Глава 2. "Внутри линий"
Ты вернулась домой, но ощущение чужих пальцев на своей коже не отпускало. Не в том смысле, в каком обычно думают. Он не касался тебя как мужчина, он касался тебя как художник.
А это было куда опаснее.
Ты стояла перед зеркалом в ванной, разглядывая собственные ключицы. Пальцем провела по линии — той самой, которую он обвел взглядом. Как будто знал, что именно здесь ты хрупкая. Не по-женски, а по-человечески.
Телефон завибрировал. Сообщение от Дани:
"Как день? Я у тебя через час. Возьмем что-то на вынос и посмотрим фильм?"
Ты смотрела на экран, не отвечая. Он хороший. Надежный. Стабильный. Но в его глазах ты давно стала фоном.
С Чонгуком же ты была светом.
Ты пришла домой, включила чайник, села за ноутбук. Пыталась работать — не вышло. Мысли возвращались в мастерскую. К его глазам. Его молчанию.
Он был не из тех, кто говорит много. Его тишина была выразительнее любого монолога. В ней — не пауза, а приглашение: «Если хочешь — заходи. Если нет — дверь открыта».
Ты знала: если пойдёшь туда снова — ничего уже не будет так, как раньше.
Ты всё равно пошла.
⸻
Дверь была приоткрыта. Ты постучала, неуверенно.
Он сидел у окна, в наушниках, с блокнотом на коленях. Замер, когда заметил тебя.
Медленно вынул наушники.
— Ты вернулась.
Ты кивнула.
— Я не знаю, зачем. Наверное... чтобы разобраться.
— Хорошее начало.
Он отложил блокнот, жестом предложил присесть. Ты устроилась на старом диване. Он налил чаю — черный, без сахара.
— У тебя парень. — Это не был вопрос.
— У меня жизнь, которую я сама не выбирала. Я просто в ней живу.
— Ты устала. Это видно. — Он не смотрел в глаза, просто говорил — спокойно, без давления.
Ты склонила голову.
— Я хочу быть кем-то. Не функцией. Не "девушкой", не "работницей", не "всегда сильной". Просто — собой.
— Тогда будь. Здесь можно.
Ты посмотрела на него.
— Почему ты? Почему ты вообще смотришь на меня так, будто видишь?
Он не ответил сразу. Встал, подошёл ближе, сел напротив.
— Потому что ты настоящая. Даже если прячешься. А я слишком долго жил среди тех, кто не дышит по-настоящему.
Вы молчали. И в этой тишине было больше откровения, чем в любых признаниях.
Он потянулся за карандашом.
— Можно я нарисую тебя ещё раз? Сейчас. Такая, какая ты есть. Без маски.
Ты не ответила словами. Просто расстегнула первую пуговицу рубашки. И потом — вторую.
Он отвел взгляд.
— Я не это имел в виду.
— А я — не хочу притворяться. Хочу, чтобы ты рисовал не просто меня. А правду.
Он не улыбнулся. Просто сел ближе. Снова взял карандаш. И начал.
Ты чувствовала, как его взгляд касается кожи — медленно, с уважением. Как будто ты — картина, которую боятся испортить не тем движением.
Время исчезло. Осталась только линия за линией.
Когда он закончил, перевернул блокнот к тебе.
Там — ты. С распущенными волосами, раскрытым воротом рубашки, чуть покрасневшими глазами. И одна деталь — капля слезы на щеке. Но ты не плакала. Он просто увидел то, чего ты сама не чувствовала.
Ты смотрела на рисунок, и внутри что-то треснуло.
— Это... я?
Он посмотрел прямо.
— Это ты. Настоящая.
Ты встала, подошла. Медленно обвела пальцами контур. Потом — его запястье. И тогда поняла: между вами нет дистанции. Не осталось.
— Если я останусь... — прошептала ты, — всё изменится.
— Уже изменилось.