8. Это не любовь
Еле дышу. Лёгкие болезненно схлопываются в комок и раздуваются обратно. Икры ног горят. Пакет, набитый донельзя вкусностями, оттягивает руку. Лестница на шестнадцатый этаж напоминает, что я всё ещё жива, и с этим придётся считаться.
— О боже! — восклицает Яна, распахнув передо мной дверь.
— Уф, детка, у тебя галлюцинации, — игриво прикасаюсь к её лбу, а он реально горит.
Несколько секунд подруга растерянно смотрит на меня, а потом вдруг зажимает в объятиях — подозрительно крепких. Наверное, у неё действительно галлюцинации.
— Давно свет отключили? — разуваюсь и бросаю куртку на огромную коробку из-под стиралки — вешалки здесь нет.
— Прям с утра, — гундосит она.
Сразу проваливаюсь в крошечную однушку — Яна с восемнадцати лет в лепёшку бьётся, чтобы позволить себе персональные квадратные метры. Воздух здесь затхлый, тяжёлый и кислый. В барханах одеял на диване отдыхает разряженный ноутбук. Журнальный столик и пол завалены бумажными платочками. Чашек тоже скопилось прилично. Тащу продукты на кухню. Тут всё ещё нет лампочки, из потолка торчат голые провода. Кухонного гарнитура тоже нет — лишь холодильник и стол без стульев. Столешница завалена посудой и коробками геркулеса. Подруга не ложится, а плетётся за мной. Чуть ли не каждый апельсин получает комментарий «ну зачем ты тратилась?», зато ананас вызывает неподдельный восторг.
— Я тебя просто обожаю! — хрипит Яна.
— Меня или... его? — дразню её колючим красавчиком.
— Вас обоих.
Она выглядит такой счастливой, что мне аж неловко.
Мы смотрим на ютубе ролики, выбирая способ расправы. Совместными усилиями находим завалявшуюся ароматическую свечу. Приходится наслаждаться запахами чужестранного Рождества. Развлекаю пациентку офисными байками. Умалчиваю обо всём, что может её потревожить. Превращаю появление Шафер на ресепшн в забавное совпадение. В конце концов, они ведь знакомы — по общим тусовкам с Максом.
— Может, как-нибудь пригласишь её набухаться с нами? — предлагает подруга. — Ой, ну и что это за лицо?
— Нормальное лицо, — уже жалею, что разболтала столь много.
— Ага, у тебя на лбу написано «нет, пожалуйста, не надо», — восклицает Яна. — В чём дело? Она ж тебе нравилась... Да что опять?
Понимаю, подруга имеет в виду не то же самое, что и я, но ничего не могу с собой поделать. Ощущение, будто меня прищучили.
— Давай попрошу Рому тебе тут подшаманить электрику, м-м? — бросаюсь отвлекать её обманными манёврами.
— Он сейчас в завязке? — интересуется Яна, угощаясь ананасом.
— Да, — с гордостью заявляю я. — Его жена вот-вот должна родить, так что он очень старается.
— Какой молодец, — в голосе подруги неприкрытый скептицизм.
— Люди меняются, — мягко настаиваю на своём.
— Тогда почему бы не позвать твою Шафер на наши посиделки?
— Оу, смекаю! — подмигиваю Яне. — Могу дать её номерок. Так сказать, без посредников...
— Вот ты дурочка, а-а, — подруга, наконец, понимает, что пора закрыть тему.
— Это зелёнка, что ли? — глаза привыкли к темноте, поэтому замечаю на шее и щеках подруги пятнышки. В глубоком детстве бабушка точно так же мазюкала наши с Ромой ветряные оспинки.
Она нервно хихикает.
Хочу пошутить про детский сад, но слова застревают поперёк горла, набиваются плотным комком.
— Недавно завозила Даше с Мишей вещи из химчистки... ну, он попросил, мне было по пути, и вот, — взгляд Яны перескакивает на пламя свечи.
Моё тело каменеет — от макушки до пят. Его срочно нужно аккуратно сложить куда-нибудь, пока внутренности не сплющились. Хочется надавать себе пощёчин, чтобы прекратить наматывать идиотские предположения на вертел, а то я так и до кризиса среднего возраста не дотяну. Попробовать все кризисы на вкус — буквально цель моей жизни.
— Тебе нужны какие-нибудь лекарства? — по привычке выжимаю из себя улыбку.
— Только ты, — пальцы подруги играют с пламенем.
— Ну, тогда я в полном твоём распоряжении.
Отголоски затухающей свечи позволяют немного прибраться. Яна сопротивляется, но просто болтать — сейчас выше моих сил, мне необходимо прикрытие, лишь бы не смотреть ей в глаза, пусть вижу только отражающийся оранжевый огонёк где-то в уголке дивана. Две блёсточки вместо подруги. Меняю постельное бельё, а грязное безжалостно комкаю. Сердце выстукивает марш-бросок. Пока руки заняты, голова гудит. Челюсти аж сводит в попытке воздержаться от вопля «ВО ЧТО ТЫ, БЛЯТЬ, ВЛЯПАЛАСЬ?»
Не могу понять, почему задать прямой вопрос настолько сложно. Прямой вопрос ради прямого ответа.
А что мне с этим ответом потом делать?
Загоняю подругу в ванную. Злюсь на себя за этот зверский припадок мамской заботы, за то, что придумываю невесть что на ровном месте, за то, что до сих пор не позвонила Максиму насчёт Мити, за неистовое желание сожрать мороженое из Мака, и за то, как хочу возвращаться с работы вместе с Шафер, а не вот это всё. Веко правого глаза подрагивает. Крепко сцепляю пальцы рук, уберегая их от прыгания по суставам.
— Посидишь со мной? — просит Яна, вяло стаскивая с себя треники.
Отвожу взгляд. Жду, пока она не окажется в пене, которую старательно для неё нагоняла. Когда поворачиваюсь, всё равно вижу соски и обнажённые ключицы подруги. И снова попадаю в ловушку, потому что хочу видеть перед собой Шафер.
Опускаю крышку унитаза и устраиваюсь.
— Ты сердишься, — Яна вздыхает.
— С чего взяла?
— Мы знакомы с тобой десять лет, Штирлиц.
У неё находятся силы посмеяться. Разве это не знак, что я ошибаюсь?
— Даже номер моей квартиры помнишь? — тревога сжимает меня в пружину.
— Даже тему твоей дипломной, — она медленно погружается глубже, испачкав подбородок пеной.
В узенькой ванной комнате жарко. Стягиваю с себя джемпер и швыряю его на новенькую стиралку. Порыв воздуха гасит нашу единственную свечу. Чёрт! Ну вот почему я такая косорукая?
— Хочешь, покажу фокус? — голос Яны булькает у кромки воды. — Прочитаю твои мысли.
— Валяй, — делаю резкий вздох. Ощущаю аромат простудного пота, вкусного геля для душа, мерзкой корицы и безнадёги.
— Да, я спала с ним.
С ужасом осознаю, что испытываю облегчение от услышанного. Сердцу одно, башке другое. Два придурка и оба в моём бренном тельце. Ну что за подстава?
— Зачем?
Слышу всплеск.
— Ник, я люблю его.
— А он тебя нет! — я подпрыгиваю с унитаза, словно ужаленная. — Ты понимаешь это?! Если бы Миша реально любил тебя, он бы никогда и ни за что не поступил бы с тобой ТАК!
— ГОСПОДИ, КАК ТАК? — она огрызается.
— ПОДУМАЙ!
От гнева у меня лопаются страховые стропила. Я со всей дури бахаю кулаком в пустоту. А попадаю куда-то в горячие трубы. К счастью, слишком взвинчена, чтобы почувствовать боль.
В ванной шипят волны.
— Ника, что ты там творишь? — пугается Яна.
— А ТЫ ЧТО ТВОРИШЬ? — я хватаю воздух ртом, но едва ли это помогает держаться на поверхности.
— ДА Я НЕ ЗНАЮ! НЕ ЗНАЮ, ЯСНО?!.. Я ПРОСТО ХОЧУ, ЧТОБЫ ОН ВЫБРАЛ МЕНЯ?.. ПОЧЕМУ ОН ПРОСТО НЕ МОЖЕТ ВЫБРАТЬ МЕНЯ И ВСЁ?.. ПОЧЕМУ НЕ Я?!
Мы в самом деле орём друг на друга в кромешной темноте.
Яна в самом деле трахается с женатым мужиком. Хуже. Она его любит.
Готова поклясться, что любви не существует. Люди обожают дурачить себя. Хлебом нас не корми, дай пострадать — очистить душу. Пропустить её через тёрку. Иначе жизнь слишком уж скучна. Нечего будет внукам рассказывать на смертном одре.
— Ты ненавидишь меня? — всхлипывает Яна. Где-то совсем близко.
— Я бы убила Мишу! — гнев продолжает шатать меня.
— Ты не ответила, — голос подруги ускользает.
— Ты ведь прекратишь это? — у меня не получается сказать ей «нет». — С ним покончено?
У неё не получается ответить мне «да».