Круг верных

            В комнате стоял плотным слоем сигаретный дым. Тусклая люминесцентная лампа едва справлялась освещать небольшой круг у дальней сцены, находившейся напротив зеркала Гезелла. В помещении находилось двое. Лицо главного прокурора области подсвечивалось тлеющим угольком сигареты. Зубченко даже не втягивался. Просто зажал кончик сигареты губами и щурился из-за едкого дыма. Крысов стоял спиной к зеркалу, и его лицо окрасилось в холодный синий цвет лампы. Они оба молчали и думали об одном и том же: «Как все могло закончиться там – в сарае?»

        Зубченко посмотрел на Нестора через затемненное стекло. К удивлению Подоров вел себя спокойно. Периодически держался свободной рукой – другая была прикована наручниками к столу, – за перебинтованное плечо. Он не испытывал боли, страха или волнения. Складывалось ощущение, что каждый миллиметр кожи на его лице обкололи ботулотоксином. Это внушало чувство страха прокурору. Словно это был он на месте Потрошителя, а Нестор стоял и наблюдал за ним через зеркало Гезелла, предвкушая свой триумф.

        Сигарета обожгла губы Зубченко и он кинул окурок в пластиковый стаканчик, где плескался остывший кофе. Раздалось характерное шипение. Это показалось смешным прокурору, ему захотелось еще кофе. Он посмотрел на теперь уже непригодную для питья жижу в своем пластиковом стаканчике и решил сделать себе еще одну порцию бодрящего напитка. Оттянуть еще немного времени, прежде чем ему придется остаться с Потрошителем один на один в комнате для допросов. Конечно, он мог попросить Крысова, но был велик риск. Александр Матвеевич весьма вспыльчивая личность и это могло сыграть Нестору на руку. Прокурор потянулся за еще одной сигаретой, как в комнату вошел Жикин.

        – Костя, какого хера ты тут делаешь? – вскрикнул Зубченко.

        –Тихо. Не кричи. Тут плохая шумоизоляция. – Константин осмотрел комнату. – Сэкономили на самом главном.

        Жикин, прихрамывая на правую ногу, прошел через комнату. Дошел до стула придвинутого к стене и рухнул как истомленная лошадь. Он посмотрел на своих коллег и прочел на их лицах удивление и сострадание. Но за всем этим скрывался страх. Неописуемый страх, словно паразит пожирающий их изнутри.

        – Что произошло в сарае? – тихо спросил следователь.

        – Ты не помнишь? – ответил вопросом на вопрос Крысов.

        – Смутно. Помню, как я дрался с Нестором, он повалил меня. Затем помню нарастающую боль по всему телу и ... жар. Помню, как горело все тело. А потом... очнулся в больнице.

        – Когда мы со стажером прибежали в дом тетки Подорова, тебя там уже не было. Мерков сказал, что ты ушел в лес, и я отправил за тобой Богдана. Не знаю, сколько прошло времени, пять, десять минут, у меня тоже все как в тумане. Потом раздался выстрел. Мы все ринулись на звук и увидели, как Богдан выволок Нестора на улицу. Он что-то нам кричал, но из-за громкого треска шифера мы толком ничего не слышали. Воздух наполнился невыносимым запахам парафина и паленой травы.

        – Случился пожар? – тихо, без эмоций спросил Константин.

        – Да. Через несколько минут Богдан вытянул тебя на улицу и кинулся обратно в сарай, но пламя разрасталось с такой скоростью, что паренек чуть сам не погиб.

        – А девушка?

        – Увы.

        – Хоть что-нибудь осталось?

        – Пепелище.

        Жикин ударил рукой о стену содрав кожу до крови на костяшках.

        – Богдан сказал, что когда он вбежал в сарай, Нестор почти вонзил нож тебе в грудь и он, подобрав твой пистолет, выстрелил в Подорова. Парень тебе жизнь спас.

        – Получается, у нас нет никаких улик, кроме горки пепла и обгоревшего трупа?

        – Получается так, – сказал Зубченко.

        В комнате нависла тишина. Каждый думал о своем, но все сводилось к одному. За затемненным стеклом сидел единственный подозреваемый, умалишенный социопат, который по странным обстоятельствам выбрался на свободу.

        Жикин поднялся со стула, и, показал жестом прокурору, что им пора бы уже поговорить с виновником этого «торжества». Они вышли в коридор. Константин взялся за холодную металлическую ручку, показавшейся приятной на тот момент. Тихой, успокаивающей. Он проглотил всплывшую боль и открыл дверь. Нестор встретил следователя довольной ухмылкой и помахал ему свободной рукой. Через плечо следователя, он заметил входящего в комнату Зубченко, и зашипел подобно змее.

        – Пусть он уйдет!

        – Он тебя смущает, Нестор?

        – Я хочу говорить только с вами, следователь.

        – Послушай сюда! – взревел Зубченко.

        – Саша, – начал Жикин, – Дай мне десять минут, потом приходи.

        Константин посмотрел на своего коллегу, друга. Тот кивнул и шепотом произнес: «Десять минут».

        Жикин подошел к Нестору, и крепко сжав его руку – чтобы причинить как можно больше боли, – зажал наручники на его свободной руке и приковал к столу. Следователь сел напротив. Он посмотрел на торчащий из стола микрофон и аккуратно направил его в сторону подозреваемого, после чего повернулся к зеркалу – за которым стояли Крысов и Зубченко, – и дал немую команду, что он готов. Александр Матвеевич нажал кнопку «rec», после чего началась запись.

        – Как бедро? – спросил Нестор и слегка наклонился к Константину.

        – Терпимо. А как твое плечо?

        Нестор посмотрел на перебинтованное плечо, где выступило кровавое пятно.

        – Терпимо. – Подоров улыбнулся.

        Жикин достал из кармана куртки две фотографии и положил их на стол перед Нестором. Его глаза забегали, верхняя губа затряслась. Он выглядел словно подросток, увидевший первый раз в своей жизни обнаженку. Жикин буквально чувствовал возбуждение Потрошителя.

        – Ты знаешь этих девушек?

        Нестор молчал.

        – Ты знаешь этих девушек!?

        Подоров не сводил глаз с фотографий. Жикин подождал ответа еще с десяток секунд, но, не дождавшись, спрятал фотографии в карман.

        – Покажи еще раз, я не рассмотрел!

        – Ты все прекрасно рассмотрел. А теперь отвечай, ты знаешь этих девушек?

        Потрошитель облизал сухие, потрескавшиеся губы, и, дернувшись, приблизился к Жикину, что тот слегка отступил назад.

        – Я думаю, что вы, следователь, сами знаете ответ. Он сказал мне, что наша встреча будет скорой и неизбежной. Он просил передать – «Игра только начинается!»

        Константин дождался, пока Нестор отодвинулся обратно, и, выждав еще небольшую паузу, сказал:

        – Да. Я знаю ответ. Это ты их убил. Их всех. Я сразу вижу подчерк дилетанта, неумёхи, такого как ты. Бездаря, у которого фантазии хватило только на такое. Ты просто жалкое ничтожество.

        Жикин встал со стула и направился к двери.

        – Нет! НЕТ! Я художник. Я творец! А это... это не моя бездарность. Вы... вы жалкие ублюдки ничего не понимаете. – Его буквально трясло. Кровь прибила к щекам. Глаза выпучились как у бешеного зверька. Он дергал руками сдирая наручниками кожу на руках.

        – Хорошо. – Константин вернулся и уселся за стол. – Тогда расскажи мне, кто убил этих девушек, если не ты? – Он чувствовал, как страх поглощавший его как бесконечная тьма, рассеялся. Он ощущал прилив сил, которого не было давно. Как старый механизм пылившейся десятки лет в пыльном подвале, заработавший после встречи с масленкой.

        Нестор сглотнул.

        – Я не знаю, кто это сделал.

        – Хм-м. Хорошо. Допустим, я тебе верю. Но у меня есть еще несколько вопросов – как ты выбрался из психушки? Кто тебе сулил нашу встречу, и о какой, мать твою игре ты говорил?

        Нестор откинулся на спинку стула, на столько на сколько позволяли сделать это наручники. Он осмотрел комнату и его словно перекосило. Его глаза наполнились страхом. Он опустил голову, и едва слышно начал свой рассказ.

        Нестор лежал скрученным в позе зародыша укрывшись тонкой простынкой, поверх которой лежал колючий, жесткий – переживший не одну стирку и кипячение, –плед. Его глаза были открыты. Он смотрел на трещину в углу своей комнаты и думал о своде. Но не о той, какой ее видят все окружающие. У него была своя свобода, к которой он стремился пятнадцать лет с момента его заточения. С первого дня, как его привезли в смирительной рубашке с позорной маской на лице, прикованного к инвалидному креслу, он думал, как выбраться из лечебницы. Но честно сказать, эта маска произвела фурор в «психушке». Когда еще не полностью поехавшие постояльцы видели Нестора – сопровожденного внушительным конвоем, – они визжали от страха. Были и те, кто обмочил штаны. Конвоиры старались как можно быстрее доставить заключенного в его апартаменты, уготованные ему до самой смерти.

        С первого того дня, Нестор горел желанием выбраться. Это желание уничтожало его изнутри, а спустя время взялось и за настоящую, живую плоть. Пятнадцать лет мук и страданий лишь из-за простого желания выбраться.

        В его комнате, ширина которой была меньше его роста, было небольшое окно, размером с книгу, и на высоте чуть выше его головы. Ему приходилось изощряться, чтобы достать до этого клочка мнимой свободы. И это лишь только подначивало его, чтобы совершать все то, что он делал. А творил он страшные вещи.

        Не повезло многим, но больше всего досталось симпатичной медсестре. Она была еще совсем юна и не понимала, насколько серьезен «Корпус пять». В этом корпусе работали только закаленные, прожженные временем, болью и ошибками врачи и санитары. На этой смене – а была она вечерней, – выпало дежурить заместителю управляющего «Корпусом пять», трем санитарам, двум охранником и четырем медсестрам. С кадрами тогда была настоящая проблема. И, как по велению злого рока, в тот вечер произошло ЧП. Сама мать природа подавала знаки в виде раскатистого грома и ярких, бордовых молний. Одна из таких молний угодила в трансформаторную будку и обесточила «Корпус пять».

        Началась паника.

        Молодой заместитель не растерялся, и прежде чем устроить обход запросил помощь из других корпусов. Несколько охранников, три санитара и три медсестры. Все они зашли в «Корпус пять» первый раз в своей жизни. И тогда он им казался не просто пугающим, а настоящим адом, где даже пахло болью, насилием и злобой. Заместитель распорядился проверить все камеры, пока работники психбольницы запускают генератор, стоявший в темноте и одиночестве многие годы.

        Молодая, та самая симпатичная медсестра, Света, в сопровождении охранника пошла в отделение «В», где Нестор уже придумал план побега. Его камера была самой дальней, и он слышал, не видел, но слышал, как двое приближались к нему. Его сердце билось с бешеной скоростью, вздымая бугорок на его груди. Все тело жгло от неописуемой чесотки, отчего Подоров раздирал руки в кровь. Он испытал эрекцию за долгие годы пребывания в «психушке» от мыслей о побеге. От предвкушения свободы и безнаказанности. Нестор улыбался от пульсации в его паху.

        Света подошла к последней камере, и, отодвинув задвижку на окне, увидела бьющегося в конвульсиях Нестора. Девушка запаниковала и велела немедленно открыть дверь. Охранник растерялся. Он хотел вернуться обратно на пост и получить на это разрешения – он был таким же новичком как и она, – но девушка вела себя настырно. Она хотела помочь больному, пусть и конченому психопату.

        Охранник открыл двери. Света, забыв про все наставления заместителя, рванула к Нестору. Он лежал на животе, и девушке пришлось перевернуть его. Она сделала это с легкостью, отчего в ее голове закралась искра подозрения. Но было уже поздно. Тусклый свет фонарика попал на лицо Подорова и девушка увидела улыбающийся оскал и глаза наполненные бешенством.

        Света держала в руке укол с успокоительным, и когда Нестор дернулся за ним, она почти не сопротивлялась. Он выхватил шприц и кинулся на охранника. Игла вошла прямо в шею. Несколько секунд, и та дозировка, что убила бы и слона, вырубила охранника. Он взял из обмякшей руки связку ключей, схватил свету за волосы и вышел с ней в коридор.

        В «Корпусе пять» по-прежнему не было света, и Нестор передвигался лишь на свет исходящей от молний. Он почти дошел до конца отделения «В», где услышал голоса санитаров. Они не видели его. Нестор замер и прижался вспотевшей спиной к холодной бетонной стене. Возбуждение угасло, оставив место только слепому бешенству. Правой рукой он держал свету за горло, чтобы та не смогла вырваться, а в левой руке увесистую связку ключей. Подоров посмотрел на связку и выбрал самый длинный и с заостренными зубчиками ключ. Нестор поднес его к щеке Светы и вышел на свет фонариков к санитарам.

        Они обернулись.

        – Пошли прочь с дороги, или я превращу ее милую мордашку в фарш!

        Санитары попятились назад, но по-прежнему перекрывали выход.

        – Нестор, не делай глупостей. В корпусе полно охраны и тебя попросту застрелят.

        – Прочь! Пошли прочь! – Нестор впадал в бешенство.

        – Мы отойдем, ты только отпусти её.

        Руки Нестора затряслись, и он стал терять над собой контроль. Его возбуждение вернулось обратно.

        В дверях появилось еще двое охранников.

        – Вы мне не верите, что я это сделаю? Вы мне не верите!?

        – Мы верим ...

        Санитар попытался успокоить Нестора, но было поздно. Он рассмеялся в полный голос и вонзил ключ девушке в щеку, а после дернул изо всех сил вниз. Брызнула кровь. Щека отвисла как рваная ткань на фланелевой рубашке. Девушка схватилась за щеку. Кровь заливала ей руки, белоснежный, идеально отглаженный костюм медсестры. Она едва слышно пискнула и рухнула без сознания на пол.

        Грудь Нестора вздыбилась, словно в нем надулся воздушный шарик и вот-вот лопнет. Он смотрел на растекающуюся по полу лужу крови и испытывал удовольствие, которого его лишил следователь Жикин.

        Пока Подоров пребывал в эйфории, санитары и охранники скрутили его и затащили в камеру, прицепив к кровати. Зазубрены от наручников до сей пор оставались на спинке его кровати в камере отдела «В» «Корпуса пять».

        После этого инцидента, Нестор провел в изоляторе два года, где он и осознал, что таким путем ему на свободу не выбраться. В его воспалившемся мозгу что-то щелкнуло, и он стал учиться подавлять свою злость и приступы ярости.

        Врачи считали, что он начал свой долгий путь к излечению. Ему разрешили читать книги, стали приносить газеты и самое главное его выпустили в «загон». Маленькая, два на два метра конструкция сплошь из металлических решеток и колючей проволоки, но там, на улице, за стенами «Корпуса пять». На свободе.

        Его выпускали один раз в месяц на пять минут. Затем его пребывание увеличилось до десяти. Его стали выпускать два раза в месяц. А теперь, до этого самого момента, каждую неделю на полчаса. Он стал примером, которым гордился заведующий «Корпуса пять».

        Нестор лежал скрученным в позе зародыша укрывшись тонкой простынкой, поверх которой лежал колючий, жесткий – переживший не одну стирку и кипячение, –плед. Его глаза были открыты. Он смотрел на трещину в углу своей комнаты и думал о «загоне». Еще три дня и тридцать минут на свежем воздухе. Ему было плевать на погоду, на холод или изнуряющую жару. Это была свобода.

        Нестор закрыл глаза и уже стал погружаться в первые волны беспокойного сна, как учуял резкий, гнилостный запах, словно в дальнем углу стояло ведро стухших кабачков. Он приподнялся и повернул голову.

        В том углу, откуда шел отвратный запах – сидел человек. Нестор не дрогнул, не показал свой страх, хотя внутри все сжалось. Он посмотрел на незваного гостя. В свете луны, пробивающегося через окно, человек казался призраком или галлюцинацией, отчего Нестору от этой мысли стало немного легче. Подоров не видел лица незнакомца, но чувствовал, что тот смотрел на него. Его длинные рыжие волосы проглядывались из-под чудоковатой шляпы и опускались на плечи.

        – Здравствуй Нестор, – раздался голос незнакомца, тихий, сладостный, словно из глубины древней сказки.

        – Здравствуй, кто бы ты ни был.

        – Тебе и не обязательно знать, кто я. Главное знать, с какими намерениями я пришел.

        Нестор уселся на кровати и прислонился спиной к холодной стене. Но холода он не ощущал. Его кровь бурлила, как несущаяся река с вершины горы.

        – И какие у тебя намерения?

        – Чистые. Искренние. Я пришел, чтобы помочь тебе.

        – Мне не нужна твоя помощь!

        Гнилостный запах усилился.

        – Да? Ты уверен? А как же свобода, о которой ты мечтаешь? Она тебе тоже не нужна?

        Нестор молчал. «Свобода!»

        – Я знаю, что тебе хочется уйти отсюда. Я знаю, что тебе нужно, – прошипел незнакомец, словно змея.

        – У меня есть свобода, к которой я так долго шел, – тихо сказал Нестор.

        – Ты говоришь про «загон» для скота? Та клетка!? – В комнате заметно потеплело. – Ты называешь этот выгул свободой? Я хочу дать тебе настоящую, без решеток и надзирателей свободу. Ту, которая была у тебя до сам знаешь какого момента.

        Нестор почувствовал возбуждение, которое блокировал уже столько лет.

        – И как ты собираешься дать ее мне?

        Гость улыбнулся. Нестор не видел этого, но почувствовал. Он попал на уловку незнакомца.

        – Завтра тебя выпустят, и это моя забота. Я в деталях расскажу тебе, что нужно делать, как только ты покинешь стены этого «замечательного» заведения. Но, я попрошу тебя об одной услуге.

        – Говори.

        – Там, снаружи тебя ожидает одна встреча со старым знакомым.

        Нестор рассмеялся.

        – Ты предвидишь будущее?

        – Нет, или да. Это неважно. Я организую вам встречу, если ты будешь следовать моим инструкциям. – Гость был спокоен.

        – Хорошо. И с кем мне нужно встретиться.

        – Правильно мыслишь, Нестор. Со следователем Жикиным.

        Нестора передернуло. Вся ненависть, вся злость, которую он блокировал столько лет, готова была выплеснуться в виде полного безумия и кровопролития.

        – Я вижу, ты его не забыл и это хорошо.

        После незнакомец рассказал, что делать и как себя вести Нестору. Рассказал куда идти, и как добраться до места встречи с Жикиным. Нестор проглатывал каждое слово, и оно отпечатывалось у него в мозгу. Гость закончил, поднялся со стула и подошел к двери.

        – И, да, еще кое-что. Я хочу, чтобы перед тем, как убить его, передай ему от меня сообщение.

        – Какое сообщение?

        – Игра только начинается.

        – Но какой смысл в этом, если я убью его? – спросил Нестор.

        – Смысл есть во всем, – сказал незнакомец и исчез, словно его и не было никогда.

        Нестор не спал всю ночь, обдумывая каждое слово тайного гостя, и уже под утро, он окончательно был уверен, что все это ему просто почудилось, до того момента, пока в его палату не зашел заведующий отделением и не сказал:

        – Начинается комиссия по твоему освобождению. Пойдем.

        Нестор замолчал. Он смотрел на свои стертые до крови руки, на стол, на микрофон, записывающий его рассказ. Он смотрел в одну точку, но его взгляд растекался во всей комнате, словно его душа покинула тело и заполнила всё пространство. Нестор провел языком по пересохшей гортани и поднял взгляд на следователя. Впервые за все время, за все эти годы Жикин увидел в его взгляде необъяснимое, несвойственное жестокому маньяку – это был страх. И Константин знал, чего он боится. Конечно, он не поверил во все эти сказки про рыжеволосого тайного гостя, но в них верил Нестор и он был напуган.

        – Я знаю, где я ошибся, – тихо сказал Нестор.

        – И где же?

        – Я должен был передать сообщение, прежде чем вонзить нож в грудь.

        – Это уже не важно.

        Константин поднялся со стула и подошел к зеркалу. Он обдумывал услышанное, пытался понять, где тут правда, а где выдумка. И скорее всего в его словах была доля правда. Константин представил себе ситуацию, что заведующему кто-то заплатил за освобождение Нестора, или, быть может – пригрозил. Но это было не столь важно. Ночью, заведующий «Корпуса пять» пришел к Подорову, чтобы сообщить ему новость, а тот под воздействием препаратов увидел то, что рассказал. Жикин уже собирался выйти из комнаты допросов, как перед ним открылась дверь, и внутрь заглянул Крысов.

        – Костя, выйди на минутку.

        Жикин забрал со стола блокнот и ручку и вышел из комнаты. В коридоре стоял Зубченко и Крысов.

        – Есть информация по владельцу машины, – начал Александр Матвеевич – Павел Михайлович, пятьдесят первого года рождения. Его дом находится в семи километрах от клиники. Наряд уже наведался к нему домой. Он мертв. Нестор перерезал ему горло.

        – А что по девушке?

        – Пока ничего, – тихо сказал Зубченко.

        – А криминалисты не говорили, была ли у нее татуировка под правой лопаткой?

        Прокурор отрицательно покачал головой.

        Жикин рассказал о своей догадке касаемо освобождения Нестора и попросил Крысова, чтобы тот отправил к нему ребят. После обратился к Зубченко и попросил закончить допрос. Боль в ноге усилилась и отдавала пульсацией в голове. Константин догадывался, что владелец машины был убит еще до того как Александр Матвеевич произнес это вслух.

        Следователь поднялся на второй этаж и доковылял до своего кабинета. Открыв дверь, он увидел спящего Богдана. Тот скрутился калачиком на небольшом потертом диване. Пальто, укрывавшее его – сползло на пол. Было начало девятого, и утреннего света вполне хватал Константину. За окном гудел плотный поток из машин, доносились голоса пешеходов. Казалось бы, обычное, ничем не отличающееся утро от остальных, но все уже было другим, словно кто-то запустил свой механизм и все опустело. Стало серым, чужим.

        Жикин рухнул на стул и принялся массировать ногу. Тупая боль отдавала в руку и следователь запереживал, что возможно Нестор повредил нерв, или еще чего хуже - заразу. Он достал из верхнего ящика стола обезболивающее, и проглотил таблетку. Осталось только дождаться, пока она подействует. В горле все пересохло, и, потянувшись за стаканом, его рука дрогнула. Стакан рухнул на пол, разбился и осколки разлетелись по всему кабинету. Жикин потянулся со стула, чтобы прибраться, как услышал голос Богдана.

        – Константин Юрьевич, не надо. Я приберусь.

        – Я тебя разбудил? Прости.

        Константин посмотрел на стажера как-то по-особому. Что-то поменялось в нем. Это не было чувство вины или благодарности за спасение. Он только сейчас осознал, что видит в нем сына, которого у него никогда не было. Все это время он отталкивал его от себя, прятавшись в своем панцире безразличия. Так он его называл. Но это был панцирь страха и одиночества. Он боялся стать ненужным. Пустотой проживающей остаток своих дней.

        – Ничего страшного. Как нога?

        – Терпимо. – Подействовала таблетка и Константина потянуло в сон.

        – Вы уже допрашивали Нестора?

        – Да. – Жикин зевнул. Он увидел на лице Богдана разочарование из-за того, что тот пропустил свой первый допрос такого преступника. – Не переживай, есть аудиозапись. Потом послушаешь.

        Серебров улыбнулся.

        – Кстати, по-нашему

        Нашему... 

        – делу. Я прошелся по тату салонам и мне посоветовали обратиться к одному профессору. Лобачев Виссарион Евлампиевич. Он преподает древнюю историю и мифологию древнего Запада.

        – Молодец стажер. Обязательно сегодня наведаемся в гости к этому профессору. Ты кстати домой не хочешь сходить. Не знаю, ну переодеться, в душ сходить?

        – Подумывал.

        – Ну, так давай. Я отпускаю тебя на пару часов.

        Жикин посмотрел на диван, манящий своей мягкостью, приятной потертостью. Он почти отключился, как заметил лежащую папку на его столе. Из нее аккуратно выехало несколько фотографий. Это были снимки из морга, снимки той ночи, когда умер Буковский. Жикин трясущейся рукой открыл папку и подвинул стопку фотографий к себе. Медленно, не торопясь он всматривался в каждый снимок, ощущая, как его сердце сжималось под чувством сожаления к лучшему другу.

        Богдан попрощался с Жикиным, но тот этого не заметил. Он был поглощен просмотром фотографий. Константин просмотрел практически все снимки как на предпоследней он остановился. Что-то было не так. Его интуиция заработала, завелась как старый проржавевший трактор, заполнив комнату вонью горелого масла и выхлопных газов. Жикин порыскал по полкам стола и достал лупу. Он преподнес ее к фотографии. Ему хотелось убедиться, что это не посттравматические галлюцинации.

        Константин посмотрел на часы – половина девятого. Он накинул куртку, и буквально прокричав – «Этого не может быть!», – вышел из кабинета.