Больной красавец и его одержимый волк [Перерождение]

Вернувшись в класс, Нань Цин все утро провел за повторением материала на своем месте.
Материалы по олимпиаде по химии, которые дал ему Цзян Тайдэ, он все же уже изучал однажды, к тому же обладал высоким уровнем понимания, поэтому, даже спустя почти два-три года, быстро все вспомнил. По аналогии он восстановил в памяти физику, биологию, математику... Эти знания были для него хорошо знакомыми старыми друзьями.
Только звонок на обеденный перерыв прервал мысли Нань Цина. Его одноклассник, который отсутствовал со вчерашнего дня и все утро, медленно вошел в класс с сумкой за плечами и, увидев его, явно удивился: «Нань Цин? Ты еще не ходил есть?»
Нань Цин отложил ручку, невольно предаваясь воспоминаниям.
Пришедший был Чжоу Анькан. Хотя он рос в неполной семье, его мать была очень сильной женщиной. В юном возрасте она уже поднялась до должности менеджера в известном торговом центре Ичэна и одна хорошо его воспитала. Возможно, госпожа Чжоу предъявляла к себе высокие требования, поэтому очень строго контролировала его учебу, жизнь и все остальное, иногда даже доходя до суровости.
Справедливости ради, успехи Чжоу Анькана были уже очень хорошими. Уровень первых тридцати в классе позволял ему поступить в довольно хороший университет. Но его мать была недовольна и постоянно заставляла его учиться у Нань Цина, повторяя обидные слова.
- Я создала тебе условия намного лучше, чем у него! Я оплачиваю тебе репетиторов и индивидуальные занятия, а ты показываешь мне такие результаты! Почему он может быть первым в классе? Почему учителя поощряют его участвовать в конкурсах?
Нань Цин знал эти слова, потому что Чжоу Анькан приходил к нему, когда у него случилась беда, но, когда Нань Цин попытался поблагодарить его, он отступил и высказал все свои многолетние обиды, негодование и зависть.
Выслушав его, Нань Цин невольно застыл, наконец поняв, почему иногда взгляд Чжоу Анькана был таким странным. Но прежде чем он успел что-то сказать, он вдруг почувствовал, как ему в руку грубо сунули банковскую карту.
Чжоу Анькан, выплеснув всю свою многолетнюю боль, с красными глазами уставился на Нань Цина: «Так что... тебе лучше поскорее поправиться, иначе кому я буду завидовать потом?»
Нань Цин знал, что у людей много сторон.
Хотя Чжоу Анькан на словах выражал свое недовольство им, он никогда не строил против него козней за спиной, его натура не была плохой.
Более того, из-за успеваемости у него возникли серьезные разногласия с матерью, которая его вырастила.
Если бы, переродившись, он смог помочь Чжоу Анькану разрешить этот давний внутренний конфликт, это было бы замечательно.
«Сейчас пойду», - сказал Нань Цин. - «У тебя дома все уладилось?»
Чжоу Анькан, словно обессилев, снял портфель и тяжело опустился на стул, беспомощно махнув рукой: «Уладилось или нет, все равно надо идти в школу. Думаю, даже если бы умер мой отец, не говоря уже о дедушке, мама не позволила бы мне траур три дня. Полтора дня - это уже большая честь для них».
«Через неделю-две будет промежуточный экзамен, мама сказала, если я снова не попаду в первую двадцатку пять в классе, она...» Чжоу Анькан поджал губы и вдруг отвернулся, словно осознав, что сказал лишнее. «Неважно».
Нань Цин не стал расспрашивать дальше, а просто поднял руку и подвинул к Чжоу Анькану конспекты основных моментов и подходящие для закрепления упражнения, которые он выписал на основе материалов Цзян Тайдэ. Его голос был тихим и мягким:
«Если ты не против, можешь посмотреть это для повторения. Давай постараемся вместе и добьемся прогресса».
В поле зрения Чжоу Анькана вдруг мелькнуло белое пятно, и он сильно вздрогнул.
Худой от долгой болезни, юноша перед ним совсем не выглядел умирающим, наоборот, он был чистым и свежим. Его круглые миндалевидные глаза казались влажными, немного детскими, но в сочетании с изящным носиком и губами это выглядело очень гармонично.
Если бы нужно было описать его двумя словами, это были бы «великолепный» и «чистый».
Чжоу Анькан внезапно отвел взгляд, взял материалы, которые протянул ему Нань Цин, и почувствовал внезапный укол вины: «...Спасибо».
Нань Цин покачал головой, показывая, что не за что, и начал собираться в столовую.
В коридоре за окном класса было многолюдно. Повернувшись спиной, он как раз разминулся с высокой фигурой в темно-коричневой одежде без школьной формы.
Эта фигура только что стояла там, немного задержалась и молча ушла.
Погода в конце ноября была очень холодной. Несмотря на теплое солнце, холодный ветер постоянно пробирался под воротник. Толстый и теплый шарф Нань Цина загрязнился в здании Лихуэй, и он его выбросил. Подумав, он достал из дома старый белый шарф и стал его носить, не покупая новый.
Интернет-магазины в этом году еще не были развиты, и за любой покупкой нужно было ехать в торговый центр днем.
Но он заканчивал занятия почти в половине десятого вечера, где же он мог что-то купить? К тому же Нань Таочэн в это время был в командировке, и ему было неудобно беспокоить Гу Мэйфан.
У Гу Мэйфан была закусочная, которая располагалась прямо рядом со школой Ичэн. Она вставала рано утром и начинала хлопотать. А чтобы заработать побольше денег, она не закрывала ее полностью днем, а ставила небольшую дополнительную стойку, где готовила лапшу.
Возможно, она не зарабатывала много, но это точно был очень тяжелый труд.
Утром было ее самое загруженное время, и у нее, естественно, не было времени готовить завтрак детям отдельно, они ели то, что было в закусочной.
Гу Цзяхэ отвечала за ключи от класса и спешила взять завтрак и уйти, поэтому обычно уходила первой. Нань Цин следовал за ней, а Гу Юйбинь медлил.
Однако сегодня, похоже, было исключение.
Когда Нань Цин пришел в закусочную, Гу Юйбинь только что взял всю порцию только что приготовленных булочек с бобовой пастой и, неся большую кучу всего, прошел мимо него, неизвестно, не увидел ли он его или намеренно не заговорил.
Если бы это было раньше, Нань Цин наверняка подумал бы, что первое.
Но сейчас... Нань Цин сам не хотел с ним разговаривать.
Булочек с бобовой пастой не было. Немного поколебавшись, Нань Цин обвел взглядом оставшийся завтрак и немного замялся.
Посмотрев некоторое время, он вдруг заметил, что рядом с рукой Гу Мэйфан лежит случайно треснувший маньтоу, и взял его.
Вскоре он растворился в толпе людей, идущих к учебному корпусу.
В это время у входа в закусочную толпились люди, большинство из которых были учениками Ичэна. Они шли пешком, выходили из автобуса, приезжали на велосипедах или электросамокатах, останавливались рядом и просили Гу Мэйфан дать им завтрак.
Но сегодня пришли необычные гости.
Громко взревел двигатель, и красно-белый мотоцикл резко затормозил. Высокий юноша в черной толстовке и коричневой кожаной куртке откинул защитное стекло шлема, обнажив пару темных и острых глаз.
Он окинул взглядом толпу впереди и, не снимая черных кожаных перчаток, указал издалека на завтрак, лежащий на прилавке Гу Мэйфан.
«Это, это, это... и то», - Юй Чжуюнь, опираясь одной ногой на мотоцикл, достал красную купюру, его голос был приглушен шлемом. - «Сдачи не надо».
Мотоцикл остался за воротами школы.
Он слез с него, в левой руке держа пакет с завтраком, правой снял шлем и небрежно зажал его под мышкой. Широкими шагами он меньше чем за пять минут дошел до двери первого класса второго года старшей школы.
С этого угла Нань Цина было хорошо видно.
Его тонкая белая шея пряталась в старом белом шарфе с катышками, глаза были влажными, кончик носа покраснел от холода, пакет в руках только что открылся, а на треснувшем маленьком маньтоу не хватало кусочка, лишь небольшая царапина.
Кажется, заметив взгляд Юй Чжуюня, Нань Цин поднял голову и слегка вздрогнул.
Он хотел что-то сказать, но его щеки были набиты, очевидно, он еще не доел этот кусочек маньтоу и энергично жевал, так что нахмурился. Его чистый взгляд медленно переместился с лица Юй Чжуюня на левое ухо.
Юй Чжуюнь нахмурился и первым делом попытался отвернуться. Но, сделав шаг, замер и, словно околдованный, остановился на месте.
Этот юноша был действительно странным.
Он не злился и не боялся его.
Простояв несколько секунд, Юй Чжуюнь повернулся и, прислонившись к дверному косяку, негромко поставил шлем:
«Выходи».
Нань Цин послушно отложил маньтоу, встал и пошел в его сторону.
Подойдя ближе, Юй Чжуюнь почувствовал слабый аромат.
Неизвестно, какой марки был стиральный порошок, но запах был свежим и чистым.
«Держи».
Не дожидаясь его слов, Юй Чжуюнь повернул лицо и протянул ему тяжелый пакет, затем резко отпустил его.
Нань Цин тихонько ахнул и тут же протянул руки, чтобы поймать его. Пакет открылся, и оттуда показался целый ворох разнообразного завтрака.
Мясные булочки, вегетарианские булочки с яйцами, яичные блинчики, лепешки с яйцами, сэндвичи... горячие, еще дымящиеся.
Холодные руки Нань Цина немного согрелись, и он почувствовал необъяснимую печаль. Он поднял лицо и посмотрел на Юй Чжуюня: «Ты сам позавтракал?»
Он помнил, что Юй Чжуюнь много ел.
Неизвестно почему, он проявлял необычайную заботу о еде. Словно обжора, он мог съесть столько, сколько несколько таких, как он. Но Юй Чжуюнь был высоким и хорошо тренированным, поэтому у него не было лишнего веса, а тело и фигура были очень хорошими.
«Тебе говорят есть, так ешь, чего спрашиваешь».
Взгляд Юй Чжуюня остановился на коридоре, он не смотрел прямо на Нань Цина, а лишь слегка дернул уголком губ и лениво сказал: «Ты же говорил, что хочешь познакомиться со мной? Поешь - и познакомишься».
Нань Цин вздрогнул и с опозданием понял, что это был знак согласия Юй Чжуюня на их знакомство. Но улыбка на его лице еще не успела полностью расцвести, как застыла.
Но этот завтрак...
Он немного поколебался и честно сказал Юй Чжуюню:
«Прости, я очень хочу с тобой познакомиться, но я не могу это есть, потому что...»
Как раз в тот момент, когда Нань Цин заговорил, подошло время, когда основная масса учеников входила в школу. Несколько девушек, зевая и жуя булочки, подошли к двери класса, но испугались Юй Чжуюня, стоявшего там, как привратник, и несколько раз переспросили, не ошиблись ли они.
Их взгляды скользили по ним обоим, и у них явно было много вопросов. Заметив, что Юй Чжуюнь повернул голову, они все как одна отвернулись, и это можно было описать только как «бегство в панике».
Губы Юй Чжуюня медленно сжались в прямую линию.
Необъяснимо, какое-то непонятное, никогда прежде не испытываемое раздражение поднялось в его сердце.
Он холодно прервал Нань Цина: «Как хочешь, не можешь есть - выбрось».
Все хорошие ученики одинаковы. Даже если Нань Цин, казалось, не боялся его, в глубине души он все равно не хотел принимать его вещи.
Наверное, брезговал.
Как смешно.
Он и не надеялся, что Нань Цин станет есть.
Он же не подлиза. Не станет совершать эту глупость.