Больной красавец и его одержимый волк [Перерождение]

Шлем ударился о переднюю деревянную парту, раздался оглушительный грохот. Высокий, длинноногий юноша в черной одежде с холодным лицом повернулся и, сделав два-три шага, преодолел несколько метров, уже почти дойдя до лестницы на повороте коридора, но вдруг резко затормозил, едва успев остановиться.
- Тонкая белая рука схватила его за подол черной кожаной куртки. Сила была невелика, даже кончики пальцев слегка дрожали.
Кадык Юй Чжуюня дернулся, подавляя эмоции, он медленно повернул голову, взгляд скользнул вверх по руке.
Маленькое, размером с ладонь, лицо Нань Цина было бледным, черные волосы беспорядочно прилипли к слегка вспотевшему лбу, грудь тяжело вздымалась, даже розовые губы, искусанные до следов зубов, открылись, жадно глотая воздух, а влажные глаза все еще пристально смотрели на него.
Его голос дрожал, звуча почти жалко.
- Ты... ты подожди меня... подожди немного...
Рука Юй Чжуюня неизвестно когда сжалась в кулак, а брови непроизвольно нахмурились.
Сегодня не было солнца, тяжелые облака нависли над головой, в коридоре было темно, время от времени проносился холодный утренний ветер.
От первого класса досюда максимум тридцать метров, как кто-то может быть таким слабым, что, пробежав такое короткое расстояние, так устанет?
- Я не могу съесть так много, можно, только один?
Наконец восстановив дыхание, Нань Цин, опираясь на бедра, с трудом выпрямился. Открыв пакет, он увидел, что яичные блинчики и лепешки с начинкой, которые были целыми, слегка расплющились от тряски, соус смешался со свернувшимся яичным белком. Мясные булочки были жирными и мясными, только сэндвич был в отдельной упаковке.
Он никогда не ел сэндвичи, не знал, есть ли у него аллергия... но если убрать яйца, все должно быть в порядке, верно?
Он осторожно поднял голову и посмотрел на Юй Чжуюня: «Можно?»
Юй Чжуюнь полностью повернулся и встал на две ступеньки ниже, опираясь на одну ногу и глядя Нань Цину прямо в глаза: «...Можно».
Нань Цин вздохнул с облегчением и послушно встал перед ним, медленно разворачивая сэндвич.
Он ел, как маленький зверек, держа еду обеими руками, опустив голову и очень сосредоточенно откусывая кусочек за кусочком. Словно боялся, что Юй Чжуюнь передумает, и поэтому заставлял себя есть быстрее.
Обе щеки у него были набиты, а белые, нежные щеки слегка выпирали, делая его еще... мягче и милее.
Юй Чжуюнь все время смотрел на него.
Заметив, что от его взгляда тот начинает жевать еще усерднее, но хмурится и выглядит страдальчески, потому что не может проглотить, Юй Чжуюнь вдруг протянул руку, взял оставшийся завтрак и усмехнулся:
- Ты вообще человек или кошка? Даже деревенские кошки не едят так мало, как ты.
Нань Цин чуть не подавился и, глядя на оставшуюся в руке половину сэндвича, не смог возразить, лишь смущенно покраснел ушами.
Особенно после того, как Юй Чжуюнь увидел выковыренные им яйца и сказал: «Такой, как ты, там даже еду отобрать не сможет, с голоду умрет».
В деревне не было принято специально покупать корм для кошек и собак, ведь для большинства из них кошки и собаки были не домашними животными, а скотом. Если они не могли охранять амбар или дом, их били и сдирали с них шкуру.
Они ели то, что оставалось от людей.
Семья доедала дочиста рыбу и рыбный суп, а оставшиеся объедки были едой для кошки.
Косточку куриной ножки, которую доел самый любимый в семье маленький мальчик, даже с небольшим количеством мяса, использовали как награду для собаки.
Они были очень голодны.
Поэтому, как только им удавалось что-то съесть, у них начинался нервный жор, они обязательно наедались до отвала.
Это была болезнь от многолетнего недоедания.
Улыбка на губах Юй Чжуюня постепенно исчезла, и он вдруг опустил глаза.
Нань Цин быстро доел оставшийся сэндвич, сжал упаковку и слегка дернул Юй Чжуюня за рукав. Из-за спешки его голос был невнятным: «Я все».
Его глаза, устремленные на Юй Чжуюня, блестели, словно рассыпанные по темному окружению яркие маленькие звездочки: «То, что ты только что сказал, все еще в силе?»
Юй Чжуюнь немного неловко отвел взгляд.
Его тон был ровным и безразличным: «Угу».
Нань Цин наконец вздохнул с облегчением.
Он знал, что и в прошлой, и в этой жизни, если Юй Чжуюнь что-то обещал, он обязательно это выполнит.
- Тогда подожди меня еще немного!
Раз уж они теперь знакомы, передача этой вещи, кажется, не будет выглядеть так уж странно.
Когда Нань Цин вернулся в класс, там уже собралось почти все, Цзян Тайдэ в последнем ряду руководил дежурными, убирающими класс, и не заметил, как он открыл окно рядом со своим местом.
Чжоу Анькан, передавая ему портфель, обеспокоенно нахмурился, и даже приглушенный голос выдавал удивление:
- Я только что слышал, что тот Юй Чжуюнь был у дверей нашего класса, ты его чем-то разозлил? Будь осторожен, ходят слухи, что он... эй? Что у тебя с шеей? Почему она немного красная?
Наверное, этот шарф слишком старый, и катышки немного колются. Нань Цин не придал этому значения, открыл портфель и достал аккуратно исписанный лист формата А4:
- Юй Чжуюнь не плохой человек.
Его выражение лица было серьезным, он не шутил.
Чжоу Анькан, провожая его взглядом, чуть челюсть не уронил: «Нет, ты...»
Юй Чжуюнь был недалеко.
Нань Цин подбежал к нему, на бледном маленьком лице появился болезненный румянец, но он этого не заметил и со всей серьезностью протянул ему этот лист.
Юй Чжуюнь не стал сразу смотреть, что написано на бумаге, а просто небрежно взял ее, его взгляд все еще был прикован к Нань Цину.
От слегка вспотевшего лба Нань Цина до красных щек, до трепещущих ноздрей и до места, скрытого белым шарфом. Там тоже покраснело, собралось в комок, сильно чесалось, и он не мог удержаться, чтобы не почесать.
Уже скоро должно было начаться утреннее чтение, Нань Цин постарался говорить быстрее: «Ты можешь посмотреть это, когда у тебя будет время, если тебе понадобятся какие-нибудь материалы, спроси меня. Я пойду, и ты тоже скорее возвращайся в класс».
Прозвенел звонок, со всех сторон раздались громкие голоса, читающие вслух, Нань Цин подавил подступивший кашель.
Он махнул рукой Юй Чжуюню.
Юй Чжуюнь все еще стоял на месте, не двигаясь.
Он небрежно сложил лист А4 в несколько раз и сунул его в карман брюк. Его взгляд скользнул по нескольким видам завтрака в руке и наконец остановился на упаковке от сэндвича.
Хлеб, овощи и ветчина были съедены, остался только яичный белок.
Вернее, всего жирного или содержащего яйца Нань Цин не тронул.
После утреннего чтения сразу начался урок Цзян Тайдэ. Он стоял у кафедры, и никто не смел болтать. Только когда прозвенел звонок об окончании первого урока, все ученики пошли на зарядку.
Нань Цин плохо себя чувствовал и обычно не участвовал. Но из-за проверки руководства он не мог оставаться в классе, а должен был вместе со всеми пойти на стадион и сесть на трибуне.
Когда он спускался с Чжоу Аньканом, их окружили несколько девушек.
Они всегда считали Нань Цина хорошим другом и никогда близко не общались с Юй Чжуюнем, лишь слышали ужасные истории о том, как он ломал людям руки.
Увидев сегодня утром, что Нань Цин заблокирован у двери, они, естественно, подумали, что с ним что-то случилось.
- Тебя правда не запугивали? Не заставляли помогать ему списывать на промежуточном экзамене? - староста Чжан Юй была немного обеспокоена, и даже ее тон не был таким мягким, как обычно. - Ну и хорошо, просто мы немного не понимаем, зачем он приходил к тебе...
Председатель культурно-массового комитета Цяо Сысянь начала сплетничать: «Вы знаете, почему он в прошлый раз сломал кому-то руку? Хотя это произошло не потому, что тот случайно его толкнул и он взбесился, но причина была похожей! Тот парень вырвал у него наушники».
- М-м... хотя бить людей неправильно, но тот парень тоже не должен был брать его вещи без разрешения, правда?
- Да это всего лишь наушники, в школу вообще нельзя приносить наушники.
- ...
- В любом случае, я считаю его довольно страшным, пусть те парни и считают его своим братом, мы с ними не ровня, - Чжоу Анькан поправил очки и высказал свое окончательное мнение. - Уже второй год старшей школы, а он все еще прогуливает через день...
Нань Цин плотно сжал губы и, неизвестно почему, почувствовал, что не может дышать, в горле словно что-то застряло.
Ему было душно, тяжело и очень некомфортно. Он хотел возразить, но не знал, с чего начать.
Несколько девушек подошли и встали в первом ряду строя, Нань Цин схватил Чжоу Анькана за руку, его голос слегка охрип: «Нет».
Чжоу Анькан не расслышал и, подумав, что тот наконец одумался, пошел в строй, указывая на лужайку недалеко:
- Вот, смотри. Он только что опоздал, вернулся через забор после окончания первого урока, и его поймал старый Гао.
Нань Цин слегка застыл.
Как такое возможно, Юй Чжуюнь же был в школе еще во время утреннего чтения.
Неужели это действительно потому, что Чэнь Минжуя и остальных недавно отстранили от занятий, и Юй Чжуюнь тоже не хочет здесь оставаться?
Строй ровно выстроился, зазвучала бодрая музыка для зарядки.
Заведующий учебной частью, кажется, устал говорить и беспомощно махнул рукой, отправляя юношу с лужайки на зарядку.
Со всех сторон на него падали едва заметные, то светлые, то темные взгляды.
Юй Чжуюнь небрежно приподнял веки и лениво окинул взглядом окрестности, отгоняя любопытные или презрительные взгляды, и наконец издалека посмотрел на трибуны.
Через несколько секунд он резко ускорился и, словно пантера, легко перепрыгнул через строй, миновал свой класс и выбежал на самый край беговой дорожки.
Погода была пасмурной и холодной, небо затянуто тучами.
На нем была только черная толстовка, но он снял свою кожаную куртку и небрежно бросил ее на трибуну, прямо на стол перед Нань Цином.
Качественная, еще хранящая остатки тепла куртка чуть не упала, и Нань Цин поспешно обошел скамейку, чтобы поднять ее. Прикоснувшись, он вдруг почувствовал, как что-то выпало из ее кармана.
Квадратная картонная коробочка.
Нань Цин опустил голову и при свете вокруг прочитал надпись на коробке.
Лоратадин.
Противоаллергическое средство.