Глаза дракона

Дракон защищал мир от демонов и не всегда мог быть рядом с возлюбленной, и познакомил он ее со своим другом — Сун Укуном, который прикрывал и всячески поддерживал их.

— Lǎowài! — донесся ей в спину недовольный голос,

Активно поработав локтями, Лина практически вывалилась из битком набитого людьми автобуса на Площади Небесного спокойствия, проигнорировав вовсе не вежливый окрик. Подумаешь, случайно наступила кому-то на ногу! Не удивительно, — в такой давке. И ведь она даже извинилась, пусть и на английском.

Ее знание китайского теперь ограничивалось кратким курсом каллиграфии для художников-реставраторов, который оказался обязательным по приезду в Пекин пару месяцев назад. Простые фразы и приветствия запоминались неплохо, во многом благодаря То Лао, который с таким заразительным энтузиазмом вовлекал ее в культуру Китая, что Лина ни разу не пожалела, что решилась поехать.

Лина согласилась на работу в Запретном городе на следующий же день после внезапного предложения. И старательно игнорировала звонки матери и Виктора до тех самых пор, пока не оказалась в аэропорту Пекина. Совершенно одна с небольшим чемоданом, большую часть которого занимали художественные материалы и без каких-либо знаний языка.

Лина периодически думала записаться на языковой курс, как делали многие экспаты, в число которых она так внезапно попала, но пока не успевала. Для работы было достаточно того, что она могла неплохо воспроизвести любой иероглиф, но смысл почти всегда оставался таким же зыбким, как дымка, стоявшая в это утро над Пекином.

Жемчужная серость окутывала город, скрадывая очертания, и Лина надеялась, что это туман, а не извечный смог, накрывающий столицу Поднебесной большую часть года. Проверять индекс качества воздуха каждое утро здесь стало такой же обыденностью, как посмотреть прогноз погоды перед выходом из дома в Петербурге.

Первые недели все было непривычно, но постепенно она освоилась и привыкла и к маленькой тесной квартирке в районе хутунов, и к тому, что ее слишком выделяющаяся на фоне местного населения внешность привлекает внимание и даже порой вызывает пугающее восхищение.

Лина привычным жестом заправила непослушную, волнистую от влажности прядь за ухо и спрятала озябшие пальцы в рукава. Для начала октября по местным меркам было весьма холодно, хотя в родной Москве она, вероятно, уже бы куталась в теплое пальто и шарф, а не ходила бы в тонком свитере.

"Золотая неделя" выходных и праздников закончилась, в значит именно сегодня То Лао расскажет об основной работе, которая ей предстояла. Два месяца, по словам главного реставратора, были возможностью освоиться и расширить кругозор.

Верилось в это с трудом, и Лина сначала даже искала подвох, но все равно была искренне благодарна и вопросов не задавала, погружаясь в работу.

Ей нравилось оставаться одной и возвращать утраченную яркость краскам, или даже просто снимать старые слои лака и пыль со старинных деревянных колонн, поддерживающих изящные крыши пагод.

Поначалу ей доверяли самые простые задачи, и если многие из ее старших коллег, с которыми они часто работали в небольших группах, смотрели снисходительно, то То Лао, выглядел весьма довольным приобретением помощницы в ее лице. Он охотно делился советами, рассказывал легенды и частенько задерживался вместе с ней, когда остальные уходили домой. Он мог часами рассказывать про пигменты, каллиграфию, историю и как в древности китайские мастера передавали не то, что видели, а сущность увиденного, одним лишь росчерком туши.

Лин быстрым шагом пересекла практически безлюдную в этот ранний час площадь, прошла через ворота Умень, мимо еще закрытой билетной кассы, кивнула на приветствие хорошо знавшего ее охранника и, торопливо перепрыгивая через ступени мостиков, поспешила в главный императорский зал.

То Лао уже ждал ее: он неизменно приходил раньше, но никогда не начинал работать один. Иногда Лин казалось, что ему неинтересно без зрителей, восхищающихся его мастерством. Но эти странные мысли настигали в минуты усталости и она гнала их прочь, не желая допускать даже тень неблагодарности.

Предложение То Лао было ее волшебным шансом, неожиданным и внезапным, и Лина, даже когда спина ныла после долгого дня на лесах, чувствовала радость, что занимается ровно тем, чем всегда хотела.

Удивительно, но чем больше рабочего времени она проводила, как реставратор, тем чаще на выходных бралась за кисть, или просто черкала в блокнотах драконов и крыши пагод, улыбчивых старых китайцев, случайных прохожих или живописную зелень садов запретного города. У нее был всего один выходной раз в две недели, но и его она занимала творчеством. Словно любимое дело давало дополнительные силы.

— Лин На, nǐ hǎo! — заметив ее, улыбнулся То Лао, в глазах блеснуло лукавство, словно он знал что-то ей неведомое и ему не терпелось рассказать.

Если бы Лин спросили возраст То Лао, она бы растерялась точно так же, как растерялась при самой их первой встрече. Главный реставратор был необычайно бодр, ходил быстро, зрение его было острым, даже в полутьме некоторых залов он мог сразу идеально подобрать нужный оттенок, а движения руки, держащей кисть всегда оставались точны. Но китайцы славились своим долголетием. А когда однажды Лин поинтересовалась, сколько ему лет, То Лао рассмеялся и ответил, что знал еще императора-дракона.

— Nǐn hǎo ma, То lǎoshī, — отозвалась Лин, радуясь, что хотя бы приветствие она может сказать понятно, и продолжая уже на английском. — Над чем сегодня будем работать? Не терпится начать.

— Все торопишься, Лин На, — То Лао частенько посмеивался над ее рвением, заставлял отдыхать и шутливо бранил, если она задерживалась после окончания рабочего дня. — Гугун стоит уже больше пяти веков, и драгоценные росписи и инкрустации золотом, перламутром и нефритом не осыпятся и не превратятся в прах, даже если мы сейчас же ими не займемся.

Лина только рассмеялась, сам реставратор ведь уже ждал ее, и она знала, так же горел работой, как и она:

— Мне хочется успеть осмотреть все комнаты, все-все залы, которые только есть в Запретном городе!

Он усмехнулся:

— Как будто ты не сунула свой нос уже везде, куда тебя пустили.

Лина почувствовала, как краснеет. Это не было упреком, но То Лао подшучивал над ней. Наверное поэтому они и были столь близкими друзьями с Тарасом Вадимовичем — не только по роду деятельности, но и по умению вгонять в краску новичков, а Лина по-прежнему считала себя новичком.

– Ты ведь знаешь, что Император пожелал, чтобы в городе было десять раз по тысяче комнат? — То Лао милостиво сменил тему, но глаза его все еще весело поблескивали. — Но во сне ему явился сам Нефритовый дракон, сказавший, что не подобает сыну Неба иметь столько же комнат, сколько в его небесном жилище. Правитель испугался и приказал построить девять тысяч девятьсот девяносто девять с половиной залов...

— Но на самом деле их еще меньше, — подхватила Лина. — Да, я знаю.

— Торопишься опять, — покачал головой То. — Вот не расскажу тебе продолжение, а его только старый То Лао и помнит...

— Ну, что вы, То, расскажите, пожалуйста!

— Ну хорошо, так и быть. Нефритовому дракону все равно не понравилось, что залов почти равное количество, и, потому разрушил он почти все перегородки в том Дворце, который сейчас называется Дворцом земного спокойствия, и повелел придворному художнику в центральном зале написать себя, чтобы следить за порядком в городе.

Император боялся Дракона, но был очень недоволен, потому что, как ты знаешь, Дворец земного спокойствия возвели для первой жены Императора. А еще была у него дочь. И была дочь его прекрасна, как цветок лотоса, легка, как воздушный змей в утреннем небе и ослепительна, как праздничные фейерверки в ночном. Кожа ее была бела, словно лунный свет, а волосы подобны солнечному... вот прям, как у тебя...— вновь лукаво улыбнулся То Лао, заметив, с каким интересом Лина его слушает.

Она покраснела и неловко улыбнулась: во внешности ее не было ничего особенного — слишком бледная кожа (когда бы она загорела в Петербурге?) да пшеничные волосы. Но многие китайцы смотрели с обожанием, и первое время Лина страшно смущалась и даже пугалась, когда с ней настойчиво хотели сфотографироваться или пытались дотронуться.

— Прекрасна была императорская дочь, — продолжил тем временем То. — И тогда, чтобы Нефритовый дракон не мог подглядывать за ней, повелел Император не рисовать на фреске глаза дракону, а художнику, который боялся гнева Нефритового дракона, велел говорить, что работа затягивается, так как каждую чешуйку надо было прорисовать, каждый блик сделать драгоценным золотом и перламутром. А потом художник умер, и сам Император отправился в Небесный дворец, а может и к Желтым источникам, а на фреске так и остался дракон без глаз.

— Красивая легенда, — улыбнулась Лина.

— Не боишься?

— Чего бояться? Она же совсем не страшная, — Лина удивилась странному вопросу: в китайской культуре было столько жутких легенд про злых духов, которые что только ни делали с несчастными, забывшими, например, установить фигурки драконов на скатах пагод, что эта казалась скорее выдумкой старого реставратора.

— А как же гнев ослеплённого Нефритового дракона? — То легко подхватил свою объёмную сумку из тонко выделанной потертой кожи, в которой носил особо редкие пигменты и любимые кисти, заставив Лину в который раз удивиться его ловкости.

Она сама иногда еле разгибалась после долгой работы, потому что любой художник знает — удобнее всего рисовать, скрючившись в немыслимой позе. У То таких проблем не возникало. Пожалуй, стоило присоединиться к старичкам-китайцам, которые каждое утро ходили босиком по дорожкам, выложенным круглой и весьма больно впивающейся в ступни, галькой и практикующих цигун на лужайке в парках и даже на узеньких улицах хутунов, где Лина снимала крошечную квартиру.

— Что ж, раз дракон тебя не пугает, — продолжил реставратор, — а он, должен тебя предупредить, по легендам однажды украл любимую дочь уже другого императора, когда придворный художник несколько столетий назад реставрировал фреску и всё-таки нарисовал ему глаза, то пойдём. Покажу тебе кое-что.

Лина с любопытством последовала за То Лао. Судя по хитрому блеску глаз реставратора, сегодня они должны были работать над чём-то особенно интересным. Бок о бок они прошли через ворота Небесной чистоты, и Лина поняла, что их путь лежит в Нэнтин — внутреннюю часть запретного города, которая была резиденцией императора и его семьи.

Они остановились у величественного красного строения с двухъярусной четырехскатной крышей, которая из-за желтой черепицы даже в пасмурный день казалась залитой солнцем. Во Дворце земного спокойствия, скрытая от посторонних глаз за надежными стенами Внутренних покоев когда-то проходила повседневная жизнь императора и императрицы.

— О, разве здесь есть что-то, что нуждается в реставрации? — удивилась Лина, которая хоть и не обошла все комнаты Гугуна, но все, что было доступно для туристов осмотрела с восторженной тщательностью ещё в первую неделю после приезда.

— Не все комнаты открыты для любопытных глаз, — загадочно улыбнулся То Лао.

Они обошли дворец со стороны садов, и очутились у неприметной дверцы. Вокруг не было ни души. Даже охранники, которые на самом деле всегда находились на территории, пусть и одетые в штатское, куда-то пропали.

То Лао, покопавшись в своей сумке, вытащил на свет небольшой металлический ключ. Лина успела разглядеть шёлковый шнурок, продетый в петельку, и, кажется, завязанный в узел Пан-Чанг, а потом щелкнула пружина замка, и То Лао, открыв протяжно скрипнувшую дверцу, поманил ее за собой.

Они прошли через короткий тесный коридор практически наощупь, скрипнула ещё одна дверь, открывшаяся в просторную, неожиданно светлую и совершенно пустую комнату. Первое, что заметила Лина — огромное, практически во всю стену, круглое окно, которое оплетали искусно вырезанные из дерева цветы лотоса. По стене вокруг, вытканные на золотом шелке, словно живые разлетались журавли. Она могла поклясться, что снаружи не видела никакого окна, да и его вид был совершенно не типичным для китайской архитектуры.

— Это так красиво, — прошептала Лина, осторожно ступая и останавливаясь так, чтобы окно оказалось прямо перед ней. Было пасмурно, хмурое небо за стеклом, вставленном в целях сохранности помещения, грозило всё-таки пролиться дождем. Но деревянные водяные лилии, казалось, светились, как и золотящаяся ткань, полностью покрывавшая стену. — Я никогда...

— О, ты не туда смотришь, — рассмеялся То Лао и развернул ее за плечи в противоположную сторону.

Лина хотела было что-то сказать, но все слова вместе с мыслями вылетели у неё из головы. Она рвано выдохнула, непроизвольно отступая назад: прямо перед ней, свивая своё массивное чешуйчатое тело в великолепные, сияющие нефритом кольца, распахивал усатую, полную клыков пасть, огромный дракон. Золотые гребни и нефритовая чешуя тускло поблескивали.

Сначала ей даже показалось, что он шевелится в неверном, пасмурном свете, но нет, это была всего лишь роспись. Самая прекрасная роспись, которую она когда-либо видела.

— О-о, — протяжно, на выдохе, прошептала Лина, перескакивая взглядом с одной детали на другую: чешуйки казались настоящими, мех на голове зверя — мягким, а когти и зубы — действительно острыми.

Опасаясь неизвестно чего, она разглядывала оскаленную пасть, скользнула взглядом по белоснежному ряду зубов, по огромным раздувшимся гневно ноздрям, по перламутровым мелким чешуйкам на носу, и отступила ещё на шаг назад, почувствовав, как бешено заколотилось сердце — у прекрасно прорисованного дракона не было глаз.

— Говорят его написал сам Цю Ин, — голос То Лао за спиной, вырвал ее из благоговейного оцепенения.

— Восхитительно, — прошептала Лин, с трудом отводя взгляд от нарисованного дракона и пытаясь собрать мысли, разлетающиеся следом за вытканными на противоположной стене журавлями. — Неужели он требует реставрации? Краски такие яркие, не вижу изъянов...

— Часть чешуек выполнена из перламутра и нефритовых пластинок, — пояснил То. — За многие века часть откололась, многие утеряны. Так что нам предстоит их восстановить. Потому тебя и позвали, работа очень похожа на то, что ты проделала с экраном.

— Даже не верится, я боюсь к ней прикасаться, — она неверяще улыбнулась, покачав головой.

— Ты просто не привыкла, — ободряюще похлопал ее по плечу То Лао, — поэтому мы начнем с того, что оживим краски на балках, пока рабочие будут монтировать леса и подготовят материалы.

Лина аккуратно клеила фиксирующие квадратики микалентной бумаги на потрескавшийся фрагмент росписи, чтобы закрепить красочный слой, когда хлопнула дверь, всколыхнув застоявшийся сухой, прохладный воздух.

— Huo, ni hao, qin ding, — раздался бодрый голос вездесущего То Лао.

Вот и сейчас он, казалось, только что был наверху на лесах, скрупулезно подбирая нужный оттенок для изящных рогов, венчающих оскаленную морду дракона, а теперь стоял внизу у дверей, опираясь на свою неизменную золотую трость.

— Laoshi, nin hao!

Сердце Лины сделало кульбит, и она чуть было не уронила банку с клеем, потому что, голос и интонации прозвучали так знакомо.

Лина поправила опять выбившуюся из небрежного пучка прядь и оглянулась, придерживая свободной рукой банку и краем глаза следя, чтобы клей не капал с широкой мягкой кисти.

Со странным чувством разочарования она поняла, что это вовсе не Виктор, как ей показалось по голосу, а незнакомый молодой китаец. Он тоже был высок, даже по европейским меркам, и одет во все чёрное, что и заставило ее обознаться.

— Лин На, подойди, — поманил ее То Лао, заметив, что она смотрит. — Познакомься, это — Хуо.

Лина аккуратно отодвинула банку и, на ходу вытирая руки порядком замызганным полотенцем, приблизилась.

— Привет! — молодой мужчина энергично тряхнул ее руку, и Лина едва не поморщилась, потому что хватка у него была сильная, и ее пальцы он сжал отнюдь не бережно.

— Ni hao, – Лина вежливо улыбнулась отнимая руку, чувствуя, как неприятно липнут пальцы — клей она все-таки оттерла не до конца — и отмечая, что ее новый коллега не только высок, но и весьма широк в плечах, и кажется не пренебрегает спортом.

— О, прости, я сделал тебе больно? — говорил на английском он бегло, хоть и с ужасающим акцентом, но Лина все равно порадовалась: остальные ее коллеги из команды То Лао были намного старше и разговаривали между собой только на китайском. Да и с ней максимум вежливо здоровались, или обращались по необходимости, когда надо было передать или попросить материалы.

Выглядел при этом новый коллега настолько раскаивающимся, что Лина невольно рассмеялась:

— Нет, вовсе нет, — она пошевелила пальцами, — думаю, что смогу удержать кисть. А вот вас я могла испачкать клеем.

— Поосторожнее с моей помощницей, – То Лао усмехнулся и похлопал Хуо по плечу. — Она мне нужна целой и невредимой. А ты, Лин, можешь смело просить его таскать за собой ведра с краской, если вдруг понадобится. И поосторожнее с ним. Знаешь, что означает иероглиф Хуо в его имени?

Лина качнула головой, заинтересованно отметив, что Хуо кажется покраснел, а То Лао откровенно веселится:

— Огонь! Так что будь осторожна с огнем, Лин. Ну, приступайте к работе! Нечего стоять!

Тут То Лао окликнули, и он, постукивая тростью по полу, поспешно ушел к группе реставраторов у окна, которые снимали старый лак, чтобы освежить краски на балках.

Хуо нерешительно помялся, а потом сверкнул белозубой улыбкой:

— Покажешь мне тут все? Я работал с учителем Лао раньше, но здесь еще не был.

— Конечно, — Лина поманила его за собой.

Удивительно, но теперь не она была не новичком!

— И давно ты в Пекине? — поинтересовался Хуо, ловко подхватывая палочками рис и отправляя в рот.

То Лао разрешил им сделать перерыв в работе, и как-то незаметно для себя Лина оказалась в маленьком кафе, где подавали только традиционные блюда.

Они сидели за крошечным, круглым металлическим столиком, практически соприкасаясь коленями. Хуо это, кажется ничуть не смущало: он быстро и очень аккуратно ел свой рис с овощами.

У него были большие, сильные руки: длинные пальцы ловко управлялись с палочками, и Лина едва не потянулась к скетчбуку, чтобы зарисовать, как красиво подрагивающий свет уличных фонариков подчеркивает вены и ложится теплыми бликами на костяшки.

— Wei, ты здесь? — в голосе Хуо прозвучала улыбка.

Лина вскинула на него взгляд, понимая, что слишком засмотрелась. Он улыбался, сощурившись, и она тоже невольно улыбнулась в ответ, убирая торопливым жестом кудрявую непослушную прядь себе за ухо:

— Да, прости, — Лина кивнула на палочки в его руках, — у тебя так ловко получается, чувствую себя ужасно неуклюжей.

Она осторожно поковыряла свою лапшу.

– Ты просто не привыкла, — со знанием дела успокоил Хуо, — какие планы на вечер? Я бы мог показать тебе город, самые секретные места, — заговорщицким тоном добавил он и подмигнул.

— Например? — побродить вечером было интересно, но обычно она не решалась гулять одна слишком поздно и теперь энтузиазм Хуо казался особенно заразительным.

— Ну например, я могу тебе показать самую лучшую чайную, или магазин, где можно пополнить запас материалов. Ты же рисуешь помимо реставрации?

— Как ты узнал? — Лина на мгновение напряглась, но Хуо пожал плечами и сказал, вызывая у нее румянец:

— Все мы рисуем в свободное время, разве нет? То Лао, когда я первый раз работал под его начальством заставил меня серьезно заняться каллиграфией. Чтобы рука была тверже, —- пояснил он, поймав вопросительный взгляд Лины. — К тому же у тебя волосы держит то карандаш, то кисточка.

Он улыбнулся и неожиданно быстрым движением потянулся через стол и прежде, чем она успела что-то сделать, вытащил из пучка карандаш, который она действительно воткнула сегодня утром, потому что резинка для волос куда-то запропастилась.

Светлые кудри рассыпались по плечам.

— Эй, ты что делаешь, отдай! — Лина поспешно скрутила волосы в узел и требовательно протянула ладонь.

Хуо только улыбнулся и ловко прокрутил карандаш в своих невозможно длинных пальцах:

— Ты очень красивая, — он сказал это так спокойно, так просто, что Лина замерла, чувствуя, как пылают щеки и не сразу нашлась, что сказать.

Хуо положил перед ней карандаш:

— Стоило, конечно, пообещать тебе его отдать, если ты согласишься на свидание, но думаю, что ты и так согласишься.

— Ты... — Лина снова не находила слов: никто и никогда не говорил ей таких вещей.

Она не слишком хорошо сходилась с людьми: слишком была занята творчеством, да и то, что она скрывала от матери свою специализацию в конечном счете не способствовало открытости с одногруппниками. Она редко ходила куда-то со всеми, и чаще общалась с Ниной. Бывало она ловила на себе заинтересованные взгляды одногруппников, но это ни разу не привело ни к чему большему, чем просто дружеские отношения. К тому же сложно было бы найти молодого человека, которому бы не устроила проверку мать, а объяснять, почему надо скрывать, на кого именно она учится, казалось странным.

Виктору она доверилась, и к чему это привело? Ее секрет мать узнала в тот же вечер. И хорошо, что заветный диплом уже был у нее в руках.

— Прости, не хотел тебя напугать, — Хуо выглядел действительно расстроенным. — Просто я действительно рад, что есть кто-то моего возраста, с кем можно поговорить о чем-то, кроме работы. Ну и потренировать английский.

Лина рассмеялась в ответ на последнее заявление. Она не первый раз слышала подобные фразы от местных.

С Хуо было на удивление легко и она подалась вперед, поддерживая его игру:

– Только если ты научишь меня каллиграфии. Чтобы моя рука тоже была тверда.