Глава 10. Снежная ночь, указавшая путь
Несколько дней спустя, как обычно, я сидела перед Лонвэйем для лечения шрамов. Я уже не очень рвалась уходить. Брала плату за своё разбитое сердце их добротой и утешала себя таким извращённым путём.
Эльф аккуратно положил руку мне на лицо и начал медленно водить. Я видела эти лёгкие потоки магии, лицо будто обдавало тёплым ветерком.
— Сегодня лечим последний раз, шрамы почти сойдут.
С тревогой я распахнула глаза и перевела невидящий взгляд на него с испугом. Он это почувствовал.
— Что такое, ты не рада?
Отвела взгляд своих белых глаз в другую сторону, чуть прикрыв их. «Действительно, чего мне бояться? Если не узнали за всё время, то уход глубоких шрамов с лица вряд ли поможет... Причёска другая, уши, тело за эти пару лет уже даже подкачалось, глаза... Всё изменилась, даже характер». Выдохнув, я кивнула, отодвигаясь в привычной манере и отводя лицо.
— Нет, всё хорошо. Спасибо большое, Вэй.
— Тебе нужно отдохнуть после лечения, — кровать скрипнула, а эльф вышел.
Я послушно легла и не заметила, как задремала. Проснулась уже ближе к вечеру, судя по прохладе воздуха. «Уф, ещё успею потренироваться». Вэя и Вила нигде не было — ни в доме, ни во дворе, куда я могла кинуть магический взор, и я чуть забеспокоилась. Выбежала наружу и закричала в темноту:
— Вильям, где ты?
— Да тут я, чего орёшь, случилось что?
Он вышел из-за дома с чем-то в руках, похоже, дичью.
— Позанимаемся, или ты занят?
Взмах руки и уставший из-за минувшего дня голос:
— Давай через час, нужно закончить с ужином.
Кивнув, я ушла к реке помедитировать. Почему-то именно у воды мне было это делать легче всего. Не знаю, сколько прошло времени, пока сзади не донеслось:
— Седовласка, ты не передумала заниматься?
Очнувшись, я развернулась к нему и покачала отрицательно головой. Что за кличка такая-то? Я что, умудрилась поседеть после всего пережитого ужаса? Откинув мысли о его словах, поспешила на тренировку.
Сегодня у нас был спарринг на мечах. Вил щадил меня, как и всегда, видимо, сомневался в остроте моего магического зрения. Но я уже вполне освоилась, и то, что раньше было расплывчатыми образами, теперь воспринималось вплоть до мельчайших деталей. А разноцветные потоки магии теперь не мешали, а наоборот помогали: каждое живое существо сияло по-своему, а владеющие магической силой ещё и сами струились этими потоками, особенно при каких-либо активных действиях. Как я подозревала — сами того не осознавая. Иногда это помогало предугадывать действия соперника в тех же поединках, но полгаться только на это было бы опрометчиво. В общем, сегодня я была решительно настроена.
Перед началом боя Вильям замешкался, неуверенно подбирая слова:
— Твоё лицо...
Улыбнувшись, я перехватила его слова, отвечая:
— Да, Лонвэй долечил его сегодня, — сделав выпад, я начала бой.
Движения юноши были сегодня чуть рассеянными, словно он витал в облаках. «Не мог же он так устать? Впрочем, не важно...» Желая большего, я крикнула, ускоряясь:
— Быстрее, Вил!
Ощущалось, что он наконец-то собрался и стал нападать яростнее и более ловко, оставив мысли позади.
Мы вошли во вкус, балансируя между настоящей схваткой и просто тренировкой. Я перешла в защиту, используя приемы Роберта. Уклоняясь от рассекающего удара, внезапно споткнулась о коварный камень. Да, за полем боя стоит тоже следить, не увлекаясь только соперником. Мало ли кто вонзит кинжал в спину, скрываясь во тьме?
Это уже наставления Сэма, которые я умудрилась запамятовать. Нехорошо. Итак, я попыталась сгруппироваться, превращая неуклюжее падение в кувырок. Однако в этот самый момент, когда я думала, что у меня получилось уклониться, меч Вила проехал острием по тунике, разрезая её до солнечного сплетения.
Несмотря на все старания сдержаться, я всё же упала на спину, тяжело дыша и пытаясь перевести дух. Вопреки явным успехам в тренировках, телу всё же нужно больше времени для восстановления былой ловкости. Раньше я бы не позволила себе так просто упасть, да ещё и пропустить такой удар в направлении живота. «Слепота» не оправдание, нужно приспособиться к магическому зрению в ближнем бою, я уверена, что не раскрыла весь его потенциал.
Ветер лизнул кожу холодными колючками, как бы намекая, что на тунике красовалось глубокое декольте благодаря мечу юноши. Тем временем приблизился Вильям, тяжело дыша после боя.
— Прости, пожалуйста, не рассчитал, — он наклонился, протягивая мне руку, чтобы я поднялась. — Ты как, цела?
Кашлянув от поднятой нами пыли, я улыбнулась и подала руку в ответ, поднимаясь. Вторая рука легла на вырез, прикрывая лишнее и ощупывая грудь на предмет возможных повреждений. Не удивлюсь, если заработала порез-другой, раззява. Вилу же достался мой насмешливый ответ:
— Оно и видно, что не рассчитал. Всё нормально, царапина...
— Нет, не нормально, — откуда-то внезапно появился Лонвэй. Очень злой, судя по голосу.
Кажется, никогда я не видела его настолько рассвирепевшим. Он тут же накинулся на брата:
— А если бы она не увернулась?! Ты бы вспорол её как куклу! Ты вообще думаешь, что ты делаешь, Вил?!
Не дав сказать брату ни слова в свою защиту, он схватил меня за руку и потащил в дом, захлопнув за нами дверь.
— Садись, — приказной тон и нервная ходьба Лонвэя туда-сюда заставили меня напрячься.
Не желая бесить его ещё больше, я молча села на кровать. Эльф сел рядом, взял мою руку и поднял ладонью вверх. Я почувствовала касание холодного метала и аккуратно сжала очутившуюся на ладони брошь. Наверное, её задел мечом Вил, и она упала рядом со мной на землю.
Воздух рядом был накалён до предела, я услышала требовательный голос Лонвэя:
— Проклятье, Фелис! Что за представление ты здесь устроила?! Рассказывай! — его зубы заскрипели, я чувствовала, хоть и не поворачивала к нему лицо, как потоки его силы взбурлили и начали окутывать пространство вокруг него.
Мои мысли о том, что он наконец-то из-за этой самой брошки узнал и вспомнил меня, быстро угасли и отошли на второй план. На смену им из глубин сознания вырвался зверь, который видел привлекательную добычу и не мог остановиться в своём желании и голоде. Во мне вновь проснулись те дикие и безумные силы, норовившие отобрать контроль над телом. Я вела внутреннюю борьбу, чтобы сохранить рассудок. Пыталась собраться и хоть как-то совладать с собой, но осознание, что я уже не особо владею своим телом, ужасало. Мне хотелось, так сильно хотелось отведать магии эльфа, овладеть ею, присвоить себе, как я не раз делала ранее. Это чувство вытесняло все остальные мысли, опьяняло близостью лакомства.
Вокруг меня тоже начали собираться вихри уже моей магической силы, оплетая ничего не подозревающего эльфа. Но в самый последний момент они будто боялись прикоснуться к нему, словно он был солнцем, и моя тьма исчезнет, стоит мне задеть его. Вместе с тем от этой борьбы наш контакт был ещё желанней.
В горле пересохло, суета мыслей поутихла и отошла на второй план, оставляя лишь отвратительное чувство страха. Сглотнув, я улучила момент и, на миг перехватив контроль, выдохнула, рассеивая всю свою магию, даже прервав привычное магическое зрение. Перед глазами потемнело, рой мыслей вернулся в пустую голову, словно ничего и не было.
«Он... назвал моё имя... что я должна ответить?»
— Я не она. Оставь меня одну.
«Не могу! Не хочу! Не знаю?!» — хотелось кричать и в то же время хранить молчание. Безразличному тону и выражению на лице в противовес внутри меня закружился вихрь разногласий... Вихрь всевозрастающего негодования и растерянности. Что делать? То, что со мной происходит, то, что произошло... Я не могу уже быть прежней Фелис, о которой он вспомнил. Но я ведь хочу стать сильнее ради Королевства? Или же для себя? Возможно, я просто придумала удобную отговорку о королевстве? Кем я становлюсь? Я не понимаю...
Одно я знала точно, прежней Фелис уже нет и не будет. Пора перестать глупо мечтать и убеждать себя, что всё нормально. Того, что я желала и во что верила ранее... Этого не будет, никогда.
Лонвэй, не говоря ни слова, встал и так же молча вышел. Бросил меня одну во тьме — на растерзание своим тревогам. Бросил, как и тогда, бесчувственно топчась по осколкам того, что могло бы быть.
***
Сэмюэль и компания больше не появлялась, даже проведать меня. Возможно, думали, что я мертва, а возможно не хотели давать мне надежду, что всё станет как прежде. Кому нужна такая? Я осталась с братьями как никудышная, бесполезная кошка. Которую жалко выгнать, потому что она не проживёт без хозяина, и потом чувство вины будет давить на него, случись с ней что. Даже когда я пыталась уйти — меня останавливали, придумывая порой очень глупые оправдания, а сбежать тайком самой не хватало смелости. Наверное, они всё же поняли, кто я. Может, просто винили себя, что отпустили тогда, дали уйти и вот вам результат — я опять оказалась у них и снова где-то на грани жизни и небытия. Получится ли уйти, когда я теперь «такая»?
Время летело неумолимо быстро, а тягость на душе лишь росла. Я начала бояться всего: пустоты проходящих дней и тревожных мыслей о бессмысленности всех моих усилий. Боялась ощущения того, что внутренний стержень был изъеден ржавчиной мыслей о том, что ничего не изменится в лучшую сторону. Боялась признаться, что прежней меня давно нет, а как жить новой — я не знаю. Отпустив желание быть любимой и мечты о возвращении в родной замок, я с горечью обнаружила, что чаша весов всего плохого, что было во мне, многократно перевешивает. Незнание, что с этим всем делать, докучало мне даже в моих снах. Я просыпалась в бреду от кровавых кошмаров, не понимая, где я, и не понимая, почему вокруг так темно. Темнота — единственное, что у меня осталось, и она заполняла мою жизнь с каждым днём всё больше. Чем меньше оставалось внутри света, тем меньше я надеялась, что вновь обрету надежду. Больше закрывалась от тех, кто был добр ко мне, боясь обжечься их теплом вновь.
Со временем мой словарный запас становился всё скуднее. Я открывала рот, но горький ком в горле не позволял мне произносить даже элементарные вещи. Я бросила и пытаться, всё больше погружаясь в уже привычную темноту и мысли о смерти. Они крутились в голове и днём, вторя ночным кошмарам, а я, как ни странно, немного успокаивалась от безумного желания всё разрушить. Мне было невыносимо больно от того, что я отталкивала последних людей, которые знают меня и может быть даже верят в меня. Но их вера в то, что всё наладится, душила меня ещё больше, я будто становилась должной им всё больше и больше с каждым прожитым мигом.
Как гром среди ясного неба свалилась осень. Дни потускнели и стали короче, а холод будто выбрался из меня и теперь завывал за окошком нашего скромного жилища. Что Лонвэй, что Вильям больше ничего не спрашивали о том, кто я, видимо, придя к каким-то своим выводам и со всем смирившись. Никто не хотел брать на себя ответственность, расшевелить муравейник и нести последствия от содеянного. Маску, которую я ранее получила, закинула в сумку, на том и забыла — здесь в ней попросту не было смысла. Вместо неё я всё чаще надевала повязку на глаза, чтобы не обманываться и не забывать, что их наличие не имеет смысла, пусть у меня и оставалось магическое зрение. Каждый раз, когда я носила повязку, я напоминала себе, что не стоит надеяться на то, чего уже нет. То, что удалось вернуть хотя бы форму лица, не оставшись страшилищем с раскуроченной рожей, — уже хорошо. Этого достаточно. Саму повязку я получила не так давно, в качестве желанного подарка на девятнадцатилетние. Затягивая её потуже, я сдерживала слёзы и в очередной раз принимала безрадостную реальность. Может я просто хотела страдать, быть жертвой?
Осень крайне быстро уступала место зиме. Ветер пробирал до костей, подолгу находиться на улице было тяжеловато, хотя когда-то я уже привыкала к таким непростым условиям. Всё же когда пальцы немели от холода, я возвращалась в дом. Но до того я всё так же сидела на том самом приречном камне, накинув на него шкуру, и двигала магией куски льда по водной глади. Это было моё единственное развлечение.
Конечно, я старалась как можно больше и разнообразнее использовать свои способности. На первых порах управляла льдинами, словно кукольник марионетками, выпуская видимые лишь мне нити с вытянутой руки — с каждого пальца по яркому волокну. Переплетая их с водной сущностью холодной реки, меняя её структуру, собирая льдинки вместе. Но спустя пару недель подобных упражнений и в этом уже не было необходимости. Я стала ощущать себя центром окружающего мира, словно незыблемое солнце, и могла выпускать столько лучей-нитей сколько хотелось, просто пожелав этого, ни шелохнув и пальцем. И вместе с тем ощущала воду — она была во всём, что меня окружало.
Я чувствовала, что могу иссушить готовящиеся к зиме растения, выжать воду из промозглого воздуха, как из мокрой тряпки, а когда же начались снегопады — загородиться от снега. Не так, как ранее делала щит, а заставив сами снежинки огибать моё тело. Таким же образом смогла и идти прямо по воде и даже заходить под воду. Должно быть, для человека со стороны это выглядело потрясающе, для моего же взора это было настоящим ансамблем цветных потоков, податливых свечений и такой приятной и притягательной водной синевы. Однако, всё это очень изматывало. Иногда настолько, что откуда-то внезапно появлялся Вил и на руках уносил моё бессильное тело в дом. Иной раз казалось, что тело переполняет невообразимая сила, а иногда я была буквально немощной калекой. Эти внутренние перепады я никак не могла обуздать.
Чем больше стала заниматься, тем чаще являлись во снах новые, но размытые и неясные образы, какие-то неведомые мне события, то ли из прошлого, то ли из будущего, разбавляя привычные ужасы. Смысл и целостность снов пока оставались для меня непостижимы. Я старалась открыть для себя что-то новое каждый день, не сдаваться окончательно, ухватиться хоть за то немногое, что мне приносило облегчение. Отдалившись от всего людского, я с головой погрузилась в магию.
С Вильямом мы жили вдвоём, Лонвэй покинул нас ещё осенью. Куда он отправился — мне никто не потрудился рассказать, да я и не спрашивала. Он опять меня бросил. Может где-то глубоко-глубоко, у меня ещё теплилась надежда на что-то между нами, на какую-то искру, которая разожжёт костёр чувств, растворит в дыму все недоразумения и недомолвки. Но с каждым разом, с каждой моей иллюзией... он лишь бросал меня. Так и в это раз.
С уходом Лонвэя, это место, будучи некогда обителью жизнерадостности, окончательно стало сосудом невыносимой боли и грусти. Я не хотела быть обузой, часто думала, что Вил здесь остался из-за меня. Поэтому я старалась принести рыбы или кроликов, кого было легче поймать, чтобы внести хоть какую-то свою лепту в совместный быт. Сначала Вил протестовал, что-то пытался со значением мне доказать, а потом смирился. Для меня его слова были пусты, как и он сам. Разговоры у нас не клеились, мои ответы были односложными, а зачастую просто кивки или махи в разные стороны в качестве отрицания. Да и он, такое чувство, если и заговаривал, то лишь для вида, а не потому, что этого хотел.
Иногда на него что-то находило, и вечером, когда очаг уже был хорошо протоплен, а мы укладывались спать после ужина, Вил начинал рассказывать мне какие-то истории. Не про старшего брата, не про разведчиков или враждующие королевства, а простые истории про лесных зверей, про дальние края. Бесхитростные, понятные истории. И мы, лёжа каждый на своей кровати, на какой-то чудный миг будто погружались в былое замечательное время. Хоть этого и не показывала, но где-то в глубине души я была очень рада услышать эти истории. Как будто заново ощущая мимолётное дыхание жизни и то, что рядом не чужой мне человек.
Шажок за шажком, преодолевая мучения, я старалась отпустить прошлое. Но это было так сложно сделать, будучи в месте, где время словно застыло. Где дни были одинаковые, холод — одинаковый, темнота — одинаковая, всё, даже подвластные мне льдины на воде. Абсолютно всё было таким же, как вчера. И я была уверена, оно будет таким и завтра.
Одним таким длинным, довольно-таки зябким зимним вечером Вильям рассказывал очередную историю. Сунув мне в руки чашку с заваренными травами мяты и мелиссы, он увлечённо тараторил. Я послушно сидела и слушала, невидящим взглядом уставившись на жаркие угли очага. Но, увы, историю о соколе, которого он подобрал в детстве, я уже слышала. Поэтому думала больше о своём, в который раз прокручивая в голове мысль «зачем я здесь?» И когда я наконец наберусь смелости прервать этот замкнутый круг.
Когда юноша пожелал мне доброй ночи, я твёрдо сказала:
— Когда зима будет идти к концу, Вильям, я уйду.
Ошарашенный моими словами, он вскочил с кровати и хотел подбежать ко мне, в очередной раз отговорить, ссылаясь на мою слабость. Но я не хотела даже думать об этом, мне надоело. Почему-то только сейчас меня словно осенило непреклонным решением прекратить всё. Вильям остановился — я инстинктивно обвила всё его тело своими волшебными нитями. Это был первый раз, когда я использовала эту силу на нём, что сыграло свою роль. Ощущая некую вину за это, я, с трудом выговаривая слова, прошептала:
— Прости, но я не хочу, чтобы ты меня утешал и отговаривал, я всё уже решила. Просто прими это. Рано или поздно я бы ушла, Вильям. Пойми, так будет лучше...
С каждым сказанным словом мой голос становился тише, а нити беспомощно опадали. Была ли это неуверенность в своих словах? Может я наоборот хотела, чтобы он мог пересилить меня, был уверенней и сказал хоть раз, что не «Я», а «МЫ» со всем справимся. Ведь я так устала быть одна... Одна в этой проклятой темноте, разъевшей моё сердце. Но никто не мог через неё пробиться. Не мог или не хотел, я не знала наверняка. Каждый из нас, не в силах решиться, медлил. Юноша не мог взять ответственность и остановить меня, а я не могла остаться ради него. Не видела смысла даже пробовать воскресить чувства к тому, кому это, похоже, не так интересно... Поэтому мы и поступили как тогда... Чуть больше двух лет назад.
Сегодня я опять видела необыкновенный сон, но он был куда чётче, чем раньше, и многое я смогла разобрать. Мне снилось прошлое. Моя мама беременна мной, а вокруг неё были какие-то люди, которых я не видела раньше, в странных одеждах и в странном месте. Но её отношения с ними были очень тёплые, она так смеялась... Была счастлива. Нежно касаясь живота, она ласково шептала, как любит нас. Кого нас? Меня и отца? Или должна была родится двойня? Что же тогда произошло? Маги же предали её? Почему-то во время сна моё тело трепетало от силы внутри, но, когда сон дошёл до дня родов, я настолько преисполнилась силой, что проснулась. Эти ощущения были ярче, чем обычно, и я проснулась с криком, поднявшись, опять позабыв почти всё. Кроме того, что там была моя мама и эти непривычные смешанные чувства внутри.
Рука Вильяма осторожно гладила меня по голове, прижимая к себе. Я тяжело дышала, пытаясь прийти в себя и хоть как-то угомонить все те чувства, что бушевали во мне. Обхватив юношу руками, я заплакала. Первый раз за столь долгое время. Плакала, нарушая обещание данное когда-то Лонвэю. Оно давно утратило свою значимость и сейчас его цена покидала мои глаза, теряясь в складках ночной сорочки. Мне было так обидно и больно, что я продолжаю ходить по этому порочному кругу и никак не могу найти из него выход. Казалось бы, вот оно, но надежда понять и вспомнить выскальзывала из пальцев вновь и вновь. Моя жизнь становилась лишь запутанней — серым и монотонным клубком ничего.
Высвободившись из мужских рук, я сказала, что хочу побыть одна, и чтобы он не шёл за мной. Оделась, накинув толстый плащ и забрав сумку, вышла из дома. Вильям не останавливал меня, как и его брат. Наверное, это и расставило все необходимые точки. Время прощания оказалось раньше, чем я думала, а прошедшая снежная ночь указала каждому на свой путь.