Верните мне мою жизнь

Мы провели еще какое-то время в комнате брата. Майкл пытался окончательно прийти в себя, а я, сидя напротив, перебирала в голове услышанное. Мысли невольно вернулись к бабушке Марго.

Она и правда была идеальной бабушкой — той, о которой мечтает каждый ребенок. Помогала родителям присматривать за нами в детстве, поддерживала материально, всегда находила слова утешения. Ее ясный ум и доброта оставались неизменными до тех пор, пока возраст не стал брать свое. Когда начались провалы в памяти, общение сошло на нет. Лишь в последние дни она неожиданно вспомнила всех нас, называя по именам. Мы поняли тогда — это прощание. Словно высшие силы, пожалев ее, забрали тихо: она уснула и не проснулась, застывшая в улыбке. На похоронах, кроме нашей семьи и двух подруг из пансионата, никого не было. Даже остальные ее родные дети не удосужились приехать. Спустя два года после ее ухода случился пожар... Хорошо, что ей не пришлось пережить гибель внука.

Переводя дух, я переключилась на мысли о кофейне. Теперь стало ясно, почему это место манило теплом: мы с братом обустраивали его как наше личное убежище. Но кто поддерживал там порядок все эти месяцы? Нужно спросить родителей. Заодно узнать, где ключи от машины Кая. Я решила попросить Элис и Джейка помочь с этим — последней ниточкой, связывающей с братом.

Спустившись в гостиную, застали напряженную паузу. Друзья переводили взгляды между мной и Майклом. Мама, похоже, не переставала плакать с момента нашего ухода — будто прорвало плотину, сдерживающую эмоции. Сама я держалась лишь на силе воли и поддержке близких, чьи плечи и так сгибались под грузом пережитого.

Тишину прервал отец.

Дилан Хейл. Его каштановые волосы, пробитые серебристыми нитями, всегда аккуратно зачесаны назад, будто он и в пятьдесят лет бросает вызов времени. Средний рост не мешает ему держаться с лёгкой надменностью морского капитана — подтянутое, жилистое тело выдаёт привычку к вечерним пробежкам. Острые скулы и резкая линия подбородка смягчены двухдневной щетиной, словно он нарочно балансирует между строгостью и бунтарством. За очками в тонкой стальной оправе прячутся пронзительные глаза цвета штормового моря — они успевали заметить всё: дрожь пальцев дочери, скрытую улыбку жены, ложь в чужих словах и переживания сыновей.

Даже в простой рубашке с закатанными рукавами он выглядел, как профессор из старых фильмов — тот, что разгадывает тайны между глотками кофе. Но стоило ему нахмуриться, и морщины у висков превращались в карту прожитых бурь. Его красота была неброской, как полированное дерево: теплое, с трещинками, но прочное.  Даже запах его был обманчиво прост — древесный одеколон с ноткой типографской краски. Будто он навсегда застрял в эпохе, где мужчины носили часы с механическим заводом и знали цену молчанию.

Подойдя к Майклу, он молча обнял его, шепнув что-то на ухо. Брат кивнул и направился к матери. Та, вновь разрыдавшись, прижалась к сыну, едва доставая ему до плеч — высокий рост они с Каем унаследовали от деда, как любила повторять бабушка.

Наблюдая за ними, я осознала, почему отец так опекал маму, а Майкл стремился ему подражать. 

Эшли Хейл. Её светлые волосы, словно сотканные из первого утреннего света, спадали мягкими волнами до плеч, обрамляя лицо с хрупкими, почти фарфоровыми чертами. Низкий рост делал её похожей на лесную фею, случайно затерявшуюся в мире людей, а лёгкость движений — будто она и впрямь боялась оставить вмятины на реальности. Зелено-карие глаза, меняющие оттенок от весенней листвы до тёплого янтаря, всегда смотрели с бездонным терпением, даже когда пальцы, тонкие, как стебли орхидеи, выводили каллиграфическим почерком планы мероприятий в кожаном блокноте.

Её присутствие преображало любое пространство: стоило маме войти в комнату, как на столе появлялись вазы с пионами, а шторы неведомым образом начинали гармонировать с обивкой дивана. Даже семейные ужины она превращала в маленькие праздники — салфетки, свёрнутые лебедями, десерты, украшенные съедобными фиалками, свечи в бокалах из цветного стекла.

Но за этой нежностью скрывалась стальная воля режиссёра. Организуя городские фестивали, она могла одним тихим вопросом: «Дорогой, ты уверен, что хочешь стать препятствием для детских улыбок?» — усмирить самых упрямых чиновников. Её хрупкость была обманчива, как прочность шёлка: казалось, порыв ветра унесёт её, но когда меня выписывали из больницы, именно руки мамы — эти руки, умевшие так бережно пересаживать фиалки — держали меня так крепко, будто могли сшить распавшийся мир обратно нитями любви.

 Время будто обошло стороной обоих родителей — ни искорки в глазах не угасло.

Элис молча сжала мою ладонь. Сдержав подступившие слезы, я повернулась к родным:

— Что с машиной Кая? Могу я забрать ее? Конечно, с помощью Элис и Джейка.

Удивленные взгляды были ожидаемы — ведь я неделями боялась даже приблизиться к авто. 

Делая вид, что не замечаю этого удивления, я ждала ответа.

— Конечно, дорогая. Мы только ждали твоего согласия, — Голос мамы дрогнул. — Раньше ты... словно верила, что он вернется за ней.

— Пора двигаться дальше, — Старалась звучать уверенно, хотя внутри все сжималось.

Джейк уточнил:

— Поедем сейчас?

— Если никто не против.

Отец осторожно добавил:

— Можешь остаться, если хочешь обсудить что-то еще.

— Спасибо, но остальное подождет. Главное — я вспомнила почти всё, что меня интересовало на текущий момент. А еще... — Не сдержавшись, обняла их. — Вы лучшие родители на свете.

— Мы тебя любим, — Мама прикоснулась к моей щеке.

— Знаю. И я вас тоже. И нам пора жить дальше.

Отец одобрительно кивнул, мама улыбнулась сквозь слезы. Даже Майкл начал приходить в себя, уголки его губ дрогнули в легкой улыбке.

— Не забудь о завтрашнем визите к доктору Уиллсу, — Напомнила мама. — Выспись, как следует.

Кивнув, я передала ключи Джейку. Брат хотел присоединиться, но родители попросили его остаться — видимо, для серьезного разговора.

Едва мы тронулись, Элис выпалила:

— Прости, мы не могли рассказать тебе раньше! Это был семейный секрет, мы...

— Все в порядке, — Прервала я. — Но с сегодняшнего дня — никаких тайн. Отвечаете на все вопросы.

— Договорились, — Подруга обняла меня.

Злость отступала перед пониманием: близкие пытались уберечь. Но теперь я твердо решила восстановить пробелы самостоятельно.

— А что с нашей с Каем квартирой? Сдают? — Сменила я тему.

— После пожара ты переехала к родителям, — Джейк ловко лавировал в потоке машин. — Хозяин искал новых арендаторов, пока делал ремонт, но до аварии ее точно никто еще снял. Сейчас не знаю.

— Хочу вернуться в нее. Мне нужно личное пространство.

— Вряд ли они легко отпустят, — Сомневалась Элис.

— Чем быстрее я стану самостоятельной, тем скорее восстановлюсь — Парировала я..

Через десять минут мы стояли у черной Chevrolet Camaro. Сердце екнуло: теперь понимала свою одержимость. Если Кай бредил «Трансформерами», то я растворялась в рыке ее мотора, блеске хромированных деталей.

— Она... совершенна, — Выдохнула я, обходя машину.

— Кай вложил в нее душу, — Джейк провел ладонью по капоту. — Друг Даниэль присматривал, пока она пылилась здесь.

— Даниэль? — Нахмурилась я.

— Его школьный друг. Не разлей вода — оба высоченные блондины, — Элис игриво подмигнула. — Только взгляд у Даниэля ледяной. Помнишь, как все девчонки облизывались, когда они вместе появлялись?

Качая головой, я села в салон. Аромат соснового освежителя смешался с запахом кожи. Волна воспоминаний накрыла: Кай ругал меня за превышение скорости, а через час сам лихачил на трассе.

— Он бы прибил меня за эту авантюру, — Горько усмехнулась я.

— Он хотя бы тормозила иногда, — Джейк протянул сигарету. — В отличие от тебя.

С первой затяжкой обожгло горло. Мы курили молча, словно отдавая дань памяти.

— Я раньше курила? — Спросила я, разглядывая тлеющий кончик.

— Бросила пару лет назад, — Элис прислонилась к машине. — Снова начала... после...

Кивнув, я швырнула окурок. Сегодня хватило. Оставалось лишь доставить Camaro в гараж, принять снотворное и надеяться, что завтра принесет меньше потрясений.