глава 8. Когда слова не нужны
Энцо навестил их накануне первого учебного дня, застав Эйру в её комнате — она сидела на подоконнике, прижав колени к груди, и смотрела, как дождь стучит по стеклу. Психолог осторожно сел рядом, не нарушая границы её личного пространства, и достал из кармана небольшую карточку с нарисованным квадратом.
— Завтра будет шумно, — сказал он, протягивая карточку. — Если станет страшно, вспомни: вдох на четыре счёта, задержка, выдох, снова задержка. Как стороны квадрата.
Эйра взяла карточку, перевернула в руках, но не ответила.
— И ещё, — Энцо мягко, но чётко выдерживал паузы между фразами, давая девочке время осмыслить, — если в школе кто-то попробует дразнить тебя или ещё как-то обижать — сразу иди к учителю. Не молчи. Поняла?
Она кивнула, но в её глазах мелькнуло что-то тревожное. Энцо предугадал её мысли.
- Если взрослых рядом нет, то уходи как можно скорее и ищи тихое место. Сиди там сколько потребуется, чтобы успокоиться.
Он не знал, что именно её пугает, но догадывался: школа всегда была для детей джунглями, особенно для Эйры, где каждый звук резал слух, а случайный взгляд мог обжечь.
***
Юрген сделал задуманное тихо, без лишних слов. Когда Зигфрид, скрипя коляской, уехал на очередное обследование, помощник достал спрятанную в ящике визитку с номером телефона заведующей коррекционным классом — ту самую, что ему когда-то сунула Павла, прежде чем навсегда хлопнуть дверью.
— Она не справится в обычном классе, — сказал он в трубку, приглушая голос, будто боялся, что старик услышит даже через стены. — Вы же понимаете... Она особенная.
На другом конце провода вздохнули:
— Привозите. Посмотрим.
Юрген не сказал Зигфриду. Пусть думает, что Эйра в обычном классе. Пусть воображает, как она мужественно терпит насмешки и громкие звуки.
Турникет в обыкновенной средней школе Аугсбурга заедал, не желая пускать новую ученицу и её сопровождающего, будто предостерегая о чём-то.
— Ничего, сейчас всё получится. Ты только не бойся, — Юрген, не зная точно, кого больше успокаивает, себя или Эйру, попытался улыбнуться, но девочка уже закрыла уши руками: коридоры были наполнены визгами, гулом и ритмичными ударами, будто кто-то стучал головой о парту. - Хотя кого я обманываю? Я и сам терпеть не мог школу.
Женщина, отвечающая за инклюзивные классы специально для детей с лёгкими формами аутизма, задержкой развития и речевыми нарушениями, или коротко миссис Грюн, встретила их на пороге. Она была с седыми волосами, собранными в тугой пучок, не улыбалась и не говорила лишних слов.
— Здесь всё по правилам, — сказала она, вручая Эйре карточку с расписанием. Каждый предмет был обозначен не только словом, но и пиктограммой. — Туалет — здесь, комната сенсорной разгрузки — в конце коридора. Если станет трудно: заблудишься, потеряешься или упадёшь - обращайся ко мне, я всегда на своём рабочем месте.
Класс встретил их унылой тишиной, пропитанной запахом мела и старой мебели. Юрген, шагнув через порог, почувствовал, как на него накатывает волна уныния. Эйра замерла на месте, вцепившись в его руку так, что побелели костяшки. Её глаза, обычно скользящие мимо людей, теперь метались от одного незнакомого лица к другому — широкие, испуганные.
Девочка с синдромом Дауна что-то напевала, размазывая мелом по доске. Мальчик в углу раскачивался, закрыв уши ладонями. Кто-то вскрикнул — и Эйра вздрогнула, прижавшись к Юргену.
— Не бойся, — прошептал он, но сам не верил в эти слова.
Она не должна была бояться. Зигфрид велел.
- Ну что, остаёшься?
Девочка зажмурилась, будто пыталась стереть всё это. Но потом — резко выпрямилась.
— Остаюсь, — выдавила она чётко, как заученную молитву.
Юрген сжал зубы. Она не хотела этого. Она просто знала, что должна.
— Хорошая девочка, — пробормотал он, гладя её по голове, и почувствовал, как под пальцами дрожит её тёплый затылок.
Когда он вышел на улицу, то не сразу смог закурить - руки тряслись.
«Она осталась довольна», — придётся сказать Зигфриду.
Ложь.
Но правда, что Эйра выдержит. Потому что её научили терпеть.
***
Первую неделю в коррекционном классе Эйра провела, как тень. Дети здесь не толкались, не смеялись громко и не пытались знакомиться. Каждый существовал в своём коконе: учился по расписанию, по расписанию ходил в столовую, в спортзал или на прогулки, если позволяла погода. Остальные ребята на детской площадке почти не обращали на них внимание, но брали в свои игры, если кому-то этого хотелось. Эйре обычно не хотелось, она любила сидеть и наблюдать со стороны. Иногда она рисовала с девочкой с синдромом Дауна, но подругами их назвать было нельзя. Эйре нравилось, что никто не смотрел на неё, не пытался заговорить и ничего не требовал.
И, на удивление, это было идеально.
На переменах она сидела у окна, положив ладони на колени ровно так, как учил Энцо, и считала проезжающие машины. Одна. Три. Пять. Нечётные — синие, чётные — красные. Мир наконец обрёл понятные правила.
Через две недели в классе появилась Лиси.
— О, н-новые л-лица! М-меня з-зовут Л-лиси, если к-кто не з-знает! — выпалила рыжая девочка, едва переступив порог. Её голос звенел, как разбитый стеклярус. — Я опоздала, п-потому что у м-мамы ж-живот б-болит, а п-папа г-говорит...
Миссис Грюн вздохнула:
— Садись, Лиси. Вот твоё место.
Лиси подскочила к парте, как заводная игрушка, и Эйра инстинктивно вжалась в спинку стула. Глаза девочки горели нетерпением — она уже мысленно дорисовывала в воображении долгие разговоры, совместный смех, может быть, даже дружбу. Ведь Эйра была новой, а значит, в ней таился шанс.
— Т-ты что, т-тоже..., — Лиси нахмурилась, потом её тонкие губы разочаровано опустились, — молчишь?
Её голос дрожал от возбуждения, а пальцы беспокойно теребили край Эйриной тетради. Она так надеялась, что наконец-то встретит того, кто ответит. Не как мальчик в наушниках, который только мотал головой, не как девочка у доски, улыбающаяся в ответ, но неспособная поддержать беседу.
Но Эйра лишь широко раскрыла глаза и чуть отодвинулась. Лиси слишком громкая. Слишком быстрая. Её слишком... Много.
На перемене она высыпала перед Эйрой кучу фантиков:
— Это моя к-коллекция! Хочешь, д-дам с-самый б-блестящий?
Её энергичность била, как волна, и Эйра чувствовала, как её собственное дыхание сбивается. Она машинально потянулась к квадрату Энцо — привычный жест, якорь в мире, где всё было непредсказуемо.
Лиси заметила это движение. Её лицо на мгновение дрогнуло — не обида, нет, скорее, разочарование. Но тут же она хлопнула ладонью по столу:
— Ладно! Я п-поняла! — И, неожиданно улыбнувшись, добавила: «Т-тогда я б-буду г-говорить з-за нас обеих!»
Эйра медленно выдохнула. Может, это... Не так уж и плохо?
На уроке рисования Лиси сунула ей коричневый карандаш:
— У т-тебя г-глаза к-как ш-шоколад! Я обожаю ш-шоколад!
Эйра уставилась на карандаш, не понимая, что от неё хотят.
- Это п-подарок! - воскликнула девочка. - На, б-бери! К-когда т-тебе д-делают п-подарки, их н-надо п-принимать.
И Эйра научилась принимать. Лиси обрадовалась и совсем стала считать её за подругу.
Однажды они сидели в столовой. Обычный шум, запах подгоревшей котлеты, гул голосов. Лиси, как всегда, болтала без остановки, даже с полным ртом — жевала булочку и что-то оживлённо рассказывала Эйре, которая даже не кивала в ответ.
А потом — резкий толчок в плечо.
Поднос с грохотом полетел на пол, компот разлился оранжевой лужей, котлета покатилась под стол.
— Ой, как неловко! Мне так жаль! — фальшиво защебетал высокий старшеклассник. Его друзья тут же подхватили, захихикав.
Лиси замерла. Она всегда была липучкой, даже когда к ней проявляли минимум внимания. Этот старшеклассник однажды помог ей открыть заевшую дверцу шкафчика, и теперь Лиси заваливала его сообщениями в соцсетях: «Ты сегодня классно в баскетбол играл!», «Может, сходим в кино?», «Почему не отвечаешь?». Он терпел, отмахивался, но сегодня, видимо, сорвался.
— Ч-ч-что... — начала Лиси, но голос предательски дрогнул.
Она всегда такая громкая, бесстрашная, неудержимая — а сейчас стояла, сжав кулаки, и губы её подрагивали. Рыжие косички, обычно задорно торчащие в разные стороны, теперь казались поникшими.
Лиси обернулась к Эйре — глаза её блестели от невыплаканных слёз, а на дрожащих губах застыла немая мольба: «Ну скажи что-нибудь! Сделай что-нибудь!»
Но первым порывом Эйры было уйти.
Беги. Не оглядывайся. Не вмешивайся.
Бабушка учила убегать от мальчишек во дворе, которые пытались её обидеть, и теперь бабушкины уроки включились автоматически, как защитный механизм. Она уже сделала шаг к двери, даже не взглянув на Лиси — та справится сама, она всегда справляется.
Но потом...
Потом в голове что-то щёлкнуло. Эйра остановилась в дверях, сжала кулаки и вдруг осознала то, чего раньше не понимала: Лиси ни разу не смеялась над её странностями, терпеливо ждала, когда Эйра соберётся с мыслями, чтобы ответить. И, самое главное, она была первой, кто назвал её другом.
Это было новое чувство - не страх, не расчёт, а что-то тёплое и неудобное, как слишком тесный свитер.
И вдруг Эйра побежала, так быстро, как только умела.
— О-о-о, сбежала твоя подружка! — продолжали веселиться старшеклассники. — Может, и тебе хвост поджать? Вон как дрожишь...
— Вот-вот! В сообщениях-то храбрая, а в жизни — мышь.
Лиси ощутила, как ярость подкатывает к горлу. Она готова была возненавидеть Эйру — всем сердцем, до дрожи в пальцах. Как она могла? Они же были подругами.
Но потом дверь столовой распахнулась. Появилась миссис Грюн, а за ней - Эйра.
— Что здесь происходит? — голос учительницы разрезал тишину. - Это вы обижаете девочек?
Лиси замерла.
Эйра не сбежала. Она пошла за помощью. И теперь стояла, не поднимая глаз, но не отворачиваясь.
Старшеклассники тут же разошлись, бормоча что-то про «просто шутку».
А Лиси вдруг поняла: Эйра никогда не кричала и не дралась. Но она нашла способ помочь.
Тихий.
Свой.
Лиси не отлипала от Эйры весь день:
— Ты п-просто огонь! Я т-так т-тронута!
Эйра не понимала, почему это так важно, но когда Лиси обняла её перед уходом, она не отстранилась.
В тот вечер Эйра долго сидела на кровати, разглядывая погрызенный на кончике коричневый коричневый карандаш - подарок Лиси. Она не могла объяснить, почему вернулась. Но где-то глубоко внутри что-то шептало: «Лиси — своя, а своих не бросают.»
И это было правдой. Первый раз в жизни Эйра нарушила бабушкино правило.
И не пожалела.