Птичка

Снова какое-то полуподвальное помещение, — в залупе мира, за три пизды от цивилизации.

Он ужасно устал. Каждый чих вокруг доводил его до нервного тика. Таксист, который развязно гнал про погоду, будто это кого-то ебет, кроме него и его полусгнившей "Тойоты". Потом — мошки. Целый ебаный рой, словно их кто-то науськал. Они лезли в рот, в глаза, в душу.

Винс брел через какую-то индустриальный район: ржавые ворота, кучи мусора, мертвые погрузчики, запах дешевой солярки и гнили. Каждый шаг, как по минному полю из шприцов и собачьего дерьма. И, как вишенка на этом гниющем торте — он зацепился за какую-то арматурину и порвал, блядь, штанину.

Только вот стоило приблизиться к месту назначения, как все раздражение вдруг упало куда-то вниз, сменившись диким напряжением. Таким, что садится в живот, холодит позвоночник и шепчет: «тебя тут ни хрена хорошего не ждет».

В заброшенном порту, у причала ждала старая баржа с ироничным названием «Sainte Victoire». Краска облупилась, судно явно гнило тут не первый год.

Лестница на борт была ржавая, шаткая и скрипела при каждом его шаге. Металлические переборки искажали звуки, делали их какими-то потусторонними. Вдалеке кто-то переговаривался. Разобрать слова было невозможно, но это явно не звучало, как простая болтовня.

Винсент на пару секунд замедлился, собираясь с мыслями. Рука машинально скользнула во внутренний карман и проверила — там ли тревожка? Успеет ли нажать, если что?

«Соберись, блядь. Сейчас не время нюни размазывать.»

И шагнул в одну из приоткрытых дверей. Та протяжно застонала и впустила его в узкую кабину.

— Долго ты. — первым зазвучал голос Лютера, слишком спокойный и твердый.

Винсент поднял глаза и пересекся с ним взглядом. Но не надолго, потому что его внимание зацепили еще двое, что находились в комнате. Один — живой, а второй — уже нет.

Змей.

Точнее то, что от него осталось. Он лежал на перевернутом пластиковом контейнере, как на дешевом жертвенном алтаре. Под ним кусок клеенки, наскоро подложенной, непонятно даже зачем. Губы почернели, будто обуглились. Из уголка рта вытекла тонкая струйка пены, вперемешку с рвотной слизью. Глаза были открыты, вывернутые вверх, мутные и пустые. Лицо застыло в гримасе удивленного ужаса, как будто смерть подкралась не со спины, а прямо в лицо.

Да. Винс-то точно знал, откуда именно она пришла.

А вот другой... Стоял поодаль. И выглядел, как человек, которого легко встретить на улице: ни массивный, ни худой; ни молодой, ни старый. Волосы коротко стрижены, лицо блеклое, будто его сто раз стирали. Он не производил впечатления опасного.

И именно поэтому был самым опасным в комнате.

— Борзой, в следующий раз, если сказано «срочно», то ехать надо срочно, — тихо начал Лютер, закуривая. — мы с Домом задолбались тут сидеть.

Винс моргнул. Дом. Тот самый.

«Ебать меня трактором...»

Но пока не сказал ничего. Не время включаться в разговор, — нельзя начинать с тупых вопросов. А в голове крутились только они.

— Видел? — Лютер кивнул на тело.

— Был там, — повел плечом Винсент. — я к нему за шифровкой пришел по делу с хмурым. А там тело.

— Я в курсе, что ты был. И не один.

— С Рыжей. Потом ушли сразу, чтобы времени не терять.

— А он, значит, просто взял и сдох, да? — Лютер затянулся и пристально уставился в лицо Винсента.

Марсо не дернулся, хотя почувствовал, как в карманах вспотели ладони.

— Передознулся, походу, — ровно отозвался он. — мы зашли, а он там в пене, в дерьме. Рыжая наблевала, сам...

— Избавь меня от этого говнища, — прервал его босс, морщась. — Я не прошу тебя рассказывать мне, что там было. Я прошу понять одну вещь...

Лютер убрал сигарету, затушил ее о стену, медленно, как будто ему нравилось это движение. Окурок оставил на стене черный след и полетел на пол.

Винсенту стало как-то неприятно. Как будто тушили об него, а не об обшивку баржи.

— Змей был куском мяса. Но он был моим мясом. Кто-то решил, что может есть с моего стола и срать в мой же суп. Пусть. Но я первым узнаю, кто это...

Лютер уставился на него в упор.

—...а вторым — он сдохнет.

— Ты думаешь, что я его убрал? — не выдержал Винсент.

— Я не думаю. Просто интересные вещи творятся. Я даю одному псу шанс, а у меня вдруг кадровая зачистка случается. Без моего ведома. Совпадение?

— Что с ним произошло?

Лютер хмыкнул и недовольно скривил губы. Но ничего не сказал, только повернулся к Дому и молча кивнул.

Тот, как по команде, поднялся. Медленно, как-то отстраненно скучающе подошел к трупу, по пути натягивая одноразовые медицинские перчатки. Винсент знал, что Дом не доктор, но сейчас он двигался так, будто собирался провести вскрытие. Не ради диагноза — ради понимания, а не пиздит ли тут кто.

Дом наклонился над лицом Змея. Без тени брезгливости аккуратно раздвинул губы мертвеца. В полутьме блеснули мелкие осколки. Он приподнял один и показал Винсу.

Винсент встретился с ним взглядом, всего на секунду. И тут же пожалел.

Глаза у Дома были... никакие: не пустые, не злые, а как у робота, который исправно выполняет свои функции.

В этом взгляде даже банального интереса. Он видел Винса так же, как видел труп.

— Ампула раскрошилась прямо во рту, — произнес Доминик негромко, как будто сообщал о погоде. — Слизистая вся порезана.

— Может, сам? — предположил Винсент.

Дом выпрямился, стряхнул стекло с перчатки и, не глядя, добавил:

— Или помогли. Или захотел сам, но чтобы наверняка. Но... — он сделал паузу, лениво качнул головой, —...не похоже на суицид.

Лютер хмыкнул и сделал шаг вперед.

— Что скажешь, Борзой? — голос был почти любезный, как у воспитателя в дурдоме. — Ты же у нас теперь эксперт по чужим смертям.

Винсент выдержал паузу. Не слишком долгую, но достаточную, чтобы было видно: он слышал, он понял, но не спешит реагировать. Любая эмоция сейчас была бы лишней, особенно оправдание. Особенно — страх.

— Нечего говорить, — пожал плечами Марсо. — Лютер, ты знаешь, что я в заднице. И знаешь, чем занимаюсь сейчас. И еще большие проблемы мне не нужны.

— Не нужны, — кивнул босс. — но каким-то хуем ты эти проблемы к себе цепляешь.

На некоторое время снова повисла тишина. Только Дом отошел в сторону и тихо прикурил. Запахло по-чужому сладковато. Будто не только внешность, но и сам дым не имел права сочетаться с его работой.

— Был у меня один пациент, — неожиданно буднично затянул Доминик. — не помню, как его звали. Не по делу, так. Личный интерес.

Он сделал паузу, выпустил дым, и продолжил тем же тоном:

— Тоже говорил, что ему проблемы не нужны, что «ни во что ввязываться не хочет», а я-то понимаю. Мы все так живем. Всем хочется жить просто.

Дом на мгновение замолчал, глядя в пустоту, как будто пытаясь вспомнить что-то неважное.

— Я верил ему минут двадцать, — спокойно продолжил он. — Пока не достал коробок спичек и не объяснил, как долго может гореть одна спичка, если подставлять ее к глазному яблоку. Десять секунд. Иногда — двенадцать.

Мужчина вздохнул и аккуратно затушил сигарету о металлическую стену, бросив окурок на пол.

— Главное, глаз держать открытым. Организм ведь, как делает? Самого себя защищает. — он щелкнул пальцами. — Моргает, с-с-собака. Но если зафиксировать голову и аккуратно прижать веко, то работать можно. Человек вдруг понимает, что защитить себя уже не может. А пленка на глазу начинает сворачиваться.

Доминик сделал паузу. Совсем короткую.

— Я не жег слишком уж, конечно, просто рядом держал. Минуту, другую. — он посмотрел на Винса. — И все, что он так тщательно скрывал, вдруг всплыло. Люди удивительно честны, когда им грозит потерять то, через что они видят этот мир.

Он бросил взгляд на тело Змея, потом на Винса.

— А ты говоришь — «нечего говорить». Всегда есть что. Вопрос только в способе.

И улыбнулся. Сука, улыбнулся! Как будто бы просто рассказал старый анекдот или дурацкую шутку, а теперь ждал реакции.

— За это я тебя и уважаю, — отозвался Лютер, сощурившись. — хорошие слова говоришь, Дом. Очень хорошие.

«К чему этот цирк?»

Ждут, выдаст ли он себя? Подозревают? Издеваются?

— Проблема в одном, — сухо отозвался Винс. — если у человека в башке пусто, хоть всю рожу поджарь.

— А у тебя, Борзой, пусто? — хмыкнул босс.

— Я думаю, ты это легко можешь проверить и сам, если захочешь. — мрачно попытался отшутиться Марсо, сжав челюсть.

Лютер не улыбнулся. Только скосил взгляд на Дома.

— Объясни ему.

Палач обогнул ящик, где лежало тело, встал сбоку от Винса. И, будто бы между делом, взял его за запястье. Не резко, но так, что вырваться сразу не вышло. Сильные, сухие пальцы сжались с неприятной уверенностью, как тиски.

— Иди сюда. — сказал он тихо.

Винсент остался стоять на месте.

— Сказали — подойди. — надавил Лютер, даже не повышая голоса.

Доминик слегка встряхнул его, Винсента повело вперед. В следующий момент его ладонь легла на грудь Змея, в район сердца. Футболка у трупа была мокрой, липкой, будто кто-то намазал ее смесью из пота, старого масла и блевотины.

Винс задержал дыхание, чтобы не выдать явного отвращения.

— Чувствуешь? — Дом наклонился к его уху. — Не бьется. А утром билось.

Он резко отпустил Винсента, сделал шаг назад, явно довольный своим ебаным театром.

Лютер стоял рядом, внимательно наблюдая. Потом сделал полшага и наклонился, почти касаясь плеча:

— А теперь послушай внимательно, Борзой.

Тон голоса был личный, почти интимный.

— Если я узнаю, что вы с Рыжей приложили руку к смерти МОЕГО человека, — вкрадчиво шептал босс. — вы оба сожрете ровно то же, что сожрал он.

Снова пауза, позволяющая словам закрепиться. Или дать Винсу пространство для реакции.

— Ты будешь сидеть и смотреть, как она захлебывается собственными соплями. И ты напишешь открытку для каждого ее ебаного родственника. Что все хорошо. Что она уехала. И подпишешься, сука, собственным именем.

Винсент не шелохнулся, ни на миллиметр.

Но внутри что-то резануло — быстро, будто скальпелем по сухожилию.

Мишель.

Сука, с хера ли он ее вспомнил?!

У него внутри все скрутило. Комок стоял в горле. Фасад изнутри затрещал, но он изо всех сил держался за шкуру Борзого.

— Тогда это будет самая дебильная смерть. — ровно заговорил Винсент. — Если я начну сейчас отвлекаться на то, чтобы доказывать, что я не при делах, ты потеряешь человека, который тебе реально может принести ответ.

Он посмотрел на труп Змея.

— Кто-то поработал тонко. Я бы хотел, чтобы это был я. Честно. Но не я.

Потом снова в глаза Лютеру:

— Так что... ты решай. Тратить часы на подозрения или дать мне выйти и найти тех, кто тебе действительно гадит в тарелку.

Босс не сказал ничего. А вот Дом снова улыбнулся.

— Хорошо выкрутился, — отметил он с легким налетом восторга в голосе. — смышленый парень.

— Смышленый, — подтвердил Лютер, принявшись вышагивать из стороны в сторону. — посмотрим, есть ли у смышленого наметки.

Внутри Винса как будто немного отпустило. Не полностью, но появился зазор. Шанс увести тему в сторону, пока никто не начал снова крутить ему мозги.

— Есть подозрение, что Волк сливал товар на сторону. У тебя в сети крысы.

Тишина. Опять эта затянутая, намеренно жующая пауза, будто само помещение переваривало каждое слово, сказанное внутри.

— Крысы... — просмаковал Лютер, облизнув губы. — Крысы есть везде, Борзой. Даже в самых чистых домах.

— Это точно. — Дом, судя по его виду, уже успел заскучать, поэтому потянулся за второй сигаретой.

— Но я все еще очень хочу информацию, — продолжал босс, заводя руки за спину. — кому сливал, когда и куда. Все, что вы с Рыжей успели найти должно быть завтра у меня на руках. А вернее, уже сегодня.

— Будет. — Винсент потянулся за сигаретами в карман, но доставать не стал.

Как будто бы слишком не к месту было бы сейчас вот так взять и закурить. Не в этой компании, не в этом месте. И уж точно не рядом с трупом.

— Тогда проваливай, пес. Тебе наберут.

Дожидаться повторной команды он не стал. Просто развернулся, расправил плечи и, громыхая ботинками, пошел к выходу.

— До свидания, Борзой. Был рад встрече. — лениво полетело в спину от Дома.

Приторная вежливость палача его добила. Винсент не ответил.
Просто шагнул за дверь, вниз по скрипучей лестнице, вонючей, промасленной, ржавой.

Он вышел за ворота индустриалки, оставляя баржу позади, прошел пару десятков метров. Убедился, что один.

И с силой засадил кулаком в металлический столб.

Пусть сдохнет ебаный Лютер. Пусть наконец кто-то ткнет этому уроду нож в печень и оставит на лестнице, чтобы он сам захлебывался кровью.

Пусть горит в аду ебаный Дом. Со своей нарочитой вежливостью, своим мерзким голосом и своей безэмоциональностью в глазах. Пусть однажды кто-то посадит его на табурет, придержит веко и выжжет глаза с таким же спокойствием, как он сам это делал.

Пусть Клэр, наконец, просто свалит. В лес, в другой город, в другую страну — да хоть к черту на рога. Главное, подальше от него. От всего этого. Пусть она хотя бы выберется.

Стало ли легче? Да ни хрена. Хоть лбом бейся — не поможет. Надо обыскать чертову скотобойню, выдержать время, вывернуться так, чтобы опергруппа потом прикрыла всех. Прямо на складе, среди ящиков с наркотиками. А он...

А он? А что он?

Да ничего, блядь.