Грехи под кожей

Ты ушла из мастерской вечером, когда город начинал светиться окнами и фонарями, как уставшее сердце, несущееся сквозь вечер.
Он не проводил тебя — просто стоял у двери, прислонившись плечом к косяку, и смотрел, как ты идёшь прочь.
Он знал: ты не исчезнешь. Не теперь.

Ты шла медленно, будто каждая секунда приближала к чему-то неизбежному. Телефон вибрировал в кармане — Даня. Второй раз. Потом третий.
Ты не брала трубку.

Когда вошла в квартиру, в кухне пахло мятой и пельменями. Он уже был там, сидел за столом, прокручивая вилка в ладони.

— Где ты была? — его голос звучал ровно, но за этим прятался контроль.
Ты бросила ключи на полку, стянула куртку.
— Гуляла.
— Целый день?

Ты молчала. Он встал, подошёл, встал слишком близко.

— Ты знаешь, я не люблю, когда ты исчезаешь. У тебя был выключен телефон.
— Я не обязана отчитываться каждую секунду.
— Но мы вместе, чёрт возьми.
— Мы? — ты усмехнулась. — Мы — это рутина, в которой ты не видишь меня, только ожидаешь удобную версию. Я не игрушка. И не мебель.

Он резко отстранился. В его глазах мелькнуло что-то острое.
— У тебя кто-то есть?
— А если бы был?

Он не ответил. Просто взял куртку и ушёл, громко хлопнув дверью.
Ты села на пол. Глубоко вдохнула. И впервые — не заплакала.

⸻

Ты вернулась в мастерскую на третий день. Он работал. Не удивился. Просто поднял глаза, кивнул.
— Привет.
— Привет.

Ты прошла внутрь, села. Сняла пальто, достала блокнот.
Он смотрел, как ты открываешь страницу и начинаешь рисовать.
— Ты всегда рисовала?
— Когда мне было плохо — да. Это единственное, что не требовало быть правильной.
— Тогда рисуй. Здесь можно всё.

Вы молчали. Потом он подошёл ближе.
— Ты хочешь, чтобы я оставался просто зрителем?
Ты подняла глаза.
— Нет. Но я боюсь, что если ты коснёшься — я сломаюсь.

Он коснулся. Не тела — руки, где держалась ручка.
— А если сломаешься, я соберу. Тихо. Без клея.

Ты положила голову ему на грудь. Он обнял.
Долго. Молча. Словно вы стояли на обрыве, и только эта тишина удерживала вас от падения.