Невеста без кольца
Прошло четыре месяца. Лондон.
На улице моросил дождь, и над городом повисла хмурая тишина. В квартире Кетрин стоял оглушающий холод — не из-за температуры, а из-за правды, которую она только что узнала. С телефона не исчезала последняя фотография: Джейсон... с другой. Слишком откровенной. Слишком ясной. Слишком больной.
Она смотрела на экран, как будто хотела найти хоть одну зацепку, что это — ошибка. Но всё было очевидно.
— Он мне изменял всё это время... — прошептала она с дрожью. — Я планировала будущее... а он...
Через пятнадцать минут чемодан был собран. Ни свадебного платья, ни колец — только разорванное сердце. Кетрин вытерла слёзы, вызвала такси до аэропорта и купила билет первым же рейсом домой. Без предупреждений, без звонков — только желание сбежать. Вернуться туда, где когда-то было тепло. Или хотя бы казалось, что так.
Ночь. Дом Миллеров.
Все уже спали, когда в дверь раздался отчаянный, резкий стук. Дилан в футболке и трениках подскочил, как будто что-то почувствовал. Он сбежал вниз и открыл дверь.
На пороге стояла Кетрин. В мокром пальто, с растрёпанными волосами, с чемоданом и трясущимися губами.
— Кей?! — он выдохнул.
Она смотрела на него, как будто пыталась сказать хоть слово... но вырвался лишь истеричный крик:
— Он мне изменил! Всё это время! Он спал с другой, Дил! — и тут же, как будто не выдержав веса своих слов, бросилась к нему и разрыдалась в его объятиях. — Я такая дура! Я верила ему... а он... он просто...
Дилан обнял её крепче, прижав к себе, не проронив ни слова. Просто держал.
Из спальни выбежал Джон, за ним — Дженни и маленькая Элизабет. Все замерли в дверях.
— Боже... — прошептал Джон. — Кей...
— Милая... — Дженни, впервые без злобы, с беспокойством подошла к дочери. — Что случилось?
Кетрин чуть отстранилась от Дилана, глядя на всех, но снова всхлипнула:
— Он мне изменял. Всё это время. Всё было ложью.
Молчание. Только дождь за окном и её плач. Дилан поднял чемодан, Джон обнял дочку, а Дженни впервые нежно положила руку на её спину.
— Ты дома, малышка, — сказал Джон. — Всё будет хорошо.
А Дилан, стоя рядом, лишь сжал кулаки, не позволяя себе ничего, кроме одного взгляда: "Я рядом. Даже если ты не знаешь, насколько."
С того самого вечера, когда Кетрин вернулась домой с разбитым сердцем, дверь в её комнату больше не открывалась.
Окно плотно закрыто. Шторы задернуты. Три дня.
Ни звука. Ни шагов. Ни шороха.
Сначала все думали, что ей просто нужно время.
— Дайте ей отдохнуть, — спокойно сказал Джон.
— Она сильная, сама справится, — бросила Дженни, хотя даже в её голосе чувствовалась тревога.
Но когда наступило утро третьего дня, даже она не выдержала.
— Кетрин! — Дженни стучала по двери. — Кей! Открой, слышишь?
Никакого ответа.
Дилан уже стоял рядом, весь в напряжении, сжав челюсть.
— Может, выломать дверь? — спросил он, но Джон удержал его.
— Подождём ещё немного...
Но прошло ещё несколько часов. И тишина стала невыносимой.
Только к вечеру Кетрин вышла. Тихо, медленно, как тень самой себя.
Лицо — бледное, без румянца.
Под глазами — синяки.
Волосы — спутаны.
Одежда — та же самая, в которой она вернулась из Лондона.
Она сделала всего три шага... и потеряла сознание прямо на глазах у семьи.
— КЕТРИН! — закричала Дженни, подбежав к дочери. — Чёрт! Что с ней?!
— Вызови врача! СРОЧНО! — рявкнул Дилан, подхватывая Кетрин на руки и унося её в гостиную. Элизабет в ужасе спряталась за отца, не понимая, что происходит.
Через час приехал врач.
Осмотрел. Помолчал. Потом посмотрел на семью.
— У неё серьёзное истощение. Пульс слабый. Организм обезвожен, и, судя по всему, она не ела уже несколько дней. Плюс, признаки затяжного нервного срыва и начальной стадии депрессии.
— Что нам делать? — спросил Джон.
— Ей нужно восстановление. Моральное, физическое. Любая стрессовая новость — и она рухнет ещё глубже. Сейчас её нельзя оставлять одну. Ни на минуту. У неё в глазах... — он посмотрел на Дилана и закончил: — У неё в глазах пустота.
Когда Кетрин пришла в себя, она лежала в постели, укрытая пледом. Дженни сидела рядом, впервые с болью на лице.
— Почему ты не сказала нам? Почему ты молчала? Мы ведь твоя семья...
Кетрин с трудом шевельнула губами:
— Я... не хотела, чтобы меня жалели... Я просто устала...
Из-за двери доносился шаг Дилана — он не отходил, просто молча ждал рядом.
Он не мог вылечить её. Но мог быть рядом. Всегда.
Даже если она об этом не просила.
Прошло два дня после того, как Кетрин впервые очнулась.
Она почти не разговаривала.
Лишь кивала на вопросы.
Иногда плакала по ночам — едва слышно, но Дилан знал. Он слышал.
Он сидел под её дверью каждую ночь, не уходя ни на минуту.
На третий день — тишина снова.
Та, что пугала до дрожи в костях.
— Она снова закрылась, — сказала Дженни с тревогой. — Я стучала, она не отвечает...
— Она, наверное, просто спит, — выдавил Джон, но в его голосе не было уверенности.
Дилан стоял снаружи, сжав кулаки. Его лицо было мрачным.
— Она бы не спала так долго. И она бы не запиралась снова, — сказал он глухо.
Он резко подался вперёд, стукнул по двери кулаком:
— КЭТРИН! ОТКРОЙ ДВЕРЬ!
Тишина.
Никакого ответа.
— Я не буду ждать! — рявкнул он.
— Погоди, может... — начала Дженни, но Дилан уже шагнул вперёд и с яростью выломал дверь плечом.
Внутри было темно. Только слабый свет из ванной пробивался сквозь приоткрытую дверь.
Он услышал... капли.
Кап. Кап. Кап.
— Нет... — Дилан бросился туда и открыл дверь.
Перед ним — ужас.
Кетрин лежала в ванне, в воде, окрашенной в багрово-красный.
На её запястьях — глубокие порезы.
Глаза — полузакрыты.
— НЕТ, НЕТ, НЕТ! — он кинулся к ней, вытащил её из воды и начал кричать: — ВЫЗОВИТЕ СКОРОЮ! БЫСТРО!
— Боже мой... — Дженни упала на колени. — Что она сделала... Что мы сделали?..
— ОНА ЖИВА? — кричал Джон.
— ПУЛЬС СЛАБЫЙ, НО ЕСТЬ! — Дилан прижимал её к груди, не замечая, как его руки покрываются её кровью.
— Ты не посмеешь умереть, слышишь?! НЕ ТЫ! НЕ СЕЙЧАС! НЕ ТАК! — прошептал он, сжимая её крепче. — Ты вернёшься, Кэт. Ты должна вернуться...
Скорая приехала через 9 минут.
9 минут, ставших вечностью.
9 минут, за которые всё изменилось.
Её увезли в реанимацию.
А Дилан стоял в коридоре, в окровавленной рубашке, и не мог отдышаться.
Он не плакал.
Просто смотрел в одну точку.
И внутри всё кричало.