Эпоха разбитых сердец (черновик)

Впервые Исчезающий цирк появился в Эттон-Крик в две тысячи восьмом году, и в тот же день на праздничной ярмарке бесследно исчезли родители одиннадцатилетней девочки по имени Скарлет Фабер.

Сразу никто не спохватился: ярмарка была в самом разгаре, отовсюду слышались восхищенные возгласы, смех, музыка, выкрики лавочников, продающих домашние сладости, украшения и сувениры. Маленькая Скарлет увлеклась поделками, которые готовил из надувных разноцветных шариков клоун с ярко-рыжими волосами. Получив голубую собаку с коротким хвостом, Скарлет с радостным визгом обернулась к стоящим за спиной родителям, но никого не обнаружила.

Скарлет тут же овладел страх, но она не поддалась ему. Прижимая к груди надувную собаку, она сделала один крохотный шажок вперед. Ей было уже одиннадцать, и она умела ездить на велосипеде и часто оставалась одна дома; умела готовить простые блюда, чтобы поужинать, если родители задержались на работе; а однажды ей пришлось возвращаться домой из школы в одиночестве, потому что мама не уследила за временем.

Скарлет Фабер вышла из толпы, до боли в пальцах сжимая своего игрушечного питомца и подавляя желание позвать маму и папу, и остановилась. Вокруг были мамочки с детьми, смеющиеся подростки, какая-то темноволосая девочка промчалась к клоуну, не реагируя на раздраженный материнский крик: «Камилла!»

Она задела Скарлет плечом, но даже не заметила этого, а Скарлет будто очнулась. Все вокруг нее закружилось: маски, лица, торговцы: «Домашний шоколад! Попробуйте вишневый рахат-лукум с орехами! Рахат-лукум!», «Мисс, это ожерелье вам к лицу!»

— Мама? — слабым голосом позвала Скарлет, сглатывая комок в горле и глядя по сторонам замутненным от слез взглядом. — Папа?

В груди быстро-быстро забилось сердце. А вокруг прогуливались люди, смеясь, переговариваясь; повсюду играла веселая музыка и кто-то пел караоке; небо казалось однотонным голубым полотном без единого белоснежного мазка.

Скарлет Фабер не двигалась.

Она боялась, что если сдвинется с места, то потеряется в водовороте хаоса.

— Мама? — крикнула она громче, голос сорвался. — ПАПА! МАМА!

Через минуту к Скарлет приблизилась женщина в красивом летнем платье и ниткой жемчуга на шее. Наклонившись и участливо заглядывая в заплаканное лицо, она ласково спросила:

— Что случилось, малышка?

— Я потеряла маму и папу.

Женщина выпрямилась и осмотрелась, в то время как Скарлет, продолжая прижимать к груди надувную собаку, застыла на месте, не шевелясь. Ведь если она сделает хоть шаг с этого места, мама не найдет ее.

Скарлет охватила паника, и она испуганно пролепетала:

— Вы можете позвонить моей маме?

Женщина кивнула, набрала номер на мобильном телефоне и легонько сжала плечо Скарлет, будто думала, что та убежит. Скарлет сразу поняла, что что-то не так, когда женщина поднесла телефон к уху и не произнесла ни слова, а затем напряженно нахмурилась, втянула губы и посмотрела по сторонам. Увидев кого-то в толпе, она спросила у Скарлет ее имя. Та поспешно назвала свои имя и фамилию, и тогда женщина похлопала ее по спине, будто подгоняя, и сказала, перекрикивая шум и гам:

— Вон там стоит полицейский, Скарлет. Мы должны пойти к нему и попросить, чтобы он нашел твоих родителей. Ничего страшного не произошло, милая, на таких мероприятиях часто случается подобное, — успокоила она. Скарлет не знала, что еще за «мероприятия» и какое «подобное» случается, но не сдвинулась с места, дрожащим голосом объяснив:

— Я не могу. Если уйду, мама не найдет меня. Мы договорились, что если я потеряюсь или отстану, то буду стоять на месте и ни за что никуда не уйду. Только так мама и папа смогут меня найти.

— Но, милая, — женщина присела перед ней, поддернув подол цветастого платья, — нам нужно поговорить с полицией. Все будет хорошо. Мы недалеко отойдем. Полицейский у той палатки, где висит вывеска «Лимонад и другое», видишь?

Скарлет посмотрела в сторону, куда указывала женщина, и действительно увидела, что там стоит высокий крупный мужчина в узнаваемой униформе. Он деловито скрестил руки на груди, внимательно за всеми наблюдая. Скарлет подумала, что он, возможно, видел ее родителей.

Женщина выпрямилась и крикнула в толпу, окружающую клоуна:

— Камилла! Срочно иди сюда или я рассержусь! — В ее голосе промелькнула настоящая угроза, которая заставила ее дочь вынырнуть из толпы.

— Все нормально, мам, я как раз получила этого жирафа! — воскликнула девочка, которая едва не сбила с ног Скарлет. — А это кто, мам?

— Это Скарлет, сейчас мы ей поможем.

— Ладно, — бросила Камилла, потрясая в воздухе жирафом. Мать Камиллы взяла Скарлет за руку и повела в сторону полицейского. Дочь не отставала, хвастаясь: — Представляю, как надо мной все будут смеяться в школе! Жираф! Умора!

— Камилла, прекрати, — попросила ее мать, сжав на секунду вспотевшую ладошку Скарлет. Ее дочь посмотрела на незнакомку и сказала:

— Ненавижу, когда меня зовут Камилла. Так звали собаку моего врага, представляешь?! Так что зови меня просто Кэм!

Скарлет была слишком напугана потерей своих родителей, чтобы как-то отреагировать, а Кэм увлечена своим жирафом и предвкушением, как над ней будут смеяться в школе.

— Жду не дождусь! — улыбалась она. Скарлет не могла понять, что ее так радует, и еще не могла понять, почему нельзя дозвониться до мамы с папой.

История, которая произошла десять лет назад с моей подругой, накрепко ввинтилась в ее нутро, поэтому я точно знала, о чем Скарлет думала, потрясая меня за плечи и сверкая глазами. Я знала, о чем Скарлет думала, как только услышала слово «цирк». Я знала, о чем она подумала, но надеялась, что ошибаюсь. Но не ошиблась.

— А вдруг там мои родители? Вдруг они ушли с этим бродячим цирком?

Вот те самые заветные слова, которых я страшилась. Скарлет прошептала их еле слышно, с недоверием, и мои внутренности тут же связались в морской узел, дернув за горло. Я сглотнула, не зная, что сказать, как тактично урезонить ее. Это же Скарлет, Скарлет Фабер, взрывоопасная девчонка, которая может взбеситься в один миг.

Что мне делать, как себя вести? Ведь мы обе знаем, что родители просто бросили ее на той ярмарке. Они специально выбрали подходящий день, когда суматоха и безумие достигнут пика. Оставив свою дочь на площади, увлеченную представлениями, они ушли, навсегда отключив мобильные телефоны.

Родители Скарлет не были идеальными родителями. Они даже не были хорошими родителями. Они часто оставляли ее у нас дома, когда мои мама с папой были женаты, а иногда у сварливого деда (но совсем редко — боялись, что дочь пристрастится к сигарам и виски). Однажды они забыли ее в торговом центре, но Скарлет этого даже не заметила, потому что отправилась в кино и посмотрела немой фильм, который стал для нее одним из любимых. Ее родители пришли в восемь часов вечера, и, плача и умоляя их простить, купили ей много сладостей. Мне тоже перепало пару шоколадок — Скарлет не смогла все съесть и у нее начался диатез. Много лет спустя я поняла, что эпизод в торговом центре был своего рода испытанием, проверкой. Ее родители сделали первый рывок, репетицию, хотели выяснить, каково это — оставить свою дочь одну в большом здании, наполненном незнакомцами. Дальнейшая покупка сладостей и игрушек была попыткой искупить вину, заглушить совесть. Они не решились бросить ее тогда, но решились полгода спустя, когда в Эттон-Крик появился бродячий цирк. С тех пор Скарлет одержима цирками и всем, что с ними связано. На первый взгляд с ней все в порядке, Скарлет обычная девушка, которая все-таки живет со своим старым ворчуном дедушкой, все еще любит сладости и немое кино. У нее много друзей и в самом разгаре дипломная работа. Но та далекая травма нанесла ей урон, и иногда это особенно проявлялось.

— Скарлет... — начала я, наконец-то подобрав нужные слова, но она не стала слушать:

— Эра. Это шанс. — Она выделила слово «шанс», наделяя его двойной силой. — Ты ведь слышала об этом цирке? — Нетерпеливо спросила она, все еще держа меня за плечи. Дождавшись моего кивка, она продолжила: — Представь, что случится, если мы возьмем у его хозяев интервью? Это будет сенсация. Никто никогда не брал интервью у хозяина Исчезающего цирка!

— Не спорю, это здорово, взять такое интервью. Но с чего ты взяла, что нам удастся?

Конечно же мне хотелось задать парочку вопросов хоть кому-нибудь из Исчезающего цирка. Даже если это будет зазывала или технический работник. Мне хотелось знать, как они это делают — каким образом незаметно появляются в городах. Но я не могла сказать обо всем этом Скарлет. Будь на ее месте Алиса или Ёко, я бы уже была на стадии разработки плана и не думала о том, как вести себя, но это Скарлет Фабер. Это Скарлет, девушка, которая считает, что десять лет назад ее родителей похитил цирк.

— Там мои родители! — воскликнула она, рассмеявшись, и ее недоверчивый смех прокатился волной мурашек по моим рукам и ногам.

Я попыталась найти в лице подруги хоть один намек на то, что она шутит, издевается надо мной, но не нашла. Круглые щеки алели возбуждением, карие глаза были широко распахнуты, будто она думала, что чем шире их откроет, тем быстрее увидит на моем лице восторг.

— Ты права, это действительно хорошая идея, — наконец улыбнулась я, и Скарлет отступила, добившись желаемого. Отпечатки ее пальцев накрепко въелись в кожу моих белых предплечий, до которых еще не добрался загар.

Я решила, что если Скарлет сама услышит категоричное «мы не даем интервью» от хозяина Исчезающего цирка, то остынет; поймет, что родители не спрятались от нее внутри одного из шатров и сможет жить нормальной полноценной жизнью.

Пока она продолжала рассказывать мне о том, в каком была шоке, когда утром услышала от дедули (который услышал от одного из клиентов своего похоронного бюро) о пришествии Исчезающего цирка, я ненароком разглядывала ее лицо.

Неужели Скарлет вновь вдохновилась безумной идеей отыскать своих родителей?

Ее глаза сверкали как два коричневых агата с темными прожилками; она, приободрившись, стала рассказывать мне о том, почему Исчезающий цирк носит такое странное название. «Это не просто так, Эра, он ведь действительно исчезает», — возбужденно сказала она, нервными движениями перекладывая на своем столе стопки исписанных листов и распечаток. Ей явно нужно было занять руки, чтобы прийти в себя.

Я продолжала наблюдать за ней, чувствуя, что от страха немеют конечности — слишком свежи были воспоминания о том, как я едва не потеряла свою Скарлет. Как она стала где-то пропадать вечерами, днями, а затем неделями; как стала курить; как выкрасила свои восхитительные длинные волосы в фиолетовый цвет; как в выпускном классе собрала документы для поступления в цирковую школу.

Паника сцепила вокруг моей грудной клетки объятия и не давала вздохнуть. Я боялась пошевелиться, превратившись в статую; просто внимательно слушала ее, лихорадочно соображая, как осторожно вытащить Скарлет с этого утеса, с которого она так жаждет спрыгнуть вниз.

Исчезающий цирк, — подумала я, переводя взгляд на ребят, стоявших под самой дверью у кабинета Веры. Я пока еще не знала, что должна чувствовать в связи с его появлением, но чувствовала страх. Это чувство было связано не с самим цирком шапито, а с поведением Скарлет, ее дрожащими пальцами, ее напряженным голосом.

Никто не видел и даже не догадывался, откуда пришел Исчезающий цирк. Просто наутро он появился прямо на Пустыре за Старым городом, будто там ему самое место, будто клочок поля с пожухлой на солнце травой был предназначен аккурат для его загадочных красно-желтых шатров. И городские сплетни, и статьи, и фотографии в социальных сетях, и плакаты на улицах — все это появилось только тогда, когда бродячий цирк сам захотел объявить о своем присутствии.

Никто из местных не видел и не слышал, как началась и завершилась работа по установке шатров, а их было множество — они появились на Пустыре, будто грибы после дождя, большие и маленькие. Никто не видел, как работники монтировали манеж, помосты, устанавливали освещение. Кто-то внезапно решился и сбросил огромный невидимый щит, укрывающий яркие сферические купола. И вот тогда жители Эттон-Крик увидели, что балаган занял огромную площадь — весь Пустырь. Внезапно в Эттон-Крик появился отдельный Исчезающий город с жилыми фургончиками артистов и шатрами-палатками, машинами для транспортировки реквизита, конусообразными шатрами для будущих представлений.

Появление в городе Исчезающего цирка заставило пожаловать в наш офис главного редактора собственной персоной.

— Мне плевать, с кем вы будете говорить — хоть с зазывалой, хоть с обезьяной в клетке, — сказал Всеволод Ковач, воинственно втягивая впалые щеки и еще больше смахивая на Дракулу, — но я хочу, чтобы вы добыли мне хорошую новость. Для нашего специального выпуска это будет то, что надо! Вера, — тут он посмотрел на редактора и надменным голосом закончил проповедь: — Я надеюсь, ты разберешься с этим.

Посмотрев напоследок на нас так, будто больше всего на свете мечтая перерезать нам глотки, он вышел из офиса редакции, плотно прикрыв за собой дверь. После того, как власть перешла в ее руки, Вера колыхнулась в сторону первого стола, стоящего у двери в ее кабинет, и произнесла:

— Вы слышали, что сказал главный редактор? Мне нужно интервью. — При этом Вера почему-то посмотрела на меня таким пристальным взглядом, будто пыталась мысленно заговорить со мной. Я едва взяла себя в руки и сдержала страстное желание отвернуться и посмотреть в окно, только не в раскрасневшееся от весенней духоты потное лицо редактора.

— Годфри, Фабер, — сказала она отчетливо, — отравляйтесь на Пустошь. Где Хэйли? Мне нужны готовые иллюстрации! Наполеон... где Наполеон?! А, вот ты где, отправляйся с девочками, сделай несколько качественных снимков. Алиса, — Вера переместила хищный взгляд на девушку с черно-синими косичками, и та вздрогнула, сжав пальцы на кружке с лимонным чаем до такой степени, что те побелели, — займись опросом местных относительно того, как они относятся к появлению Исчезающего цирка. — Вера вдруг замолчала и оглянулась. У меня появился шанс перевести дыхание и отвести взгляд, но я просто застыла, поняв, что меня связали по рукам и ногам — в цирк придется идти. Вера похлопала в ладони, скомандовав: — Все, принимайтесь за работу! И, боже, кто-нибудь дозвонитесь до Аарона, иначе не видать ему работы как своих ушей! Уточните, что он должен выслать мне иллюстрации до шести вечера. Надеюсь, в той дыре, в которую он провалился, есть Интернет, — закончила она на повышенных тонах, а затем метнулась вон из офиса.

Мы все переглянулись. Наполеон свел брови, Алиса напряженно прикусила губу, глаза Скарлет все еще сверкали драгоценными камнями медового оттенка.

Мне не нравилась ее одержимость. Если для меня Исчезающий цирк — это генератор вдохновения для будущего романа и возможность написать хорошую статью, которая заинтересует жителей Эттон-Крик и позволит им отвлечься от жутких событий, случившихся недавно, то для Скарлет цирк — это личное. Исчезающий цирк — это место, где спрятались ее родители.

Через тридцать секунд тишины Наполеон встрепал светлые волосы, выгоревшие на солнце, и облегченно упал на свой любимый вертящийся стул.

— Черт, я чувствую себя военнопленным! Что это вообще было? Откуда здесь Дракулач?

— Он был в белых хлопковых штанах и сандалиях, заметил? — спросила Скарлет. Я не могла не взглянуть на подругу удивленно, ведь думала, что она во время проповеди редактора была погружена в фантазии о бродячем цирке. — У него педикюр!

Наполеон закатил глаза; стул под его весом скрипнул, когда парень закинул руки за голову.

— Ты даже это успела рассмотреть?

— Работая с такой обезьяной как ты, я удивляюсь, видя мужчин, которые ухаживают за собой.

— Карли, ты что, запала на нашего Всеволода? — Наполеон насмешливо оценил Скарлет взглядом. — Думаю, пышечки в стиле из тридцатых в его вкусе. — Я явно услышала, как Скарлет зарычала, шагая к своему столу и с грохотом опускаясь на стул. Наполеон добавил, отъехав в сторону для лучшего обзора: — Он, может быть, даже сделает тебя третьей невестой. Или сколько их было у Дракулы? — он глянул на меня в поисках поддержки, но я пожала плечами, не желая вмешиваться.

Они со Скарлет продолжали пререкаться, причем Наполеон веселился, а Скарлет злилась. Завершилась баталия тем, что парень любезно напомнил, что она первая назвала его «обезьяной» и «он ничего не имеет против девушек, у которых хорошая фигура и ребра не лезут наружу». После этого Скарлет попросту перестала с ним разговаривать и занялась составлением вопросов для будущего интервью с хозяином Исчезающего цирка.

Когда я вышла в коридор, чтобы позвонить Аарону, мысли о том, что его ждут неприятности, отпали, и осталась только одна: а вдруг бабуля Грэйс права, и с ним действительно случилось что-то страшное? Вдруг с его отцом плохи дела?

Он не брал трубку.

Я ходила туда-сюда по коридору, методично натирая ремешком от черных сандалий мозоль, но не обратила на это внимания; приветливо улыбнулась Ёко, которая сегодня была по-летнему нарядной, одевшись в желтое платье с подсолнухами, из-под лямок платья торчали бретельки купальника.

— Все в порядке? — Ёко свела брови, заметив мою нервозность.

― Все в норме, просто пытаюсь дозвониться до Аарона, ― пояснила я, прислоняясь к стене и чувствуя лопатками прохладу. Заболела губа, так сильно в нее впились зубы.

Так... Аарон упоминал, где именно работает его отец? Я покопалась в памяти, но вспомнила лишь комментарий друга о том, что домишко мне бы точно понравился. Значит, это жуткое место. А в жутких местах всегда творится что-то ужасное.

Может быть, стоит позвонить в полицию?

Я решила, что так и поступлю, если сегодня Аарон не объявится, а между тем написала другу сообщение большими жирными буквами: «ЕСЛИ ТЫ МНЕ НЕ ПЕРЕЗВОНИШЬ, Я ПОЙДУ В ПОЛИЦИЮ». Не останавливаясь на этом, я сразу же набрала номер Ти и допросила подругу с пристрастием. Оказалось, она действительно провела вечер с Аароном, и со смехом рассказала о том, как пряталась на заднем сидении его автомобиля, когда к ним подошла Полли (я охнула), как они сбежали из бара (я ужаснулась), как Аарон переодевался у машины, боясь провонять салон Бьюика пивом (я смеялась), и как они завалились ко мне домой и Аарон разыграл на глазах Грэйси сцену.

— Так значит, Аарона никто не похищал, — подвела я итог.

Ти в ответ лишь рассмеялась, и я даже представила, как подруга мысленно покрутила пальцем у виска.

— Его никто не похищал, и даже более того, Эра, он только-только, буквально, — она сверилась с часами, — два часа и сорок минут назад был у меня. Я осмотрела его машину и отправила восвояси. Аарон явно куда-то спешил.

― Грэйси подумала, что в дом вломились грабители и утащили его с собой, ― сказала я. Ти захохотала.

― Мы привычно прикатили к тебе и поднялись наверх, но потом я вспомнила, что больше не живу здесь, и нам пришлось как-то выбираться.

Рассказ Ти меня немного успокоил, но мысль, что парень отправился к отцу и при этом ни с кем не связался, тревожила. Прежде чем распрощаться, Ти похвасталась, что ей чудом удалось найти свободную комнату, причем прямо в центре Эрчелхольма, то есть недалеко от моего дома.

После разговора с Ти я тут же набрала номер сводного брата, но, когда Ирвинг ответил, даже не успела задать ему вопрос.

— Эра, ты видела, что здесь творится?! ― заорал Ирвинг в трубку.

Судя по тому, что половину слов унес ветер, я догадалась, что Ирвинг находится на открытой местности. Сложив два и два было легко понять, где именно.

— Эра! Он будто из-под земли вырос, ты представляешь? Клянусь, если бы я сам не увидел, ни за что бы не поверил! Здесь не меньше десятка машин, кто-нибудь точно должен был все видеть! А шатры?! Ты должна приехать!

— Ирвинг, ты видел Аарона? — я терпеливо повторила вопрос, морщась от ветра, проникающего в разговор. — Я не могу до него дозвониться, он нам срочно нужен!

— Аарон? — рассеянно переспросил Ирвинг, явно отвлекаясь на что-то поинтереснее. — Нет, я его не видел. Он уже давно не заходил к нам.

Еще бы. Аарон — самый настоящий чистюля и не переносит грязи. А у Ирвинга дома живет Кабан, Корби Кларк и Толстяк Робби — три поросенка. Ирвинг в их компании оборотень — иногда он тоже обращается в дикую свинью, особенно после их шумных «мальчишников». Наверное, Аарон покрывается сыпью только от одного вида на их жилище.

— Ирвинг, пожалуйста, — попросила я умоляющим тоном, — если он позвонит тебе, скажи, хорошо?

— Успокойся, Эра, — с трудом разобрала я голос брата, взорванный потоками ветра, — это ведь Аарон. Наверное, он остался на ночь у своей девушки и забыл включить телефон.

— В общем, позвони мне, — завершила я, и отключилась.

Мне было неприятно спорить с Ирвингом, неприятно, что он не знал собственного друга и был настолько рассеян из-за этого загадочного бродячего цирка, что напрочь позабыл о том, что Аарон Хэйли никогда не стал бы вести себя так безответственно накануне выпуска газеты. Еще и исчезнув, никого не предупредив.

Встревоженная не на шутку, я сунула мобильник в карман шортов и вернулась в офис. Наполеон и Скарлет все еще препирались: «Не дуйся, пышечка моя, пирожочек мой сладенький...». Он не договорил, потому что Скарлет швырнула в него огромную конфету в яркой обертке. К сожалению, Наполеон не успел уклониться, и конфета угодила ему прямо в лицо, разбив губу. Скарлет тут же виновато запричитала, бегая вокруг пострадавшего:

— Божечки, извини меня, извини меня! Я сбегаю за аптечкой!

Увидев, как по подбородку Наполеона скатывается капля крови, я поморщилась, представив, как ему, должно быть, больно. Скарлет убежала за аптечкой, смущенно покраснев. Однако чувство вины не помешало ей счастливо улыбнуться, когда я сказала, что мы выдвигаемся на Пустошь через тридцать минут.

Наполеон коснулся кончиками пальцев разбитой губы и простонал:

— Видела бросок? — Я сочувственно кивнула. — Никому не говори, что мне разбили конфетой лицо, это разрушит мою репутацию.

Через тридцать минут мы забрались в автомобиль Скарлет и выехали с территории Криттонского университета. Наполеон сидел посреди заднего сидения, поглощенный мобильной игрой. Из динамиков телефона то и дело слышались звуки стрельбы и повизгивания. Скарлет раздраженно цоказала языком, наверное, думая, что ее раздражение заставит Наполеона прекратить играть. Он поднял взгляд лишь раз, когда мы проезжали мимо закусочной: «Может перекусим, а? Я хочу есть», на что Скарлет любезно посоветовала ему «сожрать свой смартфон».

Абстрагируясь от их привычной болтовни, я забралась с ногами на сидение и попробовала еще раз дозвониться до Аарона. Ну где же ты, Аарон? — мысленно позвала я друга, — ответь, ответь на звонок!

Но он не отвечал. Когда я уже готова была вернуть мобильник в сумку, вдруг аппарат ожил, и на экране появилось имя бабушки.

— Милая, я звонила Аарону домой. Никто не берет трубку. Как и Томас. Его отец действительно куда-то запропастился.

— Бабуль, не переживай, — попросила я, — Аарон — это Аарон.

— Аарон исчез с моего двора посреди ночи, — отрезала Грэйси. Я вздохнула, косо взглянула на Скарлет, сосредоточенную на дороге, и затем рассказала бабушке о том, что на самом деле Аарон не исчез, а отправился к отцу.

— Ты уверена? — протянула она зловещим голосом, мол, только попробуй солгать, и я тебе уши оторву. Бабуля Грэйс может, если ей перечить. Так что я попыталась убедить ее в том, что с Аароном все в порядке, и он действительно поехал к отцу.

— Ты куда-то спешишь? — спросила она напоследок.

— Нет. То есть да. С чего ты взяла?

Я вновь взглянула на Скарлет, сидящую за рулем, и на приборную панель. Скорость была в порядке — подруга никогда не нарушала правил дорожного движения (скорее всего боялась лишний раз пересечься с моим сводным братом).

— У меня важная встреча, — продолжила я. — Мы со Скарлет и Наполеоном отправились за город, чтобы встретиться с хозяином Исчезающего цирка и взять у него интервью.

На том конце повисло тревожное молчание, и я решила, что оборвалась связь. Когда я взглянула на экран и увидела, что секунды разговора продолжают идти, бабуля переспросила:

— Что ты сказала?

— Я сказала, что нас отправили поговорить с кем-нибудь из Исчезающего цирка. — И опять в трубке повисло зловещее молчание. Я встревоженно спросила: — В чем дело, бабушка? Что не так?

Она закашлялась, явно симулируя, и я подозрительно нахмурилась и взглянула на Скарлет, как будто она слышала наш с Грэйси разговор и могла что-нибудь сказать. Скарлет заметила мой взгляд и вопросительно дернула головой. В следующую секунду автомобиль подскочил на кочке, и я прикусила губу.

Ох!

Наполеон вцепился обеими руками в подголовник, а его телефон отлетел под сидение. Он выругался, и бабуля Грэйс тут же в трубку отругала парня, сказав, что в обществе девушек мужчина должен быть джентльменом.

Скарлет затормозила у обочины, взбешенно посмотрев сперва на меня, затем на Наполеона. Я прочистила горло и вежливо спросила, вновь прижав телефон к уху:

— Бабуль, так что ты хотела сказать?

— О чем?

— Не притворяйся, — свела я брови, — ты что-то хотела сказать об Исчезающем цирке. Я догадалась это по тому, как ты закашлялась, явно пытаясь оттянуть время. Ты что, что-то знаешь? До тебя дошли какие-то слухи?

— Отстань, — отрезала она все тем же строгим голосом, — ничего я не знаю. Мне пора.

— Бабушка! — изумленно воскликнула я.

— И еще, — спохватилась она и презрительным голосом, в котором угадывался намек на обиду, предупредила: — Пусть Скарлет передаст этому облезлому старикашке, что я собираюсь облапошить его в теннисном клубе во вторник.

— Обязательно передам, — пообещала я, чувствуя сомнение и тревогу. Бабушка поспешно отключилась, и, когда я перезвонила ей еще раз, чтобы все-таки выяснить, что за слухи до нее дошли о загадочном бродячем цирке, ее телефон оказался выключен.

Скарлет и Наполеон тут же набросились на меня с вопросами.

— Что случилось?

— Что с Аароном?

— Твоя бабушка что-то знает об Исчезающем цирке?

— Ты сломала мой мобильник, — хмуро буркнул Наполеон, зыркнув в сторону Скарлет. Он увидел свое отражение в зеркале заднего вида и попытался пригладить встрепанные выгоревшие волосы.

— Можешь взять мой, — поспешно сказала Скарлет, хватая телефон с приборной панели и кидая его на колени Наполеону. — Эра, ну так что? Неужели Грэйси что-то знает о цирке? Может быть она что-нибудь выяснила, путешествуя по миру?

— Не мечтай, — осекла я подругу. — Бабушка лишь сказала, что обыграет твоего дедушку в теннис во вторник.

— Ты серьезно? ― она раздраженно фыркнула и нацепила на нос солнцезащитные очки. Выруливая на дорогу, укрытую в тени тополей, Скарлет глухо произнесла: — Знаю я, что ты думаешь. Что вы все думаете.

Я оторвала взгляд от столба пыли, взметнувшегося в воздух за машиной, и хмуро повернулась в сторону Скарлет.

— Я в курсе, что обо мне думают в Издательском центре. И не надо никого защищать, Эра, — грозно предупредила она, когда я уже открыла рот. — Цирк, ярмарка, клоуны. Все думают, что у меня слетит крыша.

— Я не позволю этому случиться, крошка, — пообещал Наполеон, отстраненно похлопав Скарлет по плечу, но даже не оторвав взгляда от ее мобильника. — У тебя классные фотки в купальнике.

Она взвизгнула, крутанув головой как демон в «Изгоняющем дьявола».

— Не смей смотреть, ты, свиная голова!

— Эй, не говори так, — обиженно сказал Наполеон. Я вытащила у него мобильник из рук и взглянула на экран.

— Скарлет, это всего лишь игра, — попыталась я успокоить подругу.

— Ты всерьез думала, что я буду рыться в твоих фотографиях, будто какой-то извращенец? — разозлился Наполеон. Я почувствовала, что краснею, необходимость урегулировать конфликт была такой сильной, что мое сердце забилось в два раза быстрее. — Ты обо мне такого, значит, мнения?!

— Ребята...

— Наполеон... — начала Скарлет, сорвав с глаз очки; ее щеки очаровательно порозовели, а между темных бровей появилась морщинка.

Я отвернулась к окну, взмолившись, чтобы эти двое не устраивали сцен перед нашей встречей с Исчезающим цирком.

А вдруг они сойдутся? — внезапно подумала я, и попыталась представить подругу вместе с Наполеоном. Она невысокая, с темными короткими волосами до плеч; прическа у нее как у девушек из прошлого, и одежда такая же. Наполеон — веселый разгильдяй и шутник, выше подруги на две головы. Он худой, но жилистый, с выгоревшими на солнце волосами и пронзительным взглядом. В принципе, — я всерьез задумалась, — у них есть общее увлечение — еда.

Несколько минут мы ехали молча, думая о своем. Мимо проносились красивые дома Эрчелхольма, бутики и новая ветклиника, где подрабатывал Толстяк Робби, приятель Ирвинга.

— Где-то здесь живет Ти, — сказала я, вспомнив о нашем недавнем разговоре. Скарлет вытаращилась на меня, а затем затормозила на красный и пропустила целую толпу людей. Все они были в яркой летней одежде с открытыми руками и ногами. Однако среди цветной массовки затесалась парочка бедняг в офисных костюмах с кожаными портфелями в руках.

— Из-за бабули ей пришлось на время съехать из дома. Знаешь ведь, — сказала я, пожав плечами. Скарлет понимающе закивала (уж кому, как не ей знать, что значит жить с безумным стариком под одной крышей). — Я хотела подселить ее к Ирвингу...

— Бе, — Скарлет отвернулась. Она вовремя сосредоточилась на дороге, потому что загорелся зеленый.

— ...Но она не согласилась, опять-таки по видимым причинам, сказала, что уж лучше будет спать на СТО в каморке. Каким чудом ей удалось отыскать квартиру на время весеннего фестиваля, без понятия.

Скарлет пораженно покачала головой:

— Да уж, эта девушка точно не пропадет. Сперва к тебе затесалась постояльцем, а затем еще к какому-то бедолаге.

— Не говори так, — попросила я.

— Ты же знаешь, я ее люблю, — заверила Скарлет, — просто... у меня было мало времени, чтобы получше ее узнать. И от нее постоянно воняет.

— Зато она делает всякие питательные маски для лица и волос, а еще — бесплатный маникюр.

— Правда?! — Скарлет от возбуждения даже подпрыгнула на сидении. — Выясни, где она живет, я приду в гости!

Я рассмеялась, и Скарлет улыбнулась в ответ очаровательной улыбкой. Затем протянула руку в мою сторону, открыла бардачок и достала распечатку:

— Я подготовила список вопросов. Вера уже все одобрила. — Наполеон на «одобрила» ядовито усмехнулся на заднем сидении, но Скарлет проигнорировала выпад, переключив передачу и продолжив: — Сперва зададим стандартные вопросы, чтобы он, или она, черт его знает, расслабился... расслабилась.

Скарлет еще прибавила газу. Я заметила на ее ногах розовые босоножки на плоской подошве, и когда спросила, что это за шутки, девушка одарила меня таким взглядом, будто я свихнулась: «Ты ведь не думала, что я отправлюсь туда на каблуках? Это — «полевая» пара обуви».

— Так что там за вопросы? — поинтересовался Наполеон, беспорядочно нажимая на экранные кнопки и чертыхаясь (кажется, его персонажа хотели убить вражеские орки). Я быстро просмотрела список и прочла вслух:

— С какого года существует Исчезающий цирк? Это, по-твоему, стандартный вопрос? Они не станут отвечать, Скарлет.

— Куда ты смотришь?! — возмутилась Скарлет. Не отвлекаясь от дороги, она вырвала листок из моих рук и перевернула. ― Ну другой странице!

Наполеон, заинтересовавшись, забыл про игру и влез между сидениями. На обратной странице действительно вопросы были проще, вроде «чем именно вас привлек Эттон-Крик» и «как вы планируете график поездок».

Когда мы выехали из Старого города и подобрались к мосту, я попросила Скарлет остановить автомобиль. За три минуты я пересекла дорогу, сбегала в магазин напротив, где купила мясную булочку и бутылку воды, и спустилась к уже знакомой бездомной женщине. Под мостом было пусто, так что я оставила пакет с едой на видном месте, подписав его огрызком карандаша, которые всегда валялись в карманах моей одежды: «От девушки на велосипеде».

Когда я вернулась спустя пять минут, Скарлет молча выехала на дорогу, а Наполеон разочарованно протянул, что мне следовало и ему прикупить какой-нибудь еды (я пообещала приготовить ему домашних пирожков с яблоками и черникой).

— А это что за вопрос, Скар? — спросила я, вглядываясь в страницу. — «Случалось ли вам обучать каким-нибудь трюкам местных жителей, которые хотели построить карьеру в мире цирка?»

Я подняла голову и повернулась в ее сторону, мысленно спрашивая: «Ты действительно думаешь, что твои родители бросили тебя, чтобы отправиться вместе с Исчезающим цирком в путешествие»?

Краем глаза я заметила, как Наполеон тактично откинулся на спинку сидения, притянув мобильный телефон к самому носу. Скарлет невозмутимо ответила:

— Это обычный вопрос, ничего особенного. И Вера уже все утвердила, — многозначительно повторила она, что в переводе значило «тебе не удастся изменить этот список».

Совсем скоро Стрый город остался позади и автомобиль Скарлет окружал только лес: подруга решила немного срезать, и к Пустоши мы буквально выкатились из-за деревьев. Наполеон на заднем сидении весело сопел, вцепившись рукой в ручку над дверью.

— Ого-го! — воскликнул он, пошатываясь из стороны в сторону. — Настоящий пункт назначения!

— Да, — поддержала я Наполеона, пытаясь удержаться руками и ногами на месте, — ты не выбираешь легких путей!

Скарлет рассмеялась каким-то жутким смехом, будто я провоцировала ее на «слабо» и в последнюю минуту увернулась от дерева, выскочившего из ниоткуда. Наполеон сзади прикрикнул на нее, чтобы держала глаза открытыми, а из моих легких со свистом освобождения вырвалось дыхание. Кажется, я даже заорала что-то вроде: «Исчезающий цирк не стоит смерти».

Наконец Скарлет над нами смилостивилась; ее автомобиль, проскочив через зеленый куст, вылетел точно на тропу, проложенную другими автомобилями.

― Ю-ху! ― воскликнула она, в то время как я болезненно застонала, прикусив язык.

— Скар, что ты творишь?

— Ну вот, — удовлетворенно ответила она, — теперь мы успеваем, — и приняла расслабленную позу за рулем. Наполеон присвистнул, обозвав Скарлет убийцей, а она лишь отмахнулась.

— Если честно, — он опять влез между сиденьями, — я не думаю, что нам удастся поговорить хоть с кем-нибудь. Посудите сами: целая куча фанатов преследовала Исчезающий цирк, и никому не удалось даже выяснить, с какого года он путешествует. И тут мы, зарасти-приехали! Ни черта у нас не получится.

— Ну ты и зануда! — воскликнула Скарлет, насмешливо скосив взгляд в его сторону. Я вернулась к вопросам, которые за то время, пока Скарлет пыталась нас всех угробить, превратились в моих пальцах в мятое полотно.

Дальнейшее развитие спора нам всем пришлось прекратить, потому что Скарлет в последний раз вдавила педаль газа в пол, а затем вывернула руль вправо и я, испуганно заорав и зажмурившись, забыла обо всем на свете и взмолилась о безболезненной смерти. А затем все остановилось, и я открыла глаза. Перед нами предстала Пустошь. Позади сомкнулось море зеленого и коричневого, а впереди — пожухлая от солнца трава и глина. Скарлет вытаращила глаза, пробормотав что-то вроде «безумие», и я была с ней согласна. Мы обе застыли на сидениях, не шевелясь и глядя через ветровое стекло на открывшееся представление. Сзади раздалось противное «ццц-ццц» и мы обернулись, прострелив Наполеона взглядами — он выцеживал остатки сока из крохотной пачки.

— Я хочу есть.

— Ты это видишь? — осторожно спросила Скарлет, глядя на Наполеона, как на пришельца. Я, признаться, тоже была удивлена реакцией друга — он что, совсем бесчувственный чурбан? Неужели его совсем не поразило это?

Ирвинг был прав: это надо было увидеть собственными глазами. Исчезающий цирк занял огромную площадь, которой хватило бы для построения целого комплекса. Цирк был обнесен заборчиком, за которым раскинулись красно-желтые шатры, почему-то напомнившие мне пилюли. Кроме забора Исчезающий цирк был со всех сторон оккупирован фургончиками репортеров, автомобилями местных жителей, полицейскими машинами. Даже если бы мы прилетели на вертолете, это не вызвало бы ажиотажа: шум стоял неимоверный, повсюду слышались разговоры и какая-то возня. Голоса репортеров, рвущиеся к цирку, сталкивались друг с другом.

— Невероятно... — пробормотала Скарлет, потеряв к Наполеону интерес (и надежду, что он проявит хоть грамм любопытства к цирку). — Я почему-то нервничаю.

Я тоже нервничала и совсем не знала, о чем думать — голова вдруг стала легкой, будто лишилась всех мыслей.

— Он кажется... — пробормотала я, старательно подбирая слова, — немного обычным?.. Не считая этого столпотворения...

Я заметила Ирвинга, стоящего в тесной группе парней в форме полицейских; он был поглощен беседой и размахивал руками как одержимый. Скарлет тоже заметила парня и поджала губы; ее недовольный взгляд, граничащий с презрением, задержался на его всклоченных огненно-рыжих волосах, в которых затерялись солнечные лучи. А потом она передернула плечами, будто увидела дождевого червя, и обратилась ко мне:

— Ты сошла с ума, Эра? Нет, вы оба сошли с ума. Вы оба чокнутые. Один вцепился в эту чертову игрушку, а другая думает, что Исчезающий цирк — обычное дело.

— Я не так сказала.

— Посмотри внимательно на всех этих людей и эти машины, — сказала Скарлет с расстановкой, будто пытаясь вложить слова мне в мозг. — Ты думаешь, что это — обычно? Эра, в Эттон-Крик ведет только одна дорога, и, если Исчезающий цирк не сплавился к нам по реке и не прицепился к товарным поездам, что вряд ли, — Скарлет язвительно усмехнулась, — все те машины, стоящие вон там, за ограждением, проехали прямиком по главной дороге. Их должно быть не менее двадцати. Столько шатров, оборудования, людей и еще всяких штук. И их никто не видел, Эра, понимаешь? Ни полиция, ни рыбаки, ни гадалки.

— Мы поняли, Скарлет, — оборвал ее Наполеон, закатив глаза.

— Ты права, — сдалась я, — Ирвинг тоже сказал, что Исчезающий цирк будто из-под земли вырос.

— А... — протянула Скарлет, характерным язвительным голосом, — ну, раз так сказал Ирвинг, то мы должны ему поверить.

Наполеон тронул меня за плечо с явным вопросом в глазах, но я покачала головой. Он опомнился и выключил мобильную игру, потянувшись к ручке автомобиля.

— Идем? Уже все наши попытали счастья. Я вижу Крисси из «Шарлен»; наверняка ей удалось уже сделать несколько качественных снимков.

Наполеон вышел и направился прямиком к Кристине Терри из модного женского журнала. На губах парня расцвела обаятельная улыбка, когда он увидел, как Крисси, заприметив его, тут же помахала ему тонкой длинной рукой. Рукав ее широкой футболки, заправленной в бриджи с высокой талией задрался, обнажая татуировку в виде змеи, огибающей руку.

— А это не Патрик из «Новых медицинских известий»? — изумленно пробормотала Скарлет, указав пальцем на высокого молодого человека в круглых очках в золотой оправе. — Он-то что здесь забыл? Так, как я выгляжу? — Скарлет пружинисто обернулась ко мне, поправляя челку. Я одобрительного кивнула, и она посмотрелась в зеркало заднего вида, затем достала из бардачка алую помаду и подкрасила губы.

— Думаешь, им удалось отснять что-нибудь? — спросила я, глядя на фургончик новостного канала «Ведомости», рядом с которым стояла тощая длинноногая блондинка с высоким хвостом. Она о чем-то спорила с оператором, сжимая в руке микрофон как биту.

— Не знаю, — отмахнулась Скарлет, — я ее терпеть не могу.

Мы выбрались из автомобиля, хлопнув дверцами, и я, перекинув лямку сумки через плечо, надела на шею пропуск репортера Издательского центра с фотографией, на которой выглядела как двенадцатилетка. Пришлось снять шляпу, чтобы шнурок пролез через голову.

— Где Наполеон? — пробурчала Скарлет, стремительно приближаясь и сминая под босоножками чахлую зелено-желтую траву. Девушка покрутила головой, собирая несколько прядей волос на затылке заколкой с синими камнями. На ее шее болтался такой же пропуск, как и у меня, только с красивой фотографией. — Все еще болтает с Кристиной? Посмотри, сияет как звезда. Может он решил переметнуться в ее женский журнал?

Я удивленно покосилась в сторону. Если бы не знала, решила бы, что Скарлет ревнует старину Наполеона, но она просто была не по себе, ведь мы приближались к городку Исчезающего цирка, к ее мечте.

Издалека все казалось меньше: и шатры, и количество людей. Но стоило приблизиться, и я разглядела за ограждением сундуки, столы с кухонной утварью и стулья, а еще (даже когда я проморгалась, они не исчезли) целый набор котлов для приготовления пищи.

— Эй, — к нам поднырнул Наполеон, едва не задев плечом того самого оператора, с которым ссорилась ведущая с новостного канала. — Они всех отшили. В смысле никто не выходит из Исчезающего цирка. А полицию видишь?.. — Наполеон кивнул в сторону Ирвинга, пьющего воду из бутылки. — Они здесь не просто так. Этот тип, который из газеты «Красные примечания», попытался пролезть за ограждение. — Наполеон указал на парня с повязкой на руке, одетого в цветастую рубашку и потрепанные джинсы. — Его вышвырнули назад, и, кажется, он вывихнул запястье. Короче говоря, полиция следит, чтобы местные не нарушали покой цирка.

— Как насчет нашего покоя? — спросила Скарлет, нахмурившись. Я все еще смотрела на Цветастого — на то, как бережно он прижимал к груди поврежденную руку. Я вспомнила, как Анджела Монтаг утром читала их газету. Неужели они успели первее всех пронюхать о возвращении в город Исчезающего цирка? Наверное, покалеченная рука того стоила.

— Слушай, — остановилась я, придержав Скарлет за локоть. — Я думаю, нам надо разработать план, прежде чем идти напрямик.

— План? Какой еще план? У нас нет времени на план, смотри сколько здесь собралось репортеров!

— И что? Ты же слышала, что никто не получил даже крошки. Если мы хотим выяснить хоть что-нибудь, то должны действовать умнее.

— Как умнее?

— Так, чтобы нам не сломали руки-ноги, — ответила я. Скарлет удивленно отшатнулась. Моргнув, она схватила мое лицо за щеки и очень внимательно вгляделась в мои глаза за прозрачными стеклами очков.

— Эра Годфри, ты такая красивая.

— Что? — удивилась я. — О чем ты?

Наполеон рассмеялся, а Скарлет с придыханием продолжила:

— Никто не станет тебя бить. Посмотри на себя, ведь ты похожа на невинную овечку. И хватит трусить! — прикрикнула она шепотом. — Мы идем туда и точка. А потом действуем по твоей методике.

— Но у меня нет методики.

— Вот именно, — торжествующе сверкнула глазами Скарлет. — Пока у тебя ничего нет, мы будем действовать по старинке, как цивилизованные люди.

— А дальше?

— Я не заглядываю так далеко, — Скарлет отмахнулась и поспешила к воротам цирка. У меня не оставалось выбора, как пойти следом. Про себя я радовалась, что на нас никто не обращает внимания, так что никто не увидит, как хозяин шапито нас отошьет. Почему-то, увидев Исчезающий цирк своими глазами, я почувствовала себя не в своей тарелке, хоть и не могла понять, в чем причина. Может быть в странных словах бабули Грэйс, а может быть в словах Ирвинга, что балаган вырос на Пустоши как грибы после дождя, а может быть в мистической уверенности Скарлет в том, что Исчезающий цирк — волшебное место?

Как там она сказала... «Ты думаешь, что это — обычно? Их никто не видел, Эра, понимаешь? Ни полиция, ни рыбаки, ни гадалки». Неужели я действительно боюсь? — изумилась я про себя, но тут же отрезала: ― Ни за что!

Когда между нами и цирком осталось не более двадцати метров, нам дорогу преградил Ирвинг. Он сиял, как новогодняя елка. Серебряная серьга в правом ухе словила осколок солнечного луча.

— Эра, все-таки пришла? — Ирвинг старался не смотреть на Скарлет, но взгляд все равно метнулся к ней. Она отчеканила, вылезая вперед:

— Мы здесь, чтобы взять интервью.

Я закатила глаза и кивнула в сторону: «Ирвинг, исчезни». А он нахмурился в ответ: «С какой стати? Если ей так хочется, пусть сама проваливает».

— В общем, нам пора, — буркнула я, толкая Скарлет в спину и хватая Наполеона под руку.

Ирвинг только раздраженно махнул рукой, попросив меня не лезть на рожон. Его наставление прозвучало слишком однозначно, и я нахмурилась: неужели брат думает, что я полезу, как тот псих из «Красных примечаний», за ограждение Исчезающего цирка?

Судя по тому, как сжал губы и прищурился — да, так он и думал.

— Не стану я туда лезть, — тихо, так, чтобы только Ирвинг слышал, пообещала я. Он похлопал меня по плечу и направился к своим друзьям, стоящим у полицейской машины, больше ни разу не обернувшись. Наверное, не хотел смотреть на Скарлет.

Приближаясь к ограждению, я замедлила шаг.

― Вы чувствуете? ― шепнула я, посмотрев на Скарлет и Наполеона. Судя по их взглядам, они тоже уловили волшебный запах, доносящийся с территории Исчезающего цирка будто из другого мира: тот особенный запах жареной кукурузы, плавленого шоколада, сладкой ваты и лимонада ― все из детства.

Ветерок был ласковым и мягким, даже шляпа на моих волосах не сдвинулась, но запахи буквально ударили под дых. Во рту появился забытый вкус горячей карамели, стекающей по вытянутым из духовки булочкам, в горле встал комок.

— Я еще больше хочу есть, — простонал Наполеон.

С каждым нашим шагом запахов прибавлялось, и вот уже кроме выпечки и жареной фасоли со специями запахло чем-то неприятным, что ассоциировалось с бродячим цирком и его фургонами.

Наверное, там есть загон для животных и попахивает от них, — подумалось мне, а затем вдруг, будто из-под земли, возникла фигура, преградив нам путь, и Скарлет изумленно пискнула и застыла. Подняв голову вверх, я сделала шаг в сторону, чтобы видеть лицо незнакомца (прямо ему в затылок светило солнце).

— Здравствуйте, — вежливо произнесла я и протянула ему руку, притворившись, будто не заметила, что он как цепной пес защищает от нас вход в Исчезающий цирк. — Мы...

— Я знаю, кто вы, — оборвал незнакомец твердым, но спокойным голосом. Я пригляделась к лицу циркача, и решила, что, если бы мы встретились на улице, я бы не догадалась о его работе: мужчина обладал средним ростом, был облачен в простую футболку и джинсы без бейджика или именной нашивки; волосы у него были рыжие, но не как у Ирвинга, а блеклые, мягкие на вид. Из-за густой бороды сложно было определиться с возрастом, но я решила по взгляду и отсутствию морщинок вокруг глаз, что ему от двадцати до тридцати лет.

Сделав вид, что Бородач не перебивал меня, я выдержанным тоном продолжила:

— Мы репортеры из Издательского центра, сэр, меня зовут Эра Годфри, это Скарлет Фабер, а это — Наполеон. — Я протянула ему руку, и незнакомец, секунду поколебавшись, все-таки пожал ее. Его пальцы были шершавыми и сухими, сами ладони широкими, но рукопожатие оказалось хоть и мягким, но напряженным. Он не стал меня перебивать и не представился. Я решила изменить мнение о нормальности мужчины: у обычных людей, которые слышали прозвище Наполеона, на лице проявлялись хоть какие-нибудь эмоции: удивление, недоумении, а иногда в глазах мелькала веселость. Человек, стоящий напротив, никак не отреагировал, будто у него была сотня знакомых Наполеонов.

Я расправила плечи и четко произнесла:

— Если это возможно, мы бы хотели поговорить с управляющим цирка.

Мимо шатров за ограждением проплыла очень стройная пышногрудая девушка с такими рыжими волосами, что казалось, сам жидкий огонь стекает по спине к ее ногам. Скарлет тоже заметила ее и издала какой-то странный звук, который к счастью наш несговорчивый рыжий приятель не расслышал.

Он засунул руки в карманы и переступил с ноги на ногу, лениво повторив:

— Вы хотите поговорить с хозяином цирка.

― Да.

― К сожалению, с этим будет проблема. Его никто не видел.

— Что ж... — пробормотала я, на долю секунды озадачившись, куда он мог отправиться ― неужели в город? Взяв себя в руки, я спросила: ― А когда он вернется?

— Видимо вы не поняли, — так самодовольно улыбнулся Бородач, что я нахмурилась. — Я имел в виду, что хозяина цирка никто никогда не видел.

Слово «никогда» Рыжий произнес с таким нажимом, что я почувствовала дрожь под коленками. Скарлет молча покосилась на меня, но я не посмела отвернуться от лица незнакомца. Мы будто играли в гляделки, где первый, кто отведет взгляд — проиграет. Мне не хотелось проигрывать.

Никто никогда не видел хозяина бродячего цирка, ― прогудело в голове эхо. Мне хотелось уточнить, действительно ли я услышала то, что услышала, но Рыжий выглядя еще самодовольнее, чем прежде, произнес:

— Так как за главного здесь пока что я, хочу сообщить, что мы не даем интервью таким газетенкам, как вы.

Таким газетенкам?

— Хорошо. — Я прочистила горло, поправив очки, пытающиеся соскользнуть с потной кожи. ― Тогда каким именно газетенкам вы даете интервью?

— Никаким, — нахмурился он. Я покрутила кольцо на пальце, и Рыжий проследил за моими движениями подозрительным взглядом, будто думал, что я что-то замышляю. А когда он поднял голову и наши глаза встретились, его потрескавшиеся губы, твердые на вид, изогнулись в неприятной ухмылке. — Уходите, девушки, Наполеон, — все-таки одарил он парня пристальным взглядом, — Исчезающий цирк не дает интервью и ни с кем не разговаривает. Мы здесь с разрешения властей, и мы никого не пускаем на нашу территорию.

Что?

— Кто дал вам это разрешение? — спросила Скарлет спокойным голосом. Бородач удостоил ее взглядом и покачал головой:

— Не-а, я ведь сказал, что не стану отвечать на вопросы. Но знаете, что? Я уже сказал вам, что хозяина Исчезающего цирка никто не видел. Думаю, вы сможете состряпать из этой новости настоящую сенсацию.

Скарлет сделала глубокий вдох, и я поняла, что она на грани и уже готова вцепиться в бороду Рыжего. Он с вызовом изогнул густые коричневые брови и улыбнулся, будто хотел, чтобы Скарлет на него напала. Я вспомнила о том парне из «Красных примечаний» и испугалась за подругу: этот Рыжий кабан может поднять ее в воздух одним мизинцем.

Но вместо сцен Скарлет вежливо произнесла:

— Тогда мы придем на ваше представление, — и ее слова прозвучали как явная угроза.

— Ждем с нетерпением, — Бородач мигом нацепил маску милого парня и помахал нам, хотя мы со Скарлет даже не шелохнулись. Он изогнул брови, как бы говоря: «чего вы ждете, здесь больше нечего ловить», и вновь скрестил руки, продолжая хищно улыбаться.

— Уходим, — прорычала Скарлет, разворачиваясь и удаляясь с гордо поднятой головой.

— Спасибо за разговор, — бросила я напоследок, и, уходя, услышала недовольное бурчание:

— Это вам спасибо, что все еще действуете по одному и тому же плану.

Последний его комментарий мне абсолютно не понравился. Слова Бородача зудели в черепе, как насекомые, выступили бисеринками пота вдоль волос надо лбом. Когда мы погрузились в автомобиль, я швырнула шляпу на заднее сидение и заметила, что Наполеон роется в боковом кармане моей сумки.

— Ты не против, если я что-нибудь съем? Я очень, очень голоден.

— Какая же ты свинья, — буркнула Скарлет. Я посмотрела на подругу, почувствовав такое горячее огорчение, разливающееся по крови, что заболел желудок.

Наверное, Скарлет чувствует себя еще хуже, ― подумала я, ― должна чувствовать. Она так надеялась на это интервью, так обрадовалась приходу Исчезающего цирка, что вознесла себя на седьмое небо.

— Скарлет, ты как? — спросила я.

Она перестала пялиться в окно и перевела на меня взгляд; на заднем сидении стихли звуки чавканья и шелеста фантиком от подтаявшего шоколадного батончика — Наполеон тоже хотел знать, как Скарлет себя чувствует. Ее взгляд не сказал мне ничего хорошего: глаза болезненно блестели, нижние веки покраснели.

— Я просто так надеялась...

«Это вам спасибо, что все еще действуете по одному и тому же плану», — в моих ушах опять зазвучал голос незнакомого Рыжего Бородача.

Что он имел в виду, говоря, что хозяина Исчезающего цирка никто не видел?

Его надменный голос все никак не хотел покидать мой мозг: «Я уже сказал вам, что хозяина Исчезающего цирка никто не видел. Думаю, вы сможете состряпать из этой новости настоящую сенсацию».

― Вот же Рыжий надменный кабан! — вдруг раздраженно воскликнула Скарлет, озвучив мои собственные мысли.

— Может поедем? — тихо предложил Наполеон. Он будто боялся, что если заговорит громче, то взбесит Скарлет, и она вместо глотки Бородача вцепится в его. — Ловить нам тут нечего, так?

— Да, — спохватилась подруга. Она храбрилась из-за Наполеона, старалась не показывать, как сильно огорчена.

Мы уехали первыми с Пустоши. Позади осталась добрая сотня людей со своими фургонами и автомобилями, надеждами украдкой сделать несколько фотографий работы циркачей и получить хоть какую-нибудь интересную новость. Скарлет поглядывала в зеркало заднего вида, тоскливо поджимая губы, Наполеон снова сосредоточился на мобильной игре, а я не могла выкинуть из головы слова Рыжего незнакомца: «Мы не даем интервью таким газетенкам, как вы».

Таким газетенкам.

Это — моя работа. Моя единственная работа, место, где я чувствую себя нужной, полезной, на своем месте. И я никогда не стыдилась Издательского центра. А сегодня «Криттонский вестник» сравнили с этими сборщиками сплетен из «Красного примечания».

Таким газетенкам.

Мы закинули Наполеона к нему домой: «Я умру, если не посплю пару часов. Я имею в виду на нормальной кровати, а не в спальнике, как бомж». Скарлет на миг даже повеселела, подтвердив, что от парня пахнет, как от бомжа, да и выглядит он не лучшим образом. Он не стал отвечать на ее комментарии, видимо, думая, что ей итак досталось из-за недавнего отказа.

Когда мы отъехали от многоэтажного дома, в котором находились однокомнатные квартиры, Скарлет сказала, что тоже поедет домой.

— Я вдруг почувствовала себя такой уставшей. Не знаю, почему. Конечно, глупо было полагать, что нам посчастливится получить ответ хоть на один вопрос, но внутри я надеялась... Да еще и отказ дать интервью Веру точно не удовлетворит...

«Мы не даем интервью таким газетенкам, как вы».

― Эра, как думаешь, что он имел в виду, когда говорил, что никогда не видел хозяина Исчезающего цирка?

― Я не знаю, Скарлет, ― ответила я и привычно взялась за кольцо, но вспомнила, его больше нет на пальце.

***

Скарлет оставила меня у ворот дома и, не прощаясь, укатила. Я еще несколько долгих секунд смотрела ей вслед, испытывая сильное чувство тревоги, затем вошла в дом.

— ЭРА! ― бабушкин вопль едва не сбил меня с ног. ― Принеси мне холодного чаю!

И как она только услышала меня, сидя на террасе? ― удивилась я. У бабули Грэйс слух как у военнопленных, складывается ощущение, что она всегда начеку и ждет со всех сторон подвоха.

Я приготовила чай, поставила на поднос вместе с корзинкой, наполненной сладостями, и отнесла на столик в беседку, расположенную под вишнями. Грэйси, откинувшись на диванные подушки, крикнула в трубку:

— Я никогда с тобой не целовалась! — Пока мистер Фабер (а это был несомненно он) с жаром возражал, Грэйси успела кинуть в рот конфету. Дедуля Скарлет сказал что-то из ряда вон выходящее, заставившее мою бабушку быстро проглотить конфету и разъяренно рявкнуть: — Молчать, старый маразматик!

Заметив меня только спустя минуту (будто поднос с чаем и конфетами появился на столике сам собой), она поспешно оборвала мистера Фабера:

― Погоди минуточку, я сейчас тебе перезвоню! ― и отключилась.

― Бабуль, ― начала я, воспользовавшись такой удачной паузой в разговоре, ― мне нужна твоя машина, куда ты положила ключи? Их нет в вазочке на...

― Эра, в городе Исчезающий цирк?

Ах да, припомнилось мне ее чудное поведение.

― Бабуля, в чем, собственно, дело?

Она опомнилась и подскочила на диванчике.

― Ни в чем, милая, ни в чем конечно же. Ключи, да-да! Ключи, ― повторила она, поглядев по сторонам, будто ранее по пути в беседку зашвырнула их куда-то в траву. ― Ключи. Они лежат в моей сумочке в гостиной.

Я не двигалась.

― Что такое, что еще? ― спросила Грэйси немного раздраженно.

― Что это было? ― Я изогнула бровь. ― Почему ты так себя вела? И не притворяйся, ба, что не знаешь, о чем я говорю, все ты знаешь. Почему ты так отреагировала на цирк? Ты что-то слышала о нем? Ты в курсе, что хозяина Исчезающего цирка никто не видел?

― У тебя бред, дорогая, ― сказала бабуля Грэйс, и взмахнула рукой, будто прогоняя комара или жужжащую муху. ― Уходи, у меня важный разговор.

Ага, важный разговор, ― подумала я, возвращаясь в дом. ― Обсуждать с дедулей Скарлет прошлое ― это чрезвычайно важно. О господи, а что, если они были вместе? Вдруг мой отец — сын дедушки Скарлет, и мы на самом деле сестры?

На этой мысли я врезалась в стеклянную дверь веранды и в очередной раз поразилась собственному воображению.

Отыскав ключи там, где бабуля и сказала, я устроилась за рулем автомобиля и выехала со двора. Первым делом я отравилась в городскую библиотеку и нагребла целую кучу книг о цирке. Мистер Морган посмотрел на меня острым, придирчивым взглядом, отчего я почувствовала себя преступницей.

Зачем мне вообще читать эти книги? — думала я с легким удивлением. Этим занимается Скарлет, а не я. Это Скарлет скупает все книги, даже самые редкие, в которых есть хоть мимолетное упоминание какого-нибудь цирка (не обязательно Исчезающего). И все же, вручая мистеру Моргану кофе и пончики, купленные в местном супермаркете, я решила, что ознакомиться с темой цирка просто необходимо!

— Значит, Исчезающий цирк действительно снова в городе? — полюбопытствовал мистер Морган, уминая угощение за обе щеки. Он умудрялся при этом выглядеть очень деловито, и не проронил ни крошки. — Ого, сколько книг ты нагребла, — указал он пальцем на аккуратные стопки, упакованные в два плотных пакета.

— В прошлый раз вы были на шоу? — спросила я, вспомнив, как бабуля Грэйс отреагировала на мои вопросы.

Мистер Морган подозрительно долго думал, сосредоточенно жуя пончик, и ответил только спустя минуту, когда мое терпение было на исходе:

— Если я не ошибаюсь, шоу не было.

Я оторопело взглянула на него.

— Как так? Вы должно быть шутите?

— Нет, отнюдь, — спокойно отозвался он, выпрямляясь и прекращая жевать. Взгляд сфокусировался на моей шляпе. Людям за пятьдесят она почему-то очень нравилась.

― Вы хотите сказать, что Исчезающий цирк появился, а потом исчез просто так? ― недоверчиво переспросила я, и мистер Морган кивнул, поджав губы. Судя по морщинке на лбу он сам сомневался в том, говорит ли правду, но голос был твердым. — В прошлый раз цирк задержался лишь на день. Только благодаря рыбакам мы узнали, что он в городе.

Мистер Морган старательно покопался в памяти, припоминая все детали прошлого. Мне казалось, в пыльной тишине библиотеки слышно, как он думает и формулирует мысли в слова.

— Вообще-то было кое-что интересное, — вспомнил он. — Ох... точнее, не интересное, а загадочное. В тот же день, когда появился цирк, исчезли родители Скарлет. Впрочем, — мистер Морган смутился сильнее, — ты об этом знаешь.

— Вы думаете, это как-то связано?

Мистер Морган ответил не сразу, и мои брови вопросительно изогнулись. Неужели он подозревает, что в исчезновении родителей Скарлет как-то замешан Исчезающий цирк?

— В тот день я, к сожалению, целый день работал, и поэтому не смог даже мельком на него взглянуть. Но теперь, — тут он повеселел и даже хлопнул ладонями по стойке, — я уж точно успею увидеть легендарное шоу!

Как такое может быть, ― думала я, устраивая книги на заднем сидении и усаживаясь за руль. ― Зачем проделывать такую работу ради одного дня в городе?

После посещения библиотеки я отправилась в магазинчик мистера Фергюсона в центре города: «Все для праздников и вечеринок». По пути мне встретилось еще больше плакатов с надписью: «Добро пожаловать в Исчезающий цирк». И когда только они успели все это сделать? ― вновь поразилась я. Но затем мне пришлось откинуть лишние мысли, когда я приблизилась к прилавку и мистер Фергюсон изумленно воскликнул:

― Эра! Зачем тебе столько фейерверков?

― Надо, ― ответила я с улыбкой. ― Неужели моя бабуля еще не всему городу рассказала о своем приезде?..

Мистер Фергюсон сделал недоуменное лицо, будто и знать не знал мою бабулю. Я посерьезнела, умерив улыбку:

― Э-э... Она как раз приезжает... То есть приехала. У меня скоро день рождения, мистер Фергюсон!

― А, ясно! ― наконец-то его лицо прояснилось. ― Стало быть это будет грандиозный праздник, Эра? ― поинтересовался он безобидным тоном, но в глазах со стрелками морщинок к вискам я заметила настороженность.

― Двадцать один год, мистер Фергюсон! ― торжественно ответила я, улыбнувшись. ― Двадцать один ― это вам не шутки.

― Согласен-согласен. ― Лицо старика расслабилось, и он даже помог мне дотащить покупки до багажника машины. Надеюсь, бабуле Грэйс не приспичит куда-нибудь укатить сегодня вечером, иначе мне крышка.

Распрощавшись с владельцем магазинчика, я отъехала от обочины и направила колеса бабушкиного кадиллака в сторону особняка. Мне предстояло разработать план новой главы и подготовиться к ночной вылазке.

Автор Эра Годфри: часть 5

Матисс Левентон спустился после занятий в каморку Ирьи Торд, получив пару ободряющих хлопков по плечу от приятелей-болванов, и, плотно прикрыв за собой дверь в пыльное помещение с грязными стеклами, которые просто невозможно было отдраить (они с Ирьей пытались), обратился к подруге:

— Ты опять начинаешь, да?

Внутри он дрожал, как натянутая тетива лука или зажатая гитарная струна между большим и указательным пальцем. Внутренне Матисс гудел, но внешне оставался спокойным.

— Начинаю что? — спросила Ирья, не отвлекаясь от монитора компьютера. Свет, шедший от экрана, делал ее лицо призрачным, зловещим. Матисс терпеливо ждал, когда она прекратит это занятие и обратит на него внимание. Он ненавидел, когда при разговоре смотрели куда-то мимо него, отвлекались на посторонние вещи. Разговор должен быть глаза в глаза, — вот как утверждал парень. И сейчас в редакции возникло небольшое молчание, нарушаемое только стуком клавиш, воспроизводимым проворными пальцами девушки.

Посмотри на меня, — упрашивал он мысленно, — посмотри на меня, посмотри, да взгляни же!

Его мысли будто достигли ее ушей: Ирья обреченно вздохнула и закрыла глаза, и на ее призрачные щеки, которые, тем не менее, выглядели очаровательно, как считал Матисс, легли тени от ресниц.

— Со мной все хорошо, — сказала она, а затем посмотрела прямо на парня, застрявшего на пороге. — Правда.

Они молчаливо смотрели друг на друга еще около минуты, и где-то в середине этой минуты Матисс забыл, о чем думал и знал только одно: он не может отвернуться до того, как отвернется она, не может сдаться. Это была странная мысль, но привычная. Ему не хотелось упускать этот шанс, шанс на то, чтобы касаться ее хотя бы взглядом.

Я полный кретин, — подумал Матисс, вспомнив ободряющие шлепки друзей по плечам и их похабные улыбочки.

— А я все равно беспокоюсь, — сказал он, вернув контроль над разумом и припомнив, о чем шла речь и зачем он вообще спустился в этот чертов подвал. Плечи Ирьи Торд поникли, затем она выбралась из-за своего стола с противным скрипом отодвинув стул, и, обогнув две парты, плотно примыкающие друг к другу, на которых валялся всякий хлам, приблизилась к Матиссу. От его испытующего взгляда не укрылось то, как она неосознанно натянула на пальцы рукава школьной рубашки.

Значит, собирается коснуться меня.

Ее ладони, прохлада которых чувствовалась даже сквозь рукава рубашек, коснулись предплечий Матисса чуть выше локтей.

— Я знаю, что ты беспокоишься, Матисс. Я бы на твоем месте тоже беспокоилась. Но повода-то нет! — воскликнула она. — У меня просто скопилось много работы, тем более после... сам знаешь, — неловко закончила она.

На мгновение Ирья сжала пальцы и выпустила Матисса из рук, обернувшись к партам. Подошла к коробкам и принялась в них рыться, не боялась запачкаться в пыли или столкнуться с паучьим гнездом.

Ирья Торд боялась прикоснуться только к человеческой коже.

— У меня полно работы, так что я сегодня задержусь, — пробормотала она.

— Ирья, нет! — Матисс мгновенно вышел из себя и в два шага сократил расстояние до стола, освещенного мерзким желтым светом настольной лампы. Ирья перестала копаться в коробке и удивленно посмотрела на друга, а тот отрезал: — Домой ты одна не пойдешь.

— Отлично, ты можешь мне помочь со статьей. Или можешь посидеть пока на том грязном пыльном диване, который стоит в этом подвале со времен строительства школы. Ты ведь так любишь этот подвал, Матисс...

— Хватит издеваться. Ты давно видела себя в зеркало? Не спишь, не ешь...

— Я нормально питаюсь.

— Хватит! — опять оборвал он. Ирья хотела бы провести между его бровями пальцем, чтобы разгладить раздраженную морщину, но вздохнула. — Или ты поднимаешься следом за мной наверх и идешь домой...

— Или что? — уставшим голосом спросила она, изогнув брови. Ей резко расхотелось шутить и на плечи навалилась дикая усталость. Она перевела взгляд от бледного лица друга со шрамом через бровь на коробку, в которой бездумно копалась, и вынула из нее руки.

Что я пыталась отыскать? Уже и не помню...

Если бы Ирья Торд верила в мистику, она бы решила, что следом за Матиссом в подвал проникло нечто. Когда парень, шаг за шагом, преодолевал жуткую лестницу под черным потолком, когда шел мимо надписи на стене «УБЕЖИЩЕ», за ним что-то следило. Какая-то черная тень. И вычислив местонахождение Ирьи Торд, тень ухмыльнулась и просочилась под закрытую дверь. Расстелилась зыбким черным ковром по грязному полу и поползла к ногам девушки, вытянув вперед цепкие пальцы.

Коснуться, коснуться, коснуться, обернуть, завернуть в себя, высосать...

Ирья стряхнула с себя наваждение и попыталась вспомнить то чувство, которое было у нее до разговора с Матиссом, но спазмы в мозгу не отпускали. Может друг прав, и Ирье стоит отдохнуть, поспать немного? Когда она спала в последний раз? А когда ела?

Узнав о том, что Каролина жива, а не разлагается на дне канавы (или на берегу Криттонской реки, обглоданная мелкими рыбешками), Ирья почувствовала странное возбуждение, прокатившееся от шеи и вниз по позвонкам, перебирая каждый из них.

Матисс первый не выдержал испытующего взгляда Ирьи Торд и опустил голову к груди, прострелив взглядом пятисантиметровое расстояние между ними. Он заметил, что девушка почти не дышит, а затем опомнился и понял, что собственные легкие скованны. Выдохнув, он хмыкнул, будто ни в чем не бывало и, скинув с плеча рюкзак, швырнул его на стол.

— Ты права, — в голосе не было и намека на напряженность, испытанную ранее. — Я схожу с ума по этому дивану и скучаю каждую минуту, пока мы не вместе.

Ирья со вздохом вернулась за компьютер, но мысль была потеряна, а то существо, которое проникло в офис редакции вместе с Матиссом, обернулось вокруг ее шеи удавкой.

Через тридцать минут Ирья подошла к столу, притворившись, что ей срочно понадобилась одна из пыльных коробок, а сама бросила украдкой взгляд в сторону Матисса, который вел себя тише воды, ниже травы. Как она и предполагала, парень, закинув ноги на подлокотник дивана, задремал, положив одну руку под голову, а ладонью второй руки накрыв нижнюю часть живота.

Внутри девушки тотчас появилось знакомое тепло. Сначала оно было маленьким и едва заметным, а затем охватило всю грудную клетку. Ирья сравнивала это чувство с тем, как зажигаются лампочки на новогодней гирлянде: сначала огоньки светят едва-едва, но с каждой секундой становятся интенсивнее.

Ирья скрестила руки на груди и приблизилась к Матиссу, склонив голову на бок. Даже во сне хмурится, — подумала девушка, прикусив губу. Ей пришла в голову безумная мысль, что Матиссу снится именно она, — даже во сне отравляет жизнь близкому человеку.

Где-то из глубин сознания поднялось старое пыльное воспоминание.

Много лет назад, когда Ирье было одиннадцать, а Матиссу тринадцать, они отправились на реку за рыбой. Ирья соорудила удочку из палки и лески, как было показано в самоучителе, накопала в палисаднике червей и за шкирку потащила лучшего друга на берег Криттонской реки. Он, как заботливый старший брат, держал ее за руки, чтобы она, прыгая в воду, не поскользнулась на камнях и не шмякнулась головой. В тринадцать лет он был таким толстым, что даже волны Тихого океана не смогли бы сдвинуть его с места. Тот момент запомнился Ирье надолго: заикаясь и краснея от жары и смущения, Матисс признался, что Ирья нравится ему больше остальных девчонок. Она, вопреки его ожиданиям, даже не оглянулась, продолжая пихать жирного извивающегося червя на крючок, лишь бросила уверенным тоном «нет».

— Это потому, что я толстый? — Матисс побагровел еще сильнее. Большие щеки были двумя помидорами, перезревшими на солнце.

Матисс никогда не произносил слово на букву «Т» тем более перед своей лучшей подругой. Ирья предпочитала не замечать его огромного пуза, которое, если не приноровиться, мешало ей пройти одновременно с ним в дверь столовой.

— Конечно, не поэтому, — с достоинством ответила она.

Матисс Левентон, замерший безмолвной громадиной за спиной девочки, так и не получил вразумительного ответа на свой вопрос.

Спустя время, проанализировав разговор не берегу Криттонской реки от начала до конца, Матисс понял, что он... и не задал вопроса. Он лишь признался, что Ирья Торд ему нравится. Он озвучил просьбу с ним встречаться только в своей голове, а вслух ничего не произнес. А она сказала «нет». Неужели она... не поверила в то, что нравится ему?

Больше они к тому разговору так и не возвращались.

Стряхнув с себя болезненное оцепенение, которое было вызвано призрачной тварью, забравшейся вместе со сквозняком в подвал, Ирья склонилась к Матиссу и легонько коснулась твердого плеча. Парень тут же распахнул глаза и сосредоточил на ней взгляд.

— Ты освободилась?

Ирья кивнула, потому что ей казалось, что, если она откроет рот, из ее горла вырвется какой-нибудь неподходящий звук. Этот момент, момент, когда он пришел за ней в этот страхолюдный подвал, когда решил прилечь на старом диване и дождаться ее, пожертвовав своим временем, был настолько трогательным, что в груди Ирьи что-то защемило.

Они были лучшими друзьями много лет, но почему-то именно в ту секунду, когда в груди Ирьи загорелся огонек от новогодней лампочки и стал разгораться все ярче и ярче, она заметила, что Матисс изменился еще сильнее, а она не заметила. Еще час назад она не замечала темных теней от недостатка сна под нижними веками, тягуче-черных глаз, таких темных, что зрачок в сумраке слился с радужкой, шрама, разорвавшего уголок брови.

Они так и застыли в этой неловкой позе: Ирья над ним, а Матисс на диване, — и оба разглядывали лица друг друга с тем пугливым интересом, будто виделись впервые после долгой разлуки.

— Идем домой? — спросила Ирья ровным голосом, будто ее не посетила только что одна из тех безумных мыслей, когда тело начинает действовать отдельно от разума. Матисс приподнялся на локтях, и, когда Ирья отступила на шаг назад, выпрямился. Он сонно потер внутренними сторонами ладоней глаза, подавил зевок, пригладил волосы.

— Я так устал, — пробормотал он, и Ирья не сдержалась, чтобы не заметить, что друг давно мог оказаться дома в своей постели, вместо того чтобы коротать время на продавленном диване в ее заплесневелом редакционном офисе. Тот лишь отмахнулся, поднимаясь. Ирья опять почувствовала нечто странное: Матисс был значительно выше, под два метра ростом. Она сглотнула: чувство, опалившее солнечное сплетение огнем, вовсе не было приятным. Сжавшись, она отошла к своему столу и побросала в рюкзак учебники, газеты, ручки и тетрадки, ежедневник, карту Ята-Бохе. Матисс, заметив карту, встал за плечом Ирьи, и, притворившись, что не заметил, как девушка вздрогнула от близости, поинтересовался, зачем ей карта.

— Кейт Френкс и Эсме Фрайзер приехали из Ята-Бохе, и я хочу знать, почему Потрошитель выбрал именно их.

Девушке не было необходимости оборачиваться, потому что она почувствовала напряженный взгляд Матисса, сверлящий затылок. Зачем тебе эта проклятая карта, Ирья? — думал он. — Почему же ты не оставишь этого психа в покое и не сосредоточишься на чем-нибудь другом? Боже, почему ты не можешь быть как остальные девочки?

Конечно, Матисс Левентон никогда не говорил ничего подобного. За много лет общения они успели отлично изучить друг друга, и парень знал: не следует копать слишком глубоко внутрь Ирьи Торд, потому что там, под ровной, засохшей земляной коркой, в сырости копошатся толстые черви, которые отнюдь не желают являться на свет божий.

Может быть, — не могла не задаться вопросом Ирья, это был вовсе и не Криттонский Потрошитель, — ведь раньше маньяк убивал только зимой в пределах января. С чего бы ему менять почерк? Еще и девушки были не из нашего города.

— Идем? — Матисс уже закинул на плечо тяжелый рюкзак и стоял вполоборота к двери. Судя по тому, как он свел брови, выжидающе глядя на прямую спину Ирьи (девушка никак не могла отлипнуть от своего рабочего стола), ему не терпелось покинуть подвал.

— Да-да, — невозмутимо отозвалась она, рассеянно поправив длинные светлые волосы, водопадом струящиеся по спине, — поднимайся, Матисс, и я следом.

— Хорошо, — парня не нужно было упрашивать. Он решил, что с подругой ничего не случится, пока он будет подниматься по лестнице на первый этаж, поэтому тут же ретировался, оставив подвальную дверь открытой.

Только когда Ирья Торд услышала глухие шаги из коридора, отдаляющие Матисса на безопасное расстояние, она смогла спокойно вздохнуть и сбросить маску безразличия. Ее голова изможденно опустилась к груди, веки сомкнулись, а с губ сорвался тяжелый вздох.

Ирья чувствовала, что Черное существо, которое, наверное, родилось одновременно с ней, затягивает на ее горле удавку, а в глазах — безнадега. Эйфория, которую она испытывала несколько часов назад, стремительно покидала сознание, будто из влажной губки выдавливали воду.

Возьми себя в руки, — попросила Ирья, не разлепляя ресницы. Она так крепко зажмурилась, что перед глазами поплыли ярко-желтые круги. — Проваливай, безнадега! — мрачно подумала про себя Ирья, а затем шумно выдохнула сквозь стиснутые зубы и посмотрела перед собой. На столе среди заметок для статьи, распечаток и корреспонденции лежала небольшая записка. Эта записка была бы совсем неприметной: написанная простым карандашом на листе, вырванном из обычной школьной тетради (или любой другой если уж на то пошло), она бы не привлекла внимания. Вот только лежало это коротенькое письмо в самом центре стола на чистом участке. Вокруг валялись бумажки, а в центре, будто в кратере, — записка.

«Это для тебя, Ирья Торд», — вот что там было написано.

Ирья замешкалась и взяла фотокарточку, на которой была записка. Повернула лицевой стороной и вновь внимательно всмотрелась в лица Кейт и Эсме. На этом фото они еще были живы и улыбались. Эсме все еще была блондинкой.

«Матисс сказал, что я в безопасности, — подумала Ирья, прикусив внутреннюю сторону нижней губы, — но это было до того, как Криттонский Потрошитель выкрасил волосы Эсме. Значит, в опасности все, и я в том числе».

«Это для тебя, Ирья Торд».

Особенно я.

***

Один из моих талантов — проникновение в подозрительные и жуткие места. Этот навык подкреплен большой практикой и внушительным списком нарушений, о которых знают только самые близкие друзья и, конечно, Ирвинг. Но разница между заброшенными домами, школой, закрытой на реставрацию, старым кладбищем, разрушенной церковью и Исчезающим цирком существенная: если там и были души, то невидимые глазу. А Исчезающий цирк наполнен живыми дышащими людьми.

Я затормозила кадиллак Грэйси на границе леса, заглушила двигатель и выключила фары. Все мои внутренности, когда наступила темнота, свернулись в клубочек на уровне желудка от тревоги: как перед походом к зубному или окулисту; как перед приездом бабули Грэйс; как перед очередным проникновением туда, куда нельзя лезть.

Я посмотрела сквозь ветровое стекло на черную непроницаемую стену деревьев.

Ты серьезно собираешься это сделать, Эра? ― скептически поинтересовался внутренний голос.

Да, сомнений не было, я собиралась сделать это.

Поиски в Интернете ничего не дали, я посетила несколько фанатских сайтов Исчезающего цирка, похожих друг на друга как двойняшки, но ни на одном, ни на втором, ни на третьем не нашла ни видео, ни фото шоу. Не было информации ни о составе цирка, ни о том, кто является управляющем, ни даже приблизительного перечня представлений.

Неудивительно, что Скарлет так отреагировала на появление Исчезающего цирка, ведь если бы нам каким-то чудом удалось выяснить хоть что-то существенное, это стало бы сенсацией.

Цирк находился где-то там, за лесополосой, настойчиво звал. Тревога до болезненного хруста скрутила внутренности, в череп вгрызлась упрямая уверенность, что у меня ничего не получится. Чудом будет, если я вообще незамеченной приближусь к ограждению.

— Я лишь имел в виду, что ты не похожа на девушку, которая будет разыскивать информацию о серийном убийце, — неожиданно вспомнились слова Данте Тильманна Второго. В темном салоне автомобиля они прозвучали громко и отчетливо. — Для девушки, которая бродит по всяким подозрительным местам, ты довольно пуглива.

— Мы не даем интервью таким газетенкам, как вы.

Натянув на лоб шляпу, чтобы скрыть светлые волосы, я перекинула через плечо сумку и выпрыгнула на дорогу. Сверившись с часами, убедилась, что времени на исследование Исчезающего цирка достаточно. Достав фонарик, перелезла через ограждение и спустилась в кювет.

Высоко над головой плыли серые туманные облака, больше похожие на серую дымчатую пелену. Почва под ногами была сухой и мягкой, но идти приходилось медленно и осторожно, чтобы не подвернуть ногу на какой-нибудь коряге.

Чем глубже в лес я продвигалась, тем тише становилось вокруг. Будто я проникла вглубь вакуума, в котором отсутствовали звуки. Я навострила уши, осторожно ступая вперед и держа перед собой фонарик. Ночное путешествие по лесу было для меня новым опытом. Никогда прежде мне не доводилось бродить в полночь среди высоких молчаливых деревьев. Свидетелем моего поступка была лишь бледнощекая луна, внимательно следящая за каждым моим движением.

Уже через четверть часа идея взглянуть на цирк с изнанки показалась мне еще более безумной, чем когда я сидела за письменным столом в комнате, а солнце только клонилось к горизонту. Даже когда я оставила груду фейерверков у ограждения цирка, чтобы в случае чего отвлечь внимание циркачей, мысль проникнуть на запретную территорию не казалась мне такой пугающей.

Будто за весь день, начиная с того момента, как эта мысль только-только посетила меня, и заканчивая тем, как я оставила бабушкин автомобиль у дороги, меня наконец догнала реальность. Я собираюсь не просто нарушить закон, я собираюсь без вразумительного плана, без карты местности, даже без тренировки забраться туда, где, как считает Скарлет, пропадают люди.

Конечно, я не думала, что в Исчезающем цирке действительно пропадают люди, но сейчас слова Скарлет особенно громко прозвучали в лесной глуши. Ее идеи об исчезновениях, слова рыжего парня о том, что никто не видел хозяина Исчезающего цирка, данные о том, что цирк путешествует с места на место по каким-то магическим, никому невидимым дорогам, звучали разумно, а потому по-настоящему пугали.

Каждый звук, издаваемый моим собственным телом, будь то сухая веточка, сломанная моим шагом, или шелест ветвей кустарника, задетого моим плечом, заставлял болезненно дрожать нервы. Мои мышцы были напряжены, ладонь, держащая фонарь, вспотела. Лучик света осторожно скользил от одного дерева к другому и нырял к ногам. Тропинки не было, но земля была ровной, относительно чистой.

Собственное тело ощущалось чужим, движения были движениями робота, запрограммированными на упрямые, деревянные шаги вперед. Чтобы отвлечься от страха, нарастающего будто приближающийся колокольный звон, я стала петь песенку из рекламы овсяных хлопьев. Трижды пропев «Утро добрым бывает, если тебе витаминов хватает!» я взглянула на часы. Скоро Пустошь. Скорее бы, ― подумала я. Запасы моей смелости подходили к концу, мне уже казалось, что за мной кто-то идет.

Утро добрым бывает, ели тебе витаминов хватает, ― пропела я про себя, ― чтобы утро добрым было, сиди дома тихо и смирно.

За спиной я отчетливо услышала треск ломающейся ветви, и застыла.

Мама, если я не умру, я никогда не пойду больше ночью в лес! ― подумала я, осторожно оборачиваясь и широко открытыми глазами глядя в темноту.

Через несколько секунд, которые тянулись для меня бесконечно, темнота рассосалась в свете фонарика, и я увидела знакомую пышную фигуру Скарлет Фабер, затянутую в спортивный костюм, будто во вторую кожу.

От облегчения я переступила с ноги на ногу, тяжело вздохнув.

― Что ты здесь делаешь?! ― зашипела я, так сильно нахмурившись, что друг с другом столкнулись брови.

Скарлет совсем не удивилась, увидев меня. Конечно же, она знала, что я здесь, ведь на обочине стоит машина Грэйси.

― Ты думала, что сможешь обмануть меня, Годфри? Только не меня, Эра, только не меня, твою покорную слугу! ― ее веселый тон не убавил серьезности ситуации, я нахмурилась лишь сильнее. Скарлет тем временем, посветив себе под ноги, скатилась с небольшой возвышенности ко мне. ― Я сразу поняла, что ты что-то задумала, Эра, сразу же! Ну и осталось только проследить за тобой. Ты поехала в библиотеку, а затем в магазинчик мистера Фергюсона, а затем домой. Я знала, что ты планируешь забраться в цирк. Я вдела, как ты оставила недалеко отсюда груду фейерверков, будто собираешься устроить вечеринку прям в лесу. Это вроде как отвлекающий маневр, да? Я же угадала!

Я молча смотрела на нее, но знала, что в темноте Скарлет не видит всей мрачности, написанной на моем лице.

― Иди домой, ― сказала я.

Скарлет изогнула бровь, заносчиво усмехнувшись.

― Ты же не думаешь, что я по щелчку твоих пальцев подчинюсь и уйду? ― Я тяжело вздохнула. ― Если не хочешь идти в цирк ― не надо. А у меня дела!

― Стой, да погоди же! ― я схватила Скарлет за руку и преградила путь. ― Что ты будешь делать? У тебя есть план?

― А у тебя есть план?! ― с вызовом спросила она.

Я кашлянула, но не потому, что в горле першило, а потому что надо было оттянуть время для лживого, но правдоподобного ответа. В итоге я сказала:

― У меня есть план. План пробраться на территорию Исчезающего цирка незамеченной. Ничего мы не знаем, Скарлет. Мы не располагаем информацией о количестве работников цирка, шатров, и даже не знаем, кто где будет находиться в это время!

― Они будут спать! ― тихо воскликнула Скарлет, возбужденно взяв меня за локти. — «Изнанка Исчезающего цирка», так мы назовем заголовок нашей статьи, Эра, — восторженно произнесла Скарлет и провела перед нашими лицами рукой как пантомим: — Загадочный цирк раскрыл все тайны перед корреспондентами из Издательского центра Скарлет Фабер и Эрой Годфри, — провозгласила она будто диктор на радио.

— Будь готова убегать, — мрачно сказала я, безжалостно вырывая ее из фантазий. — Если нас увидят — прощай работа и громкие заголовки.

— Эра! Хватит строить из себя невинную овечку! Ты же сама собралась забраться в цирк, так что не делай из меня злодея!

Господи, ― взмолилась я, ― не дай нам со Скарлет влипнуть в очередные неприятности!

Мы изучили состояние наших сумок, я повращала глазами, проверяя контактные линзы, Скарлет сделала несколько глотков из бутылки и вернула ее назад в карман, и мы двинулись в путь.

Я все еще сердилась на Скарлет, но не могла понять, оттого ли, что она не предупредила меня, что собирается забраться в цирк (что было бы наглостью с моей стороны, ведь я поступила именно так), или моя злость проистекала из тревоги. Мне совсем не хотелось, чтобы Скарлет потеряла над собой контроль, а это обязательно, обязательно случится.

Но мне пришлось откинуть сомнения, когда до Исчезающего цирка оставалось всего ничего ― сквозь деревья уже проглядывались огоньки. Все равно Скарлет ни за что бы не повернула домой. Она приободрилась, увидев вдали огоньки, мне же они показались зловещими, будто мы оказались персонажами одной из детских сказок братьев Гримм, где две девочки набрели в лесу на избушку злобной колдуньи.

Ну вот, сейчас она вкусностями заманит нас внутрь, чтобы сварить вкусное человеческое рагу.

Кроме мыслей о волках-оборотнях, карликах, живущих в деревьях, ведьмах-каннибалах, мне все время казалось, что за нами со Скарлет кто-то следит. Но всякий раз, когда я светила фонариком за спину или в стороны, обнаруживала лишь толстые стволы деревьев.

Прошлой весной в этом лесу нашли труп профессора Джеймис-Ллойда. Если верить в истории о привидениях, то можно предположить, что его бестелесный дух с провалами вместо глазниц бродит где-то поблизости. Говорят, его тело было наполовину съедено зверьем.

Скарлет не выказывала тревоги, поэтому я молчала, прислушиваясь только к ее осторожным, привычно-мягким шагам. В воздухе застыл запах спелых ягод, раздавленных подошвами наших ботинок, под которыми постоянно что-то похрустывало, листьями и влажным мхом. Запах был настолько густым и насыщенным, что его можно было закатать в банку и достать зимой, когда воздух в Эттон-Крик превратится в осколки белого стекла. Зимой воздух ранит лицо, зимой ничем не пахнет.

— На лицо липнет паутина, — пожаловалась Скарлет недовольным шипением. Я вспомнила безумное приключение в покинутом особняке на улице Красные розы, когда Данте Тильманн Второй досадовал на паутину, белоснежной вуалью свисающую с потолка.

Скарлет оступилась и охнула, и я попросила ее быть тише: мы подобрались к цирку почти вплотную.

Вдруг кто-нибудь из циркачей в эту минуту гуляет между деревьями? Или вдруг у них есть охрана? Чем они вообще занимаются и почему везде говорит свет, будто сигнализируя, что нам не пробраться на их территорию незамеченными?

Когда между нами и освещенной площадью осталось несколько метров, мы со Скарлет остановились и, спрятавшись за деревьями, посмотрели друг на друга. По моему лицу она прочла все мысли и шепнула: «Знаю, знаю. Бежать. А вдруг там собаки? Там точно должны быть собаки!»

Про собак я не подумала.

Вот в этом и заключалась наша со Скарлет проблема: мы не знаем ничего о цирке. Я снова подумала о том, какая это бредовая затея.

— У меня есть пирожок в сумке, я их отвлеку.

Скарлет рассмеялась смехом, который смахивал на предсмертный, и сказала что-то вроде: «Ладно, в любом случае если я и погибну, то в бою». Я закатила глаза, но не стала шептать в ответ. На секунду замешкавшись, я достала из сумки фотоаппарат и сделала фотографию раскинутого перед нами строения, выглядывающего из темноты. Она получилась нереальной: на фоне ночного сине-черного неба, соревнуясь со звездами, горели желтым огоньки, взбираясь по крепежным веревкам, при помощи которых были установлены цветные каркасы шапито.

Пока я делала фотографии, чтобы потом отдать их Наполеону и ребятам из Издательского центра, Скарлет достала из своей сумки бинокль («Это дедушкин, перед сном он наблюдает за соседями») и уставилась на цирк, прильнув грудью к дереву.

Прошло всего несколько часов с тех пор как я видела все великолепие Исчезающего цирка, но показалось, будто мы не виделись много лет. Цирк обещал тайны и приключениях, настойчивым шепотом уговаривал подойти ближе, войти внутрь. Гипнотическое желание направиться туда напролом так внезапно нахлынуло, что я удивилась и посмотрела на Скарлет. Судя по распахнутым глазам и приоткрытому рту, она испытала что-то похожее.

— Волшебство какое-то, — пробормотала она, сглатывая. Мы нырнули назад за деревья, и Скарлет сделала тяжелый глубокий вздох. — Слушай, — сказала она, — а тебе не показалось, что он стал больше? Когда мы были здесь с фейерверками, он не казался таким огромным, а?

Меня по-прежнему не отпускало ощущение, будто Исчезающий цирк говорит со мной как со старым другом. И если бы не оно, я бы точно посмотрела на Скарлет с раздражением, и сказала, что нас с фейерверками здесь не было. И, если на чистоту, нас вообще здесь никогда не было. Здесь был кто-то другой, но не мы, и фейерверки не наши. То есть не мои. И уж точно не ее!

— Не знаю, может быть. Вдруг днем они еще не распаковались?

Скарлет фыркнула, косо взглянув на меня из-за дерева:

— Не распаковались? Ирвинг сказал, шатры выросли будто из-под земли. Я не думаю, что кто-то распаковывался.

— А вы, я вижу, сблизились? — перебила я с сарказмом, и с губ Скарлет тут же слетела усмешка. Я вздохнула, продолжив серьезнее: ― Ну ладно, Скар, может ты и права, они установили парочку шатров. А может быть нам так кажется потому, что здесь никого нет, кроме нас. Ладно, пора выдвигаться. Помни: мы только фотографируем. Как только кого-нибудь увидишь, сразу прячься. Нас не должны заметить.

Скарлет возбужденно кивала, продолжая разглядывать цирк в бинокль. Тут она встрепенулась, вытянула шею вперед и зашипела:

— Какого черта?!

— Что? — испугалась я, быстро осмотрев все шатры. Скарлет крепко выругалась и протянула мне бинокль. Я взяла его и уставилась перед собой с колотящимся сердцем, ожидая увидеть бородача, шагающего в нашем направлении с битой. В окуляре бинокля предстали колья, врытые в черную землю, задняя стенка чьего-то трейлера (хозяева не спали — светились окна, укрытые занавесками), деревянные ящики.

— Куда ты смотришь? — зашипела Скарлет, не дождавшись от меня нужной реакции. — Смотри вверх!

Я подняла голову, прижав бинокль к глазам, и застыла, будто мне вкололи смесь страха, удивления и растерянности в пульсирующую венку на виске. Над куполом одного из красно-черных шатров в воздухе парил человек.

— Это... — я замолчала, не найдя слов.

Только спустя мгновение до моего мозга дошло, что это не летающий человек и не вампир, а циркач, который шагает по канату, натянутому в небе между шатрами. Я заметила, как человек взмахнул руками, раскинув их в стороны, чтобы удерживать равновесие, и, точно маршируя, осторожно поднимал и опускал длинные ноги, двигаясь вперед перпендикулярно нам. Я почувствовала, что потею, и опустила бинокль, чтобы подергать на спине спортивную кофту; вытерла рукавом лоб вдоль волос и взглянула на Скарлет. Она больше не смотрела на цирк, изумленно вытаращившись на меня.

— Он не человек, — заявила Скарлет резким голосом. — Они там все ненормальные! Ночь, ни черта не видно, а он... а если он упадет и свернет себе шею? Плакал тогда наш Весенний фестиваль, и нам опять придется писать про загадочные смерти!

— Тихо! — шикнула я, вновь поднимая бинокль и глядя точно туда, где должен был находиться канатоходец. Бесстрастным голосом я уведомила: — Он только что сделал сальто. Он только что подпрыгнул в небо и вновь опустился на канат. Мне бы его зрение, — добавила я, — и равновесие.

— Прекрати, — попросила Скарлет, — это не смешно.

Если бы только подруга знала, что внутри меня все мысли покосились от волнения, как крошечные деревянные домики во время урагана, она бы так не говорила. Скарлет права, это не смешно. Меня вновь накрыло знакомое предчувствие, что я затеяла эту авантюру не просто ради эксклюзивного материала, а ради того, что будет после. И Скарлет тоже думает, что как только родители прочтут ее статью, они сразу же поймут, какая она умная и хорошая и сразу же захотят вернуться.

Если этот безумный человек на канате выполняет в темноте, пусть и освещенной огнями цирка, трюки, то чего еще можно ждать от работников Исчезающего цирка? Вдруг кто-то из них может становиться невидимым и прямо сейчас находится позади меня, дышит в спину, видит, как я наблюдаю за их приятелем.

Меня передернуло, и я так резко обернулась, что напугала Скарлет. Подскочив на месте и проследив за моим взглядом, уходящим во тьму, она шепнула:

— Что такое? Что ты видела? Ты кого-то видела?

— Нет, ничего, — ответила я, облокотившись спиной о дерево и протягивая ей бинокль. Скарлет прижала его к груди, словно щит, повторив мою позу. На долгие три или четыре минуты мы затихли, прислушиваясь к лесным звукам. В тишине все чувства обострились, и мне даже показалось, что я слышу гудение каната, когда его касаются натренированные мужские ноги.

— Мы не можем долго ждать, — Скарлет заговорила первой, и ее шепот прошелся мурашками по моим рукам, — уже почти два часа ночи. Давай разделимся. Если нас поймают, то хотя бы поодиночке.

Услышав предложение Скарлет, я застыла в нерешительности. Не впервые мне подумалось, что я совершила ошибку, но впервые беспокойство разбавилось облегчением: если бы я не решилась на это, Скарлет полезла бы в цирк одна и обязательно влезла в неприятности.

— Там под небом прыгающий мальчик, — сердито напомнила она. — Я предлагаю разделиться.

— Нет, — упрямо сказала я, посмотрев ей прямо в глаза. Скарлет обиженно нахмурилась и прикусила губу, явно чтобы не сказать лишнего. Затем она вспыльчиво спросила:

— Ты что, думаешь, я спятила, да? Сразу же пойду между рядами звать маму и папу?

— Нет, не поэтому.

Скарлет с вызовом изогнула брови, ожидая доказательств. Я заметила на ее черной кофте пыль и кусочки коры, отслоившиеся от дерева.

— Ты мне не доверяешь?

— Дело не в этом. Исчезающий цирк далеко не так прост, поэтому я предлагаю действовать по ситуации. Сейчас мы плотнее затянем шнурки и пойдем в обход вдоль деревьев. К цирку просто так не подойти, тут повсюду светло и нас кто-то может заметить. Мы зайдем с другой стороны. — Я показала влево, где крайний бок одного из шатров пристроился совсем близко к деревьям. Когда я повернулась к подруге, она оторвала внимательный взгляд от места, куда я показывала, и я поняла, что победила. — Мы проберемся внутрь, а там решим, что делать дальше. Мы не знаем ни планировки, ни сколько там людей, ни даже есть ли у них собака.

— Или собаки, — глухо поддакнула она.

—Скар, те фейерверки с северной стороны надо будет взорвать, если возникнет непредвиденная ситуация. Чтобы отвлечь циркачей.

― Они же тогда все сбегутся!

― Да, сбегутся, посмотреть, кто осмелился нарушить их покой. А мы в это время сможем убежать.

― Бредовый какой-то план получается, ― пробормотала Скарлет.

― Знаю. Но ничего другого я придумать не успела ― времени не было.

― Ладно, ладно, не заводись! ― она подняла руки, в одной из которых все еще был бинокль. ― Ты победила. Просто я подумала на секунду, что и сама могла бы справиться. Это была глупая затея.

Я так и знала, скоро одержимость Скарлет поднимется на уровень выше и достигнет пика. Здесь как в полиции — нельзя допускать заинтересованное лицо до расследования.

— Ладно, — подвела я итог собственным мыслям, решительно сжав кулаки, — нам пора. Помни: мы бежим, мы фотографируем, мы друг друга не знаем, если кого-то из нас схватят.

Больше не говоря ни слова, мы перебежками направились вдоль кромки леса к крайнему шатру.

― Знаешь, ― шепнула Скарлет, ― а мы все больше и больше напоминаем каких-то идиотов, охотящихся за сенсацией.

Чем ближе мы подбирались, тем яснее слышались голоса со стороны Исчезающего цирка. Скарлет выпучила глаза, повернувшись ко мне и немо спрашивая, слышу ли я; в ответ я приложила палец к губам. Скарлет возбужденно кивнула и достала из бокового кармана сумки диктофон, сжав его в кулаке как оружие. Ее грудь тяжело поднималась и опускалась, как бы говоря, что если нам действительно придется бежать, то Скарлет хватит удар.

Когда между нами и крайним шатром осталось не больше двадцати метров, я выключила фонарик и подала знак Скарлет поступить так же. Остаток пути мы преодолели в темноте наощупь. Я касалась кончиками пальцев деревьев и низко клонилась к земле, чтобы ветви не выкололи глаза. Уровень адреналина в крови, увеличивающийся со времени обнаружения Летуна на канате, достиг своего предела.

Мне не терпелось забраться на территорию цирка, обследовать каждый сантиметр земли, каждый трейлер и шатер, найти управляющего и лично попросить его об интервью. Это были мечты, но приятные мечты, тянущие мыски моих кроссовок, тонущих в темноте, вперед. Конечно я знала, что не будет интервью, не будет задушевных бесед, не будет обследования шатров и трейлеров — мы вообще не можем копаться в чужих вещах. Хотелось лишь взглянуть на Исчезающий цирк изнутри и, хоть и не хотелось признаваться себе в этом, хотелось утереть нос Рыжему выскочке, который не дает интервью «таким газетенкам, как мы». Чертовски ведь интересно, что с этим цирком не так, почему он исчезает и появляется как по волшебству, почему никто не видел хозяина. С каждым преодоленным метром мое сердце билось все сильнее, а растревоженное воображение рисовало страшные картинки.

Эй, Эра Годфри! Прекрати, ты же собаку съела на проникновениях! Вы со Скарлет столько передряг преодолели, что какой-то там Исчезающий цирк не может вас...

— Стой!.. — зашипела я, но Скарлет, конечно, не остановилась. Я выругалась и полезла следом за подругой, боясь, что сейчас все прожектора нацелятся на нас как всевидящее око Сарумана.

Скарлет уже оттянула сетку от земли и пролезла на животе внутрь, не боясь запачкаться. Меня прошиб холодный пот, когда за капюшон моей кофты зацепился крюк от сетки, натянутой до земли.

— Скарлет, я тебя убью!..

Извернувшись, я вырвалась из плена металла и на коленках поползла вперед. Скарлет уже добралась до крайнего шатра. Я не могла поверить в увиденное — шатер был огромным, даже больше, чем наша старшая школа, нависал как огромный монстр, который хотел сожрать. Скарлет обернулась и призывно махнула рукой. Хоть я и не видела ее выражения лица, скорее всего, на нем отразилось раздражение. Я поторопилась, и вот уже сидела на корточках рядом, и как раз вовремя: только мы, схватившись за руки, прислонились к краю шатра, как слева, прямо за одним из деревьев, послышались шаги.

— Скоро ярмарка в Хейдене, кажется, в конце июня... — скрип шагов ненадолго оборвал предложение, но затем до моих ушей дополз его конец. — Мы отправимся туда? — В ответ не прозвучало даже намека на ответ. Скарлет сжала мою ладонь: «Мы узнали кое-что важное».

Хейден. Вот куда, возможно, направится Исчезающий цирк после Весеннего фестиваля в Эттон-Крик.

Конечно, я бы не смогла последовать за ним, ведь у меня работа, однако сама идея, что я могу отследить передвижение балагана, почему-то отдалась облегчением в груди. Я сжала пальцы Скарлет в ответ.

— Так мы надолго здесь?

Откликом все еще был размеренный скрип шагов.

— Ты собираешься отвечать?

— Я не знаю, — ответил мужской голос, чеканя каждую букву. Мы со Скарлет в немом ужасе уставились друг на друга: говорил наш общий рыжий приятель.

— Я устала принимать душ на улице.

— Если не закроешь рот, то будешь умолять о том, чтобы принять его хоть где-нибудь.

Обещание повисло в воздухе тяжелым молчанием, затем шаги стихли, и еще через тридцать секунд Скарлет позволила себе сделать вдох. Только когда ее плечо коснулось моего, а щеку обдало ее дыханием, я услышала грудной шепот:

— Если они нас найдут, то в Эттон-Крик появится еще два трупа. Надо было сказать Ирвингу, куда мы направляемся, — добавила она дрогнувшим голосом. Я бы удивилась, что Скарлет заговорила о моем сводном брате, но не могла выкинуть из головы тон голоса бородача. Его угроза не звучала как пустые слова, — совсем наоборот.

Я никогда не была в цирке, шатры-шапито видела только по телевизору и на старых фотографиях в местном кафе, и только сейчас задумалась о том, в каких условиях живут эти ребята.

Выждав пятнадцать минут, мы со Скарлет пришли к выводу, что Рыжий со своей компаньонкой удалились в лес или обошли цирк с другой стороны. Подруга предположила, что они делают вечерний обход, а затем отправятся спать, но я не была настроена так оптимистично.

Поднявшись с земли и тихо отряхнувшись, мы со Скарлет, склонившись к земле насколько было возможно, двинулись по намеченному пути. До моих ноздрей донесся запах жареного мяса и лука, а еще пирожков с капустой. Скарлет что-то неразборчиво пробурчала, мы думали об одном и том же: «Неужели они еще не спят?»

Внешне цирк оставался таким же молчаливым, как и прежде, но приходилось быть настороже и смотреть не только по сторонам, но и вверх. С каждым преодоленным сантиметром в моем теле нарастало возбуждение, в крови кипел адреналин, а сердце билось о ребра с бешеной скоростью.

— Тихо! Кто-то идет! — зашипела вдруг Скарлет, когда между нами и шатром было не больше трех шагов. Она упала на землю и я последовала за ней. Мы подкатились к краю шатра, сливаясь с твердой неприятной на ощупь тканью, кажущейся во тьме, разгоняемой огнями фонариков, кроваво-красной.

— Почему он выбрал этот город? — вперемешку со скрипом шагов по земле послышался незнакомый мужской голос. Обладателю, судя по голосу, было около двадцати лет. Ему ответил другой голос, женский, прокуренный:

— А почему он вообще-то что-то делает? — И затем женщина посоветовала, раскашлявшись: — Лучше не искать в его действиях логики. Мы здесь заперты и назад пути нет.

Я почувствовала, как Скарлет нервно дергает меня за пальцы: «Что это значит?!» Я подергала ее в ответ: «Не знаю». Я не хотела признаваться, но лежать так в земле, прячась от циркачей, было волнительно. Гораздо, гораздо лучше, чем бродить по заброшенным домам и сидеть на кладбище, пытаясь поймать вдохновение.

Рывок за запястье вывел меня из задумчивости.

― Давай, ― шепнула Скарлет.

Поднявшись на колени мы ползком двинулись вдоль стенки шатра. В моих висках оглушительно стучала кровь, глаза ныли из-за тупой боли, заставляющей вглядываться во тьму, в ладони впивались колючки и мелкие камешки. Несмотря на неудобства, мы со Скарлет как упорные солдаты (или сумасшедшие корреспонденты, работающие над специальным выпуском «Криттонского вестника») пробирались все дальше к цели. Наконец-то мы попали в плен светлячков-фонариков, и я почувствовала себя голой перед толпой людей.

Меня никак не оставляло дурное предчувствие, что здесь что-то не так, все не может быть так легко. Судя по страдальческому выражению лица Скарлет, ползущей рядом на коленках и морщившейся при каждом движении, она так не считала. Но, постойте-ка, если мы со Скарлет без существенных проблем забрались в цирк, то почему никто раньше этого не сделал, где секретные фотографии, какие-нибудь улики? Меня пронзила смутная тревога, что всех, кто забирался сюда, отдавали на съедение цирковым животным или попросту убивали. Не похоже на то, что здесь есть камеры слежения или собаки, — здесь ничего нет. А вдруг кто-то (не простые корреспонденты как мы со Скарлет) заберется сюда, чтобы украсть важный реквизит? Или похитить какое-нибудь животное?

Все слишком просто.

― Убирайтесь отсюда, ― простонал мой внутренний голос, раздвигающий стенки черепной коробки. ― УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА ПОКА НЕ ПОЗДНО.

Все слишком просто.

С такой же легкостью можно было бы забраться в дом серийного маньяка, не встретив на своем пути ни одной преграды. Ведь важно не зайти в дом, а выйти из него.

Мы со Скарлет переглянулись; в ее взгляде читалось сразу несколько эмоций: возбуждение, страх и еще что-то; и она оглядывалась по сторонам, решая, куда двинуться в первую очередь. Я все еще думала над тем, что попасть в Исчезающий цирк несложно — сложнее выбраться из него.

Слева от нас находился красно-желтый шатер, рядом под деревом — огромный кемпер с окошками и трубой, а за ним улочки из рядов автомобилей, фургонов и груды каких-то странных предметов, издали напоминающих строительные доски и листы железа.

Скарлет выудила из сумки фотоаппарат и с блаженной улыбкой сделала несколько снимков. Она снимала все вокруг: и трейлер, в окошке которого, я с замиранием отметила, шевельнулась шторка; и канат, натянутый от шатра, у которого мы со Скарлет разбили наблюдательный лагерь, и исчезающий где-то в темноте; и фургоны, замершие неподвижными чудищами в сумерках, разгоняемых светом фонарей и блеклым лунным диском в небе. Я достала из кармана свой фотоаппарат и мельком взглянула на часы на мобильном телефоне: 2:58. Скоро рассвет, а значит надо спешить, иначе мы станем отличной мишенью.

Я быстро поняла, что спрятаться негде, — куда не глянь, везде навесы с цирковым инвентарем под ними: какие-то шары, напоминающие дискоболы, зеркала, занавешенные тяжелой бархатной тканью как в фильме ужасов про вызовы духов, запечатанные картонные коробки и ящики.

Я подобралась поближе к коробкам, опасно возвышающимися надо мной вавилонской башней, и с трудом разобрала буквы: «свечи», «кухонная утварь», «Каллиопа». Я сфотографировала башню из коробок, затем сделала несколько фотографий близ лежащих железных перекладин, не имея понятия, для чего они нужны.

— Эй! Пс-с! — зашипела Скарлет, привлекая мое внимание, и я выпустила из пальцев железяку и обернулась к ней. Она показала на коробку с надписью «кнуты» и широко улыбнулась. Ее улыбка в тусклом свете выдалась хищным оскалом. Оценив хмурым взглядом небо, я перебежками подобралась к трейлеру, вздыбливая в воздух песок и камешки. Чувствуя себя шпионом, я осторожно выпрямилась на носочках и заглянула в окно, готовая в любую секунду присесть.

Взгляду открылась странная комната, стены которой были увешены кусками яркой ткани с блестками, шелковыми платками и даже вышитым ковром. На полу лежал надувной матрас, а на нем черно-красный плед. На импровизированной кровати кто-то спал: присмотревшись, я увидела, что плед равномерно опускается и поднимается от дыхания.

Какое извращение, наблюдать за спящими людьми в окно, — укорил меня внутренний голос, и я отвернулась и вдруг увидела, как к нам со Скарлет между рядов цирковых улочек барахла движется фигура.

Мое сердце осточертело забилось, я посмотрела на Скарлет, но она была увлечена копанием в коробках, позабыв об истинной цели нашего прибытия. Я судорожно выдохнула, в панике сжавшись до крохотных размеров.

Подними голову, — мысленно умоляла я, готовая сорваться к Скарлет. К счастью, приближающаяся фигура не видела ни меня, влившуюся в металлическую серую стену дома на колесах, ни Скарлет, скрытую коробками. — Подними голову, Скарлет! Он идет прямо к тебе! Боже мой, что ты там ищешь, прячься!

Я переступила с ноги на ногу и быстро осмотрелась в поисках какого-нибудь оружия. Конечно, я не собиралась нападать на ничего не подозревающего человека, но если он завопит, то сюда сбегутся все работники цирка, а нам со Скарлет это ни к чему. Поэтому да, я собиралась на него наброситься со спины.

Мысленно я проиграла наперед все действия: я что-нибудь хватаю, когда он пройдет мимо меня и направится к Скарлет, затем бегу через дорожку и с размаху бью его по затылку; слышится удивленное восклицание, а затем болезненный стон; человек падает, я спасаю Скарлет, мы убегаем.

Моему плану не суждено было свершиться, потому что человек вышел на свет и свернул в сторону, не доходя до трейлера. Я поняла, что это тот самый Летающий парень, потому как он двигался со знакомым изяществом и грацией, которые я видела во время его трюков на канате. На вид молодому человеку было не больше двадцати лет, а возможно он мой одногодка. Почему-то решив, что он моего возраста, мне стало спокойнее, словно дата рождения сделала нас кровными родственниками и он не завопит, обнаружив нас со Скарлет. Но к счастью Летающий парень смотрел только перед собой.

― Вот черт, ― услышала я его бормотание, а затем он склонился к земле и что-то поднял. ― Это еще что такое?..

Он посмотрел по сторонам, я проследила за ним взглядом и тогда мое сердце упало: слева от меня, в точно такой же позе как у меня, кто-то притаился. Испугавшись, я глянула на Скарлет, но она все еще была занята хламом и ничего вокруг не замечала. Я вернулась к третьему лишнему.

Значит кто-то еще забрался в Исчезающий цирк, значит не только мы со Скарлет осмелились нарушить закон. Но тогда все вообще теряет смысл. Если сюда так просто залезть, значит кто-то делал это до нас, вот только доказательств никаких не сохранилось.

Потому что они мертвы, Эра, они мертвы.

Мертвы.

Они все мертвы, и ты знаешь это.

Парень тем временем сунул находку в карман, рассеянно провел пятерней по волосам и снова поглядел сперва в ту сторону, где пряталась Скарлет, затем туда, где притаился некто неизвестный.

Уходи, — попросила я, гипнотизируя парня взглядом, — двигай отсюда.

Подчинившись моим мольбам, он развернулся и стал уходить. Я тяжело вздохнула, от облегчения пошатнувшись и прижавшись лопатками к кемперу.

Слава тебе господи и...

И как раз в эту секунду из-за коробок, где сидела Скарлет, послышался грохот и ее возмущенное чертыханье. Я вросла в металлическую стену, захлопнув обеими руками рот, будто только что это с моего языка слетели слова. Сердце покинуло грудь и улетело куда-то вверх, я совсем перестала ощущать, что живу и дышу.

— Кто здесь? — Летающий парень остановился и, на секунду замешкавшись, бросился бежать к коробкам. Я с каким-то отстраненным чувством наблюдала за тем, как Скарлет вскакивает на ноги и, в ужасе вытаращившись, смотрит на приближающуюся фигуру.

— Вы кто?! ― Он возмущенно воскликнул, вскидывая руку, будто желая схватить ее в кулак.

Скарлет рывком посмотрела в мою сторону, точно зная, где я нахожусь, а затем бросилась бежать, предварительно запустив в своего преследователя один из шаров. Он увернулся, удивленно вскрикнув, и бросился за моей подругой в погоню.

Даже до того, как она бросилась бежать, я уже знала, что она не станет покидать Исчезающий цирк. Скарлет дала мне шанс убежать в лес, вернуться домой, очистив площадку перед лазейкой между навесом и боковой стенкой шатра, а сама устремилась вглубь загадочных цирковых строений.

Она хочет найти своих родителей.

Я посмотрела в сторону третьего нарушителя, но там никого не оказалось ― во время потасовки он предпочел скрыться в неизвестном направлении. Я переступила с ноги на ногу и отделилась от стены, собираясь бежать прочь отсюда, прочь к автомобилю Скарлет, позвать на помощь Ирвинга, полицию, Аарона — кого угодно, но, когда осторожно сделала шаг, дверь автодома вдруг распахнулась и на песок хлынул яркий свет.

— Что случилось? ― послышалось раздраженное бормотание.

В дверном проеме появилась крупная женщина в кремовой ночной сорочке и теплой шали (в такую-то погоду!). У нее на ногах были старомодные домашние туфли на каблуках.

Ничего, — мысленно попросила я, делая микроскопический шаг в сторону, — ничего не случилось. Возвращайтесь внутрь.

Но незнакомка не вернулась внутрь; она, будто услышав мои громкие мысли, в панике сбившиеся в кучу и кричащие: «ничего не случилось, вернитесь в постель», обернулась и тут же взглядом нашла меня. Ей понадобилась секунда, чтобы понять, что я не мираж и не сон.

— Ты кто?

Я не ответила, быстро попятившись. Дама отпустила ручку двери и резкими шагами спустилась по лестнице, грохоча по металлическим ступеням каблуками.

— А ну стоять! — взбешенно рявкнула она мне в спину, но я не остановилась. Подошвы моих кроссовок скользнули по песчаной почве, унося меня вперед, подальше от женщины, хрустящей каблуками следом за мной. Она вопила о помощи, будто ее пытали все демоны ада, и я вдруг почувствовала неумолимое желание расхохотаться в голос.

Адреналин вознес меня до небес. Пружинисто мчась вперед, чувствуя, как по бедру меня шлепает сумка с писательскими атрибутами, я все сильнее и сильнее хотела рассмеяться. Ни одна из отчаянных мыслей не могла задержаться в голове, потому что приходилось сосредотачиваться только на том, чтобы не врезаться во внезапно вырастающие в ночи горы металла, фургончики, от которых попахивало, в столбы с натянутыми брезентовыми навесами, под которыми стояли столы и стулья.

Ох, это что, кухня?

— Какого черта вы тут разорались? — откуда-то слева от меня раздался полный негодования мужской голос. Я поняла, что он доносится из фургончика, стоящего с другой стороны «кухни». Когда, подтверждая мою мысль, в круглом окошке загорелся свет, я припустила еще быстрее.

— К нам кто-то проник! — ответили ему возбужденным тоном.

Я едва не рассмеялась: «к нам кто-то проник», — звучит забавно! Хотя скорее всего это адреналин затуманил мне мозг.

— Мирослав говорит, видел какую-то женщину.

— Мир повсюду видит женщин, — хохотнул мужчина из своего трейлера за кухней. В распахнутое окно выплыл сигаретный дымок.

— У нас что, ночной ужин?

— Я голоден как сто чертей!

Страшно было до жути, уже не хватало дыхания, чтобы бежать, в ногах появилась ощутимая боль, поднимающаяся к бедрам, в боку кололо. Я отстраненно подумала, что Летающего парня зовут Мирослав. Странное имя, как, впрочем, и все здесь.

От усталости на меня нахлынуло такое спокойствие, что, если бы Мирослав в эту секунду появился в небе и прыгнул на меня, я бы просто улыбнулась. Я устала идти, но, хоть и сбавила шаг, не остановилась. Приходилось пробираться почти наощупь и напрягать зрение. В этой части Пустоши было гораздо темнее: светило меньше фонарей, от земли поднимался загадочный туман, касаясь моих щиколоток, вокруг шевелились тени и слышалось легкое поскрипывание, как если бы на ветру покачивались туда-сюда качели.

Чувство, что я нарушаю закон, стало острым как бритва: мы со Скарлет и впрямь устроили знатный переполох: повсюду слышались беготня, переругивание, кто-то включил музыку. Она показалась мне довольно жуткой, особенно в три часа утра. Некто невидимый умелыми пальцами вытягивал из струн магические нити, которые, закручиваясь в спирали, тянулись в мою сторону.

Я почти ничего не видела, осторожно ступая на цыпочках вперед, вдоль молчаливых стен фургонов и машин. Земля была черной и плотной под ногами, отменно пахла и не выдавала ни звука. Нырнув за одну из машин, я присела на корточки, чтобы отдышаться. Достав из сумки мобильный телефон, долю секунды тешилась надеждой, что Скарлет удалось укрыться в безопасном месте и отправить мне сообщение. Но никаких сообщений не было, а часы показывали невеселую цифру 3:05, которая значила, что у нас есть считанные минуты до того, как на Пустошь хлынет солнечный свет будто прожектор, и рассекретит наше со Скарлет местонахождение.

Надеюсь со Скарлет все хорошо. Сейчас она наверняка заглядывает в окна каждого фургона, в шатры, попадающиеся на пути, затаивает дыхание, когда кто-то проходит мимо. А может, она сломя голову мчится вперед, разыскивая родителей? А вдруг ее схватили?

— Вот ты где!

Опять!

Услышав за своей спиной женский голос, я едва не выскочила из собственной кожи. Кажется, я все же подскочила, потому что почувствовала боль под правой лопаткой, как если бы неловко повернулась.

К счастью, женщина обращалась все-таки не ко мне. Она меня даже не видела ― я стояла с другой стороны фургона, а она на освещенной стороне рожки с желтыми и оранжевыми фургончиками на вытоптанной дорожке.

— Где Фокусник? — спросила она, обращаясь к кому-то, кого я не видела.

— Может хватит, Ло? Идем к столу, может он и вылезет из своей конуры и пришкандыбает следом.

— Говорят, какая-то женщина проникла в Исчезающий цирк? — Ло загадочно хмыкнула. Мы с ее собеседником истолковали это хмыканье по-своему: я услышала что-то зловещее, а он — сплошное недоверие и переспросил:

— Ты тоже не веришь, что Мир кого-то видел?

— Это же Исчезающий цирк, сюда никто не может влезть. Если только...

— Если только что?

Женщина по имени Ло ничего не ответила, развернувшись и загашав в сторону кухни. Двинувшись вслед за парочкой вдоль нагретой на солнце стенки фургона, я прислушалась к их разговору. Они не скрывались, выходит, и вправду не поверили, что в Исчезающий цирк кто-то мог проникнуть.

— Я так и не поняла, каким будет следующий пункт назначения.

— Ничего себе, Лордес! Тебе уже и здесь надоело? — примешался к знакомым голосам незнакомый мужской. Я добралась до капота фургона и, склонившись, украдкой выглянула.

Под навесом, ткань которого невесомо шелестела на ветру, стояло два длинных деревянных стола, и за ними расположилась цирковая команда. Свет фонариков и подсвечников, стоящих на столешницах тут и там, отлично освещали пространство. Мигающие языки пламени свечей играли на лицах группы.

— Меня все устраивает, — отозвалась Лордес, дотягиваясь до громадной кастрюли, из которой шел обворожительный запах. ― Вот потому и боюсь привыкнуть. Жалко будет покидать этот город, — сказала она, хотя в голосе не было ни капли сожаления, скорее концентрация на задании отхватить побольше мяса на тарелку. Лордес наполнила миску содержимым из кастрюли и опустилась на скамейку между Рыжим громилой, отрезавшим днем нам со Скарлет путь, и Мирославом, который гнался за Скарлет. Лордес принялась за поздний ужин, а я навострила уши, надеясь услышать что-нибудь о Скарлет.

— Ну так заберем его с собой, — весело отозвался один из циркачей. Из-за толпы его не было видно, но голос был приятным. Когда он произнес эту фразу, мужчины и женщины рассмеялись, и я лишь несколько секунд спустя сообразила, что парень имел в виду под сказанным.

«Заберем Эттон-Крик с собой», — вот что он сказал.

— А где Фокусник?

Ну вот, опять речь о каком-то Фокуснике, — подумала я, подняв фотоаппарат и сделав несколько снимков собрания на импровизированной кухне.

— Где-то, но не здесь.

— И слава богу, терпеть не могу, когда он приходит и портит нам аппетит своей кислой рожей.

Несколько минут длилось молчание, нарушаемое только просьбой передать графин с соком или водой, протянуть тарелку с салатом, передвинуть поближе хлебницу. Затем разговор вновь возобновился.

— Мир, так кого ты видел?

Я вплотную прижалась грудью к фургону, впиваясь слухом в разговор за ближайшим столом — за ним сидел Мирослав, и все взгляды были обращены на него.

— Я же сказал: какую-то женщину! — воскликнул он, раздраженно откидывая в сторону кусок хлеба. — Почему вы мне не верите?

— Может потому, что ты пустозвон?

— Или съел волшебных грибов из шатра Джерри?

— Эй! Я не раздаю свои зелья кому попало.

— Понял, Мир, теперь ты — «кто попало».

— Закройся, — попросил он не слишком миролюбиво. А затем так злобно оторвал от буханки хлеба новый кусок, что во все стороны посыпались крошки. За столом опять захохотали, и я с облегчением поняла, что никто парню-Летуну не верит, а значит, Скарлет не схватили и она в относительной безопасности.

— Нафиса, а ты мне веришь? Загляни в свой волшебный шар и попроси его открыть нам правду.

Я насторожилась, услышав о волшебном шаре. Хоть я и не верю в волшебство, духов, доску Уиджи, ну а вдруг здесь все возможно?

— Я вижу только одно, Мир: ты сейчас закроешь рот и будешь молча есть, — отрешенно произнесла одна из женщин за вторым столом. Ночную мглу вновь вскрыл как нож консервную банку веселый хохот, но тут же повисло молчание. Я сперва не поняла, что случилась. Но затем увидела, как многие отвлеклись от еды, подняли головы и как по команде посмотрели в одну сторону.

Они напоминали дрессированных псов, которые ждут команды хозяина. Казалось, все члены Исчезающего цирка затаили дыхание и чего-то ждут.

Проследив за их жуткими ждущими взглядами, я увидела мужскую фигуру, шедшую в сторону кухни. Мужчина был высоким и худым, и меня отчего-то бросило в жар. Я прижалась к фургону, молясь о том, чтобы стать незаметной.

Кто это?

Тонкий человек.

Цок-цок-цок — наконечник его трости иногда попадал по камням, торчащим из земли.

Я поежилась, понимая всем своим естеством, что человек, присоединившийся к основной части группы, опасен. Не зря же все замолчали. Может быть он и есть — тот самый хозяин цирка?

Я украдкой выглянула из укрытия, сжав в руке фотоаппарат. Хотелось сделать снимок, но было страшно: если засекут, я точно труп. Фокусник приблизился к крайнему столу, позволяя мне хорошенько рассмотреть его фигуру. Я сделала снимок — все взгляды были обращены исключительно на подошедшего, и на лицах ребят за столом я не увидела ни обожания, ни даже уважения — ненависть и страх.

— Я ненадолго, продолжайте есть.

Но никто не вернулся к пище.

— Ешьте, — сказал Фокусник.

— Ты испортил нам аппетит.

За столом послышались смешки, и мужчина, переступив с ноги на ногу, оступился, когда наконечник трости скользнул по камню. Опять раздался смех, и я нахмурилась, ощутив гнев.

Выпрямившись, человек расправил плечи и вежливо осведомился:

— Может мне покормить тебя с ложечки, и тогда у тебя появится аппетит?

И едва он договорил слово «аппетит», как за столом послышался вскрик, затем остервенелый кашель и звуки рвоты. Хоть я и не видела, что там происходит, судя по специфическим звукам шутник чем-то неожиданно подавился.

Это точно не совпадение, — поняла я и похолодела. Стало ясно, почему цирковая команда недолюбливает Фокусника, а еще, почему вокруг повисло молчание при его появлении, — они боялись его спровоцировать. По этой же причине никто не заступился за подавившегося мужчину.

Когда звуки рвоты стихли и вновь воцарилась могильная тишина, мужчина как ни в чем не бывало сказал:

— Хозяин цирка дал новые четкие указания: первое представление будет на открытии Весеннего фестиваля.

Слова Фокусника были встречены молчанием, но он вовсе не огорчился. Он был просто посыльным, посыльным, который принес плохие вести. Почему плохие? ― удивилась я собственным выводам. Разве Исчезающий цирк прибыл в Эттон-Крик не ради развлечений, не ради шоу?

Помолчав немного, но так и не дождавшись от коллектива цирка какой-нибудь реакции, Фокусник развернулся и пошел по тропинке, постукивая тростью по камням.

Я оправилась от шока одновременно с циркачами. За столами загалдели, и я перевела хмурый взгляд на знакомую физиономию рыжего великана, сидящего рядом с Мирославом.

Так значит ты солгал, — подумала я. Либо Рыжий не главный в Исчезающем цирке и видеть хозяина может только Фокусник, либо хозяин и вовсе ни от кого не прячется, а парень с тростью играет роль посыльного.

Когда пугающая фигура скрылась в темноте, под навесом, где расположилась столовая, шум постепенно возобновился.

Это мой шанс.

Я решила, что успею обследовать еще немного территории балагана, пока циркачи заняты приемом пищи, и, судя по пошлым шуточкам и веселому женскому визгу, задержатся тут еще минут на двадцать, а может быть и на все тридцать пять. Двигаясь перебежками, я вернулась в конец фургона, доползла на коленях до небольшой дряхлой машины с проржавленными боками, и, скрываясь в тени, поспешила по тропинке вслед за пугающим человеком с тростью. Он точно что-нибудь знает о хозяине цирка.

Удаляясь от центра миниатюрного Исчезающего городка, я почувствовала заметную перемену: фонариков стало меньше, хлама больше. Хоть глаза и привыкли к темноте, было мало что видно ― только смутные очертания шатров и автомобилей, придающих цирку сходство с обычной свалкой.

Где же Фокусник?

Он может быть где угодно, например, в одном из шатров или в какой-нибудь машине. А может вообще стоит позади меня, сверлит скучающим взглядом затылок и ждет, когда я обернусь.

С тревожным биением сердца я обернулась, но рядом никого не оказалось. Упершись пальцами в прохладную твердую землю, чтобы не упасть, я пораженно распахнула глаза. Все это время я сидела в трех шагах от входа в чудовищно огромный шатер, заслонивший собой звезды и лунный свет. Брезентовый дверной шов, который просто убирался в сторону при помощи крепежей, находился напротив меня.

Вот это да! ― Я не могла поверить глазам, и, если бы верила в чудеса, подумала бы, что этот шатер был волшебным и вырос из-под земли. ― Может Фокусник спрятался в шатре? — тупо подумала я. Мысль была глухой и будто кем-то извне транслировалась в мозг.

Я попыталась сделать глубокий вдох, но желание войти внутрь только усилилось, будто с воздухом в легкие проник какой-то гипнотический наркотик. Поперечный разрез напоминал огромный окровавленный рот. Я уставилась в его черную утробу как загипнотизированная. Хотелось заглянуть внутрь хотя бы одним глазком. Вовсе не обязательно что-то трогать...

Прежде чем выйти и добежать до шатра — два метра голой полоски земли от свалки деревянных ящиков до входа, — я огляделась и навострила уши: нет ли где-то знакомого цок-цок-цок. Ничего, мертвая тишина. Я сжала ткань шортов в кулаках, чтобы впитать пот. Сглотнула. А затем, лишь на секунду замешкавшись, бросилась бежать к шатру.

Мой нервный топот звучал просто оглушительно, будто по пустыне мчалась стая носорогов.

Врезавшись в стенку входа, я едва не выронила фонарик. Ткань пахнула в лицо отвратительным запахом нагретой на солнце пластмассы за секунду до того, как я нырнула во тьму. Внутри шатра не пахло ничем, кроме влажной земли.

Я на мгновение затаилась, ожидая худшего, но потом осмелилась сделать несколько шагов во тьму.

Вокруг не было никого и ничего: ни потолка, ни стен, ни каких-либо очертаний. Шагнув в шатер, я будто провалилась в черную дыру во Вселенной, — единственное, что не позволяло мне так думать — устойчивая знакомая поверхность под ногами. Достав фонарик, я посветила перед собой. Шатер оказался таким огромным, что яркий белый свет не смог достигнуть его конца и преломлялся в паре метров от меня, как раз где начиналось строительство манежа. Свет фонарика запечатлел в темноте гору досок, железные трубки, какие-то непонятные металлические детали.

Значит, именно в этом шатре будут проходить представления! ― догадалась я, обрадованная находкой.

Я на что-то наступила.

Посветила под ноги.

Клочок бумаги.

Внутри меня возликовал журналист, наткнувшийся на загадку, и я наклонилась и взяла клочок, оказавшийся фотографией. Увиденное меня поразило до глубины души: на снимке была моя подруга Ти. Застыв на секунду, я все-таки сунула фотографию в карман и полезла за фотоаппаратом.

Повесив при помощи ремешка фонарик на запястье, я поднесла фотоаппарат к глазам и щелкнула кнопкой. Вспышка на мгновение осветила ореол света вокруг моей фигуры. Я снова щелкнула и, вскрикнув, выронила фотоаппарат к ногам.

Мамочки! Что это было?!

Затаив дыхание, я посветила перед собой фонариком и увидела, как что-то мелькнуло черной тенью в бок и скрылось в темноте. Я обернулась вокруг своей оси, готовая завопить, даже не боясь быть обнаруженной, но не успела: чудовище с провалами вместо глазниц схватило меня за голову, одной рукой сжав затылок, а другой рот, чтобы из горла не вырвалось ни звука. Мое сердце упало к ногам огромным ледяным комом, а из груди вырвался стон, наполненный ужасом и предчувствием скорой смерти.

— Тише... Не кричи, только не кричи...

Я несколько раз кивнула и выдавила «угу», а затем с опаской отняла его руки от своего рта. Мое осязание обострилось до предела, вокруг, во всем мире, осталась только я и руки незнакомца.

— Тебе нельзя здесь находиться. — Его рот находился в сантиметре от моего, поэтому я с легкостью расслышала шелест каждого слова. Я обернулась, ударив в его лицо лучом фонарика, и охнула:

— Ты?!

Наверное, я сплю, подумалось мне. Да, скорее всего я начиталась фанфиков про Исчезающий цирк и теперь мне все это снится. Почему-то у меня в голове снова зазвучала эта дурацкая песенка из рекламы овсяных хлопьев, но гудение резко оборвалось, когда я открыла рот и удивленным, восторженным голосом тихонько зашипела:

— Данте Тильманн второй, это ведь ты! — Он удивился, но я не дала шанса вставить и словечко. — Ты меня до смерти напугал! Так значит, ты живешь здесь? Работаешь в Исчезающем цирке?

Он продолжал с немым удивлением смотреть, а я с горячим, жадным интересом изучала его с ног до головы, запоминала каждую деталь. Вот это да! Голос Данте, его лицо, разворот плеч, белая рубашка, брюки на подтяжках, трость в пальцах... Я ведь и вправду частью сознания заподозрила, что человек, вышедший к циркачам, и есть тот самый Данте Тильманн Второй!

Вот это да!

Я просто не могла закрыть рот, челюсть так и отвисла.

Происходящее не укладывалось в голове, не вязалось с тем образом Данте, который сложился за две короткие встречи. Погодите-ка, Данте Тильманн Второй, выходит, был сем самым Фокусником, который до смерти запугал своих друзей из цирка, которого все ненавидят, который заставил парня подавиться ложкой.

Я нахмурилась, а затем повторила свой вопрос гораздо серьезнее:

— Ты работаешь в Исчезающем цирке?

Ну конечно, он работает в Исчезающем цирке! — разозлилась я сама на себя. Мне просто хотелось, чтобы он как-нибудь отреагировал на нашу неожиданную встречу, и я знала, чего мне ожидать.

На его лице по-прежнему отсутствовали эмоции, когда он спросил:

— Мы знакомы?

— Это же я, ― сказала я тем же строгим голосом, но все-таки смутилась, почувствовав что с Данте, стоящим передо мной с бесстрастным лицом, что-то не так. Я осторожно прошептала, переступив с ноги на ногу: ― Это же я... Ты что, не узнаешь меня? Мы же...

Но еще до того, как последний звук сорвался с моих губ, я поняла, что именно мне показалось странным. В его лице не просто не было признаков узнавания, — его глазницы все еще сверкали провалами.

Меня пробрала дрожь. Дрожащей рукой я подняла руку и посветила фонариком Данте в лицо. Закололо пальцы от беспричинной тревоги, глухо застучало сердце.

Свет фонарика медленно поднимался по крепкой груди Данте, затем скользнул вверх по шее и поднялся. Вот он знакомый жуткий и притягательный шрам, от которого трудно отвести взгляд, вот скулы, прямой нос, глаза.

Я продолжала светить Данте в лицо, а рука подрагивала: сквозь мое тело беспрерывно шел ток.

Глаза Данте.

Нормальный человек возмутился бы яркому свету, приказал выключить фонарик, поморщился и оттолкнул мою руку. Сделал бы что-нибудь. Разругался бы. А вот Данте Тильманн Второй просто стоял. Стоял не двигаясь и не реагируя, будто не ему в лицо бил яркий свет от карманного фонарика. Зрачки глаз Данте оставались огромными.

Он меня не видел.

Он был слеп.

Нет, не может быть, ― я нервно усмехнулась.

— Это что, какой-то фокус?

— Фокус?

Я начала лепетать что-то бессвязное о выключенном свете во всей Вселенной, о парне, который подавился ложкой, и с каждым словом в лице знакомого мне Данте Тильманна Второго что-то менялось, а затем он безжалостно оборвал поток моих слов, будто перекрыв дыхательное горло рывком пальцев:

― Тебе нельзя здесь быть.

Я отшатнулась.

— Что? Нет же, стой...

Но Данте не собирался ждать. Он схватил меня за локоть (только со второй попытки, потому что с первой промахнулся) и потащил к выходу из шатра.

Через пару шагов мне в лицо дохнуло весенней свежестью, и я набрала полные легкие воздуха, оборачиваясь:

— Ну погоди же!

На меня опять обрушились запахи Исчезающего цирка: жареный попкорн, крепкий кофе, острые специи.

Данте, не подозревая о том, что я пячусь задом наперед, толкнул меня в грудь и тут же отдернул руки. Я чудом устояла на ногах.

— Ты действительно меня не видишь?

— Конечно нет! — вскинулся он, шаря слепым взглядом по моему лицу.

— А я думаю, что ты просто притворяешься. Сперва ты выключил свет при нашей первой встрече, а теперь — это.

— Уходи отсюда. — Когда я открыла рот, чтобы возразить, Данте бескомпромиссно добавил: — И никогда не возвращайся.

— Но почему? Разве мы не подружились? А как же представление? У меня даже есть... — Я хотела сказать «приглашение», но не успела — Данте вновь взял меня за локоть (в этот раз безошибочно, будто запомнив, где хватать) и, шаря перед собой тростью, потащил назад в сторону бедлама, который мы учинили со Скарлет.

Я присмотрелась к трости, и, изловчившись, пока Данте волок меня к своим коллегам, сделала несколько снимков. Я никогда не видела, чтобы парни ходили с такой штуковиной. Она будто впрыгнула в наше время из какого-нибудь средневековья: длинная, из черного отполированного дерева, с серебряным набалдашником. Вещь явно сделана на заказ.

— Это был твой брат-близнец, там, в доме?

— Ты не боишься, что я отдам тебя на растерзание ребятам из цирка?

— Какая разница, боюсь или нет, — ответила я, скользя жадным взглядом по шраму с левой стороны его лица. Может быть из-за него и пропало зрение? Но в прошлый раз Данте не показался мне слепым. — Ты видел хозяина цирка? Ты можешь еще раз выключить свет? Как тебя зовут?

Даже будь у него брат-близнец, ― скептически подумала я, ― разве у них могли быть идентичные шрамы (ну, исключая тот случай, когда они оба сумасшедшие и хотят быть похожими друг на друга как две капли воды и делают для этого все, даже режут себя).

Данте не отвечал, будто был еще и глухим. Я попыталась затормозить, но он не остановился, протащив меня пару сантиметров по земле. Мы свернули в сторону и пошли по другой дорожке.

— Для слепого ты хорошо ориентируешься в пространстве.

— У меня хорошая память, а еще для меня ночь и день — все одно, — услужливо, но очень резко ответил Данте. Он даже не притворялся, что не пытается поскорее от меня избавиться. Голос был быстрым, раздраженным и одновременно насмешливым. Тонкие паучьи пальцы на моем многострадальном локте сжались сильнее, шаг был твердым и уверенным.

― А можно задать еще пару вопросов? ― спросила я милейшим тоном и уже открыла рот, как на нас обрушился коктейль из криков, топота, и собачьего лая. Все-таки здесь были собаки, ― подумала я отстраненно, прежде чем завизжать. Данте схватил меня в охапку, вдавив мне под ребра свою трость, и, запаниковав, оттащил в сторону. История в доме Харрингтонов повторялась, только в этот раз все было наоборот ― это он руководил операцией по спасению, он знал выход. Подчинившись, я все-таки с облегчением решила, что Данте не станет отдавать меня на растерзание своим приятелям, ― не зря же он меня прячет!

― Господи Иисусе! ― услышала я знакомый голос Бородача. ― Сколько их развелось, прямо как тараканов! Мерзкие людишки, как же меня от них тошнит!

― Да, в этом году нужно быть начеку, здесь полно ублюдков, ― вторил ему другой мужской голос. Услышанные грубости поразили, как слишком большая концентрация лимона в минеральной воде, но я ни о чем не успела подумать: Данте обо что-то споткнулся, и это что-то издало вопль страха и отчаяния. Дезориентированная от шума я обернулась и увидела того самого Третьего Лишнего, кто пробрался этой ночью в Исчезающий цирк. Он не ожидал с кем-то столкнуться, и вопль, который забился в мои слуховые каналы, был женским.

― Убирайся! ― рявкнул Данте, отталкивая с нашей дороги неизвестную девушку. Она была в черных одеждах и с лицом, закрытым маской.

― Я слышал голоса! ― крикнул Рыжий.

Кто бы мог подумать, опять ты во что-то вляпалась, Эра, ― зазвучал в моей голове саркастичней голос бабули Грэйс.

Все, что случилось дальше, я не была уверена, что случилось на самом деле. Возможно мне все привиделось от передозировки адреналина: как девушка, облаченная в черные одежды, вскинула руку; как с бешеной яростью завопила: «Я убью тебя!» и стала опускать руку; как в предрассветной дымке мелькнуло острие ножа.

Кажется, от страха я взвизгнула, да так громко, что Данте Тильманн Второй испугался и едва не «сыграл в ящик», как любит говорит мистер Фабер, дедушка Скарлет. Но несмотря на то, что Данте был очевидно слеп, он не растерялся и со всей силы взмахнул тростью перед собой. Металлический набалдашник попал по запястью девушки с такой силой, что я почувствовала боль, а из ее рта вырвался нечеловеческий крик.

― Убирайся прочь! ― приказал Данте, во второй раз замахиваясь тростью на девушку. Он не видел, что она шлепнулась на землю, прижав руку к груди, и целился куда-то перед собой. Мы с ней одновременно проследили за траекторией падения ножа, и одновременно прыгнули. У меня были считанные секунды, и их оказалось мало: когда до рукоятки ножа оставался миллиметр, девушка за моей спиной с рычанием набросилась на меня и повалила на землю.

― Я убью тебя!

В следующую секунду тяжесть чужого тела исчезла, а разъяренный визг девушки повис над моей головой, изрыгая изо рта всевозможные проклятья. Данте рванул ее за шкирку и отшвырнул в сторону. Я перекатилась на спину, сжимая у груди нож и готовая в любой момент защитить свою жизнь.

Эта потасовка уместилась бы в одну минуту, но мне казалось, что она длилась много часов и я успела постареть на десяток лет.

Утро добрым бывает, ели тебе витаминов хватает! ― пропела я про себя навязчивую песенку и закашлялась, перекатываясь на спину и сжимая у груди нож. Я была готова в любой момент защитить свою жизнь. Сквозь запястье, прижатое к груди, я чувствовала бешеное сердцебиение.

Чтобы утро добрым было, сиди дома тихо и смирно!

Не успела я сделать облегченный вздох, как в следующую долю секунды меня постиг очередной шок: справа от моего уха, прижатого к земле, взорвалась бомба. Затем раздался свист и небо оросилось разноцветным снопом искр. Значит, Скарлет таки добралась до склада с фейерверками и воспользовалась глупым маневром, чтобы отвлечь внимание циркачей.

Данте опомнился от шока первее всех. Он проворно схватил меня за руку и, с остервенением стуча по камням тростью, бросился бегом в противоположную сторону от фейерверков.

Я запыхалась и было больно дышать, но все-таки смогла задать вопрос:

― Тебя хотели убить?

― Очевидно.

― За что?

― Понятия не имею.

Ответ меня не удовлетворил, но я решила повременить с вопросами, пока мы не окажемся в безопасности. Дважды нам пришлось нырнуть за машины, когда мимо бежали циркачи, направляясь в сторону взрыва фейерверков, и дважды мы прятались за коробками. Во второй раз я не вытерпела и шепнула:

— Можно задать еще пару вопросов?

— Ты такая наглая!

― Я не наглая, просто пользуюсь моментом.

― По-твоему это подходящий случай?

Данте повернул голову в мою сторону. В рассветных сумерках его лицо было меловым и напоминало грим, а губы превратились в тонкую напряженную полоску. Он не мог меня видеть, ведь смотрел будто сквозь, но на секунду меня посетила мысль, будто у него дар, какое-то шестое чувство, помогающее читать мысли.

А подумала я о том, что еще никогда не видела человека красивее, чем он.

― Идем. Поднимайся на ноги.

Я слишком поздно осознала, что вокруг нас стоит мертвая тишина, только птицы поют где-то в лесу, ― не было ни топота, ни переругиваний. Данте взял меня за руку и повел по песчаной дорожке в сторону циркового ограждения.

― Как я здесь оказалась? ― спросила я, глядя в его затылок, потому как Данте шел на шаг впереди. Он со смешком уточнил:

― Это вопрос с подвохом?

― Нет, это не вопрос с подвохом. Почему мне так легко удалось пробраться в Исчезающий цирк? Почему та девушка смогла проникнуть незамеченной?

Данте обернулся, и я увидела опущенный шрамом уголок губы.

― Просто все отдыхали, и никто не ожидал, что кто-нибудь осмелился на такой глупый поступок.

― Ты ведь лжешь, ― сказала я с уверенностью, которой на самом деле не ощущала. Данте понял, что я лукавлю, и улыбнулся. Даже безобразный шрам не смог скрыть его улыбку.

― Хорошо, тогда что, по-твоему случилось?

Я не знала, что случилось, знала лишь, что оказалась здесь неспроста.

Я знала, что Исчезающий цирк позволил, как бы дико и безумно это не звучало, войти на его территорию. По какой-то причине он выбрал именно нас ― меня, Скарлет, и ту, третью девушку.

Данте остановился у ограждения, ровно там, где мы со Скарлет пробрались в цирк. Часть сетки до сих пор была странно подогнута в нескольких сантиметрах от земли, и я нахмурилась. Данте не видел проем в сетке, но он мог знать, что здесь лазейка. А раз так, то нам действительно позволили забраться в Исчезающий цирк.

― Было весело, ― сказал Данте, поворачиваясь ко мне.

― Правда? ― я удивленно подняла голову.

― Нет, не правда. Ты должна уйти. ― Он взял меня за плечи и наклонился, придвинувшись близко-близко. Пришлось затаить дыхание, иначе бы Данте ощутил, насколько оно у меня теплое. ― Никогда, никогда не возвращайся назад.

Если бы он сказал что-нибудь другое, я бы не смогла сосредоточиться на словах. Мне тяжело было отвлечься от его гипнотических пустых глаз.

Если долго вглядываться в бездну, то бездна станет вглядываться в тебя.

Вот что я ощутила ― что в мое нутро заглядывает что-то темное, вечное. И только благодаря словам Данте я не провалилась внутрь завораживающей темноты.

― Никогда не возвращайся назад, Эра.

― Хорошо, ― пообещала я. И это было легко. Легче, чем пожелать доброго утра друзьям, легче, чем ездить на велосипеде. Мой голос был эхом: отдаленным и глухим, и обещание, так легко сорванное с моих губ, прозвучало как шепот. Но Данте удовлетворенно кивнул и выпрямился. Его правая рука скользнула по моему плечу, локтю, затем взяла ладонь. Когда наши пальцы переплелись, я окончательно утратила связь с реальностью.

― Прощай. ― Данте Тильманн Второй сжал мои пальцы и отпустил. Он отвернулся, и, гремя тростью, направился назад к шатрам, в ту Вселенную, в которой он существовал.

― Мы еще увидимся? ― почти крикнула я.

― Нет, мы больше никогда не увидимся, ― сказа он как отрезал. Затем обернулся и холодно добавил: — Если увидишь меня снова — беги.

Я молчала. Казалось бы, сегодня столько всего случилось, что границы удивления должны быть прорваны. Но нет. Я как будто снова оказалась в шатре, снова оказалась в руках Данте, снова обнаружила чудовищную новость: он слеп.

— Пообещай, что никогда не вернешься сюда, Эра, — настойчивость в голосе Данте Тильманна Второго была сравнима с тем, как вода точит камень. Он полностью обернулся, опираясь на трость.

Меня опалило странное чувство.

— Погоди... Откуда ты знаешь мое имя?

— Ты мне его сказала.

— Нет, не говорила. Я назвала его другому Данте. Парню, которого встретила в особняке Харрингтонов. Не тебе. Если только ты и он не один и тот же человек! Если только ты не играешь роль...

— У тебя бред, — отрезал он, и не церемонясь, указал тростью в сторону леса. — Прочь.

Я еще несколько секунд постояла, не шелохнувшись, затем, под его невидящим взглядом достала из сумки фотоаппарат и поднесла к глазам. Сделала снимок. Вернула назад в сумку.

Мне хотелось, чтобы Данте улыбнулся, сфокусировал на мне взгляд и сказал: «Эй, Эра Годфри, ты что, поверила в мой розыгрыш»? Но он не улыбался. Хоть и смотрел в мое лицо, но немного в сторону, у правого уха.

― Хорошо, ― повторила я в третий раз. ― Я ухожу.

Я перекинула сумку за спину, дернув ее за лямку, опустилась на колени, а затем легла на живот и проползла под сеткой на Пустошь как пару часов назад ползла внутрь Исчезающего цирка. Мое сердце билось в груди медленно и тяжко, будто устало качать кровь, а ноги стали тяжелыми, будто к ним привязали гири.

Из цирка уходить не хотелось.

Но вот над моей головой уже разливался рассвет, будто на белоснежный холст, раскинутый над лесом, пролилась огненная смесь ярко-оранжевой и розовой краски. Расстояние между мной и Исчезающим цирком увеличивалось с каждой секундой, с каждым шагом. Все чудеса, которые приключились со мной ночью, остались позади.

В половине шестого утра, когда я успела задремать на заднем сидении автомобиля, водительская дверь вдруг распахнулась.

— Боже, Скар, наконец-то! — Я спешно перелезла на пассажирское сидение. — Я не знала, что и думать! Правда, Скарлет, я так перепугалась, что собиралась звонить Ирвингу. Знаю, ты бы разозлилась, поэтому-то я и тянула до последнего, но если бы ты не вернулась в ближайшее время, то он явился бы за тобой, даю слово...

Я замолчала, плюхнувшись на сидение, и нахмурилась.

Скарлет Фабер ни разу не перебила меня.

Почему?

Я повернулась в ее сторону удивленная; лицо подруги было бесстрастным, но глаза огромными и говорили о многом.

— Скарлет, что произошло? Когда ты убежала, что было дальше? Я слышала их разговор и ни слова о тебе. Тебя ведь не нашли? Кстати, того парня, который за тобой погнался, зовут Мирослав.

Даже имя канатаходца, который за нами гнался, не расшевелил ее: Скарлет по-прежнему сидела как громом пораженная, глядя в одну точку перед собой.

— Скарлет... — позвала я, не на шутку встревожившись. Только когда я коснулась ее локтя, она отмерла и удивленно посмотрела на меня, будто даже не подозревала о том, что я сижу рядом. Ее невидящий взгляд некстати напомнил о черных зрачках Данте Тильманна Второго.

Если увидишь меня снова — беги.

Скарлет открыла рот, чтобы что-то сказать, затем обняла себя руками крест-накрест. Я терпеливо ждала.

В цирке небезопасно, ― прогудела клаксоном мысль.

Если я наткнулась на Фокусника, то Скарлет тоже могла повстречать кого-нибудь, но менее дружелюбного.

Что с ней сделали?

— Скарлет, что? — прошептала я, пытаясь прочесть в ее лице какой-нибудь ответ, получить в медово-карих глазах подсказку. А вдруг они ее изнасиловали? Поэтому она сидит, зажавшись в собственных руках — защищает себя? Или они ее избили и боль так сильна, что она не может говорить?

В рассветных лучах, таких ярких для моих опухших глаз, я не видела на лице Скарлет синяков или царапин, но что-то точно случилось.

Так, с меня довольно, — подумала я, покачав головой и доставая из кармана штанов мобильный телефон.

— Я звоню Ирвингу и везу тебя в больницу. — Я поспешно разблокировала телефон и стала нажимать кнопки, но Скарлет вдруг молниеносно вырвала из моих пальцев аппарат и прижала его к груди.

— Они вернулись.

— Кто?! — я испуганно подскочила, оборачиваясь. Вокруг машины никого не было, только стройный рядок перекособоченных деревьев и шатры Исчезающего цирка, яркие и жизнерадостные, констатирующие с моими внутренними ощущениями.

— Мои родители вернулись, — повторила Скарлет, уставившись на меня так, будто читала буквы на моем лице. Я ошеломленно смотрела в ответ, не зная, как отреагировать. В голове крутилась добрая сотня вопросов, но я решила приберечь их до лучших времен, когда мы отдохнем, выспимся, словом — окажемся в безопасности от этого жуткого места.

Скарлет вздохнула и медленно, так, будто сама не верила в то, что говорит, сказала:

— Я видела их, Эра. Мои родители вернулись, они здесь, в Исчезающем цирке. — Я по-прежнему смотрела на нее молча, и Скарлет показалось, что она недостаточно ясно передала мне мысль. Она наклонилась и зашептала: — Эра, я видела маму и папу. Они там, внутри одного из шатров. Они здесь. Они вернулись за мной, ты понимаешь?

Ее шепот заглушил все мои мысли. Ее расширенные зрачки проглотили каждое мое разумное возражение.

— Скарлет...

— Нет, я знаю, что ты хочешь сказать, — с жаром остановила она. — Когда он погнался за мной, я думала, что мне конец. Я ведь не такая быстрая, как ты, Эра. Думала, мне крышка. Я бежала, а он все гнался за мной, наверное, сперва только из страха, что я забралась на их территорию, а потом уже из упрямства. И когда я решила, что он меня схватит... клянусь, Эра, он был так близко ко мне как ты сейчас, вдруг я очутилась внутри шатра, в полной темноте. — Скарлет покачала головой, хватая ртом воздух, а я с нарастающим страхом слушала ее историю. Шатер? Полная темнота? — Я ничего не видела и не чувствовала, будто очутилась под землей или шагнула в другое измерение... я не знаю, как объяснить... Мне стало очень страшно, но я все равно не вышла наружу, где за мной гнался тот парень. А затем вдруг я услышала позади себя возню и подумала, что вот теперь-то все, заору и все сбегутся! Но нет, Эра! Это были мама и папа! Я забрела в их шатер, ты можешь себе это представить?! Боже... — Она впилась пальцами, покрытыми грязью, в волосы, и раздосадовано их встрепала, воскликнув: — Ты можешь не смотреть так, Эра? Я видела их. Это были они. Мы говорили.

Мое горло сжималось и разжималось, будто в болезненном спазме, все тело взбороздили мурашки, но мне удалось выговорить:

— О чем вы говорили?

— О, — взмолилась Скарлет, — только не надо этот саркастичный тон, Эра!

Мой тон не был саркастичным. Может быть через чур взволнованным, испуганным, ― да, ведь я была в ужасе, но не саркастичным.

— Я лишь спросила, о чем вы говорили, — мирно заверила я, пытаясь выкорчевать ее подозрительность. Притворяясь, что меня ничуть не волнует ее поведение, я достала с заднего сидения бутылку с водой, и сделала большой глоток.

Я посмотрела сквозь ветровое стекло на машину Скарлет, и меня пронзила очередная стрела беспокойства: сможет ли она добраться целой и невредимой домой?

Пока я размышляла, Скарлет ответила, видимо удовлетворившись моим нейтральным выражением лица и тоном голоса:

— Они поклялись, что никогда не бросали меня. Это все цирк, Эра, Исчезающий цирк. Он их забрал. Ты думаешь, что я свихнулась, да?

Она смотрела на меня испытующе, ждала нужного ей ответа, но я молчала. Мне припомнилась встреча с Данте в заброшенном доме, столкновение в шатре, когда выяснилось, что он слепец, пугающая просьба никогда не возвращаться в Исчезающий цирк.

― Нет, Скар, я не думаю, что ты свихнулась. С этим цирком действительно что-то не так.

Судя по облегченному и радостному выражению лица Скарлет, она не ожидала, что я встану на ее сторону, и уже заранее приготовилась бороться.

― Слава богу! ― воскликнула она, откидываясь на подголовник. ― Я испугалась, что ты мне не поверишь.

В моей голове вновь загудел этот чертов клаксон: в Исчезающем цирке небезопасно.

— Я вернусь туда, — сказала Скарлет решительно, — сегодня же.

Мое лицо посерело, а Скарлет напротив; мои плечи поникли, а она, довольно улыбаясь, выбралась из машины, помахав на прощание. Я не могла оторвать глаз от ее пружинистой погодки, от ее задумчивого выражения лица.

Скарлет погрузилась в свои мысли, где она, довольная и счастливая, была рядом со своей семьей, которую вновь обрела. Чем очевиднее она радовалась, тем сильнее я мрачнела.

— Пообещай, что никогда не вернешься сюда.

Я пообещала, что не вернусь в Исчезающий цирк.