Глава 7
Глава 7
«7 лет назад»
Эреста
Иногда кажется, что утро не приходит – оно обрушивается. Без предупреждения. Без милосердия. Так было и сегодня. Меня выдернуло из сна неестественно громкое, резкое треньканье будильника – я забыла переключить его с субботнего режима. Звук, казалось, прорезал пространство, будто кто-то бил ложкой по тонкому стеклу. Я вздрогнула, потерянно вслушиваясь. Он вибрировал где-то сбоку, на тумбочке, навязчиво и безжалостно, как голос, который невозможно игнорировать. Я зажмурилась, надеясь, что он сам по себе замолчит. Не вышло. Пришлось вслепую потянуться рукой, нащупать телефон и, промахнувшись пару раз, всё-таки отключить его. Он упал на кровать рядом, мягко ударившись об одеяло. Голова была тяжелой, как будто мысли за ночь слежались в плотный клубок свинца. Хотелось утонуть в подушке, исчезнуть в мягкости одеяла, спрятаться от всего: от школы, людей, разговоров, себя. Но я знала – если сейчас не встать, потом не хватит сил. Я села, холод от пола резанул по ступням, и поморщившись я резко втянула воздух. Где-то снаружи кричали птицы – их звуки были резкими, будто они спорили друг с другом. Свет из-за штор был слабым, приглушенным, как будто само утро не до конца решило – начинать день или нет. Накинув теплый халат на голые плечи и, босиком ступая по ламинату, вышла в коридор, скользнув к ванной. Всё вокруг было тихим, как будто дом ещё спал. Только я – единственная, кто проснулся слишком рано или слишком не вовремя. Ледяная вода обожгла ладони, когда я наклонилась над раковиной. Я не торопилась – просто стояла, глядя в зеркало. Там была я: усталый взгляд, спутанные пряди, кожа с тусклым оттенком. Зеркало будто отражало не внешность, а внутреннее состояние. Я умылась, с нажимом, как будто пыталась стереть с лица не сон, а след чего-то незримого и тяжелого. Выйдя из ванной, я вдруг вспомнила о телефоне и, пройдя пару шагов, вернулась. Он лежал на кровати, тёплый, как будто в нём действительно жило что-то. Что-то важное или опасное. Я снова включила экран, ища глазами привычные значки, как будто они могли вернуть чувство контроля.
Кухня встретила меня тишиной. Здесь всегда было пусто по утрам. Бабушка была где-то во дворе, а мама всё ещё спала. Я достала стеклянный стакан, наполнила его водой. В горле было сухо, будто я всю ночь глотала пыль. Первый глоток будто оживил. Я опустилась на табурет, поставила стакан на край стола, а сама включила экран телефона. Стандартные уведомления: глупый стикер от одноклассницы, комментарии под фото, школьный чат, полный бессмысленных препирательств. Я гортала их бездумно, как будто просто заполняла паузу между вдохами. Сердце било ровно, но внутри уже что-то напряглось. Как будто предчувствие, а потом странное сообщение: без имени, аватарки, только текст. «Открой глаза. Он никогда не выбирал тебя.» Я замерла. Что это? Кто это? Внутри что-то сжалось, страх или интуиция, как холодная рука, сжимающая горло. К сообщению было прикреплено фото, нажала на него и всё рухнуло. На экране был Каден. Мой Каден. Но он был не один. Девушка, которую я не узнала, была так близко к нему, что между ними не было воздуха. Она обвивала его руками, её губы касались его – легко, уверенно, по-хозяйски. Её глаза были закрыты, как будто она растворялась в этом поцелуе. А он... он не сопротивлялся. Его ладонь покоилась у неё на бедре. Он обнимал её в ответ. Фото было резким, четким: без двусмысленности, возможности для сомнений. Как выстрел. Как приговор. Мир вокруг побледнел, цвета ушли, а воздух испарился. Я смотрела и не могла отвернуться, отключить экран. Он будто приклеился к глазам. Я слышала, как грохнулся стакан, как стекло разлетелось, но не сразу поняла, что это я, что мои пальцы дрогнули, ослабли, не справились, как и я сама. Осколки звенели, как хрусталь, разбивающийся в тишине. Один из них полоснул по ноге – тонко, остро, но я даже не вздрогнула. Боль была не там, она была внутри: глухая, тяжелая, заполняющая всё пространство внутри меня.
— Ресси?! — бабушкин голос прорезал воздух, и через секунду она уже была в дверях. Взъерошенная, встревоженная. — Что случилось? Ты в порядке?
Я не ответила, лишь стояла, глядя в одну точку, как будто только что потеряла дар речи. Бабушка подошла, осторожно взяла за плечи:
— Ты поранилась? — Её глаза тут же впились в мое лицо. — Какая же ты… бледная.
Я медленно опустила руку с телефоном.
— Всё нормально, — прошептала я, но голос звучал чужим, холодным, отстраненным.
Она посмотрела вниз, на осколки.
— Встань, дорогая, ты можешь пораниться. Я сейчас всё уберу, только принесу веник.
Я кивнула, но ноги словно не слушались. Сделала шаг назад – автоматически. Всё происходящее казалось нереальным, как будто я смотрела фильм, где главная героиня вовсе не я. В голове пульсировала та фраза, фото, предательство, застывшее в пикселях. Оно врезалось в память, горело внутри. “Он не выбирал тебя”. А я выбрала, всем сердцем, я верила, любила. А если всё – ложь? Если я просто эпизод, ошибка, запасной вариант? Что, если всё, что между нами было – выдумка? Иллюзия, которой питалась только я одна?
— Ресси, — снова тихо, мягко позвала бабушка. — Пожалуйста, отойди, я приберу.
Я подчинилась, как во сне, как в книге, где героиня потеряла всё – и даже этого не осознала до конца. Вернувшись в комнату, я села на край кровати, телефон всё ещё был в руке, он стал тяжёлым, словно гильотина. Огонь, до этого спавший внизу живота, начал подниматься – жгучий, колючий, разъедающий. Я открыла чат с ним, с тем, кого любила, кому доверяла, кто разбил меня так, что даже слезы не шли. Сердце колотилось в горле, но пальцы дрожали лишь едва заметно – как будто страх устал и уступил место злой, выжигающей ясности. Пальцы дрожали, слова были тяжёлыми, но я писала, будто вырезала из себя надежду.
Эреста Блэкфорд: О какой любви и доверии вообще может идти речь? О честности я даже не заикаюсь, тебе с ней явно не по пути. Всё, что ты говорил – о том, что будешь рядом, что не предашь – оказалось красивой ложью, упакованной в сладкие обещания. Хоть через анонимное фото, но правда всё-таки всплыла наружу. Можешь не утруждаться с оправданиями, я не слушательница исповедей. Удачи тебе и твоей очередной подружке, Каден.
Я нажала “отправить”. И в комнате стало ещё тише, не было облегчения, только гулкая, зияющая пустота. Я выключила звук уведомлений, отложила телефон и легла не чтобы спать или плакать, просто легла с закрытыми глазами, без мыслей, был лишь звон в ушах. Просто лежала в своей комнате, которая вдруг стала такой чужой, холодной, пустой. И всё, что осталось – это пульсация в груди, неровная, рваная.
Через несколько минут я услышала шаги. Бабушка вошла, тихо села рядом и накрыла меня пледом. Её ладонь погладила меня по рыжим волосами – медленно, осторожно, как будто боялась разрушить то хрупкое, что во мне ещё осталось.
— Всё пройдёт, милая, — сказала она тихо. — Всё, даже самое больное. Ты у меня сильная...
Я зажмурилась. Не потому что хотела плакать – слёз по-прежнему не было, а потому что от этих слов что-то внутри дрогнуло. Как будто я на мгновение почувствовала, что всё ещё жива, что ещё можно собрать себя по кусочкам, не сейчас, не сразу, но когда-нибудь. Бабушка осталась рядом, она не спрашивала, не давила, просто была, а это было нужно больше всего.