Без цензуры

Заброшенный научный комплекс торчал среди заснеженного леса, как кость в горле у цивилизации.
Серый бетон, облупленные стены, ржавая табличка «СТОЙ! РАДИАЦИЯ!», при этом явно нацарапанная чем-то острым и недавно — почерк психа с чувством стиля.

Карина вздохнула, закатив глаза, и начала ковыряться в замке.
Отмычка дрожала в её пальцах, пока она выматывала из памяти всё, что помнила с трёхдневного курса "Журналистика: от расследования до вскрытия (не вашего)".

— Ну что, мисс Бонд, как успехи? — лениво бросил Громов, пнув ногой пустую колбу, из которой вырвался зелёный дым.

Карина хмыкнула:
— Ты мешаешь.

Именно в этот момент он резко прижал её к стене, ладонь закрыла ей рот.
Сердце бухнуло в горло.

— Ты слышала? — шепнул он ей в ухо.

— Нет. Я глухая от твоего нытья. — Карина оттолкнула его и снова принялась за замок.

Внутри здания скрипнула дверь.
Очень медленно. Очень не по-доброму.

Они замерли.
Карина достала пистолет.
Громов — не достал ничего. Он просто нахмурился, как человек, у которого всё оружие встроено в выражение лица.

— Это охрана? — прошептала она.

— Хуже. — Он вслушивался в гул пустоты. — Говорящие крысы.

— Ты шутишь.

— Жаль.

В этот момент из щели под дверью выкатилась жестяная банка тушёнки. На ней — прилепленная изолентой записка:
«Вход через вентиляцию. Не взрывайтесь. А.»

Карина прищурилась:
— Твоя бывшая?

— Не смейся. — Громов мрачно посмотрел на вентиляцию. — Она заминирована.

— Что?!

— Да, милочка. Если ты надеялась просто пролезть туда попой вперёд — шансы у тебя... взрывоопасные.

Карина подошла ближе, осмотрела решётку. Паутина, следы когтей, чёрные точки на металле — будто туда уже кто-то полез. И... не вернулся.

— Это Анна, да? — спросила она, сжав пальцы на пистолете. — Она оставила нам эту прелесть?

— Если оставила, значит, хочет, чтобы мы туда полезли. — Громов скривился. — А значит — там точно кто-то есть.

— Или что-то.

Из глубины вентиляции донёсся металлический скрежет. Очень негуманный.
Карина повернулась к нему:
— Так чего ждём?

Он усмехнулся:
— Когда ты скажешь: «Если что — я тебя убью первой».

— Если что — я тебя убью первой. — подтвердила она, запихивая пистолет за пояс.

— Вот теперь я спокоен.

Он пошёл первым.
Она — следом, глядя, как его спина исчезает в чёрной пасти комплекса.

Ветер завыл. Банка тушёнки осталась позади.
Карина обернулась на неё.

— Если мы выживем, я её съем. Назло всем.

И полезла в вентиляцию.
Словно в пасть безумной эпохи.

Труба была узкой, грязной и пахла так, будто внутри этой вентиляции кто-то когда-то умер. А потом воскрес. И умер снова. С носками.
Карина застряла на третьем метре.

— Моя попа не влазит! — зашипела она, корчась как гусеница в приступе клаустрофобии.

— Это не мешало тебе в прошлый раз, — пробурчал Громов сзади, с видом обречённого мужчины, который уже смирился, что умрёт где-то между её лопатками и швеллером.

— Что ты сейчас сказал?!

Она попыталась развернуться — насколько это возможно в трубе шириной с банковский сейф — и укусила его за палец.

— Ай!

— Ещё слово — и ты останешься без пальцев. А потом и без языка. А потом я научусь импровизировать.

Громов предпочёл промолчать. Мудрый выбор.

Они ползли дальше, как два оживших кусочка человеческой глупости, пока решётка под ними не завыла, затрещала... и предательски прогнулась.

— Чёрт!

БУХ!

Карина и Громов рухнули вниз, ломая всё на своём пути, и приземлились прямиком на огромный металлический стол, заставленный картами, планшетами, пачками бумаг и... чашками с чаем.

Прямо напротив них сидела Анна — в белой водолазке и с идеальной укладкой, с чашкой в руке.

Рядом с ней — Егоров. В костюме цвета воронова крыла, с лицом человека, которого сегодня уже ничего не удивит.

— Ой, — сказала Анна, наклоняя голову. — Мы вас не ждали до завтра.

Гробовая тишина.

Карина лежала поперёк карт, её ботинок вгрызся в кружку с сахаром. Громов упал боком, лицо — в папку с грифом «Совершенно секретно».

— Это ловушка? — наконец спросила Карина, не двигаясь.

— Нет. Это пятница, — вздохнул Егоров. — А по пятницам у нас тут как в цирке.

Анна поставила чашку и кивнула:
— Чай? Или вы сначала хотите отстреляться, а потом?

Громов медленно поднялся, отряхивая с плеч крошки картографии.
— Можно я сначала ударю Егорова?

Тот рассмеялся. Настоящим смехом — ледяным и искренне развлекающимся.

— Можно. Если доживёшь до конца плана.

Карина села, морщась от ушиба.
— Какого плана?

Анна склонилась вперёд и, щёлкнув указкой по карте, сказала:
— Того, где вы вдвоём — приманка. А я — твоя страховка. А Егоров — главный игрок.

Карина и Громов переглянулись.

— У тебя нет оружия? — шепнул он.

— Я и есть оружие. — процедила Карина, вставая.

— Ты — снежный шар с истерикой.

— А ты — ходячая катастрофа.

Анна, не глядя, поставила между ними пирожное.
— Может, сначала поедим? Потом — война.

Комната выглядела как конференц-зал с претензией на стиль, если бы не одно но:

Двери — заблокированы изнутри
Окна — бронированные, как в бункере
Егоров — вальяжно сидел в кожаном кресле и улыбался так, будто уже выиграл
— Кариночка, — протянул он, небрежно открывая папку на столе, — хочешь узнать, кто убил твоего отца?

Карина застыла, пальцы непроизвольно сжались в кулаки.

Громов сделал шаг вперёд — рефлекторно, как всегда, когда её кто-то задевал. Но тут же почувствовал острую боль на горле:
Анна стояла рядом, нож в её руке дрожал, но удерживался точно у артерии.

— Не порть момент.

Карина взяла папку.
Фотография: её отец.
Чемодан. Деньги. Подпись: «29.11. — за день до смерти».

— Фотошоп, — выдохнула она, кидая папку обратно.

— Нет, любимая, — Егоров медленно достал из кейса старую киноплёнку в футляре. — Он продал тебя. Первой.

Карина смотрела на плёнку, будто это была змея.

— Ложь.

— Это — история. Просто не та, в которую ты верила.

И вдруг...
Смех.
Громов — всё это время молча сжавшийся, как пружина — взорвался хохотом.

— Вы все такие трагичные... А у меня всего один вопрос:
Он поднял руку.
— Где у вас туалет? Потому что я сейчас обосрусь от этого спектакля.

Пауза. Гробовая. Даже Карина не удержалась от перекошенной усмешки.

— Что? — Егоров нахмурился, приподнимаясь.

— Вы забыли одну деталь. — Громов достал из кармана телефон.
На экране: фото.
Анна. Егоров. Поцелуй. Рука на бедре. Дата — вчера.

— Любовники всегда ошибаются. — его голос стал низким, ледяным.

Щелчок. Папка сработала как сигнал.

Выстрел.
Свет погас.

В темноте — треск, крики, металлический скрежет.

Карина упала на пол, перекатившись к стене. Сердце колотилось в ушах, тело само вспомнило инструктаж.

— Громов! — шепнула она.

— Здесь. — голос рядом. — Забирай плёнку.

— А Анна?

— Пусть выберет, чью сторону она держит.

Ловушка ещё не захлопнулась.
Но она уже начала меняться.

И теперь игра шла на выживание.
В темной подземной лаборатории было настолько тихо, что каждый их шаг разносился эхом. Но как только Карина услышала знакомый голос Громова, неустанно ругающегося с каждым шагом, она поняла, что он где-то рядом.

— Где ты, чёрт возьми?! — его голос был глухим и отчаянным.

— Здесь! — ответила она, поспешно шагнув в сторону. И, как назло, он в этот момент схватил её за руку. Никаких спокойных моментов! Он потащил её в сторону выхода, с явным намерением не отпускать, пока не окажутся в безопасности.

Они выбежали на крышу — далекий город разваливался внизу. В тот же момент как взорвалась лаборатория, весь мир будто замер. Весь адреналин в её крови мгновенно взорвался. Карина задыхалась, глядя на яркое свечение издалека. Она посмотрела на Громова с каким-то болезненным чувством в глазах:

— Ты знал... про отца?

Он молчал пару секунд, словно переваривая вопрос. И потом, его ответ был таким коротким, как и его характер:

— Нет. Но я знал, что Егоров любит театр.

Карина почувствовала, как в ней что-то оборвалось. Безумие ситуации казалось чересчур смехотворным, но не сейчас. Вся злость выплеснулась в одном жесте, и она ударила его в грудь, чувствуя, как его мышцы напряглись от неожиданности.

— А если бы это была правда?

Его ответ пришёл так, будто он просто ждал этого момента, стоя на грани чего-то очень важного:

— Тогда бы я сказал... что ты сильнее его.

И вот тогда они оба будто забыли о мире. Вокруг их тела разлетались огненные искры и снежные хлопья, но они были как будто в каком-то другом пространстве. Карина не успела сказать ничего больше, когда его губы нашли её губы, и в этот момент, среди огня и снега, она вдруг поняла, что всё остальное — это просто декорации.