Сожженные временем

Глава 6

«7 лет назад»

Время неумолимо шло вперёд. И вот настал день, который Эреста ожидала с тихим, смешанным чувством – день, когда её мать должна была выйти на свободу. Джулия Блэкфорд провела за решеткой пять лет. Пять лет, которые изменили всех: саму Джулию, Эресту, их жизни, их взгляды на мир. Тот дом, в котором когда-то смеялись, спорили, ссорились и мирились, давно уже не был их домом. Его пришлось продать почти сразу после ареста матери, чтобы покрыть долги, и хоть как-то выжить. Тогда бабушка забрала Эресту к себе, в небольшой, но уютный домик, где каждый скрип половиц, каждый запах старой древесины стали для нее напоминанием о новой жизни. Теперь Джулия возвращалась. И теперь Эресте, бабушке и самой Джулии предстоит жить под одной крышей вместе. Эреста знала, что это будет новый этап – не простой, но и не безнадёжный. За эти годы она часто навещала мать, проводила с ней долгие часы в комнатах для свиданий, слушала её голос сквозь толстое стекло, верила в её искреннее желание начать заново. Джулия воровала не из алчности – она оступилась, отчаянно пытаясь прокормить свою дочь, сохранить для неё хоть какую-то стабильность в мире, который рушился у них под ногами. Эреста часто думала о том, какой станет их жизнь теперь. Будет ли Джулия пытаться вернуться к нормальности, восстановить доверие, построить новую главу их семьи? Она надеялась на это. В глубине души верила: мама старалась ради неё тогда, и постарается снова. Эреста уже была другой. Она больше не была той маленькой девочкой, которая боялась потерять всё. Теперь она умела сама строить свою жизнь – шаг за шагом, даже если приходилось идти по битым стёклам. И если мать хочет быть рядом, ей не нужно будет ничего доказывать. Достаточно будет просто быть честной, искренней, настоящей.
Рыжеволосая затянула на шее цепочку с фениксом – подарок от Кадена, ее личный символ возрождения, силы, памяти о том, что даже из самого дикого пламени можно выйти живой. И в этот день она была особенно благодарна за это напоминание. Что бы ни ждало впереди, она уже знала: сломать её не получится.

День был пасмурным. Мелкий холодный дождь моросил с самого утра, будто сама погода не знала, как отреагировать на это странное, тихое событие. Эреста стояла у калитки, кутаясь в слишком тонкую куртку, и неотрывно всматривалась в дорогу, ведущую к их дому. Сердце билось глухо, тяжело, будто в груди не хватало места для всех чувств сразу – страха, надежды, неуверенности. И вот она увидела её. Высокая, чуть сутулая фигура в сером пальто. Рыжие волосы Джулии были собраны в небрежный пучок, а лицо казалось измученным, постаревшим. Но глаза… глаза остались такими же. Теплыми, родными, в которых Эреста когда-то искала утешение в самых страшных своих детских кошмарах. На секунду они обе остановились – как два человека, которые не знают, можно ли сократить пропасть между ними одним шагом. Эреста почувствовала, как першит в горле от внезапной волны эмоций. Она не знала, что сказать. Все заготовленные слова рассыпались в пыль. Джулия неловко улыбнулась. 
— Здравствуй, Ресси, — хрипло сказала она, таким голосом, словно сама едва сдерживала слёзы.
Эреста подошла, не бегом, не рыдая, не бросаясь в объятия, как в старых фильмах, просто шаг за шагом – медленно, уверенно. И когда расстояние между ними исчезло, она обняла мать – крепко, по-настоящему, без слов. Джулия замерла на мгновение, будто не веря, что это происходит. А потом осторожно обняла её в ответ, поглаживая ладонью её спину, так, как делала это когда-то, в детстве, когда мир рушился вокруг, но мама всегда была рядом. Они стояли так долго – под холодным дождём серого дня, на пустой улице, где никто не видел их сломленных, сильных, настоящих. Мир вокруг исчез, остались только они: мать и дочь, пережившие время, боль, разлуку. И в этот момент Эреста знала: как бы ни было трудно, у них всё ещё есть шанс. Когда они наконец отстранились, Джулия провела рукой по мокрым волосам дочери и шепнула:
— Я горжусь тобой... Прости меня за всё.
Эреста качнула головой, проглотив ком в горле. 
— Давай просто начнём сначала, мам.
И Джулия кивнула. Они вместе вошли в дом – не как те, кем были раньше, а как те, кто еще только учится быть семьёй.

Что касаемо Эресты и Кадена, их счастье не могло оставаться в тени вечно. В маленьких городах сплетни распространяются быстрее ветра, а громкие имена становятся магнитами для пересудов. И вот однажды – внезапно, словно гром среди ясного неба – новости обрушились на них.
"Сын Габриэля Эмерсона встречается с дочерью воровки!"
"Каден Эмерсон опозорил свое имя!"
"Любовь вне правил: скандальная пара школы!"
Статьи, посты в социальных сетях, шепот в коридорах и полные яда взгляды – всё смешалось в один нескончаемый шум. Кто-то фотографировал их украдкой, выискивал грязные подробности, додумывал то, чего не было. Им не давали прохода ни в школе, ни в городе. Эреста ловила на себе взгляды – сочувственные, издевательские, презрительные. Кто-то отпускал колкости открыто, кто-то молча отворачивался. Но самое тяжёлое было не это. Самое тяжелое – ощущение, что где-то там, за холодными стеклянными стенами офиса, Габриэль Эмерсон уже прознал о новостях. И его гнев был неизбежен. Блэкфорд знала: ей не привыкать к косым взглядам, но теперь в эпицентре стояла не только она, но и Каден. И это рвало её изнутри. Он не заслуживал этой грязи. Каждый раз, когда она видела, как он, словно не замечая всего происходящего, хватает её за руку или притягивает к себе, словно перед всем миром, сердце Эресты сжималось от боли и гордости одновременно. Каден Эмерсон не боялся, он смотрел в глаза каждому, кто осуждал, кто шептал за спиной. И если взглядом можно было убивать – некоторые одноклассники уже давно были бы мертвы. Сколько бы грязи ни лили вокруг, их история – только для них, и они будут бороться за неё. Но в глубине души оставался холодок тревоги, потому что Габриэль Эмерсон был не тем человеком, кто терпит унижение или ослушание. Его ответ мог быть куда страшнее, чем все сплетни вместе взятые.

После всей этой вакханалии в школе Каден молча забрал мотоцикл, помог Эресте сесть за ним и вырулил на дорогу, словно спасая их обоих от всего, что их окружало. Ночь была прохладной, воздух пах свободой и тревогой одновременно. Эреста прижималась к его спине, не зная, как им теперь быть, но зная одно – быть врозь она не хотела. У дома её уже ждала Джулия. Стоя на крыльце, с руками на бедрах, мать встретила их холодным, жёстким взглядом, полным явного недовольства. Каден заглушил мотор, снял шлем, а Эреста неуверенно сползла с мотоцикла. Атмосфера натянулась до предела.
— Ну и кто это у нас? — голос Джулии был ядовито-спокойным, но Эреста сразу почувствовала, что буря на подходе.
Прежде чем кто-либо успел что-то сказать, скрипнули тормоза еще одной машины. На дорогу вырулил тёмный чёрный седан. Из него, с таким видом, будто он собирался снести этот дом вместе со всеми внутри, вышел Габриэль Эмерсон.
— Замечательно, — процедила Джулия, скрестив руки на груди.
— Ты что здесь забыл? — первая ринулась в атаку она, будто защищая свой дом и свою дочь.
Габриэль смерил её ледяным взглядом:
— Я забираю своего сына. Из этого... цирка.
Эреста почувствовала, как Каден напрягся рядом. Она незаметно взяла его за руку. Но скандал уже был не остановить.
— Ах так? — Джулия издевательски приподняла бровь. — А кто пять лет назад разрушил мою жизнь? — сорвалась Джулия, её голос звенел от боли и злости. — Ты говоришь о справедливости? Тогда скажи – кто загнал меня в угол, кто отобрал у нас последнее?
Габриэль хмыкнул с холодной усмешкой:
— Не неси чушь. Я лишь избавлялся от мусора. 
Эти слова ударили сильнее пощёчины. Джулия на миг остолбенела, потом зло прищурилась, словно хищница перед броском:
— Ах, мусор, да?.. — её голос дрожал от ярости. — Настолько высоко поднялся, что людей теперь мусором называешь? Я знаю, что Джонатан должен был тебе деньги. Но вернуть всё за неделю? Ты прекрасно понимал, что мы не успеем. Что проценты будут расти. Это было тебе на руку. Так у вас в бизнесе принято, да? Мы продавали всё, чтобы хоть как-то закрыть долг и не остаться на улице. Ты сам загнал нас в угол. А потом считай поставил меня перед выбором: украсть или смотреть, как моя дочь будет жить без крошки хлеба.
— Ты сама сделала свой выбор, — отрезал Габриэль ледяным тоном. — И заплатила за него.
Джулия сделала шаг вперёд, стиснув кулаки:
— Да, заплатила. А знаешь чем? Пятью годами ада и дочерью, которая выросла без матери. Но тебе плевать. Ты сволочь, Эмерсон. Богатая сволочь, привыкшая давить всех, кто стоит на пути.
Каден и Эреста в этот момент переглянулись. И всё стало ясно без слов. Здесь им делать нечего. Пока взрослые рвали друг друга на части словами, они молча развернулись, скрывшись в тени. Каден завёл мотоцикл, и, не оглядываясь, они сорвались прочь. Прочь от ненависти, криков и чужих решений. Ветер обжигал кожу, но свобода, которую они чувствовали сейчас, стоила того. Однако за их спинами взрослые уже начали плести свою паутину. В разгар яростной перепалки, среди взаимных обвинений и злобы, Джулия и Габриэль неожиданно нашли общий язык. Временное, хрупкое перемирие, основанное на одной единственной цели: разрушить отношения их детей. Габриэль едва сдерживал презрение – заключать сделку с воровкой казалось ему унижением. Но ради достижения желаемого результата он был готов закрыть на это глаза. План родился быстро, грязно и безжалостно. Они нашли подростков, которые учились с ними в школе – парня и девушку, которые не отказывались от легких денег. Парню поручили "случайно" коснуться лица Эресты, будто убирая с неё невидимую соринку. Прикосновение должно было выглядеть чересчур интимно, вызывающе. Девушка, напротив, должна будет броситься к Кадену с объятиями – будто в порыве чувств, не скрывая "нежности". В нужный момент заранее подосланные фотографы должны будут снять всё это со стороны. Кадры нужны убедительные, грязные, без объяснений, чтобы разрушить доверие, отравить любовь, уничтожить ту тонкую, драгоценную связь, которая так упрямо рождалась между двумя сердцами. И всё ради одной цели – рассорить их. Навсегда.

В ту ночь подростки скрылись в маленьком укромном домике за городом, который принадлежал дальнему родственнику Эмерсонов. Каден иногда приезжал сюда один, чтобы спрятаться от мира. Теперь это убежище стало их маленьким островом спасения. Они провели ночь вместе, но не как в романах, где всё залито светом свечей и звучит тихая музыка. Нет. Они просто были рядом. Обнимались на старом, скрипучем диване, чувствовали тепло друг друга, слушали, как за окном по крыше стучит мелкий дождь. Эреста прижималась к Кадену, ощущая его дыхание на своей коже, а в голове метались тяжёлые мысли. Её терзали слова Габриэля. Долг. Предательство. Выбор. Она и представить не могла, что их семья когда-то зависела от семьи Эмерсонов. Что за всем этим стояло? Почему мать никогда не рассказывала ей правду? Но рядом с Каденом эти вопросы отступали. Он был её реальностью. Её правдой. Их руки сплелись, и в этом молчании было больше клятв, чем могли бы сказать любые слова.
Когда утро окрасило небо тусклым серым светом, они знали, что так дальше продолжаться не может. Вечно убегать не выйдет. Надо было вернуться в школу, хотя бы сделать вид, что всё в порядке. Хотя в глубине души они уже понимали – им придётся бороться за свою любовь. Каден шутливо предложил Эресте сбежать вместе после занятий. Уехать далеко-далеко, туда, где их никто не найдёт. И хотя это звучало как безумная идея, её сердце замирало от одной мысли об этом. Пока они собирались, Каден наклонился к ней и прошептал:
— Только держись за меня. Всё будет хорошо. Мы прорвёмся. Вместе.
И Эреста, глядя ему в глаза, верила. Даже если весь мир будет против них, они будут вместе. Школа встретила их привычной суетой, но для них обоих этот день был совсем не таким, как все остальные. Они старались казаться спокойными, но между ними витала напряженная тишина. Иногда, мимоходом, их взгляды встречались, и в этих взглядах было больше, чем можно было сказать словами. После школы Каден отвез Эресту домой, но, не подъезжая близко к дому, остановился. Он знал, что вряд ли их встреча с Джулией принесёт что-то хорошее. Оставив её недалеко от входа, он тихо выдохнул и посмотрел на неё.
— До завтра? — спросил он, и в его голосе звучала лёгкая обеспокоенность.
Эреста кивнула, понимая, что их обоих сейчас терзает то, что они не могут просто уйти, сбежать от всего этого ада.
— До завтра, — ответила она, но в её глазах была грусть.
Перед тем как она направилась к дому, Каден, не выдержав, притянул её к себе. Его руки оказались на её талии, и, не сказав ни слова, он наклонился, поцеловав ее в губы. Это был не страстный поцелуй, а нежный, тревожный, как если бы они оба знали, что могут не увидеться снова. Его губы касались её так мягко, будто он пытался передать ей всю свою поддержку и надежду, как будто этот момент был для них последним шансом почувствовать друг друга. Он поцеловал её так, что мир вокруг словно исчез, остались только они вдвоём, запутанные в своих чувствах, тревогах и страхах. Когда они отстранились, взгляд Кадена был полон такой глубокой боли и любви, что Эреста почувствовала, как её сердце сжалось.
— Я люблю тебя, — прошептал он, голос его дрожал от эмоций.
Эреста в ответ крепко обняла его, стараясь удержать этот момент, который казался таким прощальным. И в её глазах, в её голосе было что-то такое искреннее, что Каден понял – она чувствует то же самое.
— И я тебя люблю, — тихо ответила она, как будто это было всё, что ей оставалось сказать.
Этот поцелуй стал для них чем-то большим, чем просто прощание. Он был как обещание, как крик в пустоту, который они бросили друг другу, зная, что завтра может быть слишком поздно. Эреста долго стояла на месте, её сердце тяжело билось, а мысли путались. Тепло его поцелуя ещё не исчезло, и хотя она понимала, что всё может измениться, в этот момент, ощущая его близость, ей казалось, что всё будет хорошо. Это ощущение тепла согревало её, но также наполняло её душу тревогой. Когда она вошла в дом, её встречала бабушка. Согнувшись, та с заботой посмотрела на внучку, её взгляд был полон сострадания. Она молча подошла и поцеловала её в висок, как бы пытаясь передать свою любовь и поддержку.
— Всё будет хорошо, мой птенчик, — сказала бабушка тихо, словно в её словах было столько силы, сколько могла дать только та, кто пережил много в своей жизни.
Эреста просто кивнула, а её губы дрожали от сдерживаемых слёз. Чувствовала, как её мир рушится, как всё, что было знакомо и понятным, уходит. Но в душе было немного легче, потому что хоть кто-то рядом понимал её боль, поддерживал, несмотря на всё происходящее.