившуюся злобу на мир. На вампиров, например (весомую часть этого мира, между прочим, еще и наименее защищенную в правовых отношениях). А трущобы класса «Цэ» — раздолье с официальными поводами для оного.
Юлий берет литровую банку, впрыскивает туда кровь, отламывает иглу от резервуара шприца и кидает сам резервуар внутрь, кладет иглу меж зубов острым концом наружу. Опять по языку растворяется это приятное ощущение.
Рецепт разбавленной крови прост — в нее добавляют искусственную плазму и добавляют туда как можно больше глюкозы. Кроме этого Кравчик, как и многие многие вампиры, добавляет еще и порошковые наполнители искусственной крови. Получается несусветная мешанина, зато плотнее и насыщеннее по вкусу, чем классическая «разбавленка» по ГОСТу от 2091—го года. Он сильно взбалтывает получившуюся смесь, пока порошок не придает жидкости более вязкую консистенцию, затем делает один глоток и ставит набодяженную банку в холодильник.
Потом делает сладкий и крепкий черный чай и несет его обратно в комнату Лозицкого:
— Настоящие людские страдания его пугают, — пройдя мимо соседа, Юлий, явно оживший от одного единственного глотка, проводит ладонью по спине первого, в подбадривающем жесте, потом он передает кружку с чаем в руки Павликовского, — давайте закончим раньше, чем сюда дойдет первый дружинник, — примостившись рядом с Сашей, вампир берет паяльник и начинает доделывать клееный шов за ухом. Это могло немного жечь, но переносилось вполне терпимо. Кравчик полагал, что и сладкий чай может отвлечь от неприятных ощущений.
Вите же очень хотелось продолжить бушевать в ответ на слишком флегматичное удивление Павликовского и оскорбительно любезное поведение Кравчика. Потому что, как ни крути, никто, ни Юлька, ни Санек, не видели душераздирающую картину смерти несчастной Эльвиры Геннадьевны. Некогда Лоз горел идеей встроить в свои глаза проектор, но это было дорого и муторно, так что он отказался от этого в пользу времен получше. Он мог бы воспроизвести видео с камеры на ближайшем экране, но для этого пришлось бы опять его включить, а еще одного раза он бы точно не выдержал.
Хотелось выйти в кухню и скурить пол пачки сигарет сразу, но он все еще помнил, что охраняет Саню от возможной расправы со стороны голодного кровососа, так что Витя попытался взять себя в руки без никотинового допинга. Проверил еще раз электросети в квартире №202. Тревожная кнопка была в спальне, тогда как Эльвира померла в ванной. Странно. По всему, это был несчастный случай. А если так, то кто нажал тревожную кнопку? Эльвира Геннадьевна жила одна, гостей не принимала, детей не имела. Судя по тому, что — Витя еще раз одним глазком глянул на видео — Женьку Литвинова дружинники оставили возле трупа тетушки на стреме, а сами заторопились на выход, их этот факт тоже насторожил. Значит, сейчас будут допросы. Витька приготовился использовать весь свой словарный запас без мата, потому что лучше с дружиной говорить ему, а не вампиру. Мало ли, какие у них тараканы в голове.
Ох и живчиком вампир становился после того как хорошо поест, любо—дорого смотреть. Скачет вокруг, заботится, только что не напевает себе под нос. У Сани в руках уже была чашка, да и выглядел он получше, Юлик же сидел и паял ему ухо. Виктор решил, что он здесь больше не нужен, и вышел, наконец, подышать сигаретным дымом на кухню.
День был в самом разгаре — солнце било в грязное окно, грело обтянутую кожей металлическую руку с кожаными браслетами вокруг запястья. Витя неспешно затягивался дымом, не отрывая взгляда от экрана на стене, где высвечивался общедомовой чат. Следил во все глаза. Мог бы как и прежде, просто включить окошко в своей голове, но произошедшее выбило его из колеи. Хотелось иметь возможность зажмуриться, когда происходит что—то страшное. Лозицкий честно надеялся, что ничего страшнее уже не произойдет.
Жители то затихали, то снова рвались переписываться. Весть о смерти соседки уже разнеслась по всему дому и тут же стала предметом жарких споров. Ссылки на стримы терлись почти сразу после публикации, но Витя успешно перехватывал их и сохранял.
А Юлий—то, оказывается, сама забота. Саше стало даже интересно, он по жизни такой добродушный хозяин, или это он после порции его плазмы с эритроцитами и тромбоцитами так раздобрел?
Чай пришелся кстати, не тот сорт, что он любит, но сойдет. Приятно ощущать, как по телу разливается тепло. Старое доброе ощущение, что ты еще жив. Правда со всеми современными технологиями люди не смогли придумать рецепт такого чая, что помог бы отвлечься от неприятных ощущений, пока в тебя впаивают убивающий тебя же девайс.
— Полегче, док, — шипит Саша, стараясь не дергаться. Ему уже мерещится запах паленых волос, но в этом он не признается.
Тем временем, доктор продолжал быть милейшим созданием возможно во всем это вонючем кибернетическом городе-десятимиллионнике. Саша не мог не восхититься тем, с какой учтивостью Кравчик бегает то вокруг него, то вокруг своего встревоженного друга:
— Может еще чайку? С конфеткой? — и, не дождавшись ответа, вампир возвращается обратно на кухню, проходя мимо смолящего Лозицкого, вместо чая сразу открывая холодильник и делая уже второй глоток из банки, думая про себя:
—«Так, теперь чай для Вити.»
— Может и тебе чайку? Тоже с конфеткой?
От чая с конфетами Витя никогда не отказывался, а потому кивнул, припоминая, что где—то у них завалялся пакетик «коровки». Сладкое всегда помогало успокоиться.
Юлик, который к этому времени уже допаял Саню, суетился вокруг, делая соседу чай. Витька же будто пребывал в прострации.
Закончив, вампир подходит к сидящему на табурете Лозицкому, берет его за плечи:
— А может ты есть хочешь?
Вообще, в понимании вампира стресс должен был спровоцировать голод. Просто потому, что у него самого голод провоцировало абсолютно все.
Когда доктор скрылся на кухне, Сашке в комнате Лозицкого и вовсе стало неловко от компании. Он и девчонок—то успокаивать не умел, а тут был здоровенный роботизированный мужик. Павликовский шумно отхлебывает горячий чай и мечтает о том, чтобы эта неловкость закончилась поскорее. Нет, на самом деле у него в голове уже целая вереница из шуток про ненормально близкую дружбу этих двоих, часть из них совсем неприличные. Это вызывает улыбку, но Саша старательно сдерживается.
***
Общедомовой чат замолчал после того, как к нему подключилось три «теневых» аккаунта.
«Драсте» — написал кто—то в чат, и после этого сообщений не наблюдалось на протяжении нескольких минут, хотя в сети висело достаточное количество жильцов.
— Следов взлома не обнаружено, — пробормотал один из дружинников, проходя мимо Литвинова, кивнул тому, — сфотографируй тут все пока, — и вышел вслед за другим, что разговаривал с жильцом квартиры №201:
«Не видели ли вы чего—то подозрительного?»
«В вашем доме проживают V—положительные?»
Эта фраза, слышанная с трансляции на ж/к экране в кухне заставила Кравчика замереть на месте, будто бы его уличили в чем—то незаконном. Легкая эйфория от настоящей крови так и норовила отступить из—за очередных стресс—маркеров. Плюс один, в общем.
— Э... — слегка застревает жилец 201—й, но вперед него отвечает его жена:
— Да, проживают.
— Машка! — шипит ее муж, и слышно, как тихо пискнул малолетний ребенок на фоне, предчувствующий ссору между родителями, — заткнись!
— Они все равно это узнают, а нам проблемы не нужны, — защищалась девушка. По ее интонации она ощущала себя абсолютно правой.
— Спасибо, — подытоживает дружинник и, обернувшись кивает второму. Второй улыбнулся (или из—за помех трансляции Кравчику показалось? Паранойя?)
Юлию захотелось сожрать одного из них. Того, что помоложе.
В чате появляется еще одна ссылка на стрим. Через полминуты она исчезает, после чего появляется опять, но пропадает через пару секунд.
— Ло.. — Юлий не успевает попросить Лозицкого сохранить стрим, как тот предугадывает его желания, — как хорошо, что ты, — «ходячий компьютер,» — такой шустрый, — Кравчик ставит вторую кружку с чаем на полки темно—коричневого секретера еще довоенного времени, рядом с соседом, поворачивает голову в сторону экрана:
Очередной сосед с 204—й активировал камеру на двери, когда к нему подошли дружинники.
— Добрый день, — начал один из них, как замолк, услышав из динамика на двери тихий, сдавленный плач, — с вами все в порядке? Алло?
Человек из 204—й, давясь слезами и соплями не мог выговорить из себя ничего членораздельного кроме сдавленного скулежа.
— ЭЙ! — снова активировался динамик 201—й, — этот чувак — затворник, он вам ничего не расскажет. У него, как это... в общем, кукушка поехала. Но он любит, когда с ним говорят, — заметив, как второй дружинник посмотрел на свою, напичканную устройствами руку, опередил его, — у него нет камер дома! даже все вебки заклеивает.
— Кроме камеры снаружи, — говорит дружинник.
201—я комната смеется:
— Они у всех здесь заклеены!
— У вас тут общая столовая есть?
— Да, — уже женским голосом отвечает разговорчивая 201—я, — доходите до лестничной клетки и идете прямо—прямо до конца, дверь справа.
— Я отойду, жрать хочется невыносимо, буркает один дружинник напарнику.
— Приятного аппетита, господа! — пренебрежительно, но холодно говорит 201—я и прекращает аудио—связь с внешним миром.
— Ты все сфотографировал? — оставшийся дружинник возвращается к участковому Литвинову, оставшегося подле дергающегося в конвульсиях электротока тела гражданки Геннадьевны, вглядываясь в такое же дергающееся лицо оной, — Господи, да вырубите уже ток, — он сам добирается до комнатного щитка, также активируя визор в искусственных глазах, отключает подачу электричества в квартире №202. Гаснет свет, и тело Эльвиры Геннадьевны перестает трепыхаться аки рыбешка о землю. Дружинник вздыхает и крестится:
— Упокой ее душу, Господи, иже Единый на Небесах Спаситель.
Где—то над экраном телевизора в гостиной—спальне Эльвиры Геннадьевны моргнула проекция иконы Божьей Матери.
***
— Странно, что среди дня. Было бы логично, если бы кто—то убился ночью, — начал киборг, возвратившись в свою комнату, к Павликовскому.
— Люди каждый день умирают, пачками, — Саша безразлично пожал плечами. До ужаса хотелось узнать подробности. Расспросить, как именно умерла соседка, повезло ли ей скончаться быстро, или это была одна из тех ужасных кровавых смертей кровь—кишки—мясо, от подробностей которых Виктора бы вывернуло наизнанку.
— «Тоже мне, неженка.» — думал парень. Нет, Эльвиру ему было жаль, не так, чтобы убиваться, но жаль. А неприлично чувствительного киборга уж точно не было жаль.
— Но так, днем... все какое—то ненастоящее, — бормотал Лозицкий себе под нос, не особо заботясь о том, слушает его Кравчик или нет.
Тот не слушал. Тот, будучи на кухне и ожидая пока вскипит чайник, начал тихо похихикивать.
У Кравчика на религию была страшная аллергия, на человеческую пищу. С одной лишь разницей, что от первой физически он не будет блевать коричневым желудочным соком. И это не потому, что Юлий — нежить и вампир, а кресты и молитвы его бы убили или покалечили, а просто потому, что в его башке прочно засел упертый материалист. А еще православные христиане сами ненавидят вампиров на Родине, и будь ты сто—пятьсот—миллионов раз верен этой вере, сто—пятьсот—миллионов раз фанатичен в этом фандоме, но клеймо кровососа, коему предназначено Всевышним гореть в аду, с тебя не снимается. Просто потому, что Всевышний не любит V-инфицированных.
Но на Пасху и Рождество Кравчик все равно клянчил «пасхальную» и, соответственно, «рождественскую» дозы крови у Лозицкого.
К чему было все это рассусоливание про взаимоотношения v-вируса и института церкви? А к тому, что Кравчик, только прочитав в общедомовом чате о том, что «Геннадьевну отпели, rolf», громко засмеялся, обнажая совершенно не православные клыки. Ох и изрядно он повеселел после дозы.
Это все стресс, скажете вы. Богохульник и нехристь, скажет Витя. Ей богу, Кравчик был в шаге от убийственного подзатыльника.
Саша, еще недавно испытавший на себе ужас, панику и граничащую с сумасшествием паранойю, теперь изрядно веселился, наблюдая за доктором и его другом. Вернулся с кухни Юлий вообще другим человеком. Еще более жизнерадостным, сыплющим идеями, одна самоубийственнее другой:
— Лоз, я думаю, что Александра надо отвести домой. Так и вижу: «киборг и вампир устроили притон для забора крови из невинных граждан», — на самом деле, внутри инфицированного закипала самая простая злость, вызванная страхом перед целой структурой предвзятых расистов при исполнении, а приподнятое ощущение силы от дозы заставляло встретить проблему лицом к лицу, — о, или давай я отведу? Ну что они могут сделать, да? Мы же в государстве с защитой всех и вся живем, — все это он говорил, плавно шагая к входной двери. И только он до нее дошел, как услышал, что дружинники, тем временем, со своими расспросами добрались и до их небольшого закутка на три квартиры (№205, где проживала довольно большая семья, причислявшая себя к касте «чистых» (лишенных аугментаций), №206, этой крохотной каморке раскольникова с любителем жить в сети и в симуляторе, что никогда не выходил из своей капсулы, и их — №207).
Дальше хуже — вампира посетила гениальная идея провести Саню домой почти что под ручку. Мимо дружины во время ЧП.
«Ну все,» — решил Лозицкий и встал из—за стола, чуть не опрокинув табурет. В два уверенных шага он нагнал опьяневшего от крови вампира и, хватанув того за плечо, прижал к стене. Возможно, чуточку слишком сильно, но злой Витя не утруждал себя самоконтролем:
— Тебя совсем вштырило, Юль? — негромко, угрожающе начал Лоз, — куда ты свежезапаянного с блокираторами на «ушах» вести собрался? Может, еще и с дружинниками поздороваешься по ходу? Возьми себя в руки, ага?
Кровь, действительно, многое значит для v—positive. Попробуйте в человеческом обществе сделать так, чтобы почти что равными правами с homo sapiens обладали те, кто питается исключительно этими самыми людьми, те, что физически превосходит их, те, что всегда (!) пребывают в состоянии голода. Но Родине это удалось. Через пот и ту самую кровь, но, все же — удалось.
Зачем бояться вампира, если ты на голову с лишним выше его?
Юлий не мог и слова возразить, будучи прижатым к стенке. Был бы он человеком, наверное, скривился от боли в плече, но он понуро опустил голову:
— Я понял, извини,
— Вы двое. Такие. Странные! — крикнул Саша из комнаты Лозицкого, наблюдая за странной парочкой с открытой в сторону прихожей двери. Он отставил в сторону чашку с чаем и приложил ладонь к щеке в восхищенном жесте.
За дверью, чуть далее по коридору к лестничной клетке их 3—го этажа раздалась трель звонка — не к Лозу с Юлием, а пока что в 206—ю. Но с задротом из той квартиры разговор вышел бы короткий. Как Витька и думал, оплот вменяемости здесь — именно он:
— Иди Сане футболку свою выдай или рубашку там, а то он свою кровью залил, а эти начнут спрашивать, если зайдут. В моих он утонет просто.
— А вот с рубашкой идея отличная, — вставляет Павликовский.
Лозицкий, надеясь, что внушение сработало, отпустил вампира и подтолкнул обратно в кухню, сам же встал у двери в ожидании звонка.
«Вот ща веселье будет, они к Витьке пошли.» «Лозицкий, только не говори што ты сам знаеш што.»
Витя выдохнул и растер лицо ладонью. Ну что за кретины его соседи?
Юлий, пройдя мимо комнаты Лозицкого, вяло бросает недавнему пациенту:
— Ничего смешного здесь нет.
Самые правильные и неправильные поступки он совершал, нажравшись человеческой крови. Из—за одного такого его и низвергли с класса «А» сразу до класса «Цэ».
Идея с переодеванием была принята в работу. Виктор удалился принимать незваных гостей, а Юлий, демонстрируя невероятную скорость, отправился за свежей рубашкой. Саша снова остался один.
— Как ты в этом дурдоме живешь? — обращался он к самому разумному существу в квартире. К кошке. Та, в ответ, невнятно мурлыкнула, выгнула спину, потягиваясь, и спрыгнула с дивана на пол.
Кравчик сразу нашел подходящую чистую одежду, правда мятую. К чистоте Юлий привык, но вот так и не заимел привычки что—то отглаживать (и это в районе класса «Цэ»? Спасибо, что, хоть, стираная, называется!). Он кидает ее Александру, сразу же закрыв к нему дверь. И это действие было скорее автоматическим ответом на то, как вспылил Лоз. Мол, «смотри, я никого не трогаю и веду себя как приличный сытый вампир».
— «Никто тут не хочет вести со мной конструктивный диалог,» — мысленно пожаловался Саша.
Рубашку Кравчика он натянул быстро. Сидела та на удивление хорошо, если не считать коротковатых для него рукавов. Было быстро принято решение расстегнуть манжеты и закатать рукава до локтей. Оставшиеся следы подсохшей крови на шее было решено вытереть собственной, пришедшей в негодность рубашкой, смоченной остатками чая. Так будет лучше, чем если бы эти вышеупомянутые дружинники застали его в крови в чужой квартире.
Вот смеху—то будет, если папаша узнает!
Было неизвестно, готовы ли дружинники устроить обыск, но кое—что Саше уже не нравилось: голоса за дверью становились громче и вряд ли принадлежали двоим его благодетелям. Необходимо было найти выход из ситуации. Единственным, что пришло в голову Павликовского, было стандартное — деньги. Оставалась только пара манипуляций со своим ID, но для этого и самого допотопного лэптопа было достаточно. Комната Виктора, к счастью, была оснащена по последнему слову техники.
***
Нависшие над дверью дружинники по ту сторону квартиры вызывали в Кравчике ощущение тревоги. Стоило показать «Цэ»—шке оскаленные на них клыки, как у них поджилки тряслись похлеще, чем у граждан класса «Бэ». Юлий проверял уже. И, если честно, еще раз проверять не хотелось:
— Не заговаривай с дружиной, — беззвучно проговаривает Юлий в спину робо—мужика, скрывая лицо за своими ладонями от того, что реальность оказывалась довольно жестокой — Витя, мать его ети, точно намеревался общаться.
Наконец, домофон взорвался звонком. Лоз, помедлив, нажал на кнопку ответа:
— Да?
— Народная дружина, проводим опрос жильцов. Есть минутка поговорить?
— Есть, начальник.
— Вы знаете, что в вашем доме сработал сигнал тревоги?
— Догадался.
— Вы нажали кнопку?
— Вы серьезно? 202—ю уже весь дом обсуждает.
Дружинник, неприятный круглолицый мужик, красноречиво поджал губы.
— Представьтесь, пожалуйста, — в его голосе никакого «пожалуйста» не звучало.
— Лозицкий, Виктор. К Вам как обращаться?
— Капитан Сковородко.
Витя очень несдержанно хрюкнул от смеха, но дружинник проигнорировал его или просто не услышал:
— Так это Вы нажали кнопку?
— Нет, не я. Я из квартиры не выходил.
— Вы проживаете один?
— Нет, нас двое.
— Кто—нибудь из Вас является собственником квартиры?
— Какое это имеет значение? Что случилось вообще, и когда дом разблокируют?
— Как только мы выясним все детали. Мы можем войти и поговорить лицом к лицу?
Витька поджал губы и обернулся — в кухне никого не было. Воображение явственно рисовало картинку, где гиперактивный Юлик выпихивает Саню в окно. Или он скрылся у себя в комнате. А, может, в туалете.
— Меня устраивает разговор через дверь.
— Вам есть что скрывать от нас?
— У меня есть личное пространство, и оно хочет оставаться личным. Я имею право не открывать дверь.
Дружинник гаденько ухмыльнулся, затем отошел в сторону и кивнул сиротливо стоящему позади участковому.
— Елки иголки, — прошипел себе под нос Витя и, уже бодрее, поздоровался с Литвиновым, — очень надо, Жень?
— Надо, Лозицкий. Сам понимаешь, погибла твоя соседка...
— Ну так коллег своих зови, скорую там, криминалистов, кого еще...
— Уже всех вызвали. Открой дверь, не усугубляй.
— Что за «не усугубляй»? На меня уже что—то повесили? Литвинов, это че за...
— Витя, — участковый очень проникновенно посмотрел в камеру, так что Лозу даже стало на секунду стыдно. Он отправил на все экраны в квартире сообщение крупными буквами о том, что все плохо, подождал полминуты, а затем дистанционно вырубил их все. Включая телефон Юлика, от греха подальше. И только потом открыл дверь.
Все так же мерзко ухмыляющийся дружинник Сковородко первым переступил порог квартиры, следом вошли два его товарища — Агаджиев и Боровой, такие же крупные и коротко стриженные. Последним, словно стесняясь, зашел участковый.
— Как здоровьице? — не сдержавшись, поинтересовался Лозицкий, кивая на ноги Жени, на что получил предупреждающий взгляд.
— «Скотина неблагодарная. Вот и помогай после этого людям.» — подумал про себя киборг.
Поначалу дружина, вошедшая в их обитель, не обращает внимания на бледный земельный цвет кожи второго, низкорослого, неразговорчивого жителя квартиры №207, появившегося из своей комнаты и переместившегося за спины не особо чаянных гостей. Люди, избегающие солнечного света в своих капсулах виртуальной реальности сами выглядят похожим образом. А в полумраке прихожей он, так, вообще, самое безобидное из всех безобидных созданий, что могут населять мытищенское гетто.
Все меняется на кухне с ее холодным, почти больничным освещением ламп накаливания. У вампиров немного отличается пигментация глаз, отчего их взгляд иногда выглядит диковато.
На участкового Евгения Литвинова Кравчик поглядывал так же, как и на дружинников, ведь он не был ему даже отдаленным приятелем — так, пару раз видел, как он навещал Лозицкого. И кто как не этот Евгений Литвинов, внимательный до одури чувак, с юности работающий в органах, понимал, кто именно здесь живет, и что именно тут можно найти незаконного. Интересно, смолчит в этот раз, или скрысит?
Дружинники на кухне огляделись. Капитан Сковородко сел на любимую витькину табуретку и, не скрывая победного настроения, спросил:
— Ну что, продолжим?
Лоз ответил ему такой же противной улыбочкой, только в его случае получилось намного симпатичнее. Витьку честно тешила мысль, что он в состоянии всех троих выкинуть в окошко. Жаль, об этом можно только фантазировать.
— Вы присядьте, присядьте.
Витя засунул руки в карманы и качнул головой. Все же, они отлично успели прибраться в кухне — ни к чему не придерешься. Если дружинники надумают сунуться в личные комнаты, проблем может быть больше. По крайней мере, судебного разрешения и полномочий на обыск все равно у них нет, а если и сунутся, у Витьки будет полное право их отпинать. И ему почти хотелось, чтобы они сунулись.
Юлий же, оживившись, наконец, показал свою голову из—за широких спин остальных дружинников (до этого на него обратил внимание только участковый):
— Может, водички? — Кравчик взял со стола еще одну литровую банку остывшей кипяченой воды, взял стакан, оглянулся, выискивая в глазах остальных нужду в этом всем.
— Как вас зовут? — обратило на него внимание круглое лицо Сковородко.
— А вы зачитаете нам наши права? — как бы невзначай интересуется Кравчик обнимая стеклянную банку и вышагивая вперед, становясь в окружении дружины вместе с Лозицким. Один дружинник усмехнулся, остальные же напряглись. Юлий, будучи еще под кайфом от «натуры», совершенно не боялся показаться агрессивным. Опустив глаза на кухонную плитку, он проговорил:
— Вы имеете право хранить молчание. Все, что будет сказано, может быть использовано против вас... ам, — поднимает одну руку с вытянутым указательным пальцем, — то есть, — слегка трясет им, — против нас, — и улыбается, запрокинув голову на Виктора. Виктор, явно, не оценил юмора, ибо тут его не было совершенно. В общем, напряженно вышло.
— Подкованный вампир! Ты ведь вампир, да? — круглолицый перешел с «вы» на «ты» явно не с проста.
Опять опустив голову, Кравчик спинным мозгом чуял, как кто—то из дружинников начал волноваться — сердце забилось чуть быстрее, а кровь так и забежала, так и забежала... Блин, явно, что сейчас Витек осуждал инициативу соседа. И, ладно бы, просто соседа, но инициатива от v—положительного — это, иногда, как оскорбление в среде людей.
После нескольких серьезных восстаний вампиры как никто другой цеплялись за «права».
— Вампир, — сухо отвечает Кравчик, и его взгляд цепляется за смазанное пятно крови, украдкой выглядывающее из—под стола. Наверное, накапал, когда пытался выцарапать имплант из кости Павликовского, накапал... а когда они с Лозом задвигали стол к окну, не заметили его.
Сделав еще шаг к круглолицему и краснощекому капитану Сковородко, Юлий роняет банку с водой, от чего она вдребезги разбивается рядом с его ногой — тот вскакивает с табурета, роняя его. Юлий с тряпкой кидается на пол, тут же прикрывая ею уже мокрое пятно крови:
— Извините! Я сейчас все уберу! — за напускной неловкостью вечно голодного вампира скрывается самая простая ненависть. И страх, конечно же. А, вдруг... не заметят.
Подскочивший дружинник продемонстрировал, как быстро побледнеть может настолько красная рожа.
— «Бинго» — они, как и следовало ожидать, боятся инфицированных. Это Юлию всегда льстило.
Витька был парнем отходчивым. Точнее сказать, внезапно отходчивым. Его легко можно было отвлечь от сильнейших переживаний и занять чем—то другим. Витя почти гордился этим своим свойством. Сейчас оно тоже сработало — сначала дружинники успешно отвлекли его от видения с трепыхающейся старушкой, потом неадекватный Юлик — от дружинников. На полупьяного Кравчика Витька смотрел с жалостью, как на убогого. Это было нормальное состояние вампира, отведавшего вкуснятинки, и Витька обычно относился к нему с пониманием, но сейчас это было не к месту. А Юлик словно бы и не пытался себя контролировать. Постоит две секунды, пристыженный, а потом опять за свое. Витя лишних движений не делал, зная, кто в квартире опаснее всех.
Павликовский, все еще находясь в комнате Лоза, уже успел закончить свою маленькую авантюру с переводом денег, когда снаружи что—то с грохотом упало и послышался звон стекла.
Ну, все, решил про себя Александр, подавил новый всплеск паники и зашагал к двери.
После полумрака Витькиной комнаты, свет в кухне казался совсем раздражающим. Саня был растрепанный, мятый, со свежими швами вокруг «ушей», зато с видом хозяина этого балагана. Витька вдруг почувствовал, как вся его внушительность улетучивается на глазах. Дружинники (в особенности капитан Свиноротко) смотрели на Сашу с благоговейным ужасом на не очень умных лицах.
— Та—ак, — пропела неизвестная красная морда, настолько оплывшая, что в складках потерялась шея, — а это у нас что?
— Не что, а кто, — произнес Саша, шагая в кухню.
Он явно застал какую—то очень интересную сцену. Посреди кухни, кроме трех совершенно неизвестных ему лиц разного уровня уродливости, и Юлия с Витей, оскорбленно валялась на полу табуретка, а еще крупные осколки, неизвестного Саше происхождения.
— Что тут происходит? — поинтересовался он, изображая доброжелательность и сонливость.
— А вы, собственно...
— О, прошу прощения. Александр Павликовский.
На секунду в кухне повисла звенящая тишина.
— А документики ваши позволите? А то нынче все мы однофамильцы, — намек толстомордого мужика был жирным, как он сам.
Саша демонстративно хлопнул себя по заднему карману джинс и извлек из него тонкую идентификационную карточку. Хоть какой—то прок от нововведений МФЦР и ПФР: в одном месте тебе и паспорт, и свидетельство о рождении, и водительские права, и студенческий, и читательский билет, и даже банковская карта. Протягивал карту Саша, смущенно поджимая губы, как будто стеснялся того, кто он есть. Пока один из дружинников держал документ в руках, другие заглядывали ему через плечи и недоверчиво бросали на него взгляды. Как же, те самые чиновники Павликовские!
— Доктор Кравчик старый друг моей семьи, — пояснял Саша тем временем, — и мой лечащий врач. Я приехал к нему сегодня со страшной мигренью, вы и представить себе не можете! — о, как хорошо он с детства знал роль трагичного, отягощенного богатством и влиянием отца ребенка, — так что—то случилось?
— Вы можете подтвердить свои слова?
— Ну—у. Можете проверить, сегодня я переводил ему небольшую сумму за его услуги. Это, в общем, все.
Старый друг семьи и лечащий врач, с которым Павликовский так щедро поделился деньгами, сейчас старательно протирал пол, стоя на четвереньках. Витька медленно спадал с лица, понимая, как жестко сейчас спалили Кравчика перед дружиной и участковым. Литвинов перевел взгляд с Саши на доктора, затем с доктора на Витю, и Лоз только и смог, что тихонько мотнуть головой — не сейчас, потом объясню. Сашка на дурака не похож вроде. Нахрена так делать? По незнанке что ли?
Ситуация выглядела подозрительнее некуда, это безусловно. Но Саша решил стоять на своем. Спросят его, почему сын известного чиновника, бизнесмена и в прошлом дважды мэра города делает в такой дыре и почему не вызвал врача на дом — солжет, что был поблизости. Квартиру он снимал за наличку, это было одним из важных условий необходимых для того, чтобы родители не смогли вмешаться в его жизнь.
— У вас что—то еще, эээ... майор?
— Капитан.
— Странно. В общем, хотелось бы понять, что случилось, за мной вот—вот приедет водитель. Я смогу покинуть дом? Никогда такого не видел. Лампочки эти ваши странные. Ух. Мурашки по коже!
Ну вот, сейчас они начнут заливать про убийство и стандартное «что вы делали последние двадцать четыре часа». Или как там в сериалах про нашу славную полицию снимают? Саша бросил красноречивый взгляд на Виктора, мол, если не умеешь врать, то срочно гугли как это делается и помогай, от Юлия сейчас, наверняка, толку будет мало.
И приятно же было смотреть, как лица дружинников стремительно меняются! Сашка изо всех сил хмурился, поджимал губы и менял направление взгляда — все, чтобы не выдать самодовольство. Ну конечно, он их всех выручил. Странно только то, какими многозначительными взглядами одарили его Витек с Юлием, можно подумать, он вломился на вечеринку без приглашения. Последний, к слову, вообще был на грани вменяемости и еле удерживал мокрые осколки в трясущихся руках. Догадка о том, что все дело в употребленной недавно порции крови мелькнула, но не получила мыслительного развития, вокруг и без того происходило много интересного и требующего внимания.
Вампир не демонстрировал, вроде бы, агрессии, а потому дружинник Сковородко вытер испарину со лба рукавом униформы и обратился к новому лицу, снова напустив на себя тонны важности. И если сначала Кравчик был рад, что Саша отвлек на себя внимание, но по мере того, как доводил свою речь до логического завершения, ладонь сжимала тряпку все сильнее. В какой—то момент Юлий подавляет вспышку перегрызть Сане его болтливое горло. Кравчик встает с пола и осторожно включает внезапно оказавшийся вырубленным телефон, проверяет баланс своего счета, скосив глаза на экран. Действительно, весомая сумма уже висела на стадии «обработки», а компьютер по ту сторону приложения банка, видимо, не собирался просто так пропускать транзакцию от гражданина класса «А» какому—то деклассированному до «Цэ» ничтожеству.
Ничтожеству придется импровизировать.
— Согласно 51—й статье конституции я не обязан свидетельствовать против самого себя, — морозится Кравчик.
— Ой, ну что за.. — тихо на ухо лишь Лозицкому мямлит участковый, и сам лезет в карман за сигаретами, закуривает, — почему Юлька все всегда усложняет, Вить?
— Ты, видно, любишь больше с Наблюдателями работать, да? — спрашивает дружинник у вампира, намереваясь того запугать.
Кравчик аккуратно заворачивает в бумажное полотенце осколки от банки, царапая руку и пачкая бурой, почти черной кровью инфицированного тряпку, коей он вытирал пол.
— Черт возьми, мне нужен врач, — подавленным тоном произносит Юлий и вздыхает, обматывает тряпкой ладонь, сжимает кулак.
К счастью, никто, кроме участкового, не обратил внимание на тот факт, что Юлий лечит людей без лицензии. Лица дружинников, наблюдающих за вампиром, выражали смесь страха и презрения, и это злило. Нет, правда, очень злило. Они понятия не имеют, как с этой херней жить, если ты не «А» класса. И как хорошо, что Кравчик сейчас под кайфом и не замечает этого. Ей богу, только тот факт, что Саня изо всех сил пытался выправить ситуацию, удерживал Лоза от необдуманной грубости или мордобоя.
Капитан—дружинник кратко, сухо объяснил ситуацию. Надо отдать ему должное — не соврал ни в чем. Эльвира Геннадьевна умерла. Похоже на несчастный случай, но некоторые детали выдают убийство. Цвет лица у него был землистый, почти как у Юлика, когда тот голоден. Похоже, близость v—инфицированного сбила с него спесь. А еще испортила аппетит.
— Почему убийство? — Кравчик набирает сообщение в общедомовой чат о том, что дружина посчитала смерть Эльвиры Геннадьевны убийством, отправляет вместе со смайлом черепа с костями.
— Тревожная кнопка нажата в спальне, тогда как само тело лежит в ванной, — поясняет Женя, старательно выдыхая никотиновый дым в коридор, — умерла Эльвира Геннадьевна часа два назад. Ну как умерла... имплант в голове перемкнуло, еще и кардиостимулятор помог — технически, она умерла, когда товарищ Боровой отключил...
«А вот и убийца!» — читалось в глазах Юлия, и он, чтобы не прыснуть со смеху, срочно захотел занять рот сигаретой:
— Лоз, Лоз, дай, — и отворачивается от дружинников, улыбаясь в грудь соседа. В отличие от Лозицкого, от которого в физическом плане от человека не осталось почти ничего, инфицированный Юлий являл собой некоторую другую крайность. Смерть, будь она с телевизора, под скальпелем, с информационного объявления, или же за соседскими дверьми... вампира забавляла.
Боровой, надувшись индюком, стремительно покинул кухню, оттолкнув вставшего у него на пути Павликовского, но так, чтобы лишь пройти самому. Ему необходимо было подумать о том, что сболтнул Литвинов и все перепроверить сто раз. В любом случае, он не мог принять ответственность за смерть пенсионерки вот так сразу. Только не при исполнении! Дружинник направился обратно на квартирку №202, дабы опять топтаться на месте происшествия и искать как можно больше подтверждений тому, что Эльвира Геннадьевна суициднулась. Так его душе было бы спокойней.
А вампир, в ожидании курева, тем временем без зазрения совести чатился (и успел же телефон обратно включить!). Вид у него все еще был пьяный. Вместо сигареты Витьке хотелось дать ему в нос, но киборг с каменным выражением достал из кармана пачку LMa с зажигалкой и сунул в руки товарищу. Рука в чернильных рисунках легла Кравчику на загривок — жест получился не столько заботливый, сколько хозяйский. Мол, постой и покури спокойно, не беси людей. Вес этой самой руки добавлял внушительности жесту.
— Ладно, мы все поняли, — Витька откровенно устал от этого цирка и очень хотел поскорее выпроводить лишних людей из квартиры, — мы весь день были дома, безвылазно. Можете проверить камеры на двери — никто не входил и не выходил с самого утра, — на самом деле, со вчерашнего вечера, но подделать тайм—стампы на видео — дело трех секунд, — у вас еще остались вопросы?
Литвинов устремил проницательный взгляд на Лоза. Тот в отместку отправил ему письмо со ссылкой на его аккаунт на сайте знакомств для любителей всяческих фетишей. Давно искал повода это сделать. На душе чуть похорошело от мстительного удовольствия.
— Пожалуй, мы закончили, — с кислой миной сказал Сковородко и тяжелым шагом пошел к выходу. Агаджиев заторопился следом.
— Просьба по возможности оставаться в квартире до завершения расследования и окончания блокировки. Литвинов, пойдемте. Женя проигнорировал — он озадаченно копался в телефоне. Витя даже не попытался скрыть гадкую улыбочку.
— «Сюр какой—то», — думал про себя Саша, но твердо решил не открывать больше рта, пока дружинники не покинут квартиру. К счастью, Виктор быстро вспомнил о железобетонном алиби — которое, вообще—то, не должно было так легко сработать. В век цифровых технологий, когда даже ребенок умел циклить видео для камер видеонаблюдения, было странно, что дружинники не потребовали запись. Может, поверили на слово?
Так или иначе, а дружинники засобирались. Саше вернули его ценный документ и, обращаясь ко всем троим, попросили не покидать квартиры. У него же все возрастало желание бежать, бежать не только из квартиры доктора, желательно из дома и вообще города. Но спорить Павликовский не стал, снова сдержался.
— Евгений! — позвал капитан более раздраженно. Участковый встрепенулся, устало глянул на Витьку и вяло вышел из квартиры. Лозицкий пожелал ему на дорожку доброго здоровьица и аккуратно прикрыл дверь.
***
Стоило ребятам при исполнении покинуть квартиру, так Саша ощутил, как его выдержка трещит по швам. Он вскинул голову и тихо взвыл, хватаясь за нее руками:
— Ну что за идиотизм, Господи. Угораздило же меня с вами связаться.
Последним оплотом оптимизма в квартире оставался Виктор. На фоне Саши и Юлия, без конца меняющихся в лице на протяжении вечера, двухметровый киборг выглядел так, будто и нервные клетки у него стальные. Хотя, вряд ли такие научились делать.
Ну что ж, все плохо, да не все. Лоз оперся на входную дверь спиной и оглядел соседей:
— Понятно, что нифига не понятно, — сказал он почти бодро и снова вывел на экраны чат и стримы, которые терли из переписки государственные нейросети, — вот только жмуров мне на этаже не хватало. Юлька! Циркач, мать твою за ногу... — Виктор свирепо выхватил у друга свои сигареты, а затем повернулся к Павликовскому и наставил на него палец пистолетом, — Саня! Я с тобой и твоими «эмочками» не закончил, если что. Попробуем с другой стороны зайти... Трупы трупами, а ты нам еще и денег перекинул, так что я свою работу выполню.
— Серьезно, ты хочешь продолжать? — Саша сощурился, недоверчиво глядя на Лозицкого.
Тот в ответ хмыкнул, кивнул, потянулся за растерзанной уже чужой пачкой сигарет. Схватил табуретку и оттащил ее подальше от места развернувшейся недавно трагедии с банкой. Он решительным шагом пошел к экрану на стене, свернул чат и полез на облачное хранилище в папки с чертежами и схемами:
— Мне надо знать, что привело твои «уши» в негодность. Если бы они были неисправны с самого начала, ты бы это заметил, и сам натянул Аристарха на глобус. Не вспомнишь, когда они начали барахлить, и что ты в это время делал? Может, по телефону говорил или в симуляторе сидел?
— Ну—у, — Павликовский щелкнул зажигалкой, прикурил сигарету и сделал глубокую затяжку, — поначалу они нормально работали. Обычные сбои, неделя на адаптацию системы. Я даже ездил на проверку, синхронизация, вроде как, была полная.
По крайней мере так говорили компьютеры, дурацкие тесты, а еще самые обычные ощущения. В какой момент что—то пошло не так, Саша затруднялся сказать.
— Наверное, все дело в снах, — Саша поворачивает голову и кивает головой, — точно. Мне обычно вообще ничего не снится. До установки «эмочек» сны были очень... яркими. С ними они глушатся, это одно из самых сильных действий. Но через пару недель после окончания синхронизации, сны стали возвращаться.
Саша решает не упоминать частоту проявления сновидений и сюжеты, которые ему являлись. Ничего особенно примечательного там все равно не было. Утомительные прогулки по лесам, которые еще существовали в пригороде Москвы, когда Сашка был еще ребенком; коридоры школы; развязка рядом с универом. Всюду он только бродил с видом от первого лица, как в старой нудной видеоигре. Суть была не в этом. Больше всего Саша боялся, что следом за простыми образами из прошлого вернутся другие, более страшные. От одной мысли об этом у него начинали холодеть кончики пальцев...
— Юлик, где мои конфеты?! — прикрикнул Лозицкий уже громче. Его злость могла успокоить только глюкоза. Ну и водка, может быть, только вот она закончилась.
— ...Потом началась головная боль, — продолжал «А»—шка, — частая, таблетки быстро перестали помогать, — он делает последнюю затяжку и нагибается, тушит сигарету о выгнутый осколок стекла с водой в нем, — в чем дело я не знал. Боль приходила вспышками. И... о, — его вдруг осенило, — знаешь, что? Похоже на воздействие низких частот или типа того. Не знаю, это вы тут умные. Короче, боль всегда значительно усиливалась, если мобильник звонил. Удавиться хотелось!
Ну конечно, как ему раньше в голову не пришло?
Трудно было поверить, что когда—то человечество существовало без этих маленьких, вмещающих в себя целый мир, штуковин. Саша без телефона тоже не обходился, лет, примерно, с шести. События вечера оказались такими насыщенными, что он и забыл о том, что уже несколько часов не держал его в руках.
Юлик вышел кухни на слегка деревянных ногах, напоследок кинув на стол пакет с конфетами, и через пару минут из ванной донесся плеск воды. Давно пора, прокомментировал про себя Витя, не отрываясь от работы. Все же, всю ночь копался в чужой голове, перенервничал, освежающий душ должен помочь. Лозу было намного спокойнее, когда чувствовал, что Юлий в безопасности и не нуждается в помощи своего соседа—киборга. На самом деле, скажи он об этом вслух, Кравчик наверняка бы разъярился — я, мол, сам за себя постоять могу, че ты выеживаешься. Ну да, ну да... Может, это было и не честно. Может, Лозицкий слишком много на себя берет. Только вот слишком хорошо Витька помнил, как часто Юлий бывает совершенно беззащитным, да и относился к нему, как к младшему брату (ну и что, что сам здесь младший!). Через такое переступить сложно. Да он и не собирался.
Витя не удивился бы, реши Саня уйти. Все ок, дружок, мы тут оба с придурью, с нами свяжешься — такую репутацию заимеешь, у—у—у! Но Павликовский, видать, был не из пугливых. Более того, сотрудничать не отказался. Честь и хвала тебе, Санечек.
— Надо было сразу ко мне идти, Сань, — вздохнул Витька и вывел на экран несколько чертежей из архива, тем временем продолжая поиск, — серьезно. В другой раз замена потребуется — спускайся сюда. Сделаю качественно и по скидону, по—братски.
Мобильник вообще имеет свойство портить любой сигнал. Сейчас даже в трущобах связь 77G — нормальное дело, с тех пор как РТС монополизировал мобильную связь в стране и обеспечил покрытием 98% территории вплоть до Аляски. Мощность этого сигнала вынудила многие компании по производству электроники сворачивать деятельность, либо перепрофилироваться, потому что их продукция отказывалась работать в таких условиях. Очень мало кто нашел способ перекрывать этот сигнал. «Эмки» Аристарха не справились. Лошара Аристарх.
— Слушай, а давай я его принесу? — предложил Саша, — смартфон. Может получится какой—то блок на него поставить? Не знаю... ну, что—нибудь.
Павликовский чувствует себя как курильщик, сошедший с борта самолета и вдруг вспомнивший о существовании сигарет, которое приходилось отрицать весь полет. В телефоне, должно быть, скопилась уже сотня уведомлений, и это не считая десяток звонков от отца. Нет, срочно, срочно нужно было его вернуть.
— Тащи, — кивнул Витя в ответ на предложение принести мобильник, — блок сильно не поможет, сразу говорю. Попытаюсь придумать, как заставить их работать с имеющимися частотами, — фраза прозвучала не очень профессионально, но большего, чем честность, Витька предложить не мог. Саша убежал за телефоном, а Лоз углубился в чертежи.
— Я мигом.
Выскакивает в коридор Саша с полной готовностью перейти на бег, но быстро замедляется, свернув к квартире, на двери которой в сознании людей теперь надолго застрянет зловещий ярлык «место преступления». Дверь в квартиру покойной Эльвиры была приоткрыта и оттуда доносились голоса. Видимо, кто—то из дружинников, догадывается Саша и проходит мимо, стараясь не создавать шума. Нет, они конечно потом могут и по камерам посмотреть, но хочется надеяться, что их не заинтересуют его передвижения.
По лестнице наверх, минуя пролет, Саша поднимается не спеша. И снова хочет ускориться, когда лампы в коридоре, словно сговорившись, начинают мерцать. Штука, вообще—то, привычная. Галогеновые лампочки отличаются долговечностью, но что с них взять с проводкой, которую не меняли десятилетиями? Писать старшему по дому бессмысленно, он прошел через это еще в первый месяц аренды, когда стены в ванной внезапно покрылись черной плесенью из—за прохудившейся за ними трубы.
Инстинкт самосохранения включается у Павликовского только тогда, когда он, поднявшись на свой 4—й этаж, минует соседскую 301—ю квртиру и слышит шорох. Останавливается и прислушивается. В шорохе ему слышатся тяжелые шаги, как будто кто—то с трудом переставляет ноги. Остается надеяться, что это какая—нибудь местная пьянь вышла прогуляться. Ну а что теперь, бояться каждой тени? Может, уверовать в мстительный призрак Эльвиры из 202—й? Паузы между гаснущим и загорающимся светом вдруг начинают удлиняться.
Очень хотелось бы иметь для таких моментов какой—нибудь крутой саундтрек, думает Саша, потому что отмахнуться от мрачных мыслей ему хочется сильнее, чем обычно.
Обычно, кажется, что если мысленно усугубить ситуациюи сделать ее зловещей почти до абсурдности, то реальность, ограниченная своейобычностью, вернет все на свои места. Иногда это работало. В этот раз это только помогло Александру Павликовскомуне испугаться, а всего лишь неподдельно удивиться, когда из темноты на неговыступила тень в каких—то странных лохмотьях,а затем замахнулась на него обломком трубы.