Не твой крест

Среда. Только среда, а я уже абсолютно никакая. Время будто перестаёт двигаться — оно не позволяет вырваться наружу, за пределы затягивающейся петли. Бока и плечи ноют, словно по ним лупили мешками с песком, а я всего-то ворочалась на матрасе с одиннадцати до полчетвёртого, пока не рухнула в иступляющую дремоту.

— Давно вас не было видно! — окликает меня маленькая женщина, завёрнутая в тёплую одежду похлеще меня. Из-под пухового платка виднеются лишь тёмные задорные глаза. Она сопровождает трёх собак: чёрного длиннолапика в «белых гетрах», чёрного коротколапика умеренной упитанности и взлохмаченного пегого комочка, чьи парализованные задние лапы едут на колёсах. А может, это они её сопровождают. Троица сразу узнаёт нас с Дусей и подбегает поздороваться. Скрипит снег. Мы в окружении неказистых пятиэтажек. Где-то в окнах зажигаются квадратики света.

— Мама дежурила, — голос плохо слушается, но стараюсь держаться бодрячком.

— А теперь ваша вахта началась? — ласково подшучивает надо мной женщина. Понятия не имею, какое у неё имя. Зато помню, как зовут её собак — Перси, Тоха и Боня.

— Ночной дозор, — улыбаюсь в ответ — намекаю, что наши хвостатые света белого не видят. Утром ещё темно, вечером уже темно.

— Зато скоро праздники, — будто в утешение напоминает мне собеседница.

С моих уст срывается нервный смешок. Праздники! Клиенты обязательно захотят новогодних чудес — чтобы их проекты заработали немедленно. Отец снова будет дуться, что не отмечаю с ним. Мама будет чувствовать себя виноватой, что отмечаю с ней. Я вызовусь дежурить в последние рабочие дни, ведь у всех моих коллег семьи или парни-девушки, а у меня только собака. Тайный Санта подкинет мне отвратительных конфет, но сожру их все, пересматривая лучшую сказочку всех времён и народов — «Дневники Бриджит Джонс». Лоб пойдёт прыщами. Куда ж без этого? Единственное, что по-настоящему радовало: премия, которой я закрою кредитку. И снова ей воспользуюсь, чтобы накупить подарков.

— Под вашими окнами часто мальчик какой-то гуляет, — она выжидающе смотрит на меня.

— Да это... племянник приехал погостить, — выбираю безобидную ложь. — У них дома ремонт.

— Он тоже заступит в ночной дозор? — женщина кивает на Дусю, которая с осуждающим видом ждёт, когда же человеки наболтаются, чтобы пойти дальше.

От души хохочу. Собеседница быстрым движением касается моего локтя, словно хочет удержать, а то поскользнусь. Смех сходит на нет. Неужели я так жалко выгляжу?

— Нам пора, — вежливо улыбаюсь и плетусь к дому.

Дуся суёт нос в сугробы, а я нещадно тяну её за собой. Даже этому беззащитному существу не могу дать насладиться жизнью. Ну вот и кто я после этого?

Собака целыми днями торчит одна в квартире. Митя доверился мне, а всё, что смогла сделать для него — отослать в школу. Бросила лучшую подругу, хлопнув дверью. Подвожу моих коллег, которые ещё не догадываются, что едва ли тяну пару задачек в день. Не могу заработать на нормальные радиаторы, не говоря уже о квартире без соседства с наркоманами. Разочаровала отца, уволившись из банка. Пыталась женить на себе парня, который предпочитал секс с другим парнишкой.

Этот список можно продолжать до бесконечности. К счастью, я не собираюсь этого делать. Должен же от меня быть какой-то прок.

Дуся залетает в квартиру, затягивая меня следом.

— МИТЯ, ПОДЪЁМ! — кричу с порога, чтобы подготовить того к суровой повседневности.

Его хитрая моська выныривает из кухни. Он ещё в пижаме, но уже наворачивает овсянку. Чёрт, я бы сама сейчас сожрала килограмма три. Вперемешку с эмемдемсом. И сгущёнкой. Запила бы это латте с карамельным сиропом. Затем поехала бы на какую-нибудь северную станцию метро и... Шлёпаю себя по щекам, чтобы вернуть в чувства. Рано пить боржоми. Почки ещё не отвалились.

— Ты в норме? — с набитым ртом бубнит Митя.

— Поговорим об этом, когда дотянешь до моего возраста, — ворчу, как бабка, пока вытаскиваю собаку из комбинезона.

— Ну, не уверен, что ты дотянешь, — ухмыляется он.

Чертовски прав.

Мою Дусе лапы и выпускаю побегать по коридору. Несусь на кухню, чтобы размочить собачий корм тёплой водой. Надо было сделать это сразу, но хрен мне, а не последовательность.

— Подогреть? — Митя достаёт из холодильника контейнер с моей едой — сегодня блинчик с ветчиной и сыром на двести восемьдесят пять килокалорий.

— Неа, — разрываю упаковку и сую завтрак в рот.

— Блять, о тебе хер позаботишься! — восклицает тинейджер.

Я ошарашенно смотрю на него, словно вижу первый раз в жизни. Даже забываю пожурить за мат.

Дуся напоминает о миске с кормом деликатным тявканьем. Идём в спальню, где кормлю её с рук. Сижу по-турецки на надувном матрасе, протягивая в ладошке две-три штучки. Она слизывает их и ждёт продолжения банкета. По-другому есть так и не научилась. Кинолог сказала, рыжая попа нас просто переупрямила. Но ни я, ни мама не смогли переупрямить Дусю обратно. Казалось, та может не питаться сутками, лишь бы всё оставалось так, как она хочет. Я тоже пыталась так делать, но сохранить фигуру принцессы у меня не вышло.

До центра Митя доезжает вместе со мной. Мы не разговариваем. Я наблюдаю, как он учит стихотворение прямо в поезде, покачиваясь на поручнях. Его губы беззвучно гоняют одни и те же слова. В моих мыслях тоже кружатся одни и те же слова — «о тебе хрен позаботишься».

Честное пионерское, всегда старалась, чтобы людям было со мной беззаботно, а если ещё и весело — то вообще класс. Вроде бы получалось. Почему сейчас не выходит?

— Пока! — Митя бросается в распахнутые двери и исчезает среди толстых курток.

Следую за ним, но тщетно. Позволяю потокам спешащих работяг и студентов завертеть меня во все стороны. Жадно вдыхаю обожаемый запах. Вздрагиваю от стука колёс. На секунду перестаю ощущать себя настоящей. Всего лишь на секунду.

— Привет!

Фокусирую взгляд и узнаю Шафер.

— Ох, привет, — произношу это с нескрываемым облегчением. Как же я рада её видеть.

— Заблудилась? — она мимоходом подхватывает меня под руку. Не пытаюсь сопротивляться.

— В своей голове, — говорю тихо, но она слышит.

— М-м?

Мы пристраиваемся у края платформы, дожидаясь поезд. Раньше девушка казалась мне выше. Опустив взгляд, не замечаю её фирменных ботинок на гигантской подошве. Вот в чём дело. На ней бушлат не по погоде, а голова закутана в вязаный снуд неистово синего цвета — я ей его подарила миллиард лет назад. Локоны рыжих волос дразнятся то тут, то там. Хочется заправить их, вот только не решаюсь. Губы с фиолетовой помадой трогает едва заметная улыбка. В носу блестит розовый гвоздик. Наверное, новый, потому что не помню такого. В светло-карих глазах отражаются лампы. А ещё в них россыпь золотистых и зеленоватых крапинок, будто цветы на поляне.

— Мне приснился какой-то безумный сон, — в конце концов выдаю я, когда заваливаемся в вагон. Стоим друг напротив друга, теснимые толпой со всех сторон. Держимся за один поручень. Между нами пара сантиметров. Везде.

— Расскажешь? — Шафер не пытается перекричать шум, она бормочет мне на ухо. Чувствую её дыхание на щеке, улавливаю аромат сигарет и арбузной жвачки.

— Кхм... Будто переехала жить на цокольный этаж, там ещё были окна полуарками очень красивые, правда, заложенные кирпичом... — послушно выдаю всё, что помню о моём первом и последнем сне за эту ночь, — я стала смотреть телик и вдруг ощутила, что не одна в комнате, что кто-то сидит рядом со мной на диване... — моя рука случайно соскакивает ниже, коснувшись пальцев девушки — она не одёргивает их. — Задаю вопрос в темноту, мол, кто здесь? И тут передо мной вспыхивают огромные оранжевые пятна. Это были глаза...

— Господи! — резко вздыхает Шафер. В её голосе проносится тревога, поэтому спешу поменять показания.

— Короче, это была гигантская летучая мышь, размером с человека! И она осталась смотреть со мной сериал.

Всё было не совсем так, но не важно.

— Ебать, — девушка растерянно вглядывается в моё лицо. — А что смотрели-то хоть?

— Ну, если признаюсь, ты перестанешь меня уважать, — заявляю я без задней мысли.

Она наклоняется ко мне настолько близко, что смущённо отодвигаюсь.

— Ник, я пиздец как уважаю тебя.

— Взаимно, — делаю игривый реверанс.

Остановись, женщина. Займись делами! Не отвлекайся! Хиханьки да хаханьки отложи на тот случай, если сможешь разгрести последствия собственного существования.

— Прогуливаем уроки сегодня? — она указывает на распахивающиеся двери. Ох, я перестала следить за станциями.

Выпрыгиваем последними. Ждём очереди на эскалатор, зажатые чужаками. Будто нам никуда не деться друг от дружки. Из последних сил сдерживаюсь, чтобы не уткнуться лбом между её лопаток, не потереться щеками об грубую шерсть бушлата, пока гуськом следую за Шафер.

— Не выспалась? — спрашивает она.

Поднимаю голову. Девушка стоит лицом ко мне на ступеньку выше. Мы медленно движемся вверх — к трассе, где нас обляпают грязью, к офису, где меня ждёт досудебная претензия, а её, надеюсь, что-то поприятнее.

— А ты? — замечаю, как ладонь неумолимо скользит по перилам навстречу ладони Шафер и ловко сую её в карман.

— Хм, у тебя какие-то проблемы с тем, чтобы отвечать конкретно на мои вопросы или на вопросы в принципе? — она звучит строго, хотя уголки рта приподняты.

— Умею только по билетам. Чтобы вызубрить всё от корки до корки.

— Пф-ф, боишься, что поставлю неуд?

— Терпеть не могу пересдачи, — подыгрываю ей.

— Жаль, — выдыхает она. — Могли бы видеться чаще.

— Куда уж чаще? — прикусываю язык. Кажется, я сморозила жуткую грубость.

Она на мгновение отводит взгляд. Этого мне хватает, чтобы набраться храбрости и вернуть ладонь на перила. Наши пальцы снова соприкасаются. Только теперь девушка убирает руку.

— Мне нравится видеть тебя... — выпаливаю это без тени лукавства.

— Ник, я же не буду оценивать твои слова как правильные и неправильные, — взбудораженный голос Шафер врезается в мой.

— Понимаю, — смотрю ей в глаза — нет сил ни на что, кроме этой сиюминутной смелости. — Мне просто нужно привыкнуть.

Лицо девушки бледнеет. Она хорошо знает, с кем я встречалась и что произошло. К счастью, она не в курсе всего прочего. Мне стыдно за то, как я сбила её весёлость.

Мы сходим с эскалатора. Быстро теряю её из виду. Да, пересечёмся в офисе, не о чем переживать, а я всё равно срываюсь куда-то на глубину. К тем оранжевым блюдцам, что ждут меня в несуществующей гостиной. К говорящей со мной пустоте. В ночи, где не будет сна. В весну, которая никогда не наступит.

— Ну и давка сегодня! — Шафер выхватывает меня на улице — прямо за хлопающимися дверями.

Бесцеремонно висну на её плече. Она и слова мне не говорит.

— Во сколько заканчиваешь? — перекрикиваю проезжающие мимо машины. — Можем вместе домой поехать.

— А ты хочешь?

— Хочу, — я сейчас ничего настолько сильно не хочу, как трястись с ней в одном вагоне десять минут утром и десять минут вечером.