Не твой крест

Напротив в вагоне метро сидит Шафер. Несмотря на вечернюю толкучку, прекрасно её вижу, а она, вероятно, видит меня. Мы обе ковыряемся в смартфонах. Признаться, я лишь пролистываю галерею для прикрытия: какие-то документы, фото Дуси, мемы и наши с Митей кривляния. Осторожно кошусь вверх.

Чёрт. Спалилась.

Она буквально не расстаётся с надменной ухмылкой.

Ну вот что теперь делать? Собраться с силами и поступить как взрослый человек, а значит, попросить у неё прощения. За секс или за то, как некрасиво сбежала после? Короче, за всё. Затем можно угостить Шафер кофе, чтобы закрепить наши корпоративные узы. И после, клянусь, проходить мимо ресепшн не чаще двух раз за день — утром и вечером. А дальше по списку: сдать Митю родителям, ответить на досудебную претензию, стать идеальным сотрудником и больше никаких тупых просчётов. Моя последняя чёрная полоса в жизни. Надо сейчас хорошенько усвоить материал, чтобы не ходить на пересдачу.

Тяжёлый воздух не даёт надышаться вдоволь. Между рёбрами что-то болезненно сжимается. Внутри врубается сирена, пищащая в такт сердцебиению. Лица перед глазами смазываются в какофонию цветов. Голова тянется вниз, будто к ней привязали гантели. Но я не падаю.

— А ты прям мастер спецэффектов, — голос Шафер раздаётся где-то совсем близко.

Не сразу понимаю, что она держит салфетку у моего носа. Из правой ноздри хлещет настоящий водопад. Кажется, вижу ошмётки сосудов.

Вокруг столпился весь вагон. От нарастающего гомона мигрень выходит на новый уровень. Сухой кислород дерёт глотку. Столько салфеток мне в жизни не предлагали, и, надеюсь, больше повода не представится. Жму благодарную улыбку. Наверное, выглядит это крипово. Язык прожигает привкус металла.

Получается сосредоточиться только на лице Шафер. Она что-то говорит — то ли зрителям, то ли мне. Послушно киваю. Через пару минут буду в полном порядке. А потом уволюсь, сменю адрес и паспорт.

— Вызвать скорую?

От слов девушки у меня глаза чуть ли не на лоб лезут.

Признаться, совершенно не замечаю, как оказываюсь на поверхности. Холод действует отрезвляюще. По крайней мере, я стою на своих двоих, а ещё дышу легко, слышу проезжающие машины и отчётливо вижу мигающие светофоры. Восторг охватывает каждую клеточку моего тела. Пока не замечаю, что рядом стоит Шафер.

— Эм... — пытаюсь заставить мозг выдать хоть что-нибудь мало-мальски адекватное. — Сегодня Юпитер в Асценденте.

На самом деле, я шучу. Хочется повеселить её, чтобы отвлечь. Вдруг повезёт. Хоть капельку.

Взгляд девушки недвусмысленно намекает, что мне нужно хорошенько поработать над шутеечками. А лучше заткнуться.

— Где ты живёшь? — спрашивает она раздражённым тоном.

На грудь давит новый приступ тошноты — то ли от стыда, то ли от голода. Осознаю, что забыла пообедать, а мои припадки расходуют чудовищное количество энергии. Жаль только, я от них не стройнею, а обливаюсь кровью на глазах у полсотни незнакомцев. Везде какое-то кидалово.

— Рядом, — непринуждённо отмахиваюсь. Вообще не ведаю, где мы находимся. Может, даже и не вру.

— Пойдём, провожу, — Шафер хочет подхватить меня под локоть, но я уворачиваюсь.

— Всё в порядке! Спасибо тебе огромное. С меня грузовик салфе...

— И давно у тебя это? — она достаёт из кармана сигареты.

— М-м, старость? — попытка рассмешить её номер два.

— Знаешь, мой дом здесь поблизости, — Шафер выдыхает дым в сторону от меня — всё равно едва сдерживаюсь, чтобы не захрипеть. — Ну, вдруг хочешь прилечь.

Прилечь, ага. Прилегла уже, спасибо.

Чёрные и синие пуховики суетятся вокруг, будто бездушный поток реки. В паре метров вход в подземку, проглатывающий людей и выплёвывающий их наружу снова и снова.

Зачем тянуть? Чем раньше начну разгребать завалы, тем быстрее сдвинусь с мёртвой точки.

— Прости, что... — замечаю, как резко меняется её лицо, — ... убежала тогда. Это было странно. И неуважительно по отношению к...

— Неуважительно? Ого, — она берётся за следующую сигарету. — Не делай так больше, по рукам?

Киваю, прежде чем соображаю, о чём она просит.

— Больше подобного не повторится, — заверяю я и понимаю, что снова попала впросак — по её улыбке. — В смысле, мы не будем... вот это вот всё делать...

— Что делать? — Шафер откровенно издевается надо мной.

— Ой, да ну тебя! — топаю к станции метро, но заставляю себя обернуться, ведь обещала же. — Кхм, до завтра.

— Дай хоть на поезд тебя посажу, — потушив окурок, она догоняет меня в три прыжка.

Мы молча спускаемся. Стоим на эскалаторе, а между нами пара ступенек. Она смотрит свысока. Чуть ли не с насмешкой. Или просто кажется. Потому что я прекрасно умею убеждать себя в том, чего нет. С другой стороны, причин считать меня сумасшедшей у неё предостаточно. Накопилось с лихвой.

— Может, всё-таки провожу тебя? — Шафер цепляется за мой пуховик.

— Не нужно, правда, — произношу это, запрыгивая в вагон.

Двери захлопываются. Её взгляд держит меня на мушке, пока поезд не срывается с места. Даже после нырка в туннель не получается отделаться от давящего чувства, что жажду стать невидимкой, но уже не получится. Прятаться некуда. Волшебство, оберегающее меня с того дня, как освободилась от Макса, иссякло. Вот только я совершенно не готова. В моей башке помойка. Моё тело вытворяет нечто совсем уж дурное. Не говоря уже о том, что упаковка у меня далеко не подарочная. Я похожа на коробку, которую швыряло полторы тысячи километров, а затем она попала в ураган. Никакая диета не справляется с мощью углеводов и сахара, которыми массажирую мои отмирающие нервные клетки. И никакого частного вертолёта для свиданий у меня тоже не завалялось, лишь кредитка с долгом размером в мою месячную зарплату.

Почему Шафер должна была понравиться мне именно сейчас? Почему она вообще нравится мне?

Хотя кого обманываю? Если бы фонарный столб проявил ко мне капельку заботы, я бы и в него втрескалась по уши. А девушка как на зло проделывала этот трюк с самого первого дня нашего знакомства. Значит, задача сводится к минимуму: сохранять безопасную дистанцию. Уважительно сохранять безопасную дистанцию, чтобы не задеть её чувства. Думаю, справлюсь. Порыдаю перед сном и как начну справляться.

Смотрю на табло с остановками и меня вдруг осеняет — села не на тот поезд. Точно. Я чемпионка по идиотизму. И как умудрилась забыть?

Хочется от души прорыдаться уже сейчас, но заставляю себя отнести всё это добро домой. Кажется, у меня начинаются слуховые галлюцинации от голода, потому что отчётливо слышу хруст снега за спиной, пока ковыляю к подъезду. Верещание Дуси доносится из-за двери. Вхожу и сразу попадаю под раздачу. Приходится наклониться, чтобы дать псине облизать моё лицо. Стаскиваю ботинки, вешаю пуховик на вешалку. Подхватываю Дусю на руки и иду здороваться со всеми. Приятное домашнее тепло разливается по коже.

Ощущаю аромат дорогого парфюма. Как у отца. Только он бы сюда ни за что не пришёл чаёк попить — на дух друг друга с мамой не переносят.

— Мам?

Захожу на кухню. Вижу статную спину, завёрнутую в белую рубашку. Аккуратно подстриженные светло-русые волосы.

— Трудоголишь? — Максим отхлёбывает чай из чашки, которую для себя выбрал Митя. Понимаю, что на вешалке не было горчичной куртки. И кроссовок в прихожей тоже не было.

Мама смотрит на меня извиняющимся взглядом.

— В чём дело? — прижимаю Дусю ближе. Передёргиваю пальцами. Надеюсь, он не заметил.

— Ты вроде обещала, что скажешь, если Митя к тебе заявится, — для гостя Макс ведёт себя слишком по-хозяйски.

— Так? — делаю вид, будто ничего не понимаю.

— И почему ты этого не сделала? — его улыбка снисходительная и холодная.

Мне очень хочется, чтобы мама вышла из кухни, вот только она принимается чистить картошку. Ага, на ночь глядя нам внезапно понадобилась гигантская кастрюля картошки.

— М-м-м? — непонимающе качаю головой.

— Может, отойдём? — Макс отступает в наш узенький коридорчик, нехотя следую за ним. — Он не сказал тебе, почему прячется, м-м?

Продолжаю валять дурака. Уверена, выходит отвратительно.

— Митя угрохал тачку моей невесты... А если точнее, моего будущего тестя.

Удивлённо таращусь на гостя. Митя, конечно, любит повредничать, но чтобы взять чужое — верится с трудом. Тем более, его отец ни в чём ему не отказывает. Макса это всегда выводило. На секунду злорадство берёт верх над здравым смыслом. Стыд быстро накрывает удушающей волной. Мать Максима не просто экономила, она готова была морить сына голодом ради весьма туманных перспектив. Когда мы приходили в гости, то хлебали голый суп и слушали её монологи про гейропу или пришельцев. Мне не разрешали приносить сладости к чаю, потому что они отравляют организм. А если мы оставались на ночь, нас раскладывали по разным комнатам. Меня ложили в гостиной. И Елена Степановна обязательно вязала до поздней ночи, сидя у меня над душой с включённым торшером.

— Чем могу тебе помочь? — в раскаяние не впадаю, а вот от сочувствия никуда не укрыться.

— Раз у вас такие прям тёплые отношения, — едко выдаёт он мне на ухо. — Сделай ему внушение, хорошо? Пусть ответит за то, что натворил.

— Если увижу его...

От кривой улыбки Макса становится не по себе. Желудок бетоном наливается.

— Если Лиза захочет написать на него заявление, мешать не стану.

— Прям заявление? — притворяюсь, будто лишь тешу моё любопытство.

— Ник, там ущерба кусков на сорок, — огрызается Макс. — И я ни копейки за него не отдам.

Неосторожный шаг назад и впечатываюсь в стену.

Гость по-джентельменски прощается с моей мамой, накидывает пальто, которое он всё время таскал в руках, и оборачивается уже в дверях:

— Ты в норме? Выглядишь уставшей.

— Ты тоже, — парирую. Мы всегда соревновались в вежливости.

— Плохо сплю... — он вздыхает с неимоверной тяжестью. — Прошу, помоги. Мне просто нужно, чтобы Митя позвонил своему отцу... Я рад, что он у тебя и... Вот, держи. А то он ест всё, что видит.

Максим протягивает мне две тысячи.

— Не надо, — не могу взять у него деньги. — Попробую поговорить с ним. Если увижу.

— Спасибо, — он робко улыбается. И кажется, что топчется на месте, чтобы его остановили или, может, чтобы обняться на прощание. Понять, что он хочет, слишком сложно.

Когда закрываю за ним дверь, растерянно пялюсь на замок. Сомнения раскачивают из стороны в сторону. Чувствую себя безумно глупо. Он ведь не сделал мне ничего плохого. Да, мы разошлись. Так бывает. Это нормально. Да, всё произошло весьма некрасиво, и, тем не менее, так тоже случается. Я накручиваю себя, стирая важное: он ведь очень долго старался для меня. Для нас. Ничего не вышло, но попытки были. Просто мне было не дано справиться с его депрессией, а ему с моим неврозом. Два больших глупых ребёнка. Вот и всё.

— Договорились? — мама выныривает из кухни с ножом.

— Когда Митя ушёл? — опускаю Дусю, а то уже спина ноет.

— Чуть ли ни за минуту до этого, — она кивает в сторону двери. — Наверное, в окно заметил.

— Уф, — я сую ноги в ботинки и решаю подняться наверх по подъезду, может, мальчик спрятался где-то там. Не хватало ещё, чтобы он заболел.

Мама протягивает жидкость для мойки стекла.

— Генеральная уборка? — я догадываюсь, что она вооружает меня, но как обычно хочу слегка сбавить напряжение.

— Не нравится мне, что он знает, где ты живёшь, — бормочет мама, возвращаясь к тонне начищенной картошки. Спасибо ей большое за моральную поддержку. Реально приятно, что она волнуется и всё такое, вот только и я теперь волнуюсь. Из-за меня все кругом считают Макса опасным психом. А вдруг это я психопатка с неуёмной фантазией и обидой?

Звоню Мите — не отвечает. Пишу ему сообщение, мол, всё чисто, ястреб покинул утёс. Сжимаю зубы и поднимаюсь до самого верха. Никого тут нет. Дверь на крышу заперта. Слава Богу. Почему-то возникает желание проверить подвал. Мои догадки оказываются верны — не обнаруживаю никакого сопротивления при входе. Лишь низкие балки и толстые трубы, окутанные слоем паутины. На плечи сыпется пыль. Ночной воздух быстро съедает остатки тепла из моего организма.

— Митя? Знаешь, у меня был тяжёлый день, и, если мы пойдём домой прямо сейчас, я скажу тебе большое спасибо.

— Что он тебе наговорил? — голос мальчика доносится из темноты.

Признаться, проявлять чудеса храбрости я не жажду, поэтому остаюсь на месте.

— Ты разбил тачку его невесты?

Молчание. Ну конечно. Чтобы в моей жизни всё было прям легко и просто? Хрен. Делаю несколько шагов вперёд, отплёвываясь от паутины.

— Я не смогу помочь, пока ты не расскажешь, что у вас там произошло.

— Не надо мне, блять, помогать! — его голос ломается, поэтому звучит скорее, как визг.

— А мне надо! — стыдно, но я чуть ли не хнычу. — Мить, я устала, мне холодно. Когда мимо пробежит крыса, умру от инфаркта, отвечаю!

— Он хочет, чтобы мой батя заплатил за ремонт! — в конце тоннеля возникает силуэт мальчика.

Отбитые подростки, чёрт бы их побрал. Мог бы убежать в булочную, например, чтобы мы обсудили его кризисный период за чашкой какао с круассаном.

— Ну, а ты сам разве можешь заплатить? — аж сквозь темноту ощущаю прожигающий взгляд. — В чём проблема рассказать отцу об этом всём?

— Он божился, что в кадетку отправит, если ещё хоть раз проебусь, а тут не проёб, тут лютый пиздец!

— М-м, пожалуй, — ну хреновый из меня утешитель, каюсь. — Что там у вас вообще произошло?

— Да эта Лиза тачку свою на ручник не поставила! Вот откуда мне было знать?

— Ну, может, поговорим с Лизой? Вдруг всё решится на раз-два.

— Нахуй! — Митя в гневе пинает трубу.

Гул прокатывается по всему подвалу. Где-то справа от себя слышу резкий шорох. Конечно же направляю туда луч фонарика. Встретившись взглядом со сверкающими глазками крысы, пытаюсь отпрыгнуть от неё в сторону. Как можно дальше. Правда, не учитываю, что в моём распоряжении примерно метр. Я ударяюсь виском об балку и падаю на пол — поближе к дикой необузданной природе. Подскакиваю, словно через меня пустили ток.

— А обещала инфаркт, — Митя подбирает мой упавший телефон и возвращает мне.

— Будто для тебя секрет, что взрослые постоянно врут, — я по инерции смотрю на дисплей. Свежая трещина перечёркивает сообщение от Шафер:

«Ты же не умерла по дорогое домой?»