Эпоха разбитых сердец (черновик)

Гулко бьющееся сердце Эттон-Крик разорвалось от эмоций. Его артерии вздулись ― столько людей заполнило улицы. Музыка разорвала и соединила в миг все уголки города. Даже в мрачном и таинственном Коридоре страха, несмотря на то, что праздник приходил в центре города, царила приподнятая атмосфера.

Неместные, те, кто направлялся через Эттон-Крик в Хейден, могли ошибочно подумать, что этот тенистый светлый городок никогда не знал печали. Но я могла с уверенностью сказать, что люди так шумно и помпезно приступили к открытию Весеннего фестиваля именно потому, что они (мы) знали, что значит по-настоящему горевать.

― Слушай, Эра, ты же всерьез не думаешь, что благодаря нашим милым статьям, посвященным Весеннему фестивалю, люди перестанут ненавидеть Эттон-Крик? ― спросила однажды Алиса из Издательского центра. — Ты слышала легенду о близняшках, утонувших в лесном озере? Эту историю рассказал мне двоюродный брат дедушки. Он умер шесть лет назад... В общем, это случилось, кажется, в 1852 году, когда только основали город... Я к тому веду, что вся эта чертовщина, Эра, творится в Эттон-Крик еще со дня основания города, и пара твоих позитивных статей о Весеннем фестивале ничего не поменяет. Дурная слава исчезнет только в том случае, если исчезнет Эттон-Крик.

Пока я торопливо принимала душ в восемь утра, по телевизору, стоящему на тумбочке, шел прямой репортаж с фестиваля:

― Каждый житель внес свою лепту, ― говорила Эмма Гриффит. ― Коридор страха во главе с мистером Фабером и его похоронным бюро организовали «Шоу ужасов». Судя по тому, как сейчас выглядит наш грандиозный театр, нас ожидает нечто фантастическое.

Я развесила уши так яростно намыливаясь куском мыла, что чуть не содрала кожу с предплечья.

Долгожданное «Шоу» должно было состояться в девять вечера, и мне не терпелось взглянуть хоть одним глазком на преобразившийся театр.

― Для Весеннего фестиваля, ― продолжала Эмма Гриффит с новостного канала, ― были приглашены в город известные иллюзионисты, кулинары, актеры, рок-группы. Взгляните на передвижную платформу, которая будет передвигаться...

Эмма Гриффит перестала говорить, повисла тишина.

Зловещая, мертвая тишина.

Я сказала себе, что это бабуля Грэйс в комнате, и это она выключила телевизор, но по спине уже пополз холодок. Некая темная субстанция, которую не мог развеять яркий солнечный свет, обильно льющийся в окна спальни, медленно проплыла в сторону ванной комнаты.

Я подняла голову к потолку и посмотрела на лампочку.

С минуты на минуту она могла погаснуть, и прежде чем это случилось, я позвала бабушку Грэйс. Она не отозвалась.

― Бабуля! ― крикнула я, прислушиваясь к звукам, доносящимся из спальни. Из душевой лейки капала вода, монотонно ударяясь о мою босую ступню, с противным хлюпаньем в сток затянулся мыльный ручеек.

Из моего горла с каким-то зловещим звуком вырвался вздох, и я очнулась и заторопилась выбежать из ванной. Накинув халат и запахнув полы, я ворвалась в спальню, как вихрь, и широко открытыми глазами уставилась на экран телевизора.

Эмма Гриффит, улыбаясь, сказала:

― ... Вот оно ― наше новое чертово колесо, почти семьдесят пять метров высотой! С его верхушки можно будет увидеть всю северную часть Эттон-Крик!

Охнув, ― этот звук вывел меня из оцепенения, ― я опустила взгляд вниз и поняла, что намертво затянула пояс от халата на талии. Тот буквально перерезал меня пополам. Ослабив узел, я снова посмотрела на телевизор, почему-то ожидая увидеть черный экран, но нет, Эмма Гриффит все еще сияла белозубой улыбкой.

— Эра! — раздраженный голос бабули взлетел по ступенькам и заглянул в распахнутую дверь моей спальни. От неожиданности я подскочила. — Хватит прихорашиваться! Парня-то у тебя все равно нет! Если только воображаемый, хо-хо!

Я подошла к телевизору и выключила его, на секунду застыв с прижатым пальцем к кнопке.

― Эра, ну где ты там?!

― Иду, ба! ― спохватилась я.

Что бы это ни было, что бы не случилось в этой комнате несколько минут назад, оно могло подождать еще немного.

***

— Мне-то ты сказала не прихорашиваться, — заметила я, оценивая бабулю взглядом. Она поджидала меня у подножия лестницы. В атласной блузке золотого цвета с открытыми руками и высоким горлом, и в белоснежных брюках.

— Я всегда так одеваюсь.

То есть это не потому, что на фестивале ты наконец-то встретишься с мистером Фабером? — скептически подумала я, но только многозначительно хмыкнула, чем заслужила испепеляющий взгляд.

— Бабуль, думаю, у тебя было в школе много врагов?..

— Отчего же? У меня была целая куча друзей.

Даже не сомневаюсь.

Мы с бабулей устроились в ее алом кадиллаке, и только после того как я оказалась взаперти, а значит не могла никуда сбежать (если только насмерть), бабуля опять спросила меня о парне.

— Нет никакого парня, и хватит уже сыпать мне соль на рану, — отрезала я, приглаживая на коленях сумку, в которой покоился мой заветный блокнот с заметками для романа.

— Правда? А вот мне совсем по-другому показалось, когда ты звала его во сне. Или стой, — тут бабуля изобразила на лице благоговейный ужас, — неужели тебе уже снятся твои персонажи мужского пола?

Я посмотрела на бабушку долгим взглядом, вкладывая в него и недоверие и мрачность, ведь я не видела ничего смешного в ее шутке. И вдруг бабушка сказала серьезным тоном, тем тоном, который говорил: теперь-то шутки кончились:

― Ты боишься близости, Эра, ты боишься близости.

И она завела двигатель, игнорируя мой немой взгляд, полный изумления. Она будто бы знала о том, что мне снилось, знала, какие страхи меня тревожат ― все знала. Бабуля Грэйси сказала, что я боюсь близости с такой уверенностью в тоне, что не оставалось сомнений ― что-то она точно знает.

― Дьявол снова в Эттон-Крик, ― эхом повторила я ее загадочные слова, услышанные в день возвращения. Грэйси изогнула брови, глянув на меня:

― Что-что?

― Говорю, ба, что дьявол вновь в Эттон-Крик, ― повторила я, и с каким-то жадным любопытством впилась взглядом в ее лицо в ожидании реакции.

Бабуля Грэйси свела брови.

― Что ты опять городишь, милая? ― Она нажала на педаль газа. ― Бред какой-то...

***

― ПРИХОДИТЕ НА ШОУ! ПРИХОДИТЕ НА ШОУ ИСЧЕЗАЮЩЕГО ЦИРКА! ЛУЧШЕЕ, ЧТО ВЫ ВИДЕЛИ В ВАШЕЙ ЖИЗНИ! ШОУ ИСЧЕЗАЮЩЕГО ЦИРКА! ШОУ ИСЧЕЗАЮЩЕГО ЦИРКА! ЗДЕСЬ ОЖИВУТ ВСЕ ВАШИ ЖЕЛАНИЯ И СТРАХИ!

― Не хотелось бы мне, чтобы мои страхи ожили, ― пошутила я, а в следующую секунду задохнулась от боли: в мою грудь по диагонали врезался ремень безопасности.

Я опустила взгляд и посмотрела на бабушкину ногу в белой лодочке, жмущую до сих пор на тормоз. Машина не двигалась, но бабушка ногу не убрала. Ее руки вцепились в руль как в спасательный круг. Я нахмурилась.

― Здесь оживут все ваши желания и страхи!

― Ты чего, ба? ― спросила я, прервав голос зазывалы, рвущийся в закрытые окна кадиллака. Я осмотрелась, но не увидела ничего, что могло бы шокировать бабушку: вокруг машины была куча народу и все двигались в сторону центра Эттон-Крик, перекрытого полицией. Из вереницы людей, тянущихся мимо, выпрыгивал зазывала со знакомыми черно-белыми листовками; его голос был заглушен шумом разговоров и музыкой; над шеренгой деревьев высилось чертово колесо высотой с многоэтажный дом. Я снова посмотрела на бабушку Грэйс.

― Что с тобой?

Она вздрогнула, будто от неожиданности, и посмотрела на меня.

― Что со мной? Со мной ничего, Эра, милая, это что с тобой?

Я скрипнула зубами и буквально почувствовала, как опали мои плечи.

Грэйси опять пытается выставить меня странной?

― Да меня чуть пополам не раскроило, так ты на тормоз нажала! ― возмутилась я. Бабуля и бровью не повела, но ее взгляд потяжелел.

― Эра, брось свои фокусы.

Фокусы, ― отголоском эха повторила я про себя. Это слово мне совсем не понравилось.

― Идем, выходи, ― сказала бабушка. ― Я попытаюсь припарковаться, а ты займи нам место.

― Место? Место где?

― Выходи, ― твердо повторила бабуля, и мне пришлось подчиниться. Закинув на плечо сумку и нахлобучив шляпу на голову, я ступила на асфальт и с отвисшей челюстью наблюдала, как Грэйси выжала педаль газа и свернула в сторону парковочной стоянки.

Эра, брось свои фокусы.

Это все Фокусник виноват, все он, ― подумала я, наблюдая, как красный капот медленно выруливает в сторону, и как его осторожно огибают люди.

Вот только бабуля Грэйси ему зачем?

Что ему вообще от нас нужно?

***

Тем временем Аарон Хэйли бродил между рядами цветов на ярмарке, и не знал, какие ему выбрать. Тут у него зазвонил мобильник, и Аарон, хмуро наблюдая, как к ромашкам на высокой ножке подлетела пчела и деловито уселась на лепесток.

― Да, эй, алло! Ч-чертов телефон!

Кроме роз и ромашек Аарон не знал других названий, поэтому, когда к нему подкатилась улыбчивая продавщица, он навострил уши и пропустил сказанное Ирвингом в трубке.

― Алло! ― позвал он. ― Ты что, собираешься на свидание?

― Вот эти, в мятной обертке! ― сказал Аарон, тыкая пальцев в дальний конец ряда.

― Аарон, я же сказал: нам надо обсудить то, что ты сказал ночью! Куда ты вдруг пропал? До тебя невозможно дозвониться с тех пор, как ты сказал, что узнал парня Скарлет!

— Да. Нет. То есть да, нам надо это обсудить, — поспешно пояснил Аарон в трубку, одновременно качая головой в ответ на предложение продавщицы упаковать цветы в корзинку. — Нет. Не эти. Вон те. Нет, не те синие, они похожи на сорняк. Вот эти, милые с маленькими бутончиками.

— Синие ирисы — отличный выбор, — похвалила продавщица.

― Жду тебя у палатки со здоровой пищей, ― буркнул Ирвинг и отключился.

Через тридцать минут Аарон забрал Полли из ветеринарной клиники, сотрудники которой уже ушли на открытие Весеннего фестиваля, и вручил ей изысканный на его взгляд букет, состоящий из синих ирисов, розовых орхидей и еще странных небольших цветочков, название которых он благополучно забыл.

Полли расцвела от подарка, и Аарон почувствовал укол совести: неужели он так редко дарит своей девушке цветы, что та готова расцеловать его за такую мелочь? А затем он помрачнел сильнее, когда вспомнил, что в его квартире живет еще одна девушка, и уж если Полли узнает о ней, то ему точно несдобровать.

― Коз-зел, ― проворчал Аарон себе под нос, вспомнив подставу Дока. ― Коз-зел.

Все-таки не простил его Док за случившееся в школе, нет, не простил. Поэтому разыграть эту глупую и неуместную шутку, подослав в его квартиру девушку, да еще такую как Гарриетт Тру-Мэй по прозвищу Ти (последняя буква ее имени). Ее имя Аарон запомнил гораздо лучше чертовых мелких цветочков, лежащих на пассажирском сидении его Бьюика.

Аарон вернулся на время назад, когда после утреннего пробуждения думал, что все случившееся сон ― и призраки, и детектив Локвуд с его дочерью, и Гарри, особенно Гарри, Гарриетт Тру-Мэй по прозвищу Ти.

Но это был не сон ― в шесть утра зазвонил будильник, и Аарон подорвался на кровати, ошалело оглядываясь. Будильник продолжал звонить, и Аарон заторопился, собираясь ― он опаздывал! Хотя нет, стоп, вообще-то он никуда и не спешил, ведь он уже отправил работу в издательство, и значит начался заслуженный отдых.

Ч-черт! ― мысленно выругался Аарон, тут же вскипая и вскакивая на ноги. Он вспомнил о Гарриетт Тру-Мэй по прозвищу Ти, вспомнил, что позволил ей остаться в его квартире до окончания этого чертова Весеннего фестиваля, вспомнил о том, что это ее будильник звонит из комнаты для гостей, которую он, вообще-то, использовал как свой личный кабинет ― гостей-то у него никогда не было!

Аарон затопал прочь из комнаты, с каждым шагом вскипая сильнее. Когда он распахну дверь в ее комнату и заорал:

― Вон из моей квартиры! ― то обнаружил, что комната пуста, а из ванной доносится характерный звук льющейся воды. Аарона бросило в жар от мысли, что она пользуется ванной в его квартире, но тут снова зазвонил будильник, и он решил сперва разобраться с ним.

Протопав к кровати, он сжал кулак и прикусил губу ― ему совсем не хотел копаться в простынях, на которых спала Ти, в поисках ее мобильного телефона. Решившись, он нагнулся и оттянул подол футболки, накинув его на ладонь на манер щита между ним и микробами Ти.

Он нашел телефон и щелкнул на кнопку, а затем отбросил телефон и затопал к ванной.

― Убирайся из моей квартиры! ― заорал он, бабахнув кулаком в дверь.

Сначала из-за двери раздавался только шум льющейся из лейки воды, затем она перестала и зазвучал голос Ти, усиленный эхом:

― Мы же договорились, что я поживу здесь до конца фестиваля. И я уже заплатила деньги.

Гнев Аарона уже сдулся, как шарик, оставив чувство тошноты от недосыпания. Он раздраженно вышел из комнаты, ругаясь про себя на Дока и его скорпионью мстительность.

Позже, когда Аарон вышел на кухню, он просто обомлел: на столе стоял завтрак. На его столе стояла его сковорода, накрытая его крышкой.

― Вообще-то это мои продукты, ― вставила Ти, наверное, прочитав по выражению его глаз каждую мысль. ― Давай просто мирно поедим.

Мирно, ― подумал Аарон, ― как же.

Он критичным взглядом осмотрел ее с ног до головы, вновь задержавшись на черных ободках ногтей.

― Я, пожалуй, воздержусь...

― Пожалуйста, просто попробуй, ― попросила Ти, ― я не собираюсь тебя травить. Правда-правда.

Аарон недовольно нахмурился.

― Я не люблю, когда хозяйничают на моей кухне. И вообще ходят по моей квартире. Уж извини. И я не ем...

― Ты даже не заглянул в сковороду, хватит корчить из себя неженку. Мне казалось, мы неплохо поладили, я даже ездила за рулем Бьюика! ― при упоминании машины Аарон помрачнел еще сильнее. Он сдался и опустился за стол, позволив Ти поставить перед собой тарелку с яичницей, салатом и базиликом. Через секунду рядом появился стакан с гранатовым соком.

Перед собой Ти поставила тарелку с овсяной кашей и изюмом, затем, под отсутствующим взглядом Аарона, открыла банку шоколадной пасты и бухнула в тарелку две столовые ложки.

— Ты что, так и не уснула? — спросил он, оглядев свою кухню и увидев в раковине грязную посуду, а на плите кастрюлю с потеками коричневой жижи по краям. Варево внутри кастрюли равномерно булькало на медленно огне.

Аарон тут же вспотел от неудовольствия и спрятал руки под стол, сжав в кулаках штанины хлопковых штанов.

— Нет, не уснула.

— Слушай, Гарри... ― Аарон повернулся в ее сторону, и заметил, что она нацепила его собственный фартук на рабочую майку СТО «Грифон».

— Зови меня Ти. Никто не зовет меня Гарри.

Она как ни в чем не бывало быстрыми движениями перемешала черную кашу в тарелке, и заглотнула полную ложку, странно оттопырив в сторону локоть.

— Хорошо... — Аарон все еще не был уверен в том, как правильно выразить свои мысли, чтобы не возникло такого же конфликта как в тот день на СТО. — Мы должны обсудить с тобой, что делать дальше.

Ти перестала жевать и посмотрела на него. Наконец-то в ее глазах что-то появилось, и это что-то Аарону понравилось.

Благодаря тому выражению лица, которое появилось у Ти, Аарон наконец-то стряхнул с себя странное наваждение, будто это он неожиданно завалился в чужую квартиру и несколько дней жил призраком, пугая хозяина.

Нет, все правильно, это его дом, его дом, его дом.

Аарон прочистил горло, чтобы снова начать уже решительнее:

― Слушай, Гарри...

― Ти, ― поправила она на автомате, отложив ложку в сторону.

― У меня есть несколько правил. Для начала, я не хочу, чтобы кто-то узнал, что мы вместе живем.

— Боже, ты пересмотрел молодежных комедий?

— Я пересмотрел фильмов ужасов, где ревнивая девушка убивает своего парня, узнав, что тот живет с другой.

― Ладно, извини.

― Итак, если ты не хочешь, чтобы Пола оттаскала тебя за волосы, лучше не говори, что живешь в моей квартире.

― Она у тебя немножко с приветом, да? А может, это у нее рыльце в пушку, как говорят? Если она чрезмерно ревнива, значит, она тебе не доверяет. А раз не доверяет, то есть причина. Или она сама тебе лжет.

— Правило номер два! — перебил Аарон. — Не сори! Я терпеть не могу мусор ни в каком виде!

Он выбрался из-за стола и, не поблагодарив за завтрак, потопал в сторону спальни по длинному узкому коридору.

— Я терпеть не могу мусор ни в каком виде, — перекривляла шепотом Ти.

— И кстати, — Аарон остановился и обернулся. — Вымой, наконец, руки!

Ти глянула на свои пальцы и возмущенно заорала:

— Это машинное масло! — Хлопнула дверь в его спальню, но Ти все равно продолжила, и Аарон услышал: — Вот осел. Это машинное масло, его не так-то просто отдраить.

Дверь снова хлопнула ― в этот раз это была дверь Бьюика. Полли, увидев цветы, удивленно и радостно вскрикнула, а затем уже пришла очередь поцелуев, которые вымели из его головы все мысли о детективе Локвуде, призраках из мотеля «Рэдривер», Гарриетт Тру-Мэй по прозвищу Ти.

В центре Эттон-Крик было не протолкнуться. Дороги перекрыли, платные парковки до отказа набились машинами. Аарон успел занять последнее местечко и вкатил туда на Бьюике, а дальше они с Полой направились пешком. Она держала в руках свой букет, прижимая его одной рукой к груди, а ладонью второй вцепившись ладонью в пальцы Аарона, будто боялась, что тот в любую минуту даст деру.

Аарон даже не думал об этом. Свободной рукой он достал из кармана светлых джинсов простенький фотоаппарат и сделал несколько снимков, не стараясь запечатлеть что-нибудь особенное. Детали, которые оставались на фотографиях, были частичками одной огромной картинки, из которой Аарон собрался составить коллаж и подарить Эре на день рождения. Вот бы еще наполнить картинки неповторимыми запахами жарящегося на костре мяса (должно быть доносится из какой-нибудь палатки по соседству с излюбленной здоровой пищей Ирвинга), готовящегося попкорна, сладкой ваты.

Если бы только можно было запечатлеть на пленку звуки: доносящиеся отовсюду смех, возбужденные крики со стороны парка, где люди катались на аттракционах, играющую из разных уголков центра музыку, сталкивающуюся между собой и смешивающуюся в причудливый коктейль.

— Аарон Хэйли! — вдруг окликнул его мужской голос, и Аарон, отчего-то предчувствуя беду, обернулся. Голос у него ассоциировался с чем-то негативным. И правда. Стоило только взглянуть в эти уже знакомые глаза амбициозного полицейского Кори, и у Аарона побежали мурашки по плечам. — Вау, — парень приблизился, держа в одной руке стакан с кофе. Кто бы сомневался, но коп Кори и в день открытия фестиваля решил работать (Аарон вспомнил оброненный Ирвингом комментарий, что Кори берется за любую работу, лишь бы скорее получить звание детектива).

— Привет, — Аарон быстро пожал ему свободную руку и уже начал было говорить, что он неимоверно спешит, ему пора, как Кори перевел взгляд на Полли. Та привычно улыбнулась, — эта улыбка была предназначена всем представителям сильного пола.

— У тебя новая девушка? — спросил коп, дернув уголками губ. И тут Аарон понял, что он специально подошел, специально спросил. Аарон Хэйли понял, что амбициозный коп Кори не мог не поехать на автосервис и не мог не поговорить с Доком. Амбициозный коп Кори обязательно должен был во всем разобраться. И, разобравшись, он понял, что его использовали для мести.

Аарон задрожал: он снова перенесся в прошлое, когда они с Ти столкнулись на выходе из квартиры на следующее утро, когда поняли, что будут вместе жить до конца Весеннего фестиваля.

У Аарона звонил телефон, и Ти сказала:

― Хэйли, милашка, у тебя звонит мобильник.

Аарон достал телефон и не смог сдержать улыбку.

― Ха, угадай, кто звонит.

― Док.

― Док, ― подтвердил Аарон, и поспешил ответить, прочистив горло и сделав голос максимально серьезным: ― Привет, в чем дело? В последнее время мы часто сталкиваемся.

― Привет, ― осторожно ответил Док. ― Как дела?

― Ты позвонил спросить, как у меня дела? Мы с тобой не общались года три.

― Пять. Да, я звоню спросить, как у тебя дела. Ничего ли не случилось?..

Аарон и Ти переглянулись, они поняли, о чем идет речь.

— Нет, а что должно было случиться? Мы с Гарри вчера встретились, хлопнули по пивасику... а в чем дело, почему ты спрашиваешь?

— Что-что вы сделали?! — визгливо крикнул Док. Ти хлопнула ладонью по рту, чтобы не рассмеяться в голос. Губы Аарона тоже расплылись в улыбке, но она не проникла в тон голоса.

— Ну да, — сказал он невозмутимо. — Гарри оказался отличным парнем, Док...

— О боже! — заорал он. — Как он выглядит?!

— Как выглядит кто? — в недоумении спросил Аарон и тут же сверкнул глазами в сторону Ти, не сдержавшей смешок. Док заорал в трубку:

— КАК ВЫГЛЯДИТ ГАРРИ?!

— Ну... — Аарон задумчиво почесал бровь, оглядев Ти: она избавилась от фартука, причесалась и нацепила на голову форменную фуражку. Они уже обулись и стояли в тесном коридоре, зажатые между стеной и тумбочкой, на которой вернулась ваза. — Он выше меня сантиметров на десять... Под два метра ростом... Глазищи черные, я даже испугался сначала этого великана. Но он славный парень. Несмотря на татуировки. Он набил себе рукава сплошь крестами разных форм и размеров. И, кстати, в комнате у него тоже висит на стене распятие, но этого ничего. Он славный парень. Мне лишние деньги не помешают сейчас, так что спасибо...

Аарон был настолько убедительным актером, что Ти против воли припомнила, а нет ли в комнате для гостей распятия на стене.

— Боже, боже, Аарон! — завопил Док. В трубке послышался грохот, будто парень на том конце обо что-то споткнулся. — Срочно звони в полицию! Звони в полицию! Это не Гарри! Ты слышишь? ЭТО НЕ ГАРРИ! ААРОН! ААРОН, ТЫ СЛЫШИШЬ?!

В этот момент Аарон прикрыл ладонью телефон и тихо хохотал, не в силах сдержаться. Ти схватилась за живот и убежала на кухню, чтобы в голос рассмеяться. Аарон шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы и, заставив себя успокоиться, произнес:

— Успокойся, Док, ты что-то путаешь.

— Я ничего не путаю!

— Ты что, выпил? Еще даже нет двенадцати, приятель.

— Я НЕ ПИЛ! Парень, с которым ты живешь — самозванец! Это не Гарри! Господи, Гарри вообще не парень, чувак! Гарри — это та девушка, которая отказалась чинить твою тачку! Я звоню в полицию! Вызову скорую! Аарон, спрячься в комнате! Закройся на все замки! Я звоню в полицию!

— Ст... Бросил трубку, — пробормотал Аарон, глядя на Ти, вернувшуюся назад в коридор с рюкзаком. От хохота Ти едва передвигала ногами. Аарон встрепенулся. ― Черт, а ведь он сейчас действительно вызовет полицию.

Ти снова взорвалась смехом, но Аарону было не до веселья. Он все пытался дозвониться до Дока, но тот не отвечал ― номер был занят. Неужто звонит в полицию?

Аарону пришлось уйти в другую комнату, где стены изолировали бесконтрольный смех Гарриет. Аарон поглядывал на улицу сквозь шторы, чутье подсказывало ему, что с минуты на минуту нужно ждать полицию.

В дверь постучали, и в приоткрывшейся щели появилась голова Ти:

― Пожалуйста, скажи, что Док не позвонил в полицию?

― Если хочешь, не скажу.

Но Док позвонил в полицию. Сейчас, глядя как Кори со странной ухмылкой таращится на него, Аарон содрогнулся, вспомнив, как они с Ти забеспокоились, когда в дверь и вправду позвонили.

― Скажем, что Док их разыграл, ― сказала Ти. ― Свалим всю вину на него.

― Никогда бы не подумал, что ты насколько коварна, Гарри.

― Ты меня плохо знаешь, Хэйли, душечка.

Когда Аарон отпер дверь, Ти, выглянула из-за его плеча и едва не упала от удивления. Видимо она, хоть и шутила, все-таки не думала, что Док позвонит в полицию. И вот на пороге квартиры Аарона стояли типичные полицейские в солнечных очках, и когда дверь открылась, они синхронными движениями сняли очки, будто снимались в рекламе.

― Аарон Хэйли дома?

― Это я.

Вот тогда-то Кори и увидел у него дома Ти: в форменной фуражке, в рабочем комбинезоне, с дурацкой удивленной ухмылкой. Сейчас рядом стояла Полли, и Аарон представил ее как свою девушку. Кори усмехнулся, осмотрев Полу с ног до головы.

― Мне казалось, в прошлый раз...

― Ох, ― удивленно подскочила Пола, когда зазвонил ее телефон, и только это уберегло ее от очередного всплеска эмоций.

Да чего все пытаются перевернуть мою жизнь с ног на голову?

Пола заглянула в экран мобильного телефона, и в этот момент Аарон сделал страшные глаза и покачал головой, давая Кори мысленный сигнал закрыть рот. Тот в ответ улыбнулся и показал ему средний палец. И когда Аарон подумал, что ему крышка, Кори вдруг сказал:

― Ладно, не буду вам мешать.

Когда Кори ушел, Аарон с облегчением вздохнул и обернулся к Полли.

― Ты не будешь против, если я ненадолго встречусь с подругами? ― спросила она, едва не прыгая от возбуждения. ― Катрина и Джоди уже ждут меня в одной из палаток. Не знаю в какой именно, — рассмеялась она, покрутив головой по сторонам.

― Нет, я не против, ― сказал Аарон и чмокнул Полли в макушку. Он почувствовал облегчение, что она уходит, и на краткий миг возненавидел себя за это.

― Аарон, только не забудь о Туннеле любви.

― Ты не дашь мне забыть, ― сказал он, не то с улыбкой, не то со злобным оскалом.

― Ты прав! ― развеселилась Полли, приподнялась на цыпочках, коротко, но очень горячо поцеловала его, а затем отстранилась. ― И не гуляй по цветочным лабиринтам без меня. И никого не фотографируй, я хочу быть первой!

Она помахала рукой и скрылась в толпе. Аарон через секунду потерял ее среди моря людей, проглотившего ее аппетитную фигуру в простых белых шортах и футболке, и достал мобильник из кармана, чтобы позвонить Ирвингу и уточнить в какую сторону ему двигаться.

Он нашел его спустя пятнадцать минут петляния по лабиринтам цветов (они были повсюду — эти навесы), и насмешливым указаниям, типа свернуть у палатки с продажей леденцов на палочке. Ирвинг сидел за пластмассовым белым столиком вместе со своими приятелями Толстяком Робби и Корби Кларком. Что Робби забыл в лавке фруктоедов, Аарон не знал, а вот Корби был таким же фанатом здорового питания, как и Ирвинг.

Заметив Аарона, Ирвинг тут же взвился со стула, едва не опрокинув его, и, подхватив мобильник со столешницы, поспешил к нему.

— Что это было?!

— Давай отойдем в сторону, — предложил Аарон, отодвигаясь с пути пешеходов с коробками попкорна, сладкой ватой, тарелками, набитыми виноградом и кусочками яблок. Ирвинг, будто робот, проследовал за другом, и, едва они ступили на относительно пустой участок земли между двумя палатками, тут же заговорил:

— Ты окончательно свихнулся? Что это вообще такое? — он сунул Аарону под нос мобильник, где на экране было выведено полученное в 3:23 текстовое сообщение. Ирвинг посмотрел на экран и выразительно прочел: — Я видел этого парня в «Рэдривер». Он призрак.

Их взгляды схлестнулись. Ирвинг нахмурился, а Аарон поглядел по сторонам, чтобы убедиться, что никто не слышал слово «призрак», которое рыжий произнес даже, не снизив тона голоса.

— Ну?

— Ну? Что ― ну? И как это понимать?

— Я же тебе все сказал: это тот самый парень из мотеля. Помнишь, я рассказывал тебе о призраке, который потом... неважно. — Аарон хотел даже объяснить, откуда у парня появился на щеке тот шрам, но тут в его поле зрения появилась знакомая фигура, и он удивился.

Ничего странного не было в том, что на открытии Весеннего фестиваля появилась Скарлет Фабер, но то, что она целенаправленно шла к Аарону и Ирвингу, было удивительно. Если даже Скарлет увидела Аарона и захотела поздороваться, не заметить темно-рыжую, медного цвета шевелюру сводного брата Эры, было невозможно. Он заметил взгляд друга и на краткий миг обернулся. Крошечный серебряный гвоздик в правом ухе успел схватить искру солнечного света. Увидев Скарлет, Ирвинг тоже подскочил.

— Это... я ее позвал. Ведь ее это тоже касается. Это ее рисунок, ну и... э-э... она... э-э...

— Ты уверен, что позвал ее поэтому? ― Аарон проницательно посмотрел на Ирвинга и тот раздраженным шипением приказал ему заткнуться и скрестил руки на груди.

— Заткнись, — прошипел Ирвинг, и скрестил руки на груди.

Скарлет подошла, передвинула на лоб очки и деловито поздоровалась с парнями, а затем спросила:

― Ну, и что случилось? Ради чего я должна была мчаться сюда на всех парах? И вот рисунок, ― она достала рисунок из небольшой сумочки, элегантно покоящейся на сгибе локтя, и вручила его Ирвингу. ― Зачем он вам понадобился? Ты наконец-то вспомнил, что это за тип? ― скептически спросила Скарлет.

— Можно и так сказать, — хмыкнул Ирвинг, отвечая на ее вопрос вместо Аарона, но Скарлет даже не удостоила его взглядом, переступив с ноги на ногу, будто этим могла компенсировать молчание. Аарон вздохнул и нехотя рассказал о том, что с ним приключилось в мотеле «Рэдривер». Он не боялся показаться смешным, по крайней мере ему гораздо интереснее было узнать, где Скарлет видела того же призрака, что и он.

— Ты что, подался в чревовещатели?! — Скарлет приблизилась к Аарону вплотную, чтобы расслышать его шепот. ― И я пока еще не умею читать по губам!

Аарон рассказал обо всем заново: как он поехал в Ята-Бохе, потому что думал, что его отец пропал, как остался на ночь в мотеле «Рэдривер» и увидел призраков. Аарон умолчал только о том, что случилось в заброшенном доме. О Натали и ее отце он рассказал только Эре, потому что знал, что она не проболтается.

Призраки, путь он и боялся их, были нематериальными, а вот тело Натали внутри дома было очень материальным. И мертвым.

Под конец истории Скарлет не выдержала:

— Хэйли, ты что, шутишь?

Она звала его по фамилии только в редких случаях ― когда была чрезмерно раздражена. Но и Аарон был не в радушном настроении.

Он выругался.

― Нет, не шучу. А ты как думаешь?!

Скарлет выжидающе смотрела на него, затем отвернулась в сторону. Она о чем-то задумалась, оглядывая проходящих мимо ребят с набитыми едой тарелками. Аарон и Ирвинг терпеливо ждали, когда ее лицо прояснится. И вдруг Скарлет сказала:

― Это возможно... да, да... скорее всего... но как это возможно?

Аарон и Ирвинг переглянулись, ничего не понимая. Аарон свел брови, но его лицо тут же лишилось всякого выражения, когда Скарлет резко повернулась к нему и выпалила:

― Значит, все-таки это правда! Это он, это Мирослав Костенков, исчезнувший в 1996 году! В мотеле «Рэдривер»!

― Ты объяснишь нам, что происходит? ― недобро осведомился Аарон. Скарлет зашикала и, схватив парней за локти, оттащила подальше в тень между двух палаток. Она оглянулась за плечо, и Аарон проследил за ней взглядом, но не увидел ничего интересного: все так же светило солнце, по сочно-зеленым листьям прогуливался ветерок, над деревьями возвышалось неподвижное чертово колесо.

— Я так и знала, что с этим цирком что-то не так! — громко и отчетливо сказала Скарлет.

Аарон глянул на Ирвинга через черноволосую голову с фирменной прической в стиле пятидесятых. Судя по взгляду, Ирвинг думал: снова она за свое. Его лицо побледнело, веснушки на щеках и носу проступили ярче, взгляд был острым как бритва.

Аарон склонил голову к плечу, в его лоб врезалась вертикальная морщинка. Он почувствовал знакомое чувство раздражения, которое за последнюю неделю тесно привязалось к нему колючими бечевками. Его бесили недомолвки, о чем он прямо и заявил.

― Я расскажу, вы только не злитесь, ― попросила Скарлет, при этом почему-то украдкой взглянув на Ирвинга. Он удивился такому взгляду и вопросительно поднял брови.

― Это мы с Эрой... э-э... забрались в Исчезающий цирк.

Аарон подумал, что он ослушался ― вокруг было так шумно, что ошибиться было несложно. Аарон бы продолжал пребывать в сомнениях, но Ирвинг так разъяренно бабахнул кулаком в свою ладонь, что стало понятно: он все услышал правильно.

Будто признания, что они с Эрой забрались в цирк было мало, она добавила:

― Это в цирке мы видели Мирослава, он погнался за нами.

— Что?! ― вскрикнул Аарон, в то время как Ирвинг одновременно с этим заорал:

— Я ей уши оторву!

Скарлет вскинула руки вверх, будто ладонями разгоняя ветер, и парни замолчали, буравя Скарлет многозначительным взглядом.

― Это ты ее подговорила? ― спросил Ирвинг, в то время как Аарон сцепил пальцы в замок на шее и опустил взгляд на свои кеды.

Препирательства друзей затерялись где-то на общем шумовом фоне, приравниваясь по важности к песне «Улетает моя любовь на юг», доносящейся из караоке.

Аарон чувствовал себя так, будто кто-то запихал в его левое ухо трубочку, а затем стал медленно вливать внутрь воду. В черепе Аарона будто что-то забулькало, и он поморщился, сжав пальцы на затылке до боли.

Это бред, ― думал он, ― бред, бред, невозможно, невероятно.

— Повторяю: это не твое дело! ― кипятилась тем временем Скарлет.

— Мое дело, если ты вмешиваешь в свои идиотские авантюры мою сестру! ― отвечал ей Ирвинг.

Но разве все, что случилось раньше, уже не полное безумство?

Аарон пытался переварить это, но не мог. Скарлет утверждала, что они с Эрой видели в Исчезающем цирке Мирослава Костенкова, который бесследно исчез в 1996 году, и призрак которого видел Аарон в «Рэдривер».

― Мне надо выпить, ― произнес Аарон вслух.

На самом деле он имел в виду, что ему надо хорошенько подумать над тем, что он узнал. Аарон уже отключился от компании и затопал в сторону палатки с напитками.

― Стой, стой... ― остановила его Скарлет, взяв за запястье. Аарон остановился и посмотрел на нее недовольным взглядом ― о том, что его нельзя трогать знали все. Скарлет отдернула руку, будто обжегшись, и горячо зашептала: ― Аарон, я не хочу, чтобы Эра узнала об этом разговоре! Если она узнает о твоих призраках, ты хоть знаешь, что случится? Да если она о них узнает, сразу же ринется туда и снимет там номер, чтобы работать над романом! Вы меня поняли? ― и она посмотрела на Ирвинга.

― Ты это мне говоришь? ― немедленно взбесился он. Это не я потащил ее в Исчезающий цирк!

Скарлет изобразила звук тошноты, оттолкнула Ирвинга с дороги и вдруг врезалась в кого-то.

— Наполеон, это ты? — удивился Аарон. В принципе, не было ничего удивительного в том, что их приятель пришел на открытие Весеннего фестиваля, но выглядел он уж очень странно: вечно растрепанные волосы больше не торчали во все стороны, а были уложены в прическу, на носу, как влитые, сидели очки с тонкими прозрачными стеклами. Единственное, что не изменилось — белые кеды. И тарелка, доверху набитая едой.

— Привет, ребята, — улыбнулся он, — а чего вы здесь прячетесь?

— Куда ты так вырядилась? — удивилась Скарлет, отступая от него на шаг. Он убрал свою руку с ее плеча, и, осторожно взяв с тарелки мини-бутерброд, полностью заснул его в рот. Скарлет тут же скривилась.

— Мои родители приехали на открытие, так что пришлось...

— Притвориться нормальным парнем? — предположила Скарлет. Аарон тут же заметил, как нахмурился Ирвинг.

— Вау, я очень смущен, что ты сделала мне такой комплимент, — просиял Наполеон, насмешливо склонив голову. — Ты назвала меня нормальным парнем.

— Я не...

— А ты кто? — вставил Ирвинг.

— Наполеон, — улыбнулся он, перекладывая тарелку в другую руку и протягивая Ирвингу ладонь. Тот руку пожал, но не улыбнулся. — Это прозвище, — пояснил Наполеон, явно решив, что рыжий просто смущен именем нового знакомо. Если бы, — подумал Аарон. — Не хватало еще любовного треугольника на открытии, вот будет хохма!

— Ясно. Наполеон.

— Ребята, угощайтесь, — предложил он, будто не заметив арктического холода в голосе Ирвинга. Все трое отказались.

— Так значит, твои родители, — опять перетянула на себя внимание Скарлет, очень виртуозно вклиниваясь между парнями. — А они тоже зовут тебя Наполеоном?

Он опустил голову и улыбнулся ей.

— Даже не мечтай преследовать мою мать и выуживать из нее информацию обо мне, — предупредил он.

— Очень нужно, — Скарлет высокомерно вскинула подбородок, но по блеску в глазах было заметно, что ей нравится перепалка с Наполеоном. А вот Ирвингу, судя по плотно сжатым зубам, не очень. — Лучше буду всю жизнь называть тебя шпендиком.

Наполеон весело рассмеялся.

— Так что, Карлита, может, уйдем отсюда вместе?

Воздух, заключенный между двумя палатками, похолодел на несколько градусов, но никто кроме Аарона этого не заметил ― Ирвинг уставился куда-то поверх головы Наполеона с таким взглядом, будто мечтал чем-нибудь запустить в него.

— Не называй меня Карлитой! — мгновенно вспыхнула Скарлет. — И никуда я с тобой не пойду!

— Я лишь говорил о Туннеле любви. Нам нужно обновить сайт, вот я и подумал, что будет неплохо сделать парочку снимков с места событий.

Лишь на одно мгновение, но Аарону показалось, что Скарлет растерялась и неосознанно бросила взгляд в сторону Ирвинга, но тот спокойно наблюдал за толпой и о напряженности говорили только сжатые кулаки у бедер.

— Ну да. Только ни на что не рассчитывай, — буркнула Скарлет, погрустнев.

— Это ты ни на что не рассчитывай, — рассмеялся Наполеон, закидывая в рот новый бутерброд. На тарелке их осталось еще полным-полно.

Прежде чем уйти, Скарлет посмотрела на Аарона и сказала так тихо, что теперь уже ему пришлось читать по губам:

— Повторяю: ни слова Эре. Ни о призраках... ни о чем вообще, — многозначительно закончила она, и, поспешно глянув на Ирвинга, который не успел даже уловить ее взгляд — таким он был быстрым, — ушла.

Аарон слышал, как Скарлет говорит Наполеону, что пусть не надеется подцепить какую-нибудь девушку, ведь от него воняет сыром.

— Но ты-то сыр любишь? — уточнил он, и тут же получил тычок в бок.

Когда они ушли, Ирвинг сказал:

― Я думаю, Эре действительно не стоит знать, что с тобой приключилось. Как только она услышит о призрачном мотеле, о котором ты говоришь, то сразу же рванет туда. Она итак ведет себя порой как одержимая...

― Не могу понять, куда делась Полли, ― рассеянно ответил Аарон, проверяя мобильник. Он не мог взять в толк, как такая девушка как Пола, которая пытается контролировать каждый его шаг, могла не прислать за последний час ни одного сообщения.

― Аарон, договорились? ― настойчиво спросил Ирвинг, взяв его за плечо, чтобы обратить на себя внимание. Аарон поднял голову и сунул мобильник в карман.

― Мне пора. Хочу разыскать Полли.

И он спешно ушел, проигнорировав раздраженное ворчание Ирвинга.

На самом деле Аарон хотел сбежать не только потому, что хотел найти Полу, а потому, что не хотел обещать Ирвингу то, что не сможет выполнить. Он знал, что Эра, как только почует тайну, станет точить его как червь точит сочное яблоко, так что не был уверен, что сможет выстоять.

Тем более Аарон думал, что Эра Годфри должна все знать. Она забралась в Исчезающий цирк и не подозревала, в какие влипла неприятности.

Мы видели одного призрака в разных местах, ― лихорадочно думал Аарон. ― Мы должны собрать информацию воедино.

***

Когда Пола сказала Аарону, что ее ждут подружки в кафе, она солгала. И когда парень рассеянно чмокнул ее в макушку, при этом явно думая о чем-то другом, она почувствовала жгущее мстительное желание рассказать о том, куда и к кому идет. Но быстро взяла себя в руки, ведь кроме этого она еще и чувствовала сильное раздражение и недовольство, которое успешно скрыла за маской обожания, скрылась в толпе.

Ах ты тварь, — думала она, перезванивая на номер, который доставал ее все утро. Когда на том конце ей ответили, она взбешенно рявкнула, что уже идет, и отключилась. Кто-то из прохожих удивленно покосился ей вслед, но Полли не обратила внимания.

Она была красавицей; она была желанной и знала об этом, поэтому привыкла, что кто-нибудь всегда смотрит ей вслед. Но ей нужен был только Аарон, и, если та тварь, которая ее мучает, собирается разрушить ее отношения, она вырвет ему сердце голыми руками.

Он поджидал ее в укромном местечке, где они условились встретиться. Увидев цветы, которые Пола прижимала к груди, он насмешливо улыбнулся, изогнув бровь. Эта улыбка напоминала девушке о слишком многом, поэтому тут же захотелось стереть ее. Но вместо этого она презрительно скривилась:

— Кто тебя разукрасил? — И тут отмахнулась. — Можешь не отвечать, мне все равно.

— Это Аарон.

— Кто? — Полли тут же резко посмотрела на него, а Картер Аддлер, он же Док, медленно кивнул, наслаждаясь написанными на лице девушки эмоциями.

Пола посмотрела по сторонам, будто ожидая, что откуда-нибудь выскочат его приятели с СТО с включенными камерами, но никто не выскочил. Они спрятались в одном из лодочных сараев на Криттонской реке. Лодок не было, — они были пришвартованы к берегу в Туннеле любви, на котором парам придется доказывать свою истинную любовь, чтобы получить приз. Сарай был пуст, сквозь доски внутрь с трудом проникали расплющенные солнечные лучи.

— Ты решил подшутить надо мной? — уточнила Пола. — Аарон не из тех, кто полезет в драку.

— Может быть, это ради тебя он не лезет в драку? — многозначительно спросил Док. Он глянул себе за спину, заметил пластмассовый белый стул, утопающий ножками в земле, и, отступив на шаг назад, плюхнулся в него.

Пола почувствовала, как в ее черепе плещется концентрированное раздражение, и уже представила, как подходит, опрокидывает этот чертов стул, и Док летит вместе с ним на землю, а она наступает ему на горло туфлей. Может быть, даже заставляет съесть букет, который подарил Аарон.

Вместо этого она с достоинством вскинула подбородок и так, будто ей совсем не интересно, о чем он толкует, спросила:

— Что это значит?

Док откинулся на спинку стула, глядя на нее снизу-вверх, буквально изучая взглядом ее фигуру. Внутренне пола содрогнулась, почувствовав себя перед ним вновь обнаженной, но виду не подала. Пусть смотрит, ведь только это ему и остается.

— То есть ты еще не знаешь, что твой парень больше не твой?

Пола и сама не заметила, как бросила букет и резко подошла к Доку. Он улыбнулся, услышав от нее парочку крепких ругательств, и даже бровью не повел, когда Полли заявила:

— Между нами что-то было очень, очень давно...

— Ну, не так уж и давно.

— Поэтому, ты, ничтожество, советую тебе забыть обо всем, пока я, — тут Пола схватила Дока за щеки, сдавив пальцы и приблизив свое лицо к его, — не убила тебя.

Он не отвел глаз, и на один краткий миг Пола решила, что до него наконец-то дошло, и больше не будет глупых сообщений, ночных звонков, преследований, но Док вдруг резко, по—свойски схватил Полу за талию и рванул к себе. Она упала на его колени и попыталась вскочить, но вместо этого лишь придвинулась к нему теснее.

— Отпусти меня, мразь. — Ее сердце пропустило удар, а затем быстро забилось, и Пола предпочла думать, что это от ярости, что внутри нее разгорается злоба, а не возбуждение.

— А если не отпущу, то что? — шепнул Док, склоняя голову на бок. — Может быть, ты скажешь своему парню, что я тебя преследую, и заодно объяснишь, почему?

Пола постаралась не дышать и не двигаться.

От Дока пахло, как и в ту ночь, и этот тошнотворный запах врезался в память настолько сильно, что иногда, даже когда она была с Аароном, со своим милым парнем, от которого пахло красками или гелем для бритья, или шампунем, — чем угодно, но не этим, — она вспоминала этот отвратительный запах машинного масла и бензина, и с трудом могла вздохнуть.

— Если не отпустишь, я тебя придушу, — сказала Пола.

Док со смешком отпустил ее, и она поднялась. Колени дрожали, поэтому она осталась стоять на месте в непозволительной близости от Дока. Он задрал голову, и посоветовал ей придушить своего парня.

— Говори как есть или я ухожу. И ты меня больше никогда не увидишь.

— Полли, — рассмеялся Док, — мы живем в Эттон-Крик, а это не такой уж большой город. Или ты имела в виду, что не увижу тебя без одежды?

Она лишь скрипнула зубами, ничего не ответив. А Картер Аддлер, казалось, потерял к ней всякий интерес. Достав из кармана пачку сигарет, он вытряхнул одну, сунул в рот и прикурил. Потом глянул на Полу.

— Когда ты все узнаешь, я буду там же, где и всегда, чтобы вытереть тебе слезы. — Он затянулся, криво улыбаясь. — Как и всегда.

— Какая же ты мразь. — Док лишь пожал плечами, затянувшись.

— С этой мразью ты была не прочь... — начал он, прищурившись глядя на девушку из-за дыма, но она развернулась и выбежала, позабыв о подаренном букете с розовыми и фиолетовыми цветами. Когда топот ее сандалий затих, парень медленно поднялся с кресла и приблизился к букету. Вытащив изо рта сигарету, он выронил ее на нежные лепестки, а затем безжалостно растоптал.

***

Бабуля Грэйси сказала мне «занять место», и я встала у ворот лицом к выходу, чтобы не пропустить ее гибкую фигуру в светлом наряде. Через четверть часа бабуля Грэйси подошла ко мне с каким-то странным выражением лица. Внутри меня тут же закрались нехорошие подозрения.

― Ба, ты себя плохо чувствуешь? Ты выглядишь так, будто тебя с минуты на минуту хватит удар.

Она не ответила на шутку и вообще никак не отреагировала, заставив меня встревожиться еще сильнее. Лицо Грэйси было бледным и каким-то осунувшимся, хотя готова спорить полчаса назад, сидя за рулем, она выглядела прекрасно.

На фоне людей, радующихся Весеннему фестивалю, на лицах которых сияли улыбки, бабуля Грэйси была будто из другого времени ― из вчера.

― Мне кажется... ― начала она, безумно вращая глаза, словно пытаясь собрать мысли в кучу, ― кажется... что-то случилось...

― Когда? Где?

― Я не знаю, ― ответила бабуля Грэйс эхом, продолжая таращиться на меня с немым ужасом, как смотрит на маму ребенок, узнав, что «папа уехал навсегда». В ее взгляде были болезненная растерянность и непонимание.

О нет, только не снова, ― мелькнула у меня мысль; еще слишком свежи были воспоминания бабушкиного срыва, когда она схватилась за чемодан и сказала, что мы немедленно уезжаем, только бы я не встречалась с Фокусником.

Я огляделась по сторонам, и, увидев поблизости незанятую скамейку, потянула бабулю Грэйс туда. Когда она уселась и взглянула на меня с сомнением, будто не понимала, что вокруг творится, я спросила:

― Бабушка, ты видела Фокусника?

― Нет, ― спокойно ответила она, ― а ты?

Я растерялась.

― Бабушка, что с тобой случилось? О чем ты забыла?

Она изучила мое лицо взглядом, как обычно задержавшись на шляпе, на очках, на плечах, которых едва-едва касались кончики волос. Затем подняла на меня взгляд и со смертельной серьезностью сказала:

― Уезжай. Я не шучу, Эра. Чего ты собираешься добиться здесь, в этой дыре? Езжай в Хейден, Эра, отправляйся к Гретте. Я слышала, она пригласила тебя на летние каникулы на работу в дом престарелых, где ты была волонтером два года назад. Отправляйся туда. Хотя бы на лето. Нет, ты послушай, ― остановила она мое возражение в зародыше, схватив мои руки. ― Эра, здесь небезопасно, и ты это знаешь. Все дело в этом цирке, в этом скопище...

И тут бабуля Грэйси моргнула и снова уставилась на меня с сомнением. Она моргнула еще раз и еще, затем посмотрела по сторонам, а затем вдруг сказала:

― Ну и чего мы здесь расселись? Все веселье ― там! ― она махнула рукой в сторону шума, доносящихся со стороны съезжающих вниз американских горок. Вопль, который достиг моих ушей, показался мне не веселым, а зловещим. Будто это мой мозг вопил, а не посторонние люди, незнакомцы.

Я откинулась на спинку скамейки и задумалась.

Кто-то загипнотизировал Грэйси ― это единственное объяснение происходящему. Как только она хочет рассказать мне о том, что ее тревожит, предупредить, в ее мозгу сразу же включается защита. Кто-то затуманил ее рассудок. Это тот же человек, который стер ее воспоминания о ночных кошмарах, о желании уехать из Эттон-Крик.

Исчезающий цирк.

Все дело в Исчезающем цирке, в Данте Тильманне Втором и его фокусах.

Но зачем ему понадобилась моя бабушка? И почему у него были фотографии Натали Локвуд и Ти? И почему их нашла именно я? Словно... меня прошиб холодный пот... ― словно кто-то специально привел меня туда, в тот шатер, в дом Харрингтонов. Это невозможно, но будто кто-то извне вложил в мою голову желание забраться в Исчезающий цирк, изучить шатер. Кто-то специально обронил те фотографии на видном месте, будто зная, что я их найду.

Желая, чтобы я их нашла.

Поэтому я и смогла пройти в Исчезающий цирк со своим дурацким несерьезным планом.

Они все подстроили.

Они намеренно впустили нас внутрь, это была ловушка.

Я вскочила на ноги, и Грэйси вздрогнула.

― Бабушка, ты едешь домой, ― сказала я.

― Что? ― выдохнула она удивленно, и следом поднялась на ноги. ― Никуда я не поеду. У меня встреча с подругами и с...

― Бабушка, поверь мне, так будет лучше. Здесь что-то происходит, что-то недоброе.

― Эра, ― бабуля Грэйс свела брови, ― ты снова забыла принять таблетку?

― Я не забывала принимать таблетки, я пью их каждый день, ― сказала я спокойно, несмотря на то, что мое горло превратилось в раскаленное жерло вулкана, из которого с минуты на минуту могла рвануть кипящая лава. Я взяла бабушку за руку, ее ладонь была горячей и липкой от пота. Будто ее тело, несмотря на то, что мозг заблокировал чувство страха, все равно боялось неизбежного.

― Поехали, ба. Сегодня нам лучше остаться дома.

― Эра, ну что за детский сад? ― возмутилась она, отнимая свою руку и сжимая в тиски лямку сумочки на плече. Она не хотела, чтобы я вновь ее касалась, а мне хотелось схватить бабушку за плечи и хорошенько встряхнуть. Заорать ей прямо в лицо: «Ты что, не видишь, что с тобой происходит? Ты что, сумасшедшая? Они тебя загипнотизировали, они забрались в твою голову! Что ты хочешь мне сказать? Что ты хочешь мне сказать? Вспомни! Вспомни! Вспомни!»

Пока я стояла напротив нее истуканом, и думала, что предпринять, и стоит ли вообще что-то делать, ведь если бы Грэйси хотели причинить вред, они могли сделать это еще той ночью, бабуля вздохнула, шлепнула меня по спине ладонью, заклеймив мою кожу тяжелым антикварным кольцом, и сказала:

― У меня встреча, Эра. И я надеюсь, что ты перестанешь вести себя так странно и расслабишься. Говорила я тебе: работать до рассвета вредно для твоего мозга. Посмотри теперь, какой дерганной ты стала. Идем, идем, ― она взяла меня под локоть и повела в сторону ярмарки. ― Давай купим чего-нибудь выпить?

Не споря, я последовала за бабулей Грэйси, и выпила предложенный ею коктейль, который холодом резанул стенки горла.

― Мне нужно позвонить Ти, ― наконец решила я, и, увидев довольное лицо бабули Грэйс поняла, что она рада. По ее мнению, я наконец-то прихожу в себя и делаю что она приказала: развлекаюсь.

― Правильно-правильно, милая. А то ты скоро не только воображаемым парнем обзаведешься, но и нереальными друзьями.

― Бабуль, у меня есть друзья. Кстати, вчера вечером в Эттон-Крик вернулась Гретта. Ее-то хоть ты помнишь?

― Конечно, я ее помню, вы же были не разлей вода в старших классах.

― Э-э... мы и сейчас друзья. ― Подумав секунду, я поддалась внезапному вдохновению и сказала: ― А еще у меня на днях появился новый знакомый, довольно интересный. Его зовут Данте Тильманн Второй, он показывает фокусы.

Я ожидала взрыва эмоций, коктейля из негодования, ужаса и страха: «Ты обещала не встречаться с ним!» Но Грэйси только вежливо изогнула бровь:

― М-да? Довольно необычное имя. Кто он по национальности?

Меня снова опалило желание заорать на нее, встряхнуть за плечи: «Прекрати притворяться! Ты все помнишь, ты же помнишь!» Но она не помнила, я видела по лицу. Грэйси не помнила ничего из того, что приключилось той ночью, не помнила предупреждения ― бабулю Грэйси, как и меня, заманили в ловушку.

Они не хотят, чтобы она уехала.

Они хотят, чтобы мы все оставались в Эттон-Крик.

Эта мысль ударила молотом по вискам. Моя голова загудела; боль сосредоточилась между глазами на переносице, но не выгнала мысль из головы; напротив ― та вспухла кровью и гноем, увеличилась в размерах.

― Мне нужно позвонить Ти, ― повторила я, и не узнала собственный голос ― бесцветный, лишенный тех эмоций, которые были заперты в сознании. Бабушка посмотрела на меня так, будто не узнавала, затем пожала плечами и сказала, что не хочет видеть меня до самой глубокой ночи. «Повеселись!» ― сказала она напоследок, прежде чем укрыться в шумном волнующемся море людей.

Повеселись, повторила я про себя, чувствуя под коленками выступивший пот.

***

Они везде.

Они были повсюду ― на листовках, в разговорах людей, идущих мимо, в каждой моей мысли. Они были повсюду, и, когда я шла мимо лавочек с пряностями, с выпечкой и поделками в честь Весеннего фестиваля, стала свидетелем безобразной сцены.

В ряд деревянных домиков, украшенных цветами и гирляндами, затесалась палатка от Исчезающего цирка. Она была небольшой и цветастой, и собрала у прилавка кучу народа. Услышав грубоватый смех, я медленно приблизилась, лавируя между столиками вдоль всего ярмарочного ряда.

Над прилавком видела ярко-оранжевая прямоугольная вывеска, которая гласила: «Волшебные снадобья. Продажа ночных кошмаров и сладких снов».

― Вот это да!

― Я хочу бутылочку!

― Хочу розовый пузырек!

― Дайте два черных, побольше, побольше ночных кошмаров!

Очутившись в толпе, где люди перекрикивали друг друга, возбужденно пихаясь локтями и толкаясь, чтобы успеть купить ночные кошмары и сладкие сны, я и сама ощутила себя как во сне. В таком, где движение замедляется, будто твои ноги вязнут в болоте. Я вытаскиваю и делаю шаг, но подошва не отлипает от слизи и тянет ее за собой, распространяя вокруг зловоние. Я погружаюсь все глубже, глубже, глубже...

От странного состояния я очнулась только когда услышала саркастичное восклицание:

― Помидоры! Отравленные?

― Нет, обычные, с наших грядок.

На последнем слове я обернулась, и увидела, что до прилавка добралась тощая рыжеволосая женщина с узким длинным лицом и прилипшей ко лбу челкой.

― Грядок? ― женщина рассмеялась, я тоже была озадачена не меньше ее ― откуда в Исчезающем цирке огород? ― И что же вы с ними делаете? Выращиваете, чтобы хоть как-то выжить? Наверное, при помощи своих представлений, сулящих исполнение ночных кошмаров, вы не много зарабатываете.

Я услышала смех, а затем звук шлепка ― та самая женщина будто случайно выронила на асфальт крупный спелый помидор. Через лопнувшую шкурку в разные стороны брызнул сок, в воздух поднялся знакомый сладкий аромат.

― Это не к добру, ― услышала я за своей спиной голос, но не в силах была обернуться и посмотреть, кто коснулся моего локтя. Я не могла отвести взгляда от лица женщины за прилавком ― полной противоположности рыжей: она была грациозной, как греческая богиня, с черными волосами, заплетенные в миллион косичек, как у Алисы.

Только если Алиса выглядела дерзкой со своей прической, женщина которая уставилась на рыжую даму в ответ, выглядела так, будто ее прическа является традиционной. Она делала ее величественной, неуязвимой. Чувственные губы, мне лишь на секунду показалось, изогнулись в улыбке ― но это была игра света. Женщина и не думала улыбаться. Ее взгляд превращал в камень, а волосы шевелились, будто змеи Медузы Горгоны.

― Мы их едим, ― ответила она. В толпе прокатился дружный изумленный «ах».

Каждый из нас, глядя на женщину-богиню, думал о своем, о чем-то диком и первородном. Она родила в наших сознаниях инстинктивный страх и ответ «мы их едим» был ответом на какие-то бессознательные мысли. Но затем я вспомнила, о чем шла речь и поняла, что женщина ответила на вопрос «мы едим помидоры». В ответ она получила такую реакцию, будто во всеуслышание заявила, что ест людей.

Моего локтя снова что-то коснулось, и я обернулась и увидела пылающее лицо Ти. Над ее верхней губой выступила испарина, светлые волосы под кепкой, которую она сняла и держала теперь в руке, обмахиваясь, взмокли и потемнели.

Ти была свидетелем той же мизансцены, что и я, но, если меня она привела в ужас, заставила подняться со дна моего сознания что-то давно забытое, погребенное под слоями прошлого, Ти осталась в восторге.

― Нет, ты это видела? Вот это ― взгляд! Мне надо научиться у той дамочки испепелять глазами людей ― это было нечто!

Только когда Ти назвала женщину из Исчезающего цирка, стоящую за прилавком как величественная богиня, «дамочкой», я полностью пришла в себя и обернулась, чтобы взглянуть на нее еще раз, отрезанную стеной людей.

Меня вдруг осенило. Она здесь, она в доступе, с ней можно поговорить ― и с ней заговорили ― так что мешает расспросить ее подробнее об Исчезающем цирке и его хозяине?

Меня не отпускал, и, наверное, никогда не отпустит разговор с Рыжим великаном из цирка, который отрезал нас со Скарлет и Наполеоном. И дело не в том, что я не смогла завершить дело или была задета моя гордость ― нет. Именно с того дня все и началось, в моей жизни с грохотом обвалился мост, соединяющий то, что находится в моем мозгу с тем, что я вижу и осознаю. Теперь там зияла пустота, и казалось, будто то, что происходит в реальности и то, как я воспринимаю это ― совершенно разные вещи.

Я видела богиню, а Ти видела «дамочку».

И тут я вспомнила, что познакомилась с Данте Тильманном еще до Исчезающего цирка, вспомнила, что встретилась с ним на следующий день и говорила о романе. И это все было до прихода цирка в Эттон-Крик. Будто он меня искал, будто он специально выбрал меня, а не кого-то другого.

― Эра, ― Ти взяла меня под локоть и отвела в сторону. Столиков на дорожке свободных не было ― куда ни глянь везде люди с едой в руках; отовсюду пахнет пирогами, шашлыком, газировкой, сладкой ватой, паленой карамелью и плавленым сыром.

Мы с Ти нашли уголок только на выходе с ярмарки, под большой аркой, под которой стояла высокая девушка в клоунском наряде и раздавала приглашения на шоу Исчезающего цирка.

― Эра, ты выглядишь бледной? Дать воды? ― спросила Ти и потянулась в рюкзак. Она достала бутылку минеральной воды и протянула мне. Я сделала пару глотков и с благодарностью вернула.

― Ти, ты не заметила ничего странного?

Она рассмеялась.

― С чего начать? ― Она сияла предвкушением, и ее большие зеленые глаза не могли оставаться неподвижными в глазницах и бегали то в одну сторону, то в другую. Я почувствовала в уголках собственных глаз болезненную резь, и задалась вопросом, почему Ти ведет себя так, будто никогда не была на празднике? Разве она... а откуда она?

Я попыталась вспомнить, говорила ли мне Ти, откуда она приехала, как оказалась в Эттон-Крик, но в мозгу зияла черная дыра, из которой веяло холодом отсутствия воспоминаний.

― Идем в Туннель любви? ― сказала она, все еще безумно вращая глазами. ― Я хочу срочно в нем поучаствовать! Давай на худой конец притворимся парой! Ну давай! Тебе что, совсем не интересно, что там за препятствия?

И вновь я почувствовала, будто вязну в болоте. Наблюдаю за происходящим через грязное пыльное стекло, через экран черно-белого телевизора. Вокруг меня только серые цвета, и все движется в замедленной съемке.

― Ну? Давай?

И где-то среди этих серых цветов выныривает красное от жары лицо Ти. Она кричит «идем в Туннель любви», на фоне веселой и жуткой ярмарочной музыки, издаваемой записью древней каллиопы, и криков детей и взрослых со срывающихся вниз тележек на американских горках.

― Эра, прием!

― Нет, не хочу. Лучше давай выпьем лимонада?

Я потащила Ти в сторону одной из палаток, где стояли самые разные виды лимонадов. Я выбрала имбирно-мятный, а Ти клубничный. Сделав глоток, она сказала:

― Лично я собираюсь насладиться каждым аттракционом.

― А я собираюсь прокатиться на чертовом колесе когда стемнеет, ― ответила я, показав в сторону великанского колеса, беспрерывно крутящегося за шеренгой парковых деревьев.

Мы ненадолго замолчали, наслаждаясь тенью и холодными напитками, затем я решила приступить к тревожащим вопросам. Начала я с малого ― расспросила Ти о ее переезде в новый дом:

― Мы с тобой давно не виделись, и ты не отвечала на звонки. Что я могла подумать?

Она уклончиво пожала плечами и призналась:

― Прости, было много работы. «Грифон» забит с утра до ночи. Приезжие думают, что наш городок проклят, и безопасно передвигаться по нему можно только в том случае, если каждый день проходить техосмотр. ― Я недоверчиво нахмурилась. ― Знаю, знаю, Эра, ты без ума от родного города, но другие не так радушны. Тем более сейчас, когда здесь этот цирк.

Напоминание о цирке было столь неожиданным, что я резко обернулась и поэтому столкнулась с дамой в легком летнем платье медового цвета. Она даже не вздрогнула, потому что была примерно на сто килограммов тяжелее, но очень взбесилась даже несмотря на извинения. Мы с Ти бросились бежать подальше от буйной женщины, кинувшей в меня шпашкой с нанизанной на нее виноградинкой.

— Ну и люди! — фыркнула Ти, когда мы оказались в безопасности. — Она в тебя не попала?

— Кажется, нет, — пробормотала я, правой рукой ощупывая спину, и, успокоившись, сразу же вернулась к злободневной теме, пока Ти снова не переключилась на Туннель любви: ― Ты планируешь пойти на шоу цирка? Все только о нем и твердят, я еще никогда не видела столько листовок...

― О нет, ни за что, ― Ти рассмеялась с какой-то странной горечью.

― Почему?

― Ненавижу цирки и вообще все, что с ними связано. Они мучают животных! ― воскликнула Ти, будто нашла подходящее объяснение.

Я со смутной тревогой подумала, что она лжет.

― А ты... ― начала я, но замолчала. О чем именно я должна спросить и как задать вопрос? Не знаешь ли ты Данте Тильманна Второго? Не крал ли кто-то у тебя в последнее время фотографию? Не заметила ли ты... ― Ти, ты не заметила в последнее время ничего странного?

― Ты уже спрашивала, ― ответила она, а улыбка на ее губах померкла. Ти отвернулась и прикончила лимонад до конца, а бумажный стаканчик кинула в мусорную корзину, стоящую у дорожки. Корзина была доверху забита, и фантики от конфет и палочки от сладкой ваты вывалились на асфальт.

― Я имела в виду... ― снова начала я, когда Ти обернулась ко мне, ― у меня в последнее время такое чувство, будто кто-то за мной наблюдает.

― Где? Здесь, на фестивале?

― Нет, не здесь... ладно, забудь... ― Я смущенно дернула головой.

― Ладно! ― с легкостью согласилась она, а затем спешно распрощалась. Она пообещала во всех подробностях описать мне путешествие по Туннелю любви, и я не стала напоминать о необходимости пары для испытаний. Она специально заговаривала мне зубы. Что-то в нашем разговоре ― на каком именно моменте я не могла вспомнить ― насторожило Ти, заставило ее разыграть передо мной сцену и напялить маску.

На задворках сознания у меня мелькнула блеклая мысль, что я преувеличиваю, что я устала и везде вижу знаки и символы.

Я вздохнула, и, еще несколько секунд понаблюдав за тем, как Ти вприпрыжку скрылась среди людей, я направилась в противоположную сторону к колесу обозрения, где договорилась встретиться в обед с Греттой.

У колеса обозрения выстроилась очередь, не такая внушительная как будет вечером, и состоящая сплошь из мамочек с детьми. Здесь не полагалось призов, как в Туннеле любви или других конкурсах, зато открывался прекрасный вид на весенний город.

Я опустилась на лавочку и принялась ждать Гретту. В последний раз мы виделись во время зимних каникул, когда они с Крэйгом вернулись в Эттон-Крик на праздники, и с тех пор только созванивались.

― ТОЛЬКО СЕГОДНЯ! СКИДКА НА ПОСЕЩЕНИЕ ШОУ ИСЧЕЗАЮЩЕГО ЦИРКА!

Я проследила взглядом за девушкой-клоуном, вскидывающей руку со стопкой листовок. Сколько же их у нее? Или просто никто не берет? Я не отрывала взгляда от ее фигуры, и с тревогой отметила, что все, кто шел мимо, обязательно брал черно-белое приглашение. Они клялись, что обязательно придут на шоу. Они клялись, что придут, даже если бы не было скидки.

Меня бросило в жар так резко, что к горлу рванулся завтрак. Во рту почувствовался привкус выпитого лимонада, и я сжала зубы и зажмурилась. Резь в уголках глаз снова возобновилась, будто кто-то давил на них большими пальцами.

― Только сегодня! Шоу! Лучшее, что вы видели в своей жизни! Исчезающий цирк приглашает всех желающих совершеннолетних!

Слово «совершеннолетних» я услышала прямо у своего лица ― тихое и осторожное, ― и подскочила от неожиданности. Девушка-клоун нависала надо мной размытой безобразной фигурой, загородив солнце. Я отодвинула шляпу назад, чтобы взглянуть в ее лицо и едва не вскрикнула ― ее глаза на долю секунды показались мне черными провалами. Затем я поняла, что у девушки искусный макияж и самые жуткие в мире линзы.

Пока я смотрела на нее, похолодев от ужаса и забыв о тошноте, она протянула руку с листовкой, остальную стопку прижав к груди. Ногти девушки были длинными и изогнутыми как в фильме ужасов, выкрашенные черным лаком. Меня снова замутило от одного их лоснящегося на солнце вида, от несовместимости безобразного клоунского костюма, макияжа и этих ногтей.

― Приходите на шоу, ― сказала девушка. ― Только сегодня скидка. Лучшее шоу в вашей жизни, где оживут ваши самые потаенные желания.

«И страхи» ― добавила я про себя, но девушка закончила предложение на доброй ноте.

― Приходите, ― повторила она, по-доброму улыбнувшись, и я увидела, как моя рука тянется вверх и берет предложенное приглашение. Девушка отсалютовала мне и поскакала назад в толпу.

Смяв листовку, я кинула ее в карман сумки, затем снова нырнула внутрь в поисках таблеток. Мне позарез надо было пересчитать их количество. Возможно ли, что я пропустила сегодняшнюю таблетку? Точно ли я приняла дозу?

После того, что случилось утром в комнате во время прослушивания новостей, все остальные события вплоть до въезда в город и очередного бабушкиного срыва смазались кляксу невнятного цвета.

Я пересчитала таблетки ― одной не хватало. Прежде чем я всерьез подумала о том, что кто-то мог украсть эту таблетку, чтобы у меня был неясный разум, я проверила мобильный телефон ― ни одного сообщения от Гретты. Я снова засомневалась: а звонила ли она мне сегодня? Может быть мне это почудилось?

Проверив вызовы, я с облегчением вздохнула: Гретта звонила в половине девятого утра ― хоть это мне не привиделось. Я нетерпеливо набрала ее номер, но он оказался занят. Может позвонить Аарону? Ну нет, он с Полли, а она итак меня недолюбливает. Или позвонить Ирвингу? Он точно не откажется от...

Я остановила себя от очередной глупости.

Я хотела позвонить Ирвингу не потому, что мне было скучно, а потому, что мне вдруг стало страшно. Я беспричинно почувствовала себя в опасности среди бела дня в парке в толпе веселых людей.

Что со мной?

Чего именно я боюсь?

Занервничав, я прижала сумку к груди, наблюдая за толпой.

Мне надо успокоиться, надо дышать, надо сосредоточиться на чем-то другом.

Лихорадочно соображая, я достала из сумки записную книжку и открыла ее на чистой странице. Нужно убежать отсюда и немедленно ― в безопасность.

...

Кто-то коснулся моего плеча, и от неожиданности я вздрогнула и выронила ручку. На скамейку по обеим сторонам от меня опустились Аарон и Гретта. Увидеть их обоих после того, что я пережила внутри своей головы было еще более нереальным, чем все то, что случилось за несколько часов до этого ― призрак в моей комнате, безумие Грэйси, моя паранойя.

Гретта схватила меня в охапку и крепко сжала.

― Как же давно мы не виделись! Тебе идет эта шляпа! ― улыбнулась она. ― Знаешь, стиль этакого чудака-писателя, мне очень даже нравится! ― Гретта оглядела меня с головы до ног, а затем улыбка на ее губах поблекла, и в зеленых глазах появилась тревога. ― Эра, все в порядке? Ты такая бледная.

― Это шляпа, ― ответил Аарон. Гретта взяла меня за запястье, будто хотела проверить пульс. ― Принести тебе чего-нибудь выпить?

― Хорошая идея, ― снова влез Аарон, ― и мне чего-нибудь захвати!

― Очень смешно, ― иронично улыбнулась Гретта и, поднявшись на ноги, поспешила в сторону ярмарочных будок. Аарон наклонился ко мне и сказал: ― Взгляни на это.

Аарон достал из кармана отутюженных хлопковых штанов уже знакомую бумажку. Я взяла ее, час назад держала такую же.

― Здесь стоит отметка восемнадцать плюс, а время шоу после полуночи.

― Я это видела, ― сказала я, помрачнев.

― Это ты не видела, ― возразил Аарон. Я в недоумении глянула на него, наткнулась на серьезный взгляд, а затем вслух прочла обращение, напечатанное на листовке белой вязью:

ЗАХОДИТЕ ВСЕ

СТРОГО ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ

ШОУ, КОТОРОЕ ЗАПОМНИТСЯ ВАМ НАДОЛГО

ЗДЕСЬ ОЖИВУТ ВСЕ ВАШИ ПОТАЕННЫЕ ЖЕЛАНИЯ И СТРАХИ

(вход 18+)

― Ты не поняла, Эра, ― сказал Аарон шепотом и указал на картинки по обеим сторонам от надписи. Черно-белые клоунские морды, шатры, призрачные лица. ― Это выполнено от руки. Очень тонкая, по-настоящему профессиональная работа.

― Ну и что? ― спросила я, все еще ничего не понимая. Я вспомнила конфликт между продавщицей из палатки «волшебных снадобий» и местными. Они говорили, что Исчезающий цирк решил продавать на ярмарке помидоры и чистые овощи и фрукты только потому, что им не хватает денег на жизнь. ― Ну, значит они не так бедны, как все думают, раз у них есть средства, чтобы нанять художника, так?

― Нет, не так. ― В голосе Аарона мелькнуло нечто. Это было не раздражение и не зависть к таланту другого художника, а тревога, страх. ― Эра, у тебя есть такая листовка?

― Да. ― Я выудила из кармана сумки черно-белый комок и протянула Аарону. Я ожидала, что он поморщится, но он нетерпеливо развернул его и показал мне.

― Теперь видишь?

― Вижу, что? ― спросила я, глянув на листовки мельком. Одна была гладкой и красивой, а другая с заломами. Дольше одной секунды смотреть на них не хотелось ― в голове сразу начинал звучать голос девушки-клоуна: «Приходите».

― Эра, они разные, ― произнес Аарон членораздельно. ― Они абсолютно разные. Каждая листовка уникальна и со своим рисунком. Я не увидел ни одного похожего.

― И... что?

Аарон выругался, а затем поднял голову и, должно быть увидел, как к нам спешит Гретта, поэтому на выдохе выпалил:

― А теперь подумай, как они смогли нарисовать за такой короткий промежуток времени тысячу разных рисунков. Это планировалось заранее, или это волшебство, или...

Но Аарон не успел договорить, потому что рядом плюхнулась Гретта и протянула мне стакан с лимонадом. Второй стакан она протянула Аарону. Он замялся, и Гретта рассмеялась:

― Расслабься, трус, это я себе! ― она сделала огромный глоток и застонала от удовольствия. Затем шлепнула меня по плечу: ― Ну, что новенького? Грэйси, когда позвонила мне, была такой расст...

― Что?! ― перебила я, резко дернув головой. Гретта посмотрела мимо меня, видимо на Аарона, но я взгляд не отвела. ― Ты говорила с бабушкой? Когда? О чем?!

― Ну да не знаю... ― задумчиво пробормотала Гретта, откидываясь на спинку скамейки. ― Вчера? Или может позавчера? Если честно, эта неделя у меня слилась в один день. Мы с Крейгом переехали в новую квартиру и на работе полный завал...

Разве не это я слышала от Ти, разве не при помощи таких же слов она улизнула от разговора.

― Это важно, Гретта, ― настояла я. ― Пожалуйста, припомни.

Она тяжело вздохнула, закрыла глаза и задумалась.

― Это было позавчера, ― наконец выдала она, уставившись на меня в упор. ― Да, точно, это было позавчера, потому что миссис Кернс снова стала пугать стариков байками об адских духах, призраках и чудовищах, прячущихся под кроватью.

Я понимающе кивала. Гретта работала в Хейдене в доме престарелых. После того как мы пробыли там целое лето в качестве волонтеров, она решила, что это именно то, чем ей хочется посвятить свою жизнь. Кроме Крэйга и защиты природы. Я всегда думала, что важную роль в решении Гретты сыграла та самая старушка миссис Кернс, прикованная к инвалидному креслу. У миссис Кернс была целая коллекция жутких историй, и она всегда утверждала, что это не просто сказки для детей, а то, чему она была свидетелем.

«Вы еще узнаете, ― клялась она мне, мстительно улыбаясь, ― вы еще поверите мне, придет время!»

― Грэйси позвонила мне около семи утра, ― продолжила Гретта, ― и попросила уточнить у заведующего нет ли для тебя работы.

― Что?! ― выпалила я, и поморщилась, потому что Аарон крикнул свое «ЧТО» прямо в мое левое ухо.

― Да, ― Гретта кивнула, удивленная нашей реакции. ― А что здесь такого? Мы иногда созваниваемся...

― Она и словом не обмолвилась о том, что хочет... ― начала я, и замолчала, будто слова резко закончились, будто мне в самое горло запихали кляп.

Она хотела, чтобы я уехала, ― вот в чем правда. ― Бабуля Грэйси хотела, чтобы я уехала вместе с ней, и когда ее план провалился, она попросила Гретту о поддержке. Она знала, что мне тяжело будет отказаться от такого путешествия. Она попросила Гретту, но забыла об этом, как и обо всем остальном.

― Эра, я не буду говорить за Аарона, ― начала деловитым тоном Гретта, ― но ты меня действительно пугаешь.

Я не ответила, думая о том, как привести бабулю в чувство. Можно дождаться ее очередного срыва и уже тогда расспросить об Исчезающем цирке. Но кто-то уже забрался в ее мозг и знатно покопался там, ― что, если Грэйси больше никогда не вспомнит о том, что должна была мне сказать?

― Здесь творится что-то ужасное, ― наконец ответила я, и посмотрела на Гретту. Она не улыбалась, хотя мне показалось, будто ей хочется. ― Здесь, в Эттон-Крик. Что-то здесь не так, и это что-то началось с приходом Исчезающего цирка.

Когда я заговорила о цирке, Аарон как-то странно заерзал слева от меня, но оказалось, он всего лишь доставал мобильный телефон. Я снова отвернулась к Гретте.

― Бабушка знает что-то об Исчезающем цирке, ― сказала я. Гретта нахмурилась; она хотела возразить, но промолчала, позволив мне закончить. ― Когда я познакомилась с одним из циркачей и бабуля увидела его, ночью с ней приключился приступ и она собрала чемоданы, чтобы сбежать из города.

Аарон с долей возмущения воскликнул:

― Почему ты не говорила об этом?

― Может потому, что ты куда-то подевался? ― парировала я, а затем вскочила на ноги и нависла над друзьями, как гипнотизер. ― Ребята, бабушка что-то хотела мне рассказать. Она заставила меня пообещать не встречаться с Фокусником... это... тот парень из цирка... не имеет значения... А на следующий день когда я спустилась к завтраку бабушка уже и думать забыла о нашем разговоре. Она посчитала меня сумасшедшей.

Аарон потер шею, глядя на меня смущенно. Гретта тоже не выглядела вдохновленной моей речью. Они оба сомневались в моих словах, и, наверное, думали, как Грэйси ― что у меня не все дома.

Я заговорила еще быстрее, чтобы они не успели перебить меня; мысль бежала вперед слов, мне нужно было поскорее избавиться от них, разделить с друзьями.

― После этого, как я не упоминала цирк, бабушка вела себя так, будто ничего странного не происходит. А сегодня утром, когда мы ехали на фестиваль, дорогу нам преградил очередной зазывала с листовками, ― тут я выразительно взглянула на Аарона: уж он-то должен понять, о чем идет речь, ― и бабушку будто громом поразило. Она выглядела так, будто что-то начинает вспоминать. Еще немного позже, когда мы с Грэйси сидели на такой же скамейке, она хотела рассказать мне о том, что случилось, но будто кто-то в ее мозгу выстроил защитную стену.

― Эра, ты хоть понимаешь, как это... ― начал Аарон, но я с горячностью перебила:

― Конечно понимаю, но если бы вы видели все это своими глазами, то сразу бы поверили мне! ― Я плюхнулась на скамейку между ними и закончила. ― Если бы вы тоже столкнулись с чем-то необъяснимым и пугающим, то поверили бы мне!..

Гретта медленно, словно выискивая в разуме подходящие слова для предложения, сказала:

― Эра, ты хочешь сказать, что после того как в Эттон-Крик появился этот загадочный цирк, бабуля Грэйси хотела рассказать тебе какую-то тайну. Но кто-то из цирка узнал об этом, пробрался к вам в дом и стер ей воспоминания?

― Знаю, это звучит дико, но... ― я снова замолчала, но на этот раз не потому, что у меня перехватило в горле, а потому что вела сейчас себя как Скарлет.

Скарлет увидела в Исчезающем цирке исчезнувших десять лет назад родителей, Скарлет говорила с ними, Скарлет собиралась вызволить их из плена.

Я ведь тоже не поверила ей ― у нее бывали и раньше галлюцинации и видения, связанные с родителями: то ей казалось, будто они стоят на противоположной стороне дороги у входа в кинотеатр, и Скарлет мчалась следом, не обращая внимания на сигналы машин, то ей казалось, что они стояли на остановке и запрыгнули в автобус, и она бежала следом за ним.

Я такая же сумасшедшая, как она.

Я же то же сумасшедшая.

Только у нас разные видения, разные кошмары.

― Здесь сбудутся все ваши желания и страхи... ― пробормотала я.

― Что-что? ― спросила Гретта и Аарон тихо ей ответил:

― Это с пригласительной листовки на шоу Исчезающего цирка.

― А что если, ― снова вспыхнула я, вскакивая на ноги и оборачиваясь, ― вдруг это происходит уже сейчас?!

― Что происходит? ― Гретта недоуменно изогнула брови; она старалась выглядеть заинтригованной, но в ее зеленых по-кошачьи глазах плескалось сочувствие. Ей было жаль меня, как мне было жаль Скарлет. Я отбросила эту мысль, отложила на потом, чтобы оправдать себя, и сказала:

― Исчезающий цирк предупреждает: здесь сбудутся все ваши желания и страхи. А вдруг это уже происходит? Вдруг не обязательно идти на шоу, чтобы увидеть шоу? ― Я выразительно посмотрела сперва на Аарона, затем на Гретту. ― Вдруг шоу уже началось, началось в ту секунду, когда в городе появился цирк. Вдруг они могу вычислять наши тайные желания и мечты, вдруг они могут манипулировать нами?

― Эра...

― Нет, вы только послушайте, бабуля Грэйс никогда не остается на одном месте, и всегда куда-то спешит, будто бежит от чего-то. И как только появился цирк, ее желание сбежать обострилось. А Скарлет... ― я проглотила конец предложения, едва сдержавшись, чтобы не сболтнуть ее секрет о родителях. ― И я...

― Это как-то связано с тем, что вы залезли в Исчезающий цирк? ― спросил Аарон, и твердость его голоса ударили меня прямо под дых. Я отшатнулась, пораженная. Аарон изогнул бровь. ― Как я узнал? Скарлет мне обо всем рассказала.

У Гретты буквально отвисла челюсть ― конечно, она знала о том, что кто-то под покровом ночи проник на Исчезающий цирк, и даже если у нее мелькало такое предположение, что это могу быть я, она сразу же его отметала. Хоть я и люблю подобные авантюры, но никогда не стану подвергать свою жизнь опасности, ― вот что она думала.

― Скарлет сказала мне о Мирославе Костенкове, который погнался за вами. Его она описала и его я нарисовал. Этот парень, по ее словам, исчез в 1996 году в... э-э... Ята-Бохе...

― Я не понимаю, о чем вы вообще говорите! ― возмутилась Гретта. ― Эра, ты влезла в Исчезающий цирк?!

Все она понимала, просто верить не хотела. В ее глазах место сочувствию уступил гнев.

― Зачем ты это сделала? Ради сенсации?

― Я думала, что да! ― ответила я, резко глянув на нее. ― Но теперь думаю, что это была ловушка! Они заставили меня это сделать!

― Ты сошла с ума? ― не поверила Гретта, тоже вскакивая. ― Эра, как бы они заставили тебя? И кто они ― они?

― Исчезающий цирк! ― воскликнула я так громко, что идущая мимо почтенная пара стариков удивленно глянула в сторону нашей компании. Я с трудом снизила тон голоса. ― Вы не понимаете, а я все поняла! Исчезающий цирк позволил нам со Скарлет забраться туда, он позволил нам попасть внутрь, он хотел нас!..

Гретта и Аарон смотрели на меня со смесью ужаса и недоверия на лицах. Меня взбесили их маски, и я сжала кулаки.

― Никто не мог забраться в цирк, ясно? Об этом нет никаких сведений. Вы думаете, нам просто повезло? Нет, они специально это подстроили. Они открыли нам ход, дали шанс, потому что хотели этого. Они хотели, чтобы Скарлет... и я... И чтобы я нашла фотографию, и мы увидели...

― Стоп, стоп, стоп. ― Остановил Аарон, поднимаясь на ноги. ― Какую фотографию ты нашла?

― Я нашла...

― Ну? ― Гретта тоже приблизилась, заинтересовавшись.

Я была приятно удивлена, что еще недостаточно вышла из себя и могу держать язык за зубами. Но это стоит сказать, верно? Мы все в опасности.

― В одном из шатров я нашла фотографию Ти.

― Ти? ― переспросила Гретта.

― Ти, моя подруга, ― кивнула я, почувствовав, что гнев внутри меня перестает отсвечивать ярко-алым и сдувается как шарик, лишившийся воздуха. Коленки задрожали, тело стало тяжелым, и я плюхнулась назад на скамейку. Теперь передо мной стояли Гретта и Аарон.

― И что, что ты нашла там фотографию? ― спросил Аарон. ― Ты же не думаешь, что она тоже туда залезла, вместе со своим семейным альбомом, и решила устроить привал и пересмотреть фотки?

― Нет! ― отрезала я, снова сжав кулаки. ― Но эта фотография была точно такой же как у Натали. Да-да, твоей знакомой Натали Локвуд, ― подтвердила я с неконтролируемой злобной радостью. ― Я уже однажды нашла такую фотографию у одного из циркачей, а затем Натали пропала. Думаю, ты в курсе, ― я выразительно посмотрела на Аарона.

Гретта хмуро переводила взгляд с меня на Аарона и обратно.

― Что это значит? Я ничего не понимаю.

Мы с Аароном молчали, испепеляя друг друга взглядами. Я сдалась первой, уступив холодному зеленому цвету, и опустила голову к коленям. Мне стало стыдно за выпад, за то, что попыталась уколоть Аарона побольнее. Это не я.

― Прости, ― пробормотала я. ― Не знаю, что на меня нашло.

― И ты прости.

Мы снова уселись на скамейку, и некоторое время наблюдали за прохожими. В этот раз за пыльной стеклянной загородкой была не только я, и но и Аарон с Греттой. Я утянула своих друзей в серый мир, как Ирья Торд тащила за собой Матисса Левентона.

― Может тогда тебе действительно стоит уехать? ― осторожно предположила Гретта, косо глянув на меня в ожидании реакции. ― Если бабуля права, здесь нельзя оставаться.

Мне захотелось обвинить Гретту в том, что она говорит так только потому, что испугалась меня, но не потому, что поверила в мои слова, но я не хотела снова начинать конфликт, поэтому кивнула: «Может быть».

― Предлагаю закрыть эту тему и больше не поднимать, ― бодро сказала Гретта; таким же голосом она агитировала в старшей школе студентов защищать природу, бесплатно раздавая значки. ― Лично я в Исчезающий цирк ни ногой, а ты, Аарон?

― Ни за что. Будем обходить Исчезающий цирк и его палатки на ярмарке десятой дорогой.

― Обычно на такие мероприятия идут дети, разве нет? Им слишком страшно, они хотят пощекотать нервишки. А эти, из цирка, придумали ограничение поставить. Они давно видели современных студентов? Ха, пусть пройдут по коридору нашей старшей школы!

― А где Пола? ― вспомнила я; упоминание школы вызвало ассоциации с Полли. ― А как же Туннель любви?

― Туннель любви начнется позже, ― с кислым видом ответил Аарон, и мы Греттой рассмеялись.

***

― Приходите на шоу! В полночь начнется самое грандиозное шоу в вашей жизни!

Нам снова преградила дорогу знакомая девушка-клоун со стопкой листовок. Под удивленным взглядом Гретты Аарон взял одну для себя. На фоне закатного солнца, щедрой рукой разлившего над деревьями кислотную смесь яркого шафранового и баклажанного с лиловым, лицо Аарона казалось бледным, осунувшимся. По сравнению с остальными прохожими Аарон не касался веселым или хоть сколько-то заинтересованным в происходящим.

Он ненавидел фестивали и прочие шумные сборища. И особенно ненавидел их, когда исчезал его отец, а затем возвращался вместе с матерью, которая не появлялась на виду более десяти лет, и с полицейским, дочь которого считается пропавшей.

Аарон косился за спину, пока мы с Греттой с удовольствием гуляли по рынку, и выглядывал кого-то. Я решила, Аарон выглядывает детектива Локвуда. Час назад или около того, когда небо только занималось разноцветными цветами, детектив Локвуд вдруг преградил нам путь, неожиданно выпрыгнув из толпы, и манерно подозвал Аарона к себе. Тот подошел и что-то тихо сказал. Уши Аарона покраснели, скулы ожесточились, на них проступили желваки. Мне показалось, детектив Локвуд с удовольствием наблюдает за тем, как Аарон пытается защититься от его нападок. Я не выдержала и приблизилась.

― Все в порядке, Аарон?

― А. Да. ― Он дернул головой в мою сторону, будто с ним заговорил незнакомый человек из толпы, и затем снова посмотрел на детектива. На лице того стояло такое выражение, что мое сердце защемило от жалости ― Аарон был последней надеждой детектива Локвуда, но внутри он знал, что даже Аарон не поможет ему отыскать дочь.

«Если увидишь меня снова ― беги».

У Данте Тильманна Второго есть типаж жертв, прямо как у Криттонского Потрошителя. Криттонский Потрошитель выбирал в жертвы молодых брюнеток, а Данте ищет блондинок. Натали Локвуд ― блондинка, Ти ― тоже блондинка. И я блондинка.

«От тебя пахнет летом. И волосы у тебя нежного янтарного оттенка, цвета подсолнухового меда».

Я задрожала от этой немыслимой пугающей догадки, свалившейся на голову из ниоткуда. Казалось, она висела в воздухе кирпичом все это время, но только сейчас, когда в моих ушах прозвучал знакомый с хрипотцой голос Данте, этот кирпич шмякнулся на мою макушку.

Вдруг я тоже в его списке?

Нет, ― как и прежде я отвергла эту мысль. У Данте было много шансов сделать что-нибудь скверное: и в доме Харрингтонов, и в заброшенной постройке, где меня посетили видения о бедной девочке-подростке.

Он заманил меня в Исчезающий цирк не просто так, ему что-то нужно от меня.

Я почувствовала, что запуталась и вынырнула из размышлений, решив дать себе передышку.

Гретта как раз в этот момент подозвала меня к одному из деревянных теремков ярмарки. Протиснувшись через толпу, я приблизилась и увидела на прилавке множество разноцветных деревянных кукол.

― Как думаешь, Скарлет это понравится? ― Гретта продемонстрировала мне куклу-клоуна с деревянными ножками и ручками, с безобразно-длинной шеей и рыжей копной волос. Клоун мог похвастаться ярко-красным костюмом с белыми помпонами-пуговицами, белыми непропорционально большими башмаками и россыпью веснушек на щеках и носу. Гретта наклонилась ко мне и доверительно шепнула: ― Он напоминает сама знаешь кого.

― Да, ― согласилась я, осторожно беря куклу и разглядывая со всех сторон. ― Скарлет, если увидит этого клоуна, сразу же вспомнит Ирвинга и шмякнет его обо что-нибудь тяжелое.

― Она до сих пор его ненавидит? ― удивилась Гретта. ― Столько лет прошло. Мне казалось, я видела их вместе сегодня.

― Нет, вряд ли, ― ответила я, оставляя куклу на прилавке и вновь вливаясь в толпу. Гретта крикнула, чтобы ее подождали ― она все-таки решила приобрести куклу-Вуду на Ирвинга.

Через пять минут она присоединилась к нам с Аароном. Он не был доволен, передвигаясь вплотную к незнакомцам, и выглядел еще бледнее, чем прежде. Мы поспешили покинуть ярмарку, пока Аарона не стошнило на что-нибудь или кого-нибудь.

Гретта, шелестя пакетом, в котором мотылялась из стороны в сторону деревянная кукла, схватила Аарона под локоть и буквально вырвала его из толпы на просвет, образовавшийся у одного из арочных ходов.

Под ним стоял зазывала Исчезающего цирка, скандирующий знакомые слова:

― В полночь! Если тебе есть восемнадцать, друг, заходи на шоу!

Ты удивишься, увидев размах представления!

Здесь сбудутся ваши желания и страхи, долой разговоры!

Приходи на шоу, приходи на шоу!

― Занятная песенка, ― пробормотала себе под нос Гретта. Аарон отдернул свою руку и отшатнулся к арке, где вероятность столкнуться с кем-то снижалась к нулю.

― Я думал, еще секунда и меня стошнит. Меня укачало.

― Мы вообще-то были в толпе, ― выразительно сказала Гретта, поглядев на Аарона как на психа.

― Спасибо, я понял. Ненавижу толпы. Мне всегда кажется... ― доверительно начал он, но был прерван возбужденным возгласом Гретты:

― Гляньте туда! Ух-ты, я хочу туда!

Мы обернулись, и даже Аарон, заинтересованный, перестал страдать тошнотой. Он отнял руку от сердца и выпрямился.

На фоне чернеющего неба за аркой зловеще вырисовывался черный конусообразный шатер с распахнутыми полами, украшенными тяжелыми желтыми кистями.

Исчезающий цирк, ― подсказала интуиция.

У шатра стоял рекламный щит, на котором было написано: «ПРЕДСКАЗАНИЯ СУДЬБЫ».

Туда Гретта и собралась войти. Она уже сделала несколько шагов, когда я, опомнившись, схватила ее за запястье и оттащила с дороги, по которой текла вереница увлеченных толпой людей. Гудение стояло невообразимое, на его фоне все еще играла песенка каллиопы, в уши вбивался стишок зазывалы Исчезающего цирка.

― Не ходи туда! ― громко сказала я, перекрикивая толпу. ― Давай туда не пойдем? Аарон? ― я посмотрела на него в поисках поддержки. Его передернуло от отвращения.

― Я итак знаю свою судьбу, ― сказал он, глядя с нескрываемой неприязнью на шатер гадалки. ― Спасибо, обойдусь. Мне чудес хватило на всю жизнь.

Последнее его предложение я не поняла, но обрадовалась, что он на мое стороне и обернулась к Гретте. Она была непреклонна, темно-рыжие брови упрямо сошлись на переносице.

― Нет, мы идем туда немедленно. Вы, ребята, ходите испортить мне праздник, ― обвинила она, а затем развернула, и напролом зашагала через толпу к злосчастному шатру, так неудачно возникшему поперек нашего пути.

Мы с Аароном переглянулись с болью во взглядах и последовали за подругой. Гретта уже скрылась за портьерами, украшенными кисточками, оставив после себя легкий аромат духов с ноткой цитруса, смешанный с запахом нагретых на солнце волос.

― Я туда не пойду.

― Я одна не ступлю на порог, Аарон.

― Ну где вы там? ― из темноты вынырнула Гретта и негодующе посмотрела на нас. ― Хватит валять дурака, я одна здесь выгляжу по-идиотски.

Она снова захлопнула портьеры и скрылась во тьме шатра. Мы с Аароном снова переглянулись и, не сговариваясь вошли внутрь.

Я взяла Аарона под локоть, и в этот раз он не возражал против прикосновений. Шагнув внутрь меня прошило насквозь чувство дежавю. Бусины дежавю нанизались на нить моего сознания, ошпарив изумлением.

Сразу вспомнился цирковой шатер, где я нашла фотографию Ти и встретила Данте Тильманна второго, сразу же вспомнился заброшенный дом, где Данте Тильманн Второй подарил мне чудовищную порцию вдохновения для депрессивных сцен с участием Ирьи Торд.

― Эра, ты чего? ― шепнул Аарон. Я очнулась и, проморгавшись, поняла, что шагнула не в темноту, как мне казалось. Все остальное дорисовал мой мозг, но то, что я увидела, полностью соответствовало моим представлениям о логове гадалки.

Комната, куда мы попали, была круглой и просторной, с задрапированными стенами фиолетовой и синей тканью. На ткани серебрилась хаотичная россыпь больших и маленьких звезд. Потолок терялся в темноте, ― видно было только отдельные клочки шатра: круглый стол с накидкой, за которыми сидела гадалка и Гретта, ящики вдоль стен шатра, такие как делали в старину ― с большими навесными замками и изогнутой крышкой на подобие огромных шкатулок. Наверное, в них хранилась ведьминская атрибутика.

― Присаживайтесь, ― раздался голос из темноты, и я почувствовала, как Аарон вздрогнул. Я выпустила его локоть из своей руки и оглянулась вокруг. Присмотревшись и увидев у загадочных ящиков большие пуфы, я приблизилась к одному и удобно устроилась, вытянув ноги. Аарон присоединился ко мне, кинув на мои колени пакет с куклой Гретты, которую она оставила на его пуфе.

― Итак, когда мы все в сборе, ― начала гадалка тягучим, насыщенным как густой томатный сок голосом, ― мы можем приступить к предсказаниям. Начнем с тебя, Гретта.

― Как вы узнали... ― возбужденно подскочила она на своем пуфе, едва не вырвав из руки гадалки ладонь.

― Я знаю все.

Ну да, ― подумала я, едва не хмыкнув вслух, и с ужасом увидела, что женщина, которая до сей минуты обращала внимание только на Гретту, медленно повернула голову и воззрилась на меня пустым, ничего не значащим взглядом.

Меня вновь обожгло дежавю: точно так же смотрел Данте Тильманн ― будто читал мои мысли, знал наперед, что я собираюсь сказать, предвосхищал мои мысли. Прочистив горло, я опустила голову к коленям и притворилась, что хочу засунуть в сумку пакет с куклой Гретты. Рожденный шелест заставил меня поморщиться, но отступать было поздно. Извинившись, я запихала пакет внутрь и выпрямилась. Мои щеки пылали, Аарон уставился на меня как на пришельца. Он явно надеялся провести время в шатре гадалки, не привлекая к себе внимания.

― Прекрати, ― попросила я одними губами, и он с хмурым видом отвернулся.

Я продолжила оглядывать шатер гадалки, удивляясь: снаружи он казался небольшим, а внутри ― просто огромным, так, что не было видно потолка. Он мог быть еще больше, подумала я, представив, что темная шелестящая ткань вдоль стен скрывает ходы в тайные комнаты.

Волшебный шатер.

― Ты встретишь мужчину с двумя сердцами, ― внезапно услышала я в голове голос, и, подскочив от неожиданности, едва не шлепнулась с пуфика на пол.

― Что?!

― Что? ― удивился Аарон.

Я покрутила головой, глянув сперва на него, а затем на гадалку. Она смотрела прямо в мое лицо, хотя в жидких сумерках шатра я с трудом могла разглядеть ее, сидящую в нескольких метрах от меня за столом.

Гретта спросила:

― Простите, Нафиса, что вы сказали?

― Эра Годфри, ты встретишь мужчину с двумя сердцами, ― повторила гадалка, но в этот раз ее голос звучал извне. Я расслабила плечи, но кожа головы все еще зудела от неприятных мурашек.

Гретта усмехнулась:

― А его зовут не Доктор Кто?

Гадалка глянула на нее, и Гретта смущенно извинилась и опустила голову к руке, которую та держала.

― Мне не нужно предсказание, ― сказала я спокойно, но Нафиса покачала головой:

― Вы вошли в мой шатер и теперь находитесь на моей территории. А на вывеске сказано, что каждый, кто входит на мою территорию, получает предсказание.

― Я не заплатила ни...

― Ты встретишь мужчину, ― перебила Нафиса твердо, будто я спорила с ней. Я поднялась на ноги.

― Спасибо, но мне это не интересно. Я зашагала к выходу, дрожа внутри от страха, что не смогу ступить на освещенную фонарями и закатным солнцем парковую дорожку.

― Эра, стой! ― крикнула Гретта, затем послышались слова извинения, и они с Аароном вывалились из шатра, с таким ошалелым видом, будто выпрыгнули из движущегося поезда. ― Что это было? Чего ты распсиховалась? Это всего лишь шоу.

Шоу, где сбудутся все ваши желания и страхи, ― закончила я про себя.

Я протянула Гретте пакет с куклой для Скарлет.

― Прости, мне стало не по себе. Я же говорила, что не хочу туда идти. Ты не почувствовал ничего странного? ― спросила я, оборачиваясь к Аарону. За его широкой спиной горизонт уже лишился розовых и оранжевых линий, оставшись насыщенного фиолетового цвета.

― Нет, ничего. Кроме обычного омерзения от того, что я не мог в достаточной степени понять, где именно нахожусь. Вдруг там пауки надо мной были?

― Какие еще пауки, ― буркнула Гретта, совсем расстроившись, ― они же только открылись.

― А такое ощущение, что... ― начал Аарон, но замолчал. ― Ты права. Но когда я вошел туда, мне показалось... что я... не знаю... Эра, ― он глянул на меня в поисках поддержки.

― Это все казалось реальным, ― закончила я за него, глядя на Гретту. ― Когда мы вошли в шатер, она уже знала наши имена, а это не может быть розыгрышем. Что она тебе предсказала?

― Да всякую чушь, ― отмахнулась она, и, вздохнув, пошла по тропинке в центр веселья, откуда доносилось больше всего шума.

Когда я отошла на несколько шагов от палатки Нафисы, оставив ее позади как одно из отвратительных воспоминаний, которые даже не стану заносить в дневник, чтобы оно нигде не осталось, в моей голове снова зазвучал тот самый бескомпромиссный жуткий голос:

― Ты уже встретила этих мужчин, Эра Годфри.

***

Мы заняли один из крайних столиков в уличном кафе, и Гретта побежала делать заказ. «Пиццу! Я хочу пиццу!» ― твердила она как заведенная. Я обрадовалась, что неприятный эпизод с гадалкой не омрачает больше нашу компанию. Когда мы с Аароном остались наедине, я наклонилась вперед и спросила:

― Аарон, где Полли? Не обижайся, но это немного подозрительно, что она... ни разу не позвонила тебе.

― Она уехала к бабушке, но вернется на этот чертов квест любви.

.― К кому-к кому уехала? ― не поверила я. ― К какой бабушке? Сегодня?

Слабо верилось, что Полли решила пропустить начало Весеннего фестиваля из-за своей бабули. Аарон потер шею.

― Я не шучу, она уехала к своей злобной бабке.

― Та, что в деревне у Криттонского ручья?

― Угу-мс, ― подтвердил Аарон, как-то невесело, и сделал глоток из бутылки с водой. ― В последнее время... а впрочем неважно...

― Очень даже важно! ― возразила я, пододвигая стул поближе. Пластмассовые ножки шкарябнули цементный пол, и я поморщилась от вибрации, раздавшейся по всему телу.

― Можешь убрать это репортерское любопытство с лица? ― попросил Аарон, нахмурившись. Я поджала губы.

― Это мое обычное лицо. Я люблю тебя, и только хочу узнать, как у тебя дела. Прости, что привыкла действовать напрямик.

Под моим внимательным взглядом Аарон ссутулился, сморщился как чернослив, и накрыл лицо ладонями.

― Объяснишь, в чем дело? Это из-за Полли?

― Нет, у нас с Полой все замечательно.

― Тогда что?

― Давай поговорим позже? ― попросил он, выпрямляясь и глядя поверх моей головы. К нам с подносом спешила Гретта. Так значит, Аарон хочет поговорить насчет Исчезающего цирка; он и раньше хотел что-то рассказать и начал издалека ― с их листовок, но Гретта с напитками перебила его.

― Хорошо, ― сказала я одними губами, и он заметил и кивнул, одновременно убирая со стола локти, чтобы было куда ставить поднос.

― Ура, пицца! ― воскликнула Гретта, плюхаясь на пластмассовый стул. Я поморщилась, от воображаемой вибрации и скрипа, и потянулась за стаканом со своим лимонадом. ― Вечерок сегодня отменный, а? Не считая Нафисы и ее туманного предсказания... А где Пола, Аарон? Я была бы не против поболтать с ней, ха! ― воскликнула Гретта, коварно ухмыляясь.

Аарон попросил, по-прежнему выглядя выжатым как лимонная корка:

― Оставь ее в покое, она у своей бабушки.

― У этой злобной ведьмы, которая не захотела... ― начала было Гретта, а затем возбужденно воскликнула: ― Точно, я и забыла об этом моменте! Это же бабка Полы позвонила нашему директору в средней школе и пожаловалась, что я эксплуатирую ее внучку! Я всего лишь попросила Полу раздать значки «Вместе защитим деревья!» на научной ярмарке биологов! Ну что за чушь...

Гретта продолжила ругаться себе под нос, отрезая пластмассовым прозрачным ножом кусок сочной пиццы, а мы с Аароном переглянулись. Мне снова стало спокойнее, как и раньше ― как в школе, когда единственной моей проблемой было посещение школьного психолога и невозможность спрятать от Грэйси свои жуткие рассказы. Она показывала их родителям и орала: «Это все из-за вас!»

Странно, почему это воспоминание так резко всплыло?

Меня бросило в жар, между лопаток будто кто-то приложил горячую влажную тряпку. Я передернула плечами, наблюдая, как Гретта со смехом пытается отнять у Аарона его напиток и поймать трубочку губами.

Воспоминание, как бабуля Грэйси орет на отца, с каждой минутой становилось все ярче, но оно не было моим. Это было не воспоминание, а вышедшее из-под контроля воображение; и вот я снова стою в запертой при помощи куска газеты комнаты, смотрю на светловолосую девочку, которая зажала уши ладонями; я оборачиваюсь к дверям, толкаю их и мчусь на кухню; вижу сквозь стеклянные ребристые вставки размытые обнаженные тела на полу, и хочу заорать: «Хватит! Это все из-за вас!»

Продолжая пребывать между видением и реальностью, я достала записную книжку и сделала заметку в несколько предложений. Конечно, все должно было случиться из-за них, из-за родителей.

Затем я вспомнила Матисса Левентона, так напоминающего мне Данте Тильманна Второго; теперь уже Матисс вместо меня мчался по коридору к кухне; теперь он видел распластанные на полу тела родителей своей подруги; он был в гневе, его темно-карие глаза, коньячного цвета, отразившего горстку звезд, были полны злобы и отчаяния.

Он ничто по сравнению с ними.

Он никто.

А вот если бы он смог... он смог стать...

Мысль крутилась вокруг меня, и я собиралась схватить ее.

― Мне нужно в туалет! ― крикнула я, вскакивая на ноги.

Аарон и Гретта поглядели на меня со странными лицами.

― Спасибо, что объявила об этом на все кафе, ― с сарказмом сказала Гретта.

Конец ее предложения я расслышала сквозь толщу шума, накинувшую мне шапку на голову ― я уже мчалась в сторону туалета. Вбежав внутрь здания и протолкавшись через кучу народа, ждущую свою порцию фаст-фуда, я выскочила через черный ход и оказалась с другой стороны кафе.

Бросившись бегом к ближайшей незанятой скамейке под ярко-горящим фонарем, я плюхнулась на нее, достала из сумки ноутбук и едва не отломала экран ― так поспешно рванула его от себя.

Автор Эра Годфри: часть 10

День Города

Этот день значил одно ― до конца лета осталось полтора месяца, а значит Матисс Левентон уедет через пятьдесят один день в университет. Он сказал Ирье по секрету, что вообще не хочет идти учиться. Он хочет работать, он хочет увидеть мир, он хочет понять, что ему интересно, а что нет. Ирья подумала, что будь у нее возможность уехать из родного дома по важной причине, она бы сделала это, не сомневаясь. Собрала бы чемодан и прыгнула в поезд. Но Матисс Левентон не она, он был полон сомнений, ярких фантазий, постоянно колебался как маятник, прыгал из одного состояния в другое.

Все случилось именно на празднике.

Когда в город приехал цирк-шапито. Утром Ирья и Матисс гуляли по блошиному рынку, рассматривали всякий хлам, найденный на чердаках и в подвалах старого дома. Ирье понравился медный винтажный чайник с изогнутым очень тонким носиком, а Матисс застрял в палатке мастера резьбы по дереву. Он долгие сорок пять минут рассматривал рамки для фотографий, стулья и кресла-качалки, деревянную посуду и прочее, и его глаза светились от мальчишеского возбуждения.

Ирья уже готова была услышать его решение стать подмастерьем и научиться подобным штучкам, но он не произнес заветных слов. Ирья отлично знала его характер, и знала, что если уж Матисс пример решение, то его никто не переубедит.

Они гуляли по рынку до обеда, а затем вдруг воздух взорвался приветственной музыкой и выкриками: «Представление! Сегодня же! Дамы и господа!, ― возбужденно кричал голос, усиленный громкоговорителем, ― Этот день вы никогда не забудете! Слоны, обезьяны, необузданный лев, жирафы и другие животные, с которыми вы можете познакомиться в нашем цирке! Представление! Прямо сегодня! На Пустоши! Представление! Клоуны и трюкачи, акробаты и пантомимы! Вы попадете в волшебный мир!».

Матисс и Ирья изумленно уставились друг на друга. Мимо медленно проехал большой яркий автомобиль, полностью разрисованный желто-красными куполами, огненными кольцами и львами разных размеров, жонглирующими клоунами. А затем обзор ей преградил высокий круглолицый мужчина в костюме клоуна. Он сунул ей в руку цветную листовку и улыбнулся:

― Приглашаем вас, милая леди! И вас, молодой господин! ― Клоун сунул в руку Матиссу, который был выше его на голову, точно такую же листовку. Вдруг клоун помахал Ирье и, не успела она и глазом моргнуть, как в его руке появилась настоящая, благоухающая роза не тонком стебле. Она изумленно ахнула и приняла протянутый ей подарок. Руки клоуна были в перчатках, и она уж было подумала, что он как-то достал цветок из них, хоть это и было невозможным. Матисс тоже жутко удивился. Его карие глаза стали огромными, точь-в-точь такими, как когда он бродил по лавке с матера резьбы.

― Ой, ой, совсем не то, не то! ― сокрушенно пролепетал клоун, выхватывая из рук Ирьи розу. ― Сегодня ваш цветок ― улыбчивый подсолнух! ― воскликнул он, и она вновь не успела заметить, как роза в ее пальцах превратилась в подсолнух. И она не заметила, как вокруг нее, Матисса и клоуна собрались люди поглазеть на представление. ― Ну же, милая девушка, улыбнитесь! Возможно вы хотите много подсолнухов?

Он взмахнул руками, и их троих окатило волной желтых лепестков. Это было настоящим волшебством. Люди удивленно и радостно заохали, а затем отовсюду послышались аплодисменты.

Клоун карикатурно поклонился в разные стороны, сделал реверанс и, подхватив в воздухе лепесток, протянул его Ирье. Она поблагодарила, чувствуя, как на губах расцветает улыбка, и клоун исчез в толпе. Матисс подступил к подруге ближе, чтобы взглянуть, что дал ей клоун, и когда она раскрыла ладонь, там лежала все та же крохотная роза.

― Какой странный клоун, ― пробормотал Матисс, но тон его голоса был таким воодушевленным, что было понятно, что это комплимент. ― Ты улыбаешься.

Она не сразу поняла, что он говорит с ней, а когда с трудом отвела взгляд от розы в ладони и посмотрела в его глаза, увидела в них робкую надежду.

― Мне было весело! ― усмехнулась Ирья, и впервые за долгое время она была на все сто процентов искренней. Когда клоун подошел именно к ней, заметил ее в толпе и сказал такие странные слова про улыбку, ей показалось, будто он знает, что ее гложет, знает, в какой яме она находится. Клоун смог поднять ей настроение всего лишь за пять минут, тогда что случится, если она посмотрит шоу цирка полностью? Вдруг она излечится с его помощью?

― Я хочу сходить, ― сказала она, глядя клоуну вслед.

― Я тоже! ― воскликнул Матисс. ― Ты уверена? Ты хочешь сходить? Ты ведь не любишь...

― Нет, нет, хочу, ― уверенно закивала она, сжимая розу в кулаке. Она решила, что засушит ее и сделает аппликацию. ― Я думаю, там будет весело. Правда ведь?

― Еще бы! ― пообещал Матисс, предвкушая интересное шоу. Выглядел он при этом так, будто сам собрался выступать на арене цирка.

Это был самый обычный цирк. И все трюки были лишь трюками, а не волшебством. И звери были обычными зверями. И работники были обычными. Но Ирья, Матисс и все остальные следили за представлением затаив дыхание. На один краткий миг они были просто детьми.

Матиссу не нужно было срочно выбирать дорожку, по которой он шагнет в «светлое будущее», как говорила мать, ему не нужно было уезжать из родного города и дома, ему не нужно было бросать Ирью наедине с ее домом.

Здесь и сейчас ему было восемнадцать, и он следил за людьми на сцене широко распахнутыми глазами и искренне смеялся. В особенно удивительные моменты он неосознанно сжимал ладонь Ирьи, но она этого даже не замечала ― тоже была поглощена циркачами.

Все было так, как обещал клоун. Ей нужно было улыбнуться, и она улыбалась весь вечер. Они с Матиссом покатились со смеху, увидев пушистую собаку, которая надменно прогуливалась по арене, а затем сделала в воздухе кувырок и забралась своей проводнице на плечи. Женщина в микрофон, прикрепленный к яркой зелено-красной рубашке, попросила ее вести себя сдержаннее, и Анфиса (собака) соскочила с плеч хозяйки назад на пол. Она и Матисс ужаснулись, увидев на арене крокодилов, быстро перебирающих кривыми лапами в сторону людей на трибунах. Первые ряды вскочили, готовые бежать со всех ног, а Матисс так вцепился в пальцы подруги, что чуть не сломал ей пальцы.

Они забыли обо всем, забыли позвонить родителям и предупредить, что не придут на ужин, забыли о надвигающемся конце их последнего лета перед университетом Матисса и выпускными классами Ирьи. Они съели сладкую вату на двоих, причем Ирья отобрала у друга большую часть. А взамен она всучила Матиссу свой хот-дог, который оказался слишком острым. Когда они передавали друг другу бутылку с колой, стоя уже у большого красно-желтого шатра, Матисс вдруг бросил:

― Я пойду учиться в цирковую школу.

Ирья поперхнулась водой и громко закашлялась, морщась от боли в горле. Матисс вежливо похлопал ее по плечу, да так, что она едва не выронила из рук бутылку.

― Нет, ― пробормотала она. ― Матисс, твои родители ни за что тебе не позволят совершить такую глупость. Цирковая школа? Они скорее убьют тебя.

― А мне все равно, ― сказал он, сияющими глазами глядя на нее. ― Ты ведь видела этих людей. Они ведь... они творят волшебство! Не говори только, что сама не почувствовала, как время остановилось где-то за пределами этого шатра. Там все по-другому.

Его широкая улыбка не могла угаснуть ни из-за скептического выражения лица подруги, ни из-за ее предупреждений, произнесенных шепотом («Твои родители не позволят»), ни из-за какого-то местного хулигана, который пихнул его плечом и сказал проваливать с дороги.

Матисс лишь переступил с ноги на ногу, отодвинулся от входа в шатер, увлекая Ирью следом за собой за хрупкие запястья, и продолжил:

― Ты только подумай, ― гипнотически говорил он, ― я стану лучшим фокусником всех времен! Лучшим иллюзионистом!

Вокруг площадки, где расположился цирковой шатер, горели огоньки, подвешенные по периметру на специальных проводах, но, несмотря на освещение, Ирья не могла видеть ни цвет глаз Матисса, ни выражения его лица, но голос, охрипший от возбуждения и сдерживаемых эмоций, давал бесконечно много информации.

― Ирья, ― он взял ее за плечи, ― разве это не здорово? Мне вдруг впервые в жизни захотелось чего-то достичь!

Она прикрыла веки, сдаваясь; знала, что в темноте Матисс не заметит ее потерянное лицо, не увидит сведенные в сожалении брови и сжатые губы. Она сжала губы так крепко, чтобы не сказать Матиссу, что этого не будет. Ничего из того, о чем он мечтает. Его родители ни за что не позволят ему отправиться в цирковую школу. Он должен стать адвокатом, врачом, генералом ― кем угодно, только не каким-то фокусником!

Но она пересилила себя и крепко взяла Матисса за запястья, ― его руки все еще покоились на ее плечах, ― и сжала, как бы говоря, что поддержит его в любом деле, в любом начинание. Ведь они лучшие друзья. Матисс ― часть ее семьи. Лучшая часть.

***

Я закончила сцену и смогла вздохнуть. Перед глазами стоял Данте Тильманн Второй, высокий, стройный, с тростью ― Фокусник, который раньше был обычным парнем, который любил девочку, которую хотел спасти.

Он видел, что с ней делают ее родители, он хотел вытащить ее из безнадеги, поднять на поверхность, заставить жить. Удалось ли ему выкорчевать из сердца Ирьи Торд гниль, удалось ли ему препарировать ее, излечить?

― Эра!

Я обернулась, вспыхнув от стыда: к скамейке торопливо приближались Аарон и Гретта. На лицах обоих был шок, если не ужас.

― Мы тебя обыскались, мы думали, что тебе стало плохо в туалете. Тебя не было больше часа! Если бы бармен не сказал нам, что ты вышла через черный ход, мы бы позвонили в полицию! Твоей бабушке! Ирвингу!

― Простите, ― я поднялась на ноги, закрывая ноутбук и укладывая его в сумку. ― Просто на меня нахлынуло вдохновение. С ним нельзя бороться.

― Ты это серьезно? ― Гретта недовольно изогнула бровь. ― Ты нас напугала до чертиков, потому что тебе захотелось посидеть на лавочке и поработать над книжкой?

― Не говори так, это серьезно, я собираюсь...

― Написать самый грандиозный роман всех времен и народов, ― закончила она, хмурясь. ― Мы думали, ты умерла в том туалете, понятно? Так что больше так не делай!

Я сжала зубы, разозлившись не то на них, не то на себя.

― Могли бы позвонить!

― Ты забыла телефон на столе! ― взорвалась Гретта, будто только и ждала, когда я повышу голос. ― Это не смешно! Больше так не делай!

― Ладно, успокойся, ― попросила я, заливаясь краской.

Они с Аароном не просто так приклеились ко мне, ― дошло до меня наконец-то. Это Грэйси попросила их следить, чтобы со мной ничего не случилось, убедиться, что я принимаю таблетки и не впаду в очередную истерию как...

― Давайте забудем, ― предложил Аарон, подходя ко мне и закидывая руку на плечо. От его теплого тела рядом стало спокойнее, меня тронуло, что он, несмотря на неприязнь к прикосновениям, решил подбодрить меня.

― Мне пора, ― сказала Гретта, глядя на меня напряженно. Она сморгнула и исправилась: ― Я имела в виду, что мне действительно пора, а я не сбегаю из-за раздражения, хоть я и раздражена.

Она подошла ко мне, цепко обняла, а затем отстранилась.

― Мы с Крэйгом договорились встретиться в восемь часов, думаю, он уже ждет.

― Мы еще встретимся до твоего отъезда? ― спросила я. Гретта улыбнулась, поклявшись, но не покинет Эттон-Крик, пока мы не объедимся мороженым и не соберемся еще раз целой компанией как в старые добрые времена. Прежде чем убежать на свидание со своим парнем, Гретта подошла ко мне, взяла за руки, и сказала:

― Не обращай внимания на слова Нафисы, ладно? Не забывай, наша семья что-то да знает о ведовстве, так что если захочешь получить настоящее предсказание, можешь встретиться с моей бабулей. Она давно мечтает поговорить с тобой по душам, ей не дает покоя твое одиночество.

Я не оценила шутки, спросив:

― Так ты не веришь в то, что сказала гадалка?

Гретта уже собиралась ответить; она открыла рот, а ее глаза забегали по моему лицу, будто пытаясь понять, насколько серьезно я отношусь к этому вопросу. Но тут у нее зазвонил мобильный телефон, и она с плохо скрытым облегчением замахала мне рукой, пообещала закончить разговор в следующий раз, «если я захочу», и убежала, раскручивая пакет с куклой для Скарлет из стороны в сторону.

Я обернулась к Аарону ощущая болезненную опустошенность, будто лишилась одной руки или ноги.

― Скоро начнется квест, ты идешь?

Аарон склонил голову к плечу, с сарказмом спросив:

― Ты же хотела остаться одна и поработать над книгой, разве нет?

Аарон должен был понять меня, ведь он художник, он любит одиночество; но он не понимал, или не хотел понять. Я уже вернулась в реальность, я вновь стояла на асфальте, ощущала твердость под ногами и не хотела идти назад в мир Ирьи Торд, наполненный паршивыми родителями, жертвами Криттонского Потрошителя, невозможностью коснуться того, кого любишь.

«Ты боишься близости» ― разве не так сказал профессор Стоун?

― Я пошутил, Эра, ― наконец сказал Аарон. ― Я знаю, насколько книга для тебя важна.

Нет, не знаешь, ― хотела возразить я, но сжала зубы, слабо улыбнувшись.

Я и сама не подозревала, как эта история станет пугать меня. Я привнесла туда слишком много себя, и теперь не знаю, где заканчиваюсь я и начинается она. Может быть и не было того разговора между Грэйси и родителями, когда она обвиняла их в том, что они во всем виноваты?

Может быть я придумала его, может вообразила в голове, слишком погрузившись в мерзкий мир Ирьи Торд, мир, который был мне чужд, о котором я знала слишком мало, а потому приходилось откапывать в глубинах себя чернь?..

― Ох, Полли звонит, ― вырвал меня из раздумий голос Аарона. ― Прости, секунду, ― сказал он мне и ответил на звонок.

Через пять минут я осталась одна, лишившаяся обеих рук и ног. Мне одновременно и хотелось, и не хотелось погружаться в роман; было страшно, что еще мне придет на ум во время работы, какие еще ложные воспоминания родятся в моем мозгу.

Отвернувшись, я зашагала в сторону чертового колеса, освещенного целой кучей фонарей. Музыка, играющая на площади, была веселой, и я понадеялась, что она прогонит дурное предчувствие, бегающее мурашками по коже.

Встав в очередь на колесо, я вспомнила, что Аарон хотел что-то рассказать, что-то, связанное с Исчезающим цирком. Но сейчас, в свете газовых фонарей и закатного неба, мне вдруг расхотелось слушать его.

Будь его слова настолько важны, разве он забыл бы о нашем разговоре? ― подумала я, лениво наблюдая за прохожими.

Состояние опустошенности углубилось внутрь. Будто целый день я тяжко работала, и наконец-то настала пора веселиться, а сил нет. Я подумала о бабуле Грэйс ― где она, и что с ней, подумала о Скарлет, подумала о Ти. И внезапно почувствовала себя такой одинокой.

У них есть еще кто-то кроме меня, кто-то важнее меня.

У меня нет ничего.

Разве можно винить меня за то, что я...

Я прервала мысль, ведь возможно у меня никого нет, потому что я не даю шанса? Может быть я боюсь близости, профессор Стоун был прав?

Я остановила себя снова, испугавшись того, что мои сны приобретают реальный вес. Это был только сон, со мной говорило подсознание. Уставшее и обездвиженное подсознание. Это оно говорило, что мне одиноко, оно говорило, что я боюсь близости.

Я ничего не боюсь.

Перед глазами всплыло лицо Данте Тильманн Второго, его исковерканное лицо, опошленное шрамом, чистота глаз. У людей с такими шрамами, с такими лицами не должно быть таких искренних и добрых глаз. Это значит, что человек, вроде Данте не встречал на своем пути злобного презрения, осуждения внешности и насмешек.

А откуда мне об этом вообще знать? ― снова осадила я. Я чувствовала интуитивно.

Мне только казалось, что я знаю, каково жить людям со шрамами, ведь моя жизнь на самом деле почти идеальна.

Я подумала, снова шагнув в очереди: может потому мне и не удавалось работать над книгой, может потому профессор Стоун орал на меня, приказывая копнуть глубже, может именно поэтому Данте так удивился, узнав, о чем я пишу?

Потому что во мне есть несоответствие.

Как я могу создать нечто страшное, если в моей жизни нет страхов ― вот о чем я подумала за секунду до того, как увидела заколоченные окна квартирки над магазинчиком, которая послужила спусковым крючком.

Вдруг поэтому у меня получилось? Дело не в особняке Харрингтонов, дело не в заброшенном доме, который показал Данте, дело в моей собственной голове ― все ужасы хранятся там, должны храниться.

Я застопорилась, и кто-то врезался в мою спину. В мой затылок дохнули горячим дыханием, на шею попали капельки чего-то влажного. Я вздрогнула и выскочила из очереди.

Я же не думаю всерьез, что увиденное в домике, куда привел меня Данте, было не просто видением, а воспоминанием? Я ведь не могу всерьез думать, что я... что у меня...

«Это вы во всем виноваты!» ― снова я вспомнила голос Грэйси. Говорила ли она на самом деле те слова, обвиняла ли родителей? И если да ― то в чем именно?

Меня жестоко вырвало из реальности, несмотря на то, что я твердо стояла на земле, ощущала запахи сладостей, пота и пива, раскаленного на солнце железа, еще не успевшего остыть; слышала шум голосов и музыки, криков со стороны аттракционов.

Но самым громким был мой внутренний голос.

Я лихорадочно подумала:

А ведь Ирью Торд тоже мучили ночные кошмары, вот только в отличие от моих они назывались иначе: «пугающие воспоминания, которые подавил мозг». Он подавил их недостаточно хорошо, раз после той велосипедной прогулки, где она отскочила от Матисса как от чумного, они вернулись в ее жизнь, как и мои робко возвращаются в мою.

Я четко, будто передо мной была не вереница людей, удобно устраивающихся в кабинках колеса обозрения, представила тот летний жаркий день.

Ирья Торд с родителями и их друзьями отправилась на пикник на реку. Ее брать не хотели, да и она тоже ехать особо не хотела, но деваться было некуда. Местный часто практиковали летние пикники: они расставляли палатки на Пустыре у реки, жарили на костре мясо, купались в теплой воде.

Я и сейчас почувствовала на своей коже теплую влагу от речной воды, нежную, ласкающую каждую клеточку тела. Пальцев на ногах коснулись мелкие песчинки, когда я представила, как иду в сторону одной из машин.

На заднем сидении, сутулившись, сидела Ирья Торд. Она была точь-в-точь девочка из видения: худая как щепка, с выпирающими ключицами и мышцами предплечий, острыми коленками с маленькой грудью. Это потом уже груди ее округлились и стали пределом мечтаний Матисса, а пока что Ирья Торд была просто неуклюжим подростком. Мы с ней вместе подняли голову и посмотрели в сторону пикника: один из друзей отца шлепнул свою жену по заднице, и та довольно взвизгнула точно свинья.

Был еще один, который распускал руки: молодой, загорелый, с крепкими мускулистыми ногами и гладким блестящим от пота торсом. Увидев взгляд Ирьи Торд, он решил, что она любуется им; она же, на самом деле, почувствовала отвращение, горячее и скользкое как тающее сало на сковороде. Она взмолилась, чтобы этот парень не подошел к ней, но он, конечно, направился прямиком к машине.

Я сумела его хорошенько рассмотреть: рыжий и мощный, как дикий кабан с жесткой шкурой, выцветшей на солнце. Он напомнил мне этого великана из Исчезающего цирка ― значит, таким и останется. Он подошел к малышке Ирье Торд, песчаная земля под ним едва не сотрясалась, и забрался на заднее сидение.

Я хотела остановиться и завершить сцену, но картинки продолжали сменяться. Будто меня заперли в одиночестве в кинотеатре, привязали к креслу, а голову сунули в специальный фиксирующий обруч, чтобы не отвернуться.

Я не могла сморгнуть, чтобы пропустить какой-нибудь эпизод ― веки так и застыли в одном положении.

Наконец Рыжий оттеснил Ирью Торд к крайней дверце машины. Можно было подумать, будто случайно ― он был огромным, как глыба лоснящегося бронзового цвета. Когда он повернулся, чтобы что-то достать из багажного отделения, вторая его рука легла на белое колено Ирьи. Она подскочила и отбросила его ладонь с такой яростью, какая бывает у людей, которые долго сидят в засаде и готовятся к нападению, позволяя терпению просачиваться сквозь поры наружу.

Я увидела удовлетворенное выражение на крупном мужском лице и улыбку. Человек, который так улыбается, не может сделать что-то случайно ― только не случайно залезть под шорты к девочке-подростку, почти ребенку.

И тогда его ладонь вновь легла на ее колено.

«Ах ты тварь» ― подумала я, с гневом сжимая ладони, и видя, как худое и крохотное тельце Ирьи Торд сжалось. ― Ей еще и двенадцати не исполнилось, куда ты руки тянешь, мразь».

Расскажи отцу, мысленно позвала я Ирью Торд, расскажи все ему.

Это они виноваты, это они во всем виноваты.

Но я уже знала, что случится после.

Она обо всем рассказал отцу, но тот лишь улыбнулся такой же омерзительной улыбкой, которую подарил ей рыжий великан на заднем сидении их семейной машины. Отец смотрел так, будто Ирья была глупышкой и совсем, совсем не понимала, что происходит во взрослом мире.

То прикосновение, которое вовсе не было случайным, как хотел заверить ее отец, запустило цепную реакцию. После него Ирье Торд все время казалось, будто кто-то неслучайно ее коснулся.

А может быть действительно случайно?

Может быть, папа той же зимой случайно схватил ее за бедро, когда они поздним вечером возвращались домой? Они ехали в автобусе, и он сидел на заднем сидении, а Ирья стояла рядом, держась за поручень. Она по привычке стояла чуть в стороне, на расстоянии вытянутой руки, но отец все равно пошлепал ее по бедру, а затем попытался обнять за талию. Ирья разозлилась, возмущенно буркнув на отца, и отступила еще на шаг назад, а он лишь улыбнулся улыбкой Чеширского кота.

Ирья любила своего отца. Ирья любила своих родителей, но иногда... иногда ей казалось, что ненависть пересиливает любовь.

Вот почему у тебя нет ни с кем близости, Ирья Торд, ― подумала я, ― потому что они во всем виноваты.

― Извините, вы долго собираетесь здесь стоять и загораживать дорогу? ― не слишком вежливо осведомился позади меня женский голос, а затем я обернулась и увидела толстую женщину, чем-то похожу на Веру из Издательского центра. Она неприязненно оглядела меня и сказала: ― Шляпу уже можно снять, солнце давно зашло. Может быть без нее вы сможете лучше видеть, где остановились.

С этими словами она оттеснила меня в сторону к ограждению, за котором цвели клумбы, и я поддалась, чувствуя себя такой опустошенной, как никогда. Снова я сделала это, увидела то, чего не существует, почувствовала то, чего не было. Как в тот день, когда мне привиделось, будто на рыночной парковке кто-то хотел похитить маленького мальчика.

Мне нужно домой, хватит на сегодня.

Я решительно зашагала прочь от очереди, прочь от центра парка, к автобусной остановке. Пробка, созданная на парковой аллее между домиками ярмарки, заставила меня остановиться. Над головой горели гирлянды лампочек, растекающиеся от точки в центре к боковым фонарям. Они напомнили мне о Мирославе Костенкове, который мог выполнять трюки в темноте и без поддержки.

Прочь, чертов цирк, прочь из моей головы!

В толпе нечем было дышать. Я едва могла передвигать ногами. Передо мной шла мамочка с мальчиком лет пяти, который сидел у нее на руках. Он обхватил ее за шею и вытаращился на меня как ребенок из «Омена». Он плавно поднимался и опускался во время ходьбы, и, кажется, что-то говорил ― его губы шевелились.

Потеснившись, я решила обогнать жуткого малыша, и услышала его шипение:

― За нами кто-то следит.

Я резко повернулась в его сторону. Малыш упрямо повторял, будто скороговорку:

— Кто-то следит за нами, кто-то следит за нами, кто-то следит...

Я попыталась обернуться и оглядеться, но толпа несла меня вперед, и каждый был сосредоточен на том, чтобы не споткнуться.

― Кто-то следит за нами...

Я снова посмотрела на мальчика, и в этот раз он смотрел не на меня, а вправо, и показывал туда рукой. Указательный палец точно стрела компаса застыл в одном направлении.

— Кто-то следит за нами...

Я обернулась и увидела кого-то, кого могла принять за Данте Тильманна Второго. Только чутье и поведение мальчика подсказало мне, что это он, это Фокусник. Он быстро удалялся, рассекая толпу своим мощным телом, закутанным в черно-белое.

— Кто-то следит за ней, ― громко и четко сказал малыш, и я едва не застыла на месте от шока ― в этот раз его голос заставил даже мамашу обратить на сына внимание:

― Что, дорогой, что ты сказал?

Кто-то следит за ней.

Кто-то следит за кем?

Данте Тильманн Второй следит за Ти, ― мгновенно оформилось подходящее сочетание в мысль.

Я ведь думала, что так и будет ― подозревала. У него были фотографии обоих девушек. Натали пропала, но Ти пока еще нет. Он только следит за ней.

Я сорвалась с места и попыталась точно так же как Данте высвободиться из толпы на свободную лужайку, но не тут-то было. Кто-то то и дело норовил прижать меня бедром, оттянуть сумку за ремень, или задержать локтями.

Наконец мне удалось вырваться на свободу.

Что я делаю? Что я черт возьми делаю?

Почему я это делаю?

Здесь тысяча человек, как я найду его? И надо ли его искать, это мое очередное видение, слуховая галлюцинация.

«Это подсознание показывает ответ» ― подумала я и выхватила мобильный телефон. Набрав номер Ти, я долгие несколько минут не могла дозвониться, а когда услышала ее голос, сразу же спросила, где она и с кем. В ответ Ти зашипела:

― Эй, я не могу говорить, я здесь не одна. Я в Туннеле любви.

― Ты где? ― не поверила я, почувствовав шквал облегчения и недоверия. ― С кем ты, Ти? Ты нашла пару? Тебя есть кому защитить?

― Тут нет ни одного достойного конкурента, ― успокоила она меня и поспешно распрощавшись отключилась.

Не зная, что еще предпринять, я позвонила Ирвингу, но у него был отключен телефон. Если бы я только заикнулась в полиции о Данте с раздвоением личности, они бы покрутили пальцем у виска. Мне никто не поверит, как и не поверили Ирье Торд, когда они с Матиссом отправились в участок, чтобы показать фотографии и записки от Криттонского Потрошителя.

Надо уйти отсюда, подальше от этого фестиваля, Исчезающего цирка, Данте, и всего, что проникло в мою книгу без моего ведома. Я уже не могла понять, что было навеяно приходом Исчезающего цирка, а что ― моим собственным воображением и опытом.

Где заканчиваюсь я и начинаюсь она?

***

Аарон Хэйли почувствовал, как из его руки исчезла ладонь Полли, а затем тут же вернулась назад. Он сжал ее, пытаясь показать, что его решимость никуда не делась, хотя на самом деле после разговора с Ирвингом и Скарлет он еще больше расхотел идти внутрь этого чертового Туннеля любви.

Пальцы Полли отчего-то были липкими, и Аарон обернулся, чтобы взглянуть на подругу. Увидев вместо нее Гарри, он удивленно вырвал ладонь.

— Какого черта? — спросил он так резко и испуганно, что люди в очереди обернулись, а Гарри только рассмеялась.

— Прости, но это ты схватил меня за ту руку, которой я ела сладкую вату.

— Фу! — воскликнул Аарон, поморщившись.

— У меня есть влажные салфетки, — все еще посмеиваясь, сказала Ти и ткнула пальцем в небольшую сумку на бедре. Аарон косо глянул в сторону ее левой руки, в которой была зажата деревянная спица, на которой оставалось немного сладкой ваты. Гарри по-своему проинтерпретировала взгляд Аарона и вытянула руку с ватой вперед: — Можешь откусить.

Аарон только изогнул бровь, и, когда девушка прыснула, не сдержав смех, он понял, что она просто издевается над ним. Раздраженно пробормотав что-то, он открыл ее сумочку и вытащил пачку салфеток. Он вытер руки, а затем, вернув салфетки на место, подошел к урне и избавился от мусора. Все это время Гарри внимательно следила за ним, даже не пытаясь скрыть ехидную улыбочку.

— Что ты сделала с Полой? — спросил он, как только поравнялся с ней в очереди. — Как ты здесь оказалась?

— Я ведь сказала, что буду здесь, — ответила Гарри, а затем посмотрела по сторонам и демонстративно оглянулась за спину. — Кажется, твоя девушка решила, что ты ужасный зануда и решила тебя кинуть.

— Не смешно, — отчеканил Аарон, вынимая из кармана мобильный телефон и набирая номер Полы.

— Ребята, ваша очередь подошла, — сказал высокий крепкий мужчина, стоявший позади Аарона и Гарри. Те быстро шагнули вперед, оказавшись у высоких черных ворот, установленных прямо на берегу Криттонской реки. Аарон снова и снова пытался дозвониться до Полы, но та как назло не отвечала на звонки.

— Я иду ее искать, — заявил Аарон.

При этих словах плечи Гарри поникли, ведь она надеялась, что может быть, ненадолго Аарон притворится ее парнем, и они вместе поборются за первое место и приз. Но когда он в панике пытался дозвониться до своей девушки, Гарри поняла, насколько глупыми и безнадежными были ее надежды. А когда он выскочил как угорелый из очереди и убежал, Ти почувствовала, как ее сердце на мгновение сжалось.

Неужели от зависти? Неужели и она хотела бы, чтобы кто-то любил ее также крепко, также сильно и горячо?

— Он все равно не хотел участвовать в соревнованиях, — подумала Ти, и от этой мысли ей почему—то стало легче.

Спустя несколько минут ей тоже пришлось выйти из очереди, потому что кассир ни в какую не желал пропускать ее без пары. «Даже несмотря на то, что я купила два билета?» — спросила девушка с надеждой, заслужив взгляд полный недоумения, а еще жалости, она сдалась и ушла.

День медленно, но верно катился к чертям.

Пытаясь высмотреть кого-нибудь знакомого в толпе прохожих, Ти вдруг с кем-то столкнулась и даже отшатнулась назад.

— Бог мой! — воскликнул Ирвинг, выронив из руки шпашку с нанизанным на него куском помидора.

— Прости, — пробормотала Ти, и тут застыла. Ирвинг не заметил заминки, он засуетился вокруг девушки, спрашивая не ушиблась ли она, а затем посетовал на оброненный кусок помидора.

— Слушай... — осторожно начала Ти.

— Ты видела Эру? — перебил Ирвинг, поднимая голову и внимательно глядя за спину Ти, будто решил, что сестра прячется где-то поблизости.

— Видела, — поспешно сказала девушка, — она на колесе обозрения, готова спорить, специально залезла туда, чтобы поработать над книгой. Слушай...

— Мне надо с ней поговорить, — опять перебил Ирвинг, но в этот раз Ти схватила его за руку, и он замолчал, наконец-то обратив на нее внимание.

— Мне нужна твоя помощь, — абсолютно серьезно сказала Ти. Парень тут же подобрался, включив «ответственного старшего брата».

— Что случилось? И может, ты меня отпустишь? Я тут пытаюсь пообедать. Жутко проголодался.

Но Ти не отпустила, и Ирвинг выразительно изогнул брови, на две три секунды задержав взгляд на ее пальцах, вцепившихся в его запястье.

— Два слова. Туннель любви.

— Нет, — тут же отрезал Ирвинг, мгновенно сообразив, о чем идет речь. Он попытался развернуться, но Ти схватила его второй рукой, и парень забуксовал.

— Да! — воскликнула она. — Спаси меня!

— Тебя преследуют? Или тебя кто-то обидел? Что угодно, только не Туннель любви.

— Да в чем проблема, парни? Это всего лишь соревнование с призом! Я хочу получить этот приз.

— Очень рад за тебя, — с притворной вежливостью сказал Ирвинг тоном «отстань уже, наконец», — но я пас.

— Нет, — Ти опять задержала его, упершись пятками в асфальт. — Если поможешь мне сейчас, я помогу тебе потом.

— Да что ты можешь-то? — спросил он насмешливо, но, судя по блеску в глазах, заинтересовался.

— Я бесплатно, — Ти выделила весомым голосом слово «бесплатно», — заменю форсунки в двигателе твоего дряхлого старичка «Форда». — Глаза Ирвинга алчно расширились, но тут же приобрели нормальный размер, потому что парень не хотел показывать заинтересованности. — А ты взамен поможешь мне одержать приз и будешь делать все, что я скажу.

— Лучше я сам заменю форсунки, — сказал Ирвинг.

— Вот как? — загадочным тоном переспросила Ти, и Ирвинг понял, что у нее есть козыри в запасе. — Хорошо, займешься этим сам. А как насчет помощи со Скарлет?

— Чего?! — громко и удивленно воскликнул Ирвинг. Тут же взяв себя в руки, он обеспокоенно, и даже как-то смущенно спросил: — Что ты знаешь?

— Достаточно. Я очень, знаешь ли, наблюдательна. — Ирвинг ошарашенно фыркнул, и Ти буквально увидела, как в его мозгу крутятся шестеренки. — Давай, — наседала она, гипнотизируя его взглядом. — Я могу помочь. И еще три раза обработаю твою машину.

— Да что на тебя нашло? Зачем тебе этот приз? — Ти видела, что молодой человек сопротивляется из последних сил. Очень сложно было устоять перед такими перспективами, и девушка это прекрасно понимала.

— Просто хочу победить. Я люблю побеждать, вот и все.

— Ты просто зануда.

— Неважно, — отмахнулась она. — Так ты в деле или нет? Там скоро места закончатся, и мы не успеем. До начала соревнования осталось всего ничего.

— Ну ладно, идем, — сдался Ирвинг. — Но никому ни слова. И вообще, я делаю это только потому, что добрый.

— Ну да, ну да, — не стала спорить девушка.

Когда вновь подошла ее очередь, парень, проверяющий билеты, удивленно изогнул брови. Ти кокетливо взмахнула ресницами, вызвав у Ирвинга смешок, который он тут же замаскировал за деликатный кашель, и доверительно сообщила парню, что на самом деле она была жутко зла на «котика» (тут Ирвинг одарил ее очень многозначительным взглядом). «Но теперь мы с котеночком опять помирились», — закончила она. Парень, судя по его взгляду, брошенному на Ирвинга, жующего свой салат, не поверил ни на секунду, но внутрь Туннеля их все же пропустил.

— Наконец-то! — Ти потерла руки.

***

Всего за приз решили побороться пятнадцать пар. Среди незнакомых лиц Ти с удивлением обнаружила Скарлет и Наполеона. Скарлет она узнала сразу же, потому что та как обычно ярко выделялась среди остальных, одетая в красные шорты, открывающие длинные полненькие ноги, и белую нарядную блузку с коротким рукавом. На голове чудом удерживался небольшой летний берет, на фоне которого ярко контрастировали черные волнистые волосы. Заметив Ти, Скарлет обрадованно замахала. Девушка кивнула ей в ответ, и перевела взгляд на ее партнера в соревновании. Она с трудом узнала в этом долговязом гибком парне Наполеона. Во-первых, Ти видела его лишь однажды, когда заглянула к Эре в офис в Рождество. Во-вторых, в тот момент на нем была смешная вязаная шапочка с косичками, свисающими по обеим сторонам лица, широкий красно-зеленый свитер как у Санты и черные джинсы. А на ногах, — Ти точно запомнила это, — эльфийские ботинки сорок третьего размера. Сейчас Наполеон был в простых светлых джинсах и футболке, а на носу — очки в тонкой оправе. Светлые, почти пепельные волосы убраны назад.

— Вот черт, — пробормотал Ирвинг, когда их взгляды со Скарлет встретились.

— Расслабься, — протянула Ти, проведя ладонями по рукам, притворяясь, что закатывает рукава. — Мы их сделаем.

В Туннеле было сумрачно; обе стенки из брезента по обеим сторонам речушки, на которой выстроили аттракцион, нагрелись на солнце и начали попахивать, но Ти было все равно. Она глядела вдаль, в темноту, откуда доносился плеск воды.

Интересно, — подумала Ти, — а возможно было бы сделать Туннель на Криттонской реке, а не на этой речушке, впадающей в ее бурлящие воды.

Вдруг ее посетила мысль, что, когда они начнут путешествие, в итоге им придется вплыть в реку и бороться со стихией. Ти выкинула эти мысли, и вдруг из темноты выступил некто. Среди участников соревнования пошел удивленный шепоток.

Мужчина (а судя по фигуре, это был мужчина), шел медленно и манерно, как в каком-то фильме. Ти тут же захотела смеяться, и Ирвинг, судя по тому, как он легонько коснулся ее локтя, тоже. Но они чудом сдержали наплыв веселья и сосредоточились на госте из темноты.

На нем был белый плащ с капюшоном, полностью укутавший тело и лицо. В протянутой руке покачивался в такт шагам старомодный фонарь.

— Дорогие влюбленные, — начал он, и Ти опять едва не фыркнула. — Я — Жрец любви (Ти плотно сжала зубы, так, что они скрипнули). И моя цель — ознакомить вас с правилами предстоящей игры. — Мелодичный голос мужчины разнесся по замкнутому пространству во все стороны. Не считая шумов фестиваля, к которым все уже привыкли, было тихо. Никому, кроме Ти и Ирвинга, смеяться не хотелось. Наполеон, заметила Ти, украдкой сделал несколько снимков, чем вызывал у Жреца любви недовольный взгляд из-под капюшона и просьбу убрать фотоаппараты и видеокамеры.

— Вам предстоит пройти три испытания, чтобы доказать друг другу преданность, показать искренность чувств...

— Дебилизм какой-то, — недовольно пробормотала девушка, стоящая в шаге от Ти. Очевидно, незнакомка ждала чего-то другого, а не этого. Признаться, Ти тоже не ожидала подобного, но, хоть ей и было смешно, ввод в игру при помощи речи от Жреца любви, был интересным, и у нее запылало под коленями, — так хотелось скорее приступить к квесту.

— После каждого испытания вы будете получать следующее задание на порядок сложнее предыдущего. В конце игры пару, доказавшую силу любви, будет ждать приз.

— А какой приз? — тут же послышалось заинтересованное из группы участников. — Деньги?

— Совместный поход в сауну?

— Ужин на двоих в ресторане?

Отовсюду послышались предположения; участники пытались перекричать один другого, войдя в раж. Пока вокруг стоял шум, Ирвинг повернулся к Ти и шепотом сказал:

— Мы еще можем выйти из игры. — Его голос едва прорывался сквозь гомон, и звучал жалостливо. — Это же полный бред, кто в своем уме станет участвовать?

— Я стану участвовать, — буркнула Ти, выразительно глянув на парня. — И ты тоже. Или расскажу о нашей сделке Скарлет.

Ирвинг отшатнулся, будто хотел изучить девушку на расстоянии, потом прищурился.

— Доиграешься у меня когда-нибудь, Гарри.

Она шикнула, поворачиваясь и уделяя все свое внимание Жрецу любви, ходящему вдоль шеренги участников со своим покачивающимся фонарем туда-сюда.

— Вот только не надо мне угрожать, — попросила милым голоском Ти, хлопая ресницами в сторону Ирвинга. — Мы с тобой в одной лодке, можно сказать повязаны.

Через несколько минут оказалось, что Гарриетт буквально увидела будущее, потому что Жрец любви подозвал к себе помощника, который приблизился с резным деревянным ящиком. Внутри обнаружились крепкие веревки. Среди участников послышались шепотки и пошлые шутки вполголоса.

— Мне нравится, — пробормотал Ирвинг, и Ти пихнула его в бок, но парень не остановился, продолжив: — Но если надо связать партнершу, наручники будут надежнее.

— Ты свинья, — вынесла вердикт Ти, и Ирвинг хмыкнул. Ти против воли вспомнила недавний разговор с Аароном на кухне в его квартире, где он уверял, что поголовно все парни в автомастерской хоть раз, но точно фантазировали о ней.

— Только не говори Скарлет, — попросил Ирвинг насмешливым голосом, ясно давая понять, как он оскорблен тем, что она начала его шантажировать.

Тут им пришлось оборвать беседу, потому что Жрец любви потребовал тишины. Хлопнула крышка деревянного сундука, и помощник удалился. У него в руках были те веревки, которые привлекли всеобщее внимание.

— Как вы догадались, — торжественным, загадочным голосом начал Жрец, — в квесте, который вам придется преодолеть, чтобы доказать истинность чувств...

— И получить приз, — вставил кто-то, и Жрец не то насмешливо, не то раздраженно, кашлянул:

— И получить приз, да... кхм, вам придется проделать все это со связанными руками. — Повисло гробовое молчание, и даже Ти нахмурилась. Ей не совсем (точнее даже совсем) не понравилась идея быть связанной, а значит оказаться в чужой власти. Но прежде чем ее мысли приобрели пугающие черные очертания, Жрец, удовлетворенный пораженной тишиной, продолжил: — Ваши с партнером руки привяжут друг к другу. Поэтому вам придется действовать как единый слаженный механизм. Вам придется работать сообща, но ведь, — тут голос Жреца любви отчетливо стал насмешливым, а может быть даже чуточку презрительным, ведь он был уверен (и не ошибался), что не все парочки — истинные влюбленные, — для настоящих влюбленных это не проблема. Так, а теперь мой помощник привяжет вас друг к другу.

Из темноты Туннеля вновь выступил некто в черных одеяниях. Ти поморщилась, представив, как, должно быть, жарко этим ребятам в балахонах. На что только не пойдешь ради работы, — подумала она с грустью и одновременно с предвкушением. Наконец-то что-то начинается!

Помощник начал с левого края, поэтому первыми привязал друг к другу парочку каких-то готов, которые по эпатажности образа не уступали Жрецу любви и его помощнику. Ти изо всех сил тянула шею, чтобы рассмотреть в сумерках, чем занят помощник. Как она и думала, готы вытянули вперед руки, и парень в балахоне крепко связал левую руку женщины с правой рукой мужчины. Тем временем Жрец любви говорил о том, чем грозит нарушение этого единственного правила:

— Вы не имеете права снимать повязку, если только вам или вашему партнеру не грозит смертельная опасность. — Какая еще смертельная опасность? — напряглась про себя Ти. Ирвинг, напротив, кажется, заинтересовался. — За вами будет вестись наблюдение, поэтому о том, что кто-то нарушил условие квеста, мы сразу же узнаем. Оба участника будут дисквалифицированы без права на восстановление.

Подошла очередь к Ирвингу и Ти, и девушка замешкалась. Ирвинг уже вытянул свою мускулистую руку, а Ти все не решалась, и парень удивленно позвал ее. Она опомнилась. Через секунду ее левое запястье было привязано к правому запястью Ирвинга, и он опустил руку.

Последними стояли Бугай (как про себя прозвала его Ти) и его миниатюрная партнерша Барби (тоже заслуга Ти). Их имен она не знала и знать не желала, судя по тому, как они в темноте, думая, что никто не видит, тискали друг друга, и однажды даже попало Ти. Она подскочила на месте, когда кто-то из этих озабоченных двоих ущипнул ее.

Гарри рванулась к ним, но из-за того, что крепко была привязана к Ирвингу, тут же подалась назад и столкнулась с ним предплечьями.

— Ты что делаешь? — шепнул Ирвинг. Почему-то, став связанным с ней, он оробел и стал вести себя скромнее. Ти ничего не ответила.

После того как помощник связал всех участников, он удалился в черноту, и Жрец любви произнес:

— В качестве приза победители получат одну тысячу долларов, ужин в ресторане в центре города и ночь в лучшем из наших отелей Эттон-Крик.

Тысяча долларов? — про себя повторила Ти. А может быть, она и вслух прошептала цифру благоговейным тоном, потому что Ирвинг дернул плечом. Или, может, он был удивлен не меньше нее. Тысяча на двоих — это немало, решила Ти, да еще и ужин в ресторане!

Она настроилась на победу. Ирвинг, судя по тому, как он шепнул ей в макушку «я даже проголодался», — тоже. Ти подняла вверх руку со сжатым кулаком, и Ирвинг легонько стукнул по нему. Они улыбнулись друг другу.

Здесь же, в противоположном конце шеренги, Наполеон и Скарлет сто раз пожалели, что решили участвовать в этой авантюре. Быть связанными им не особо понравилось, а быть привязанными друг к другу — и того больше.

— От тебя все-еще пахнет сыром, — шепнула Скарлет. И Наполеон ей в тон приглушенно ответил:

— Я заныкал себе в карман пару бутербродов, не знал, что это все затянется. — Скарлет в ужасе посмотрела на него, и Наполеон спросил, склонив голову на бок: — Ты и плавленый сыр не любишь? Прекрати дрожать, если на нас нападут рыбы, мы сможем отделаться от них едой...

***

За тридцать минут, которые Ти и Ирвинг были связаны, девушка получила от парня несколько комплиментов, один из которых был посвящен ее хорошей физической подготовке. Когда рыжий парень произнес это, они с Ти уже сидели в лодке, покачиваясь на спокойных волнах реки. Грести приходилось одной рукой: Ти — правой, а Ирвинг — левой. Он, как узнала его компаньонка, умел с одинаковой успешностью работать обеими руками.

Жрец любви с каким-то садистским удовольствием заявил, что чтобы получить первое задание, участникам придется добраться до Жрицы любви («У организаторов квеста совсем никакого воображения», — посетовала Барби, и в этот раз Ти была с ней согласна) по реке Любви. После завершения каждого задания участники должны присылать отчет на номер администрации и получать следующие координаты. Кто первым достигнет «Ворот любви», через которые один из партнеров должен нести другого, тот и получит главный приз. Как они будут делать это со связанными руками никто не спросил.

Ти с Ирвингом решили, что к концу этого дня им придется несколько раз принять душ, чтобы смыть с себя слово «любовь», которое постепенно начинало терять смысл. От реки шел странноватый запах, но Ти не была уверена, не мерещится ли ей это. Все пространство внезапно показалось волшебным: подумать только, она в лодке, привязана к руке брата Эры, и собирается побороться за ценный приз.

— Слева по борту, — вдруг объявил Ирвинг, и Ти очнулась и отклонилась назад, на секунду перестав грести, и, посмотрев через спину своего партнера, удивилась. В лодке, догоняя их, гребли Наполеон и Скарлет. До этой секунды девушка позабыла о том, что в игре участвует еще кто-то, что рядом сквозь дымчатую мглу, разгоняемую только фонарем, похожим на тот, с которым расхаживал Жрец любви, к призу стремится еще кто-то.

— Привет, Ти! — воскликнула радушно Скарлет, помахав ей рукой. Ирвинг, как Ти показалось, скрипнул зубами. Наверное, взбешен тем, решила девушка, что брюнетка в красном берете не поздоровалась с ним. А может быть он раздражен тем, что не Скарлет привязана к его руке, не она прижимается к его предплечью своим, не она разделит с ним ужин в ресторане. В любом случае, Ирвинг вдруг стал грести быстрее, и Наполеон тоже. Скарлет даже вздрогнула и удивленно взглянула на своего преобразившегося коллегу, но тот не ответил на взгляд, будто не происходило ничего странного.

— Я не хочу с тобой ссориться, — сказала Скарлет громко, и ее добродушный тон голоса донесся до ушей Ти, словно загадочная музыка. Волшебная музыка, усмирившая внутри блондинки решительность и волю к победе.

До того, как она сказала, что тоже не хочет с ней ссориться, или что она пригласит ее на ужин и угостит пончиками, или еще как-нибудь отреагировала, Ирвинг отрезал так громко, чтобы долетело до ушей команды противников:

— Лично я не собираюсь сдаваться.

— Я тоже, — вторил ему Наполеон, и, если бы в Туннеле не было слишком темно, Ти и Скарлет удивленно бы переглянулись. Но вместо этого их взгляд мог достигнуть только парней. Ирвинг напряг мускулы и упрямо сжал рот, а Наполеон поправил очки и принялся грести в два раза быстрее. Он позабыл о том, что собирался делать фотографии, позабыл о заметках, единственное, что он осознавал, это что он, во что бы то ни стало, обязан победить этого рыжего выскочку.

Ти не успевала грести за Ирвингом, но его это, казалось не смущало. Он решил во чтобы то ни стало одержать победу, и ему было плевать на приз, на деньги и ужин в ресторане, ведь главнее — показать Скарлет что она выбрала не того.

— Ирвинг, я не успеваю грести, — донесла до его сведения Ти. Она запыхалась и едва могла вымолвить просьбу вести себя рассудительнее. Но рыжий безумец даже не думал останавливаться. Он лишь бросил твердым, сосредоточенным голосом: «Ничего, Гарри, мы справимся», — и налег на весло.

Тогда Гарриетт впервые пожалела о том, что решила участвовать в этом дурацком квесте. Если у них возникла такая проблема на первом этапе, даже до того, как они получили задание, то что будет дальше?

Вдруг Ти расхотелось знать ответ.

— Слушай, Ирвинг, — начала она спокойно и рассудительно, и, готова была спорить, Скарлет в своей лодке точно таким же тоном пытается достучаться до своего «капитана». — Давай успокоимся. Это всего лишь игра, друг, понимаешь? — Ирвинг фыркнул, и Ти пошатнулась, потому что лодка подалась в сторону. Сердце девушки прострелил первородный страх, но она сглотнула и взяла себя в руки. — Я больше не хочу в этом участвовать.

— В чем дело, Гарри, струсила? — подначил ее Ирвинг, даже улучив момент и подмигнув ей. Она налегал на свое весло, и, судя по напряженно сжатой челюсти и морщинке между бровей, он пытался придумать, как бы завладеть положением и заполучить оба весла при этом не развязывая свою руку и не нарушая правил игры. — Ти, мы не можем сдаться даже до того, как получили первое задание. Греби лучше, иначе лодка свернет в сторону.

— Никто из твоих друзей не будет над тобой смеяться, — невпопад брякнула Ти, когда ее тряхнуло. От воды поднимался болотный запах, и она с тоской подумала о том, что будь здесь настоящая богиня любви, она давно бы сдохла от вони. Ирвинг весело и как-то возбужденно («как сумасшедший», — решила Ти), рассмеялся и сказал, что ему пофиг, что скажут его друзья, но он не позволит этой парочке журналюг победить. Ни в чем и никогда.

Если бы здесь была богиня любви, тут же исправилась Ти, она бы помолилась ей, чтобы лодка не перевернулась и Ирвинг ни во что не врезался.

Но, как оказалось, молиться надо было не за собственную лодку, а за лодку конкурентов. Потому что Ти кое-чего не заметила, погрузившись в грустные мысли о том, что лучше бы уж она заставила (уговорила) Аарона Хэйли ей помочь цивилизованными методами, чем впутаться в такую дурацкую историю с рыжеволосым Отелло.

— Кстати, а ты веришь в духов? — отрешенно спросила девушка, хмуро наблюдая, как у Ирвинга бугрятся бицепсы от напряжения. — Я думаю, что в тебя вселился Отелло.

— Отелло — вымышленный персонаж, — выдохнул Ирвинг; он устал и запыхался, но не прекращал грести.

И вдруг со стороны лодки Наполеона послышался сдавленный удивленный крик, а затем парень воскликнул, что обронил очки, а Скарлет что-то бессвязно завизжала. Ти и Ирвинг мгновенно перестали грести и обернулись.

Скарлет вскочила, потянув Наполеона на себя.

— Мои очки! — продолжал возмущаться он, дезориентированный из-за внезапной слепоты. — Ах, фотоаппарат!

— Скарлет! — заорал Ирвинг, вскакивая на ноги. Ему не было дела до Наполеона и его дурацких очков (какой вообще идиот надевает очки на соревнование?!). Ти потянулась за ним, чувствуя, как рвануло руку от самых кончиков пальцев до плеча.

— Скарлет! — крикнула Ти, поморщившись от неприятной боли. — Наполеон, что происходит?

— Мама? Папа? — крикнула Скарлет в темноту, подходя к краю лодки.

— Что ты делаешь?! — завопили одновременно Ирвинг и Наполеон. Хоть партнер Скарлет почти ничего не видел в темноте, он отчетливо чувствовал, что девушка в опасности. Ирвинг плюхнулся на свое место и приказал Ти грести в их сторону.

— МАМА? — звала Скарлет дрожащим голосом. — ПАПА?!

Внезапно Скарлет Фабер вновь стала одиннадцатилетней девочкой, крошкой, потерявшей родителей. Она все звала и звала маму с папой, но они не подходили, не хватали ее испуганно на руки, не пытались успокоить. В мире Скарлет, в мире слепого, плачущего котенка, были какие-то странные звуки и шорохи, крики. Но не крики ее родителей, не их голоса.

— Что происходит?! — рядом появилась лодка с еще одной парой участников, в ней сидели Бык и Барби. Но, даже не получив вразумительного ответа, они стали с остервенением грести. Видимо, проголодались, — мелькнула у Ти странная мысль и тут же исчезла. Над ее головой будто зависло черное пугающее облако, готовое вот-вот обрушиться на их лодку дождем.

— СКАРЛЕТ! — испуганно крикнул Наполеон. Ти во все глаза смотрела, как подруга, будто кукла на ниточках, перешагивает через бортик лодки, тянет за собой Наполеона и тот, оступившись, летит следом.

Раздался выразительный «плюх» и над Наполеоном и Скарлет сомкнулась темнота, пахнущая отвратительным болотом.

***

Гарриетт давно не видела никого, кто был бы так же напуган, как Ирвинг. Когда они доставали Скарлет и Наполеона из воды, он запаниковал, будто под лодкой разверзлась чернота, уходящая в самый ад. Ти даже казалось, что его глаза подозрительно блеснули, но нет, голос был четким и громким, хоть и немного дрожал от напряжения.

— Чертовы веревки! — воскликнул он.

Ти достала из кармана комбинезона раскладной военный нож, щелкнула кнопкой. Когда лезвие выскочило, она крикнула Ирвингу, чтобы он секунду не двигался.

Ти чувствовала страх, вколачивающий в ее замершее сердце гвозди, но отодвинула назад все эмоции, и, следом за Ирвингом склонилась вниз и, напрягая мышцы, помогла парню вытащить Наполеона и Скарлет.

Он все еще бормотал что-то про очки и свой фотоаппарат, пока Ти не пошарила взглядом по дну лодки, не обнаружила очки у скамейки, появляющиеся и исчезающие в свете качающегося в такт волнениям фонаря, затем, схватив Наполеона за руку, вложила их в его раскрытую ладонь. Они оба были мокрыми. Наполеон с головы до ног, а Ти частично.

— Что, черт возьми, это было?! — взбешенно спросил Ирвинг, так крепко сжав Скарлет за плечи, что кожа там, наверное, вся покраснела и сморщилась. Ти не рискнула вмешиваться, потому что не чувствовала, что пришла в себя настолько, чтобы заступаться за эту сумасшедшую.

Она потерла собственные предплечья, наблюдая, как Наполеон надевает очки, проверяет фотоаппарат, висящий на шее, затем поворачивается и что-то пытается сказать Ирвингу и Скарлет.

— Хватит ее трясти, — услышала она его уставший, осипший голос. Ирвинг на мгновение застыл, будто собака, к которой посмели подойти во время обеда, затем выпустил Скарлет из рук, и та плюхнулась на скамейку. Если бы скамейки не было, поняла Ти, девушка рухнула бы на пол. Как кукла, которой резко обрезали нити «жизни».

— Скарлет, — шепнула Ти, опуская руки, которые держала на манер щита у груди крест-накрест, и присела рядом. — Что случилось? Что ты увидела?

— Ничего, — шепнула она, глядя перед собой не мигающим взглядом, — ничего...

— Скарлет, — позвала ее Ти, легонько коснувшись предплечья. Когда девушка перевела на нее взгляд и моргнула, Ти увидела в свете лампы, поскрипывающей на крюке в такт волнам, две блестящие соленые дорожки от глаз к уголкам губ.

— Я видела маму и папу. Я их видела, видела. Я их видела. — Скарлет отвернулась, спрятав лицо в ладонях. Ти подняла голову и посмотрела ошарашенным взглядом на Ирвинга и Наполеона. Они оба были удивлены, если не ошарашены, а у Ирвинга еще и неподдельный ужас в глазах.

Ти и сама была немало удивлена, ведь, хоть она и совсем недавно в Эттон-Крик, но знала, что у Скарлет нет родителей. Она не вдавалась в подробности, но ясно было одно: увидеть их в этом темном, мрачном Туннеле любви она их никак не могла.

Наверное, решила Ти, медленно поднимаясь на ноги, чтобы переговорить с Ирвингом и Наполеоном, Скарлет просто померещились родители из-за теней на стенах туннеля. Наверное, убеждала она себя, она слишком много думает о них в последнее время. Так бывает.

Ну точно, так бывает.

Но когда Ти выпрямилась и нехотя, но очень внимательно оглядела стены туннеля, уходящие вперед и назад, откуда они начали путь, она вдруг увидела какую-то тень, сливающуюся с чернотой. Она смотрела на тень, а Тень смотрела на нее. И вдруг Тень подняла руку и помахала Ти, и девушка отчетливо услышала в своей голове призрачный, далекий голос из прошлого: «Посмотри на меня, Гарри!»

***

Аарон Хэйли сидел на тумбочке у входной двери и нервно дергал ногой. Он ждал, когда в дверь позвонят, ждал, когда вернется Полли и все объяснит. Когда она вернулась со встречи, то вела себя так, будто Аарон стал кем-то чужим. Она внезапно охладела к нему, и не сразу позволила взять себя за руку, поцеловать.

Аарон чувствовал, что сделал что-то не так, но не мог понять, где именно провинился.

Уж не могла ли Полли узнать о том, что у меня живет Гарри? ― думал он со страхом, но сразу же отметал такую мысль: если бы Пола заподозрила намек на другую девушку, она бы уже вломилась в его квартиру и перевернула все вверх дном.

Но Полли не было.

С тех пор, как в его руке оказалась ладошка Ти, липкая от сладкой ваты (Аарон поборол рвотный позыв), а Пола куда-то исчезла, будто сквозь землю провалилась, от нее не было ни слуху, ни духу.

Аарон позвонил Ирвингу, но тот сперва не брал трубку, а когда наконец ответил, то сказал только, что он «борется за жизнь и не позволит этому козлу забрать ее», а затем бросил трубку.

Аарон был удивлен, но не настолько, чтобы остановиться и поразмыслить над словами Ирвинга. Он отыскал Кори, этого раздражающего копа, мнящего себя великим детективом, и в красках описал ему, что случилось с Полли.

― Ей пять лет? ― спросил Кори, лениво жуя огромный тост с сыром и салатом.

― Нет, ― ответил Аарон, не совсем поняв, к чему был этот вопрос.

― Ты хочешь сказать, что ее похитили у тебя из-под носа средь бела дня? ― так же меланхолично продолжил Кори, наблюдая за идущими мимо людьми. С вечером в парке развлечений стало не протолкнуться. И Аарон заметил, что народ стекался к загадочной будке гадалки Нафисы из Исчезающего цирка.

Исчезла, ― подумал Аарон, ― Исчезла, как и... Натали Локвуд.

Ну нет, к чертям... ― Аарон бросил Кори и помчался домой, молясь, чтобы Пола все-таки вломилась в его квартиру и перерыла все вверх-дном, чтобы отыскала одежду Гарри, спрятанную в комнате, в которой он раньше рисовал, чтобы закатила скандал ― только бы случилось не то, чего он до смерти боялся.

На парковочной площадке у дома, погруженного во мрак, говорящий только о том, что все в районе отправились в центр на фестиваль, Аарон заметил машину детектива Локвуда, и его ослепила такая ярость, что он готов был взять камень и швырнуть его в ветровое стекло.

Но ему не терпелось подняться наверх и убедиться в том, что квартира пуста, что Полли нет ― видеть детектива Локвуда и говорить о его дочери, о его пропавшей дочери, ― Аарону хотелось сейчас меньше всего на свете.

Он буквально взлетел на свой этаж, и, лихорадочно хватая ртом воздух, как утопающий, коснулся ручки двери. Та не поддалась. Значит, Полли нет. Надежда, теплившаяся в его душе, увяла. Аарон вошел в квартиру, щелкнул включателем и огляделся.

Затем вымыл в ванной руки и устроился на тумбочке в прихожей, готовый распахнуть дверь первому зазвонившему в звонок.

Ему не терпелось увидеть Полли, схватить ее в охапку, поцеловать.

Аарон был пугливым и знал об этом, но даже не представлял, что способен перепугаться так сильно из-за какой-то ерунды. Что ж, в свете последних событий это не казалось ерундой.

Он навострил уши и прислонился спиной к стене, выжидая.

Минуты текли болезненно медленно, затем он услышал, как на лестнице зазвучали шаги и распахнул дверь. Он вытаращился на девушку, тащившуюся к двери с такой медлительностью, будто к ее ногам были прикованы цепи с гирями весом в тонну. Аарон почувствовал, как в желудке забурлило живое разочарование. Он захлопнул рот и с презрением, наводнявшим каждую клетку своего тела, посторонился, чтобы Ти могла войти в квартиру.

Аарона передернуло ― от нее разило болотной водой; одежда и волосы были мокрыми, рабочая фуражка куда-то подевалась, впрочем, как и кеды.

Ти опустила голову, проследив за взглядом Аарона и вяло пробормотала:

― Оставила в машине.

Надо было и самой там оставаться, ― подумал Аарон, передернувшись, когда Ти, распространяя болотный запах вслед за собой, просочилась мимо него по коридору. Она скрылась за дверью его бывшего кабинета, куда надо будет срочно вызвать бригаду уборщиков после того как Ти покинет его квартиру.

― А что случилось? ― спросил Аарон, но вопрос ударился о закрывшуюся дверь.

Аарон вздрогнул от отвращения, представив, что Ти бродит по его ковру в мокрых омерзительных носках, затем представил, как она трогает его кровать, его постельное белье, подушки...

Он шагнул к двери, закрыл ее и на ключ, и побежал к Ти. Войдя в комнату, он обнаружил ее в одном только бежевом лифчике без бретелей и шортах от комбинезона.

― Прости. ― Он прикрыл дверь. ― А что стряслось? Почему ты вся мокрая?

Он услышал, с каким противным звуком от ее голого тела отлипает мокрая одежда, а затем шмякается на пол.

На его пол.

Омерзительно.

Аарона опять передернуло.

― Ты не поверишь.

― Поверю, ― заверил Аарон, едва не хмыкнув. Он столько пережил, что теперь даже в пасхального кролика поверит.

Ти со вздохом рассказала ему о том, что случилось после того как он сбежал с Весеннего фестиваля: о договоре с Ирвингом, о том, что внутри Туннеля любви оказались Скарлет и Наполеон, Жрецы Любви...

― Можешь короче? Без Жрецов Любви.

Дверь распахнулась, и Аарон отступил, выпуская из спальни-кабинета Ти, завернутую в банный халат. У нее в руке было полотенце и несессер с ванными принадлежностями.

Это все напомнило Аарону, что он еще и вынужден делить с ней ванную комнату.

Омерзительно, омерзительно, омерзительно...

Ти остановилась и, вскинув голову, нахмурилась, будто услышала его мысли.

― Скарлет увидела своих родителей. Настолько коротко подойдет?

Аарон отшатнулся к стене. Более невероятного, глупого и неправдоподобного объяснения он не ожидал услышать. Даже если бы Ти сказала, что в центре парка высадился неопознанный летающий объект, он охотнее поверил бы в этом, чем в то, что родители Скарлет вернулись.

― Зачем ты это говоришь? ― воскликнул он, оборачиваясь к Ти, но ее и след простыл, а дверь ванной закрылась.

Аарон прикусил нижнюю губу до боли, так сильно ему хотелось разораться на Ти, обвинить ее, что настолько идиотские розыгрыши ― это даже для нее слишком.

Он прислонился к стене и почувствовал прохладу между лопаток.

Нет, что за бред, что за бред? ― твердил его разум, а между тем вырисовывал лицо Скарлет в мелких деталях: пухлые щечки, распахнутые глаза с длинными ресницами. На этих глазах Аарон и сосредоточился против воли:

«Я найду своих родителей! Прекрати меня отговаривать! Прекрати! Заткнись! Почему вы мне не верите?»

Она дралась с ними, она пиналась и вопила с пеной у рта, а Аарон и Ирвинг едва могли ее удержать. В ней было столько силы, что она оставила на их руках синяки, а Ирвинга наградила шрамом от впившихся в кожу ногтей вдоль внутреннего сгиба локтя.

Аарон не хотел возвращаться так глубоко в свое прошлое ― пережитое в Ята-Бохе итак заставило его почувствовать себя ребенком, неспособным постоять за себя и за своих близких, неспособного контролировать свою жизнь.

Теперь эта...

Аарон закрыл глаза и тяжело вздохнул. Он чувствовал, что его грудь тяжело опадает, проваливается внутрь, будто его нутро лишилось диафрагмы.

Дверь ванной за его спиной скрипнула, и он услышал удивленное восклицание Ти:

― Ты все еще здесь? Меня что ли...

Аарон медленно обернулся и обнаружил, как лицо Ти меняет выражение с удивленного на испуганное.

― А ты что-то видела? ― спросил он.

Она выдохнула и вздохнула, и только потом ответила:

― Нет.

Солгала, ― знал Аарон. Он совсем не знал Ти, но он знал людей. Он был художником, и хорошо умел читать лица; он чувствовал, что Ти недоговаривает. Она не отвела взгляда, будто не хотела выдавать свой секрет, но заминка в ее голосе уже ответила на вопрос. Она что-то видела, но не хотела признаваться, что именно.

Аарон замешкался, а затем ровным тоном спросил:

― Будешь ужинать? Могу заказать пиццу или приготовить омлет. Ну или что ты там ешь...

Он прошел мимо нее на кухню, притворившись, что потерял интерес к беседе. Ти последовала за ним, как привязанная.

― Ты не заболел?

― Есть будешь? ― спросил он тверже, не оборачиваясь.

― Э-э... нет, спасибо. Ты же не хочешь меня убить?

Аарон обернулся.

Она шутит?

Она шутит после того, что сказала о Скарлет, после того, что он пережил в этом чертовом Ята-Бохе? После того как Скарлет дралась и пиналась, после того как разговаривала с магазинными витринами, после того как ее отослали в Хейден к тетушке «немного подлечиться»?

Аарон вдруг ощутил, что думает о том, о чем не должен, думает о многом. Он, будто мальчишка, оказавшийся запертым в огромном игрушечном магазине, и хватает как можно больше игрушек, ― столько, сколько не сможет унести.

Он думал слишком о многом.

Его замутило, а затем вдруг его плеча коснулась рука Ти, и он переключился на физическое ощущение. Прикосновение чужого человека было таким реальным и неожиданным, что у него не осталось шансов ― он был вырван из вороха гнетущих воспоминаний.

Он обернулся и Ти сказала:

― Я столько съела сладкой ваты, что меня тошнит. А вот от чая я не откажусь, а то наглоталась этой вонючей болотной воды, аж мутит теперь.

Вульгарность Ти совсем привела его в чувство, и Аарон кивнул.

― Переодевайся, я поставлю чайник.

Ти кивнула и ушла, и Аарона подумал, что она подыграла ему; будто эта незнакомка знала его слишком хорошо, чтобы догадаться, что в эту секунду ему необходимо остаться наедине с самим собой и закончить эту мысль, которая крутилась в голове, набирая обороты.

Если Скарлет сказала Ти, что снова увидела своих родителей, значит она все началось вновь. Значит снова будут вырванные волосы, разбитые зеркала, разговоры с сомой собой и таблетки.

Аарон закончил размышление и тяжело опустился на стул у окна. Он выглянул на улицу и увидел на парковке машину детектива Локвуда. В ветровом стекле отражалась луна, и Аарон представил, как детектив сидит за рулем, наблюдая точно так же за Аароном.

Они оба, и детектив, и Аарон, знали правду. Разница только в том, что только один в нее верил, а второй отказывался.

― Ого! ― услышал Аарон позади себя и обернулся. Чайник свистел, пар валил столбом, упираясь в потолок. Ти подбежала к плите, выключила конфорку и, схватив прихватку переставила чайник на соседнюю конфорку.

― Ты приготовишь чай? ― спросила Ти, оглянувшись на Аарона.

― Мне казалось, ты достаточно освоилась на моей кухне.

Она хотела что-то ответить, но промолчала. Достав из шкафчика кружки, она залила чай, а затем устроилась за столом. Аарон к своему напитку даже не притронулся. Он не мог заставить себя пошевелиться, не мог дать нужную команду конечностям, те словно окаменели. Может быть они еще не выбрались из вязкого прошлого, которого он всегда старался избегать как старых заброшенных домов.

Ти вздохнула, а затем неожиданно стала рассказывать все заново: как Аарон убежал, как она убедила Ирвинга помочь ей выиграть приз, как Жрец Любви связал их веревками. Аарон слушал ее, не отрываясь, и не мог понять, почему ― потому, что хотел знать каждый эпизод, который привел к пугающей развязке, или потому, что он вдруг почувствовал себя неодиноким. Напротив него сидела девушка, которая вдруг поняла его. Которая замолчала и ушла, когда он больше всего об этом мечтал, и когда заговорила вновь, когда он мысленно просил ее.

― Я думаю, что эта игра света и теней. И дурной запах от этой речки тоже сыграл свою роль... Я не думаю, что то, что говорила Скарлет, было правдой. Нет, она верила, что все увидела правильно, но...

Аарон снова подумал о том, что если Ти тоже что-то увидела, она судит из своего опыта: «то, что видела я, было ненастоящим, значит и Скарлет увидела иллюзию»

Она замолчала, договорив, и Аарон наконец прикоснулся к кружке и сделал глоток чая. Он рассеянно подумал о том, что кроме близких никому не позволял хозяйничать на своей кухне и уж тем более готовить ему напиток.

Несколько секунд длилась идиллия, пока Ти не спросила:

― Ждешь звонка от Полы?

Аарон напрягся и глянул в сторону сожительницы.

― А что?

Она что-то знает? Она это подстроила? Очередная проказа?

― Да ничего, ― пожала Ти плечами, заставив Аарона нахмуриться. ― Но подумай вот о чем, Хэйли: если она любит тебя хотя бы наполовину так сильно как ты ее... Ну в общем... Она просто куда-то отошла, а я решила не терять шанса и взяла тебя за руку, решив, что может мне удастся проскользнуть... я знаю... это был дурацкий план...

Аарон перестал испепелять ее взглядом, потому что сделал огромный глоток чая.

― А что было до? ― спросил он, шлепнув кружкой по столу. ― Что было до всего этого? Ты ведь стояла рядом, верно, значит ты видела, куда она делась...

― Она ушла с Эрой.

― С кем? ― Аарон изогнул брови так, что почувствовал, как лоб собрался гармошкой. ― Ты снова несешь чушь.

― Сам ты чушь. Там была Эра. Наверное, они пошли поговорить...

― Они не говорят, ― отрезал Аарон, пораженный. Этот день не мог быть еще глупее и невероятнее, чем он есть, решил он. Эра и Полли не выносили друга еще со старшей школы, еще с возвращения Скарлет из Хейдена...

Аарон опять понял, что мысли пытаются утянуть его в опасное место, и потянулся к телефону. Он набрал номер Эры, но тот оказался занят. Да что же это такое! Почему ни до кого нельзя дозвониться?! Он позвонил Полли, но вновь безрезультатно.

Единственный, с кем он мог поговорить, была девушка, сидящая напротив ― Гарриетт Тру-Мэй.

― А о чем вы говорили стоя в очереди? ― спросила Ти. Аарон выпрямился и сосредоточил на ней взгляд.

― Да ни о чем.

― А с кем была встреча?

Аарон начал раздражаться.

― С подругами.

— Может, они сказали ей что-то о тебе? — предположила Ти, с удовольствием выцеживая чай со дна кружки.

Можно ли вести себя более ужасно? ― подумал Аарон, чувствуя, что Ти ходит по очень тонкой границе, выцеживая с противным звуком этот чертов остывший чай.

― Да может и сказали. Мне-то откуда знать, меня же там не было.

― Ну тогда ты ни в чем не виноват, ― легкомысленно отозвалась Ти.

― Просто пей свой чай.

― Да, хозяин.

Аарон вздохнул, снова отвернувшись к окну. Он подумывал над тем, какую бы гадость сказать Ти, но его коварный замысел нарушил дверной звонок.

***

Детектив Локвуд! ― подумал Аарон, вскакивая со стула. Аарон так крепко сжал столешницу, что заболели пальцы. Но он боялся, что если отпустит, то потеряет равновесие и упадет.

Детектив Локвуд. Нашли Полли, она тоже исчезла, она мертва.

― Аарон, дверь, ― зашипела Ти, метаясь по кухне с кружкой чая. ― Это Пола! Иди скорее открой дверь, пока она не вломилась и не увидела тебя! Да хватит же стоять истуканом!

Ти врезала ему по спине так, что он очнулся.

― А ты чего разбегалась?! Иди в комнату и сиди там!

― Да, хозяин!

Пока Аарон гнал Ти к двери в свой бывший кабинет, дверной звонок разрывался от боли. К нему подключились кулаки ― стоящий за дверью решил, что древесина сродни барабану и надо колотить, выбивая тысячу ударов в минуту.

Если через секунду он не откроет дверь, соседи вызовут полицию.

Он сжал запястье Ти и услышал раздраженное шипение. Точно, у нее же остались следы от веревок, которыми их с Ирвингом связал Жрец любви, вспомнил Аарон, а затем втолкнул Ти в комнату, захлопнул дверь и, оскальзываясь носками на полу, понесся к входной двери.

***

Ти услышала, что Аарон чертыхнулся, наступив в лужу болотной воды, оставленную ее испорченными носками. Затем он открыл дверь, и Ти снова услышала один из самых отвратительных женских голосов, которые ей доводилось слышать. Это был жеманный, наигранный голосок, неестественный до тошнотных спазмов в желудке.

В первый раз голос Полли она слышала, прячась между сидениями Бьюика. И тогда она знала Аарона Хэйли как «упрямое и высокомерное козло». Он и сейчас не казался ей отличным парнем и образцом для подражания, но был неплохим, преданным и милым.

И Ти знала, сразу же почуяла это ― с Полли что-то не так, и Аарон слишком для нее хорош.

― А чья это обувь стоит в коридоре?

Ти напряглась, залившись краской. Обувь? ― лихорадочно стала она вспоминать. ― Какая-такая обувь? У нее есть только кеды да сандалии. Сандалии валяются на дне чемодана, а кеды в машине.

― Вообще-то это домашние тапки, ― ответил Аарон ровным тоном, и Ти мысленно поаплодировала ему за выдержку. ― Я купил их для тебя, забыла? Что ты делаешь, Пола? Здесь никого нет.

Ти прислушалась. Ей стало жаль Аарона Хэйли: он звучал как уставший человек, отработавший три смены в автомастерской и знающий, что прежде чем лечь спать он просто обязан оттереть от себя каждое пятно, чтобы не запачкать мазутом мебель в чужом доме.

― Я спрашиваю, что ты делаешь, ― повторил Аарон, не теряя самообладания.

Послышался громкий, угрожающий звук открывшейся двери в кабинет, где обосновалась Ти, затем дверь закрылась.

— Здесь никого нет.

Конечно они никого не могли увидеть, потому что Ти залезла в шкаф, набитый всяким хламом. Этому парню, мнящему себя полицией порядка и чистоты, не помешало бы здесь убраться, ― первым делом подумала Ти, пытаясь втиснуться между стопкой холстов, свернутых в трубочки, сломанных кистей и высохших банок с гуашью. Она боялась оступиться и свернуть себе шею, но ей удалось забиться в дальний угол шкафа и затаиться. С опозданием Ти вспомнила, что забыла выключить свет.

О нет, что за глупость? Не вылезать же снова?

Но она решила не покидать убежища. В случае чего Аарон сказать, что работал. Это даже лучше: «Я работал, а не занимался тем, в чем ты меня обвиняешь». Как хорошо, что чемодан с вещами валяется под кроватью.

Прижав колени к груди и чувствуя горячую боль в натертом веревкой запястье, Ти попыталась вспомнить, какие еще вещи разбросаны по комнате. Вещи с Весеннего фестиваля рядом с кроватью ― их он собиралась отдать в чистку. Так-так, а где ее полотенце и халат? Она оставила их в ванной? Да нет же, она вышла. А куда дела? Повесила на крючок на двери?

Аарон может сказать, что это его вещи.

Он вернулся с фестиваля, принял душ и занялся работой.

― Может хватит?! ― заорала Пола, и судя по крику они находились на кухне. ― Хватит вешать мне лапшу на уши, я знаю, что ты с кем-то живешь!

― Хватит рыться! ― Аарон тоже не выдержал. ― Мне придется убирать здесь целую неделю!

― Попросишь свою шлюху здесь убрать! ― завизжала Пола.

У Ти отвисла челюсть.

Так ее еще никто не называл.

Вот же!..

Она закрыла рот и припомнила слова Аарона, что если Пола когда-нибудь узнает, что Ти живет в его квартире, она вырвет ей волосы. Неужто и вправду мне придется драться? ― подумала Ти с ужасом. Драться не хотелось, тем более не после целого дня беготни по Эттон-Крик.

― Хватит, я люблю тебя, ― сказал Аарон голосом, в котором появились умоляющие нотки. Ти представила, как он пытается удержать Полу от разгрома, а она, как фурия, метается по кухне и бьет посуду.

Если бы Ти решила сосчитать, сколько раз он за последние пять минут признался в любви, ей бы не хватило пальцев на руках и ногах. Тем временем Пола будто оглохла. Она взвизгнула, что «она, наверное, прячется в спальне», — и потопала в коридор.

Минуты тянулись бесконечно долго в шкафу. Ти склонила голову на бок и прислонилась макушкой к боковой стенке. Она с тоской подумала, что надо было взять мобильник и поиграть в какую-нибудь игру, например, в гонки.

Прошло не меньше часа с тех пор как Пола начала обыск, неужели, пока я сижу в шкафу, они занимаются любовью? ― раздраженно подумала Ти и вдруг услышала в комнате чьи-то шаги.

Как по команде она распахнула глаза и затаила дыхание.

Кто это?

Не двигаясь, Ти одновременно пыталась разглядеть незнакомца в щель между дверцами шкафа, но положение было таким неудобным, что она видела только черноту.

Ничего не увидев перед собой кроме тьмы, Ти вспомнила одновременно две вещи. Во-первых, она точно знала, что свет в спальне был включенным и погаснуть сам он никак не мог ― она бы заметила. Во-вторых, дверь спальни осталась закрытой.

Это и напугало ее.

Дверь.

Дверь спальни, дверь, которая была все время закрытой, так и оставалась закрытой. Но тем не менее в комнате был кто-то кроме Ти.

Ее прошиб холодный пот. Она вдруг вспомнила Тень, приветливо махнувшую ей рукой, и слух тут же взбудоражил, будто вживую, вопль Скарлет: «Мама? Папа?» Она ничего не видела перед собой, шагала напрямую к носу лодки, не подозревая об опасности, будто загипнотизированная. Нет, Скарлет что-то видела, но это что-то было нереальным.

А затем Ти махнула Тень. Взмах руки из одной стороны в другую будто маятник часов намертво впечатался в ее мозг.

Туда-сюда.

Будто маятник.

А затем...

«Гарри, я люблю тебя».

... Дверцы шкафа рывком распахнулись, и Ти заорала, напрягая горло.

***

Аарон Хэйли почти убедил Полли в том, что у нее галлюцинации, и вторая чашка чая на столе ― плод ее воображения. Это Эра приходила в гости. Это Анна-София занесла пирог, и я не мог не угостить ее чаем.

Полли поверила; плечи ее опустились, она выпустила рубашку Аарона, сжатую в кулаке, на пол, и эту самую секунду из студии раздался нечеловеческий крик, шедший откуда-то из глубин сознания ― настоящий звериный рык существа, попавшего в капкан.

Полли перепугалась, подпрыгнув к Аарону: сперва она решила, что напали на соседей, но тут же до ее взбудораженного мозга дошло, что кричать в этой квартире и в соседней комнате. Кричат женским голосом.

Женским голосом, ― продолжала Полли складывать мозаику, ― принадлежащим женщине, которой здесь быть не должно.

Ах ты ж!.. Аарон зажмурился и так плотно сжал зубы, что заболела челюсть. Когда он снова открыл глаза, он увидел взгляд Полли: она смотрела на мерзкого отвратительного таракана.

― Полли...

Она со всего размаху ударила Аарона кулаком в живот, затем, когда он вскрикнул от боли и удивления, врезала ему ногой в колено, назвав кобелем, и на всех парах понеслась в кабинет.

Они одновременно ворвались в комнату для гостей, и Аарон предусмотрительно выскочил вперед, чтобы, в случае чего, перехватить Полу до того, как та вцепится в волосы Ти.

Но они оба застыли в дверях, беззвучно разинув рты.

Ти сидела в шкафу, дверцы которого были распахнуты настежь.

Ах ты ж черт! ― разругался Аарон. ― Ты зачем в шкаф полезла, как будто...

Но мысль оборвалась на полуслове, врезалась в препятствие на всей скорости.

Что-то здесь не складывалось. Ти плакала. Плакала по-настоящему, не разыгрывая сценку перед Полли. Аарон растерялся. Он знал Ти недостаточно хорошо, но в одном был уверен: такие девушки как Гарриетт Тру-Мэй не плачут.

***

Ни Лолите, пятнадцатилетней девчонке, ни Тимоти, прыщавому парню, который, хоть и выглядел старше, но был несовершеннолетним, не повезло пробраться на шоу Исчезающего цирка. Девушка, сидящая в черно-белом шатре, и выдающая билеты, только посмеялась над ними: «Идите, детишки, пугать бабушек и дедушек».

Ребята были готами, и на шоу Исчезающего цирка вырядились соответственно: Лолита выбрала лучшее черное платье и шляпу с вуалью в виде паутины; паутина ее жутко бесила, но Лолита не подавала виду. Тимоти хотел вырядиться в кожаный плащ, но мать-медсестра так здорово шлепнула его по заднице, что, наверное, оставила синяк: «Ты сошел с ума?! На лице жара, оставь этот чертов плащ дома или вообще никуда не пойдешь!»

Насмешка от девушки в клоунском костюме, сидящей у входа в Исчезающий цирк, была последней каплей. «Она ведь не старше нас!» ― возмущалась Лолита. Но делать было нечего, и они ушли.

Устроившись на Старом кладбище, недалеко от Пустоши, Тим и Лолита еще несколько минут обсуждали вселенскую несправедливость, не позволившую им попасть на самое грандиозное в мире шоу, затем приступили к своему любимому занятию ― начали целоваться.

Среди могил, купающихся в ночной тиши, делать это было в двойне приятно. На циферблате наручных часов Тима в виде летучей мыши ярко светились зеленым цифры 23:57, но жара до сих пор не спала. Тимоти в джинсах и футболке так пропотел, что не мог выкинуть мысль, что Лола почувствует запах, когда он наклонится к ней для поцелуя.

Они подошли к своей любимой заброшенной могиле, где росла самая мягкая и удобная трава, на которой можно было вдоволь поваляться, и Тим скинул рюкзак с плеча. Лолита осторожно присела рядом и разгладила на коленях юбку. Тим несколько секунд полюбовался подругой, затем выключил фонарик на телефоне и отложил аппарат в сторону, одновременно с этим наклоняясь к девушке.

— Мне жарко.

— Мне тоже, — горячо шепнул ей в щеку Тим. В сумерках его лицо ярко выделялось белым. Макияж в стиле «Ворона» из комикса смотрелся жутко, и Лолита провела большими пальцами сначала под одним веком, затем под другим.

— И сейчас станет еще жарче, ― пообещал Тим.

Затем он буквально сгреб Лолиту в охапку и легонько куснул в шею. «Я твой вампир, — приговаривал Тим, кусая и целуя Лолиту, — я твой вампир».

Они упали на траву, и он придавил ее своим телом.

— Твое лицо такое же белое, как и луна, — прошептала Лолита, улыбаясь. Тим собирался сказать ей что-нибудь милое и нежное, но вдруг они оба замерли и прислушались.

— Ты слышал? — шепнула Лолита, напрягшись от страха. Она испуганно смяла его футболку кулаками. Тим не ответил, он слушал, повернув голову в сторону звука. Внизу его живота, там, где только что клубилось желание, парами поднимаясь к мозгу, появился арктический холод.

Странный звук повторился, и Тим понял, что он идет из-за могилы, из тьмы.

Бррр.

— Что это? — испуганно шепнула Лолита, выбираясь из-под Тима и быстро садясь. Они оба вскочили на ноги, застыв посреди кладбища как две каменные статуи.

Бррр.

И вдруг из-за могилы они услышали:

— Я здесь.

— МАМА! — заорала Лолита, и Тим вторил ей, и непонятно было, кто визжит громче и пронзительнее. Возможно, Тим, ведь он, до того, как перешел в старшую школу, выступал в хоре при церкви.

Они схватили свои рюкзаки и бросились бежать сломя голову мимо заброшенных могил, поросших бурьяном. В свете луны две стремительно передвигающиеся фигуры и сами казались призраками.

Я выглянула из-за надгробия, услышав вопли, но было уже поздно — готы скрылись, что-то бессвязно бормоча и вопя о призраках, злых духах и Крампусе.

— Да здесь я, здесь, — повторила я в трубку, с трудом принимая вертикальное положение. Спина вся занемела, голова будто враз превратилась в мягкий игрушечный мячик, который детишки катали по полу, прыгали на него, пинали.

— Эра... — повторила Скарлет на том конце и вновь замолчала. ― Что там за звуки?

― Да ничего особенного, ― ответила я. ― Скарлет, что случилось?

Повисло многозначительно молчание. Я знала, что оно значит. Осознание было таким ярким, что я увидела не только очертания всех памятников и оградок, кусты и деревья, высокую траву и буйно разросшийся шиповник, но и выражение лица Скарлет.

Оно мне совсем не понравилось.

— Я знаю, мы договаривались с тобой подождать... — наконец-то начала она, и у меня от лица отхлынула вся кровь, — но я не могу. Я опять видела родителей. Я собираюсь в Исчезающий цирк. Сегодняшней ночью сразу после представления. С тобой или без тебя, Эра.