Глава 17
Феликс Захарович не торопился с рассказом. Он словно погрузился в воспоминания, и его жестокое, каменное лицо преобразилось. Он, как бы это нелепо звучало, стал похож на обычного человека, с обычными проблемами, тревогами и чем-то теплым внутри, что грело его в прошлом. Он отставил бутылку в сторону, провел руками по волосам, но не чтобы поправить прическу, а просто машинально, потому что надо было что-то сделать. Он волновался.
Кабанов познакомился с Агнией примерно шесть лет назад, когда она еще была беззаботной студенткой, которая весело проводила время в ночных клубах и искала себе состоятельного ухажера. Этим ухажером оказался Феликс Захарович. Сперва это была мимолетная симпатия, которая переросла в нечто большее. Кабанов ухаживал за Агнией и буквально осыпал её подарками. Но спустя время, он стал требовать от своей спутницы «оплаты», которая заключалась в исполнении его извращенных желаний. Она стала для него вроде секс-рабыни на побегушках, которая должна была безоговорочно выполнять любое его пожелание.
Однажды Кабанов не постеснялся отдать Агнию на удовлетворение сексуальных прихотей его компаньонов, когда он развлекал их в загородном клубе для «особых персон». Ту ночь он никогда не забудет, как и не забыла её Агния, пока острая полоска стали не отрезала всё то ужасное, через что ей пришлось пройти.
Феликс Захарович сидел на бетонных ступеньках и смотрел, как восходящее солнце медленно поднималось над горизонтом, освещая яблоневый сад, укутанный белыми цветами. Он заметил краем глаза Агнию, которая, пошатываясь, вышла из дома и медленно, слегка прихрамывая, шла к машине. Её одежда была буквально разорвана, на теле виднелись засохшие струйки крови, а на руках и ногах выступали красные следы от ушибов, которые через несколько часов приобретут фиолетовый оттенок.
Они встретились глазами. Его суровый, но слегка стыдливый взгляд с её пустым и наполненным болью и ненавистью взглядом.
Внутри у Кабанова что-то оборвалось, зажало, защемило с такой силой, что он спутал это чувство стыда и жалости с инфарктом. Он знал, что Агния принимала наркотики, и был уверен, что та ночь сильно подкосила её. В принципе, как и его.
После той ночи Феликс Захарович не виделся с Агнией почти полгода, пока однажды, она не явилась к нему в кабинет. Она была, словно призрак – подумал тогда Кабанов. Её трясло от ломки, как умирающего от лихорадки больного. Её кожа была пепельно-белая с примесью синевы. Лицо, на котором виднелись фиолетовые мешки под глазами – ссохлось, как и всё тело.
Она кинулась на Кабанова, схватив его за рубашку костлявыми руками, и устроила истерику. Разбила кувшин с водой, скинула телефон и ноутбук со стола, перевернула стулья и требовала от Кабанова то, что он ей обещал, но Феликс Захарович лишь выкинул девушку на улицу, сказав всем, что это была просто ненормальная наркоманка. Он видел в какую яму загнала себя Агния и в этом была и его вина. Тогда он решил в последний раз помочь девушке.
В то же самое время его дочь также мучилась от наркотической зависимости, и Кабанову удалось уговорить Юлю лечь в клинику. Это было буквально за несколько недель до инцидента с Агнией. Феликс Захарович нашел Агнию и предложил ей помощь, с условием, что это была их последняя встреча. Она кидалась на Кабанова, швыряла в него посудой, вещами и всем, что попадалось под руку, но спустя время сдалась и согласилась пройти лечение, так как она сама чуяла запах приближающейся смерти.
Кабанов рассказал, что квартира, в которой нашли Агнию, была куплена для девушки и она жила там, в период их «интрижки», но после клиники, она туда не вернулась, а сам Феликс Захарович позабыл про неё. Или же оставил её как память о девушке, которую он едва не загнал в могилу.
Кабанов пристально рассматривал снимок, на котором была изображена Агния. Жикин на мгновение заметил, как у Феликса на щеке проблеснула слеза, но он не был уверен в том, что ему это не показалось. Вся злость и ненависть, которая терзала нутро следователя на мэра – странным образом улетучилась. Ему было его даже где-то жалко. Его жизнь катилась вниз по наклонной: дочь мертва, жена, возможно, подаст на развод, как только оклемается после случившегося, а карьера чиновника висела на волоске. Он понимал, что рано или поздно журналисты в красках опишут его сексуальные увлечения и это будет как последний салют в завершении сезона.
Богдан снова прервал образовавшуюся тишину:
– Феликс Захарович, а как называлась клиника, куда вы отправили Агнию и вашу дочь Юлию.
Кабанов посмотрел на стажера и слегка задумался.
– Не помню, но в спальне должны быть документы.
Феликс Захарович поднялся с кресла и медленно, все еще погруженный в свои мысли, побрел в спальню.
– Что будем делать? – спросил Богдан.
– Поедем в отдел, – тихо ответил Константин.
– А что делать с Кабановым?
– Он поедет с нами.
Кабанов зашел в гостиную, держа в руках несколько листов бумаги, на которых виднелся напечатанный текст с синими круглыми печатями, говоря, что это важные документы.
– Они обе проходили лечение в клиники «Перерождение», – сказал Кабанов и передал документы Жикину.
Феликс Захарович вернулся в свое кресло, и вопросительно посмотрела на Константина.
– Феликс Захарович, вы понимаете, что вы связаны с двумя жертвами и в данный момент находитесь под подозрением?
– Да, – спокойно ответил Кабанов. – Я думаю, мне стоит позвонить адвокату.
– Да, это ваше право, Феликс Захарович. Также я вынужден вас попросить проехать с нами в отдел, – Жикин на секунду призадумался – пока неофициально. Но только если вы сейчас же проедете с нами.
Кабанов словно знал исход этого разговора и сразу же согласился. Перед ними не было того властного, жестокого тирана, который ничем не брезговал ради собственной выгоды. Перед ними стоял человек, осознавший цену своих поступков, и то бремя, с которым ему предстоит жить.
Жикин попросил коллегу из отдела приехать за ними на личном транспорте, чтобы лишить возможности соседей, прохожих и случайных зевак лицезреть задержание мэра. Служебная машина с маячками однозначно привлекла бы внимание. Еще час назад Константин обязательно воспользовался именно этим вариантом, но сейчас он думал иначе. История Агнии как-то тронула его, зацепила за живое. Личные обиды и желание доказать, что еще есть порох в пороховницах рассеялись как утренний туман. Теперь перед ним стояла только одна цель – найти убийцу девушек и представить его перед законом, или убить саморучно, но это уже по обстоятельствам.
Спустя сорок минут машина остановилась у главного входа в Следственный комитет. На крыльце стояли двое: Крысов и Зубченко. Один буквально кипел от злобы, второй нервно теребил мобильный телефон в руках. Дождь закончился еще час назад, оставив после себя пронзающий осенний ветер, холодный и влажный, который пробирал до костей.
Первым из машины вышел Жикин, затем Серебров, который открыл дверь Кабанову и попросил его следовать за ними. Кабанов осмотрелся по сторонам, и, убедившись, что рядом не блуждают журналисты – особенно из оппозиционных изданий, – поправил шарф на шеи и медленно пошел вслед за Жикиным.
– Костя, какого хрена?! – прошипел Зубченко.
– Я знаю, что делаю, – спокойно ответил Жикин.
– Костя, когда я говорил – поторопись, я не это имел в виду, – включился в разговор Крысов. Цвет его лица мало чем отличалось от покойника. Его руки тряслись от волнения, а глаза бегали из стороны в сторону.
– Александр Матвеевич, он здесь по собственной воле. Привезли его сюда на личном транспорте и без наручников. Отведите его в комнату для допросов, и так как скоро сюда прибудет его адвокат, нам необходимо обговорить сложившуюся ситуацию.
– Какую ситуацию, Костя. Ты мать его, арестовал мэра!
– Саша, давайте все зайдем внутрь, и не будем кричать.
Крысов и Зубченко прислушались к словам Жикина. Феликса Захаровича отвели в комнату для допросов, предоставили стакан воды и предложили ему помощь врача, если была такая необходимость, но мэр отказался, и, скрестив руки на столе, принялся ждать. Ждать допроса, раскаяния и, возможно, понимания и прощения.
В кабинете Жикина находилось четыре человека. Сам Жикин, стажер Серебров, начальник Крысов и главный прокурор области Зубченко. Богдан выглядел уставшим, но с нетерпением ждал речи или рассказа своего куратора. Константин выглядел еще хуже, но старался не подавать виду, хотя чувство голода буквально уничтожало его изнутри. Оба Александра сидели на диване и пристально смотрели на следователя. Один сверлил его гневным взглядом, второй же надеялся, что действия Константина не отразятся на его дальнейшей работе.
– Давайте начнем по порядку. У нас три трупа девушек, которые были зверски убиты. Нет ни свидетелей, ни подозреваемых. Что объединяет девушек: схожие татуировки в одинаковых местах, они все были наркоманками, которые странным образом кардинально изменили свою жизнь. Ранее девушки никогда не пересекались и имели абсолютно разные увлечения. Но теперь, мне кажется, что есть еще кое-что, что объединяет девушек.
Жикин вкратце рассказал историю, которую поведал ему и Богдану Феликс Захарович и видел, как во время рассказа лицо Зубченко с гнева сменилось на удивление, а лицо Крысова с испуга и тревоги сменилось на спокойствие. Рассказ не занял много времени, но Жикин старался не упустить важные детали, такие как квартира, где нашли Агнию, дом, о котором не знала семья Кабанова и самое главное лечебницу, в которой проходили курс реабилитации обе жертвы.
– Ты думаешь, что клиника как-то связана со всем этим? – спросил Крысов и немного подался вперед, словно ответ Жикина был большой тайной, и он поделится её шепотом.
– Думаю да. Еще чуйка подсказывает, что и Лапунова Ксения – вторая жертва, – также проходила лечение в этой клинике. Саша, – Жикин обратился к Зубченко – мне нужно постановление на обыск «Перерождения», так как клиника частная, и навряд ли мне кто-то выдаст хоть какую информацию, но мы с Богданом скатаемся туда, попытаем счастье.
– Я не думаю, что с этим возникнут трудности, так что постараюсь завтра утром его добыть. А что насчет Кабанова?
– Это точно не он, но я должен был это сделать. Он почему-то ключевая фигура в этом деле. Хотя, он попросту мог оказаться не в том месте не в то время. Плюс, только его официальные показания смогут нам развязать руки с клиникой. Поэтому вы идете к Кабанову и проводите повторный допрос, а мы с Богданом наведаемся в клинику, но сначала перекусим. Что скажешь, стажер?
– Я только за, – радостно ответил Богдан, так как сам чертовски сильно хотел есть.
Худенькая официантка с длинным светлыми волосами остановилась у столика, за которым сидели Константин и Богдан. Девушка аккуратно поставила перед посетителями тарелки с супом и по небольшой чугунной сковородке, на которой еще журчало нарезанное небольшими кусочками сало, три яйца, колбаски по-домашнему и несколько драников. Официантка поставила рядом приборы, и смущенно улыбнувшись Богдану, вернулась на кухню.
В зале сильно пахло древесиной от балок на потолке и от мебели из натурального дерева. Приглушенный свет над каждым столиком и едва доносившаяся музыка создавали уютную атмосферу уединенности. Словно ты где-то далеко от города, где бурлящая жизнь засасывает в самую бездну суеты и тревоги. А здесь тихо и спокойно. Даже не видно митусящихся официантов, которые, жужжат как маленькие пчелки в летний солнечный день обслуживая посетителей.
Константин быстро разобрался с супом и перешел к горячему блюду, но ему помешал Богдан:
– И все таки, что вы думаете касаемо происходящего?
Жикин вопросительно посмотрел, но понял, что парень уточнять не будет.
– Что тебя конкретно интересует?
– У меня из головы не выходит, как мог освободиться Нестор и как убили Лапунову? Ведь в квартиру никто не входил и не выходил?
– Я думал об этом. Но пока ничего конкретного сказать не могу. Возможно, убийца пришел раньше и выжидал жертву, а затем вышел, когда её обнаружили.
– Но как?
Жикин зараз съел яйцо, и, вытерев рот салфеткой, продолжил:
– Предположим, что у него была милицейская форма, или форма криминалистов следственного комитета, или, вообще, вышел уже после нас. Не знаю. Еще есть версия, что кто-то взломал сигнализацию.
– То есть все естественно? – спросил Богдан.
Жикин слегка подавился драников и недоумевающе посмотрел на Сереброва:
– А как по-другому? А ты думаешь, что её убил барабашка, который сквозь стены может проходить?
– Но технари в охранной службе заметили бы, если кто-то попытался хакнуть их систему.
– Слушай, стажер, за всеми тремя убийствами стоит живой человек из плоти и крови. Возможно, он умен. Даже чересчур умен, либо у него есть люди, которые помогли ему со всем этим. Но я готов поставить что угодно, что за всем этим стоит человек. Я его видел, тогда в лесу!
И Жикин вспомнил встречу в лесу. Вспомнил нечеловеческий голос, который эхом расходился среди деревьев. Его руки покрылись легкой испариной, а сердце снова напомнило о себе, отдавая медленными глухими ударами в висках. Это был обычный мать его человек!
– И все же...
– Никаких и все же! – перебил Жикин, – Мы расследуем тройное убийство, которое совершил человек, а не что-то там из мира фантастики. И точка.
– Вообще-то двойное убийство и суицид, – поправил Богдан и принялся доедать свой суп.
Жикин побагровел от злости на стажера, но сумел удержаться от высказываний. Богдан был прав, что фактически убийств было совершено два, но самоубийство было неслучайным.
– И почему она себя убила? Страх? Усталость? Или, быть может...
– Быть может все что угодно. Но здесь скорее всего всё вместе. И страх, и усталость, и безвыходность, – сказал Жикин, и устало вздохнул. – Все указывает, что за этим стоит секта, или религиозные фанатики. И тут есть разница, и это стоит учитывать. Но я предполагаю, что это немногочисленная группа, из которой просто так не уйдешь. Ведь сам посуди, Агния покончила с собой, но кто-то вернулся и вырезал ей язык. Сама смерть – не показатель, а изъятие органа у члена группы, который решил её покинуть, как бы должен внушить страх.
– Но в деле об «ритуальных убийств» жертв было четыре, – задумчиво сказал Богдан.
– Тоже об этом думаю. И, скорее всего, должна была быть пятая, как бы пять органов, пять жертв и вероятно пять человек, кто проводил сам ритуал. Но самоубийство Агнии, что-то изменило, что-то нарушило и тогда стали убивать девушек.
Оба притихли и погрузились в свои мысли, словно перетасовывали в голове детали мозаики в надежде получить нужную картинку.
– А что если не было пятой жертвы? – тихо спросил Богдан. – А что если этим все и должно было закончиться и Агния, к примеру, узнала об этом и решила сама уйти из жизни.
– Может быть, но тогда не проще ли было убежать? – возразил Жикин.
– Кабанова пыталась, но...
– Ладно, доедай и пора выдвигаться. Я звонил в эту клинику, и заместитель Питосиной сказал, что она сегодня допоздна.
Спустя сорок минут Константин припарковал машину на стоянке для посетителей, что располагалась в ста метрах от входа в закрытую лечебницу. Узенькую тропинку освещали светодиодные фонари, отчего казалось, что мокрая плитка была покрыта тонким слоем снега и поблескивала при холодном освещении. Высокие, аккуратно подстриженные кусты, что росли вдоль дорожки, шелестели и колыхались от дуновения ветра. Это и успокаивало, и пугало одновременно. Хотелось насладиться прогулкой в холодный осенний вечер, но тревога заставляла постоянно ускорять шаг и оборачиваться назад.
У главного входа также была стоянка, где было припарковано с десяток машин, и лишь одна выделялась на фоне остальных. Новенький красный джип «Лексус», словно светился под светом фонарей и завораживал своей агрессивностью и успокаивал плавными линиями. Жикин рискнул предположить, что машина принадлежит управляющей лечебницей.
Вся клиника была обнесена высоким, черным, кованым забором, на котором важно, подобно хозяину раскинулся плющ. Рядом со входом, перед воротами стояло небольшое здание, больше схожее на будку, где одиноко сидел охранник и читал книгу. Лысый мужчина, с широкими плечами не заметил поздних гостей, и когда Жикин нажал на кнопку звонка, тот слегка подпрыгнул на месте.
– Вам чего? – Раздался грубый голос из динамика.
– Мы из следственного комитета, пришли к Питосиной Альбине Германовне. Она в курсе.
– Сейчас уточню, – снова раздался грубый голос из динамика.
Мужчина неторопливо взял трубку телефона, и пока ждал ответа пристально рассматривал гостей, словно оценивал их.
Из динамика снова раздался голос:
– Ожидайте. За вами придут.
– Мы и сами найдем дорогу, – попытался возразить Жикин, но охранник уже уткнулся в книгу, словно этого разговора и не было.
Ждать пришлось недолго. Около ворот появился еще один охранник с фонариком. Открыл калитку и велел следователям идти за ним. До административного здания было идти не больше пяти минут. Старая, еще советских времен постройка гордо высилась в свете прожекторов. Здание хоть и было старым, но ремонтировали его совсем недавно, и сталинская постройка больше напоминала дом, построенный в глубинке Англии несколько веков назад.
Следователи в сопровождении охранника зашли в здание, и оказались в небольшом коридорчике, где впереди им преграждала путь стеклянная стена с дверью и кодовым замком. Слева была еще одна дверь, но уже обычная, даже немного неприметная, выкрашенная в цвет сцен — белый. За стеклянной стеной показалась женщина в белоснежном халате. Короткие черные волосы, минимальный макияж, за исключением ярко-красной помады на губах, которые расплывались в фальшивой улыбке. Женщина поднесла электронный ключ к дверям и те открылись. Она зашла в маленький коридорчик, и тот наполнился приятным ароматом дорогих духов.
– Добрый вечер господа. Предлагаю пройти сюда, – сказала Альбина Германовна и открыла неприметную дверь. Комната мало чем отличалась в размерах от коридора, но там было окно хоть и за металлической решеткой, но его присутствие словно позволяло дышать полной грудью.
В центре комнаты стоял белый стол, и четыре стула. Альбина Германовна отодвинула один, присела и предложила гостям также располагаться.
– Уютный кабинет, – сказал Жикин и вежливо улыбнулся Питосиной.
– У меня мало времени, поэтому прошу переходить сразу к сути, – спокойно ответила Альбина Германвона.
– Как скажете, – сказал Жикин и достал из папки фотографии жертв. – Следователь Жикин Константин, это Серебров Богдан. Мы из следственного комитета, расследуем убийство. Нас интересуют эти девушки.
Питосина взглянула на фотографии, и, переведя взгляд на Жикина – сказала:
– Ничем не могу помочь. Увы, но этих девушек я не знаю.
– Странно, но у нас имеются документы, согласно которым две девушки точно проходили у вас лечение. А именно Кабанова и Позонова. У нас есть показания Феликса Захаровича и копии договоров. Так что в ваших же интересах рассказать нам правду.
Альбина Германовна еще раз взглянула на фотографии. Её лицо нисколько не поменялось, ни один мускул на её лице даже не шелохнулся.
– Даже если и так. Вы знаете, что они проходили у нас лечение, но рассказать вам о нем я не могу. Это закон. Так что, если у вас нет постановления, то разговаривать нам не о чем.
Альбина Германовна встала из-за стола, демонстративно задвинула стул и указала следователям рукой на дверь.
– Альбина Германовна, взгляните еще раз на фото. Нас интересует Лапунова Ксения. Она лечилась у вас?
– К сожалению, ничем не могу помочь. Вам пора уходить.
– Вы же понимаете, что завтра у меня будет на руках постановление, и я здесь камня на камне не оставлю, – сказал Жикин.
– Что же – удачи вам, – сказала Питосина и снова улыбнулась фальшивой улыбкой.
Жикин и Серебров вышли в коридорчик, где их ждал охранник. Они уже двинулись к выходу, как Константин обернулся и спросил Питосину:
– А я могу поговорить со Штейном Бориславом. Я говорил с ним по телефону.
– К сожалению, нет. Борислав должен был дежурить сегодня, но у него появились какие-то срочные дела, и сегодня я вместо него. Прощайте, – сказала Альбина Германовна и попыталась скрыться за стеклянной стеной, но её окликнул Жикин.
– Последний вопрос. Красный «Лексус», который стоит на парковке – ваш?
– Мой, – ответила Питосина, словно прошипела, как ядовитая змея и исчезла за стеклянной дверью.
Уже оказавшись около машины, Жикин психанул и ударил ботинком по колесу. Он размахивал руками, и, повернувшись к лечебнице и выставив вперед руку, почти прокричал:
– Тварь, я тебе еще устрою. Высокомерная сука. Вот же дрянь.
– Константин Юрьевич, этим вы ничего не исправите, – попытался успокоить Богдан.
– Да она нас поимела как детей. Но ничего, как только Зубченко выдаст постановление, я с ОМОНом сюда приеду и всех до единого к стенке на колени поставлю. Вот же ж дрянь. – Жикина буквально трясло от ярости, но сделав несколько глубоких вдохов, он обратился к Богдану, – Ладно, поехали по домам. Надо выспаться.