В объятиях лжи.

Где любовь, там жизнь.

Риши — Резиденция Дубей, 1980 год.

— Я никогда не пойму твоих чувств, Риши. Что такое любовь? — Банерджи нервно заламывала юбку, переминаясь с ноги на ногу. Её взгляд, наполненный болью, преследовал меня вот уже несколько дней.

— Любовь? — малейшее упоминание этого чувства ассоциировалось лишь с ней, — Это презрение к собственной сущности от малейшего проявления неуважения, — которое мне приходится изображать, — Малейшая тусклость в её глазах оставляет глубокую рану на сердце, которую залечит лишь её улыбка. Любовь — делить вместе её недуг, ухаживать всю ночь, впадая в смятение от одного лишь жалобного вздоха. Любовь — знать каждую её родинку, шрам на правом боку и едва заметные складочки у губ, когда они растягиваются в улыбке. Любовь — слышать запах весеннего пиона, и знать, что она где-то неподалёку. Укрывать её ноги одеялом во время сна, потому что они бесконечно мёрзнут, а когда они холодные — её преследуют кошмары. Моя любовь — это то, что открывается лишь с ней, — тлеющий костёр овладел моим вниманием, — Нас женит дюжина, Джая. Не чувства. Прости, но я никогда не полюблю тебя.

Я не желал смотреть на неё, но знал, что слёзы коснулись её щек. Я никогда не обещал её любить или даже пытаться, потому что знал, моё сердце навсегда будет принадлежать кареглазой девушке, которая отныне смотрит на меня с чувством опустошения, потому что мои руки безжалостно вырвали пылкое, полное любви сердце прямиком из её груди и исколов его тысячами кинжалов вернули на место. Кто я после этого? Отвращение к себе переполняли нутро, и это было оправдано. Знал, что не заслуживаю прощения и потому даже не уповал на это.

Потрескивающий рядом костёр должен был согревать, но, когда я бросил её на той улице, там же осталось моя душа, умирающая, разбитая на сотни осколков. Отныне моё тело не греет ничего, ни приятные солнечные лучи, ни костёр, и даже адское летнее пекло не было способно отогреть меня. Асми навсегда останется моей частью, смыслом жизни и любовью. Той самой, о которой в детстве любила рассказывать мама. Она часто твердила, что я встречу её в самый неподходящий момент жизни, в не самом ожидаемом проявлении, но тут же почувствую, что это она. Так и произошло и только сейчас я это осознал. Когда Асми лежала без сознания в библиотеке, мной овладело странное, несвойственное мне, волнение. Тревога, которую я так старательно отгонял.

Рука Джаи легла на моё плечо, на что я, старательно скрывая отвращение, повёл плечом, скидывая её ладонь. Мне были противны любые касания любых людей, всех, кроме неё.

— Ты делаешь мне больно! — голос Джаи дрогнул, едва набирая уверенность, — Сначала ты был так обходителен, все эти подарки, внимание... Я правда думала, что ты полюбил меня. А теперь, когда я спрашиваю о любви, ты смеешь говорить мне об Асми?! — девичьи руки вовсю принялись толкать меня в грудь.

— Я никогда не был обходителен и внимателен к тебе. Все подарки делал отец, от моего имени и без моего ведома. А что ты подразумеваешь под вниманием? Вежливые улыбки, которые мне приходится выдавливать из себя, чтобы оставаться в глазах твоих подруг правильным выбором?! — её глаза внимательно смотрели в мои, — Ты не будешь бедна или выброшена на улицу, будешь жить в достатке, но без меня.

— Ты говоришь это так просто, будто я ничего не значу!

— Для меня действительно ничего, такова жестокая правда, Джая. И чем раньше ты это поймёшь, тем будет проще для нас обоих.

— Её приезд сломал всё! Испортил нашу жизнь, Риши! Всё из-за неё... — слабые толчки в грудь набирали силу.

— Не смей! Даже не вздумай сказать то, о чём подумала! — откинув от себя надоедливые руки, я скрылся в стенах резиденции.

Асми Басу — Резиденция Шарма, 1980 год.

На несколько дней я выпала из реальности, где меня преследовала дюжина, крича о том, как важно моё место в обществе, и осталась простой девушкой, которая была счастлива проводить время со своей семьёй. Мама, папа и я наслаждались каждым мгновеньем вместе, мы беззаботно смеялись, уделяли время воспоминаниям и старались надышаться обществом друг друга.

— Ты знаешь, кто напал на тебя? — я внимательно осматривала почти зажившую рану на боку моей мамы.

— Едва-ли видела силуэт, но не более, — мягко улыбнувшись, она перехватила мои пальцы слегка сжимая их, — Раз мы решили пооткровенничать, то у меня тоже есть вопрос, — её глаза помрачнели, а лицо очертили ярко выраженные скулы.

— Да? — где-то внутри я понимала о чём сейчас пойдёт речь.

— В тот вечер, когда на меня напали, я была дома. Асми, — она накрыла мои руки своими, — Ты пришла, звала меня, но я не могла подвергать тебя такой опасности. Я слышала твой крик и рыдания... — каждое слово маме давалось особенно трудно, — Мне важно знать кто стал виновником.

— Всё навалилось кубарем... — из моих уст полился рассказ о злополучных буднях, которые мне было трудно вспоминать, поэтому иногда я пользовалась даром.

Рави Шарма.

Моё сердце плавало в глубоких безднах отчаяния, застывшее в ярости и злобе. Однажды, солнце спряталось за грозовые тучи, а небеса оплакивали жестокость, что обрушилась на самое ценное, что есть в моей жизни. Стоило мне услышать обрывки рассказа дочери, как в груди образовалась пылающая дыра. Я ненавидел себя, что не смог уберечь своё дитя, но ещё больше я ненавидел того, кто сотворил это с ней.

Мне не составило труда найти этого мерзавца, а также не составило труда вызволить его из-под защиты Вимала Дубея. Я всегда знал, что он не самый примерный человек, но он упорно следовал каким-то собственным убеждениям. В какой-то степени я уважал Вимала, но пламенея страстью скрытого правосудия не желал поступать иначе. Огонь в глазах накалился так, что можно было сравнить его с кратером, излучающим ярость. Бишоп свято верил, что я спасаю его из лап возможной смерти, от руки Богини, о которых ему твердили. Однако я был неукротим, преданный своему жаждущему справедливости сердцу.

На плечах лежала гора потерь и страданий, которые понесла Асми из-за него неоднократно. Её жизнь, словно цветок, отчаянно пытавшийся расцвести в пустыне, была много раз затоптана безжалостными каблуками жесткости, которых моё сокровище не заслужило. Это было непозволительно.

— Рави, я не знаю, как благодарить вас.

— Что планируешь делать дальше? — не оборачиваясь, я затачивал нож.

— У меня ещё осталось одно дело тут, — даже стоя спиной, я знал, что на его губах расплылась мерзкая ухмылка.

— Какое же?

— Моя невеста тут, по учёбе. Я ведь преподаватель, добился, чтобы нам организовали экскурсионную поездку. Асми, моя желанная, всегда хотела тут побывать. Она наполовину индианка, к сожалению её мать погибла, — значение имени моей дочери звучало особенно мерзко из его уст.

— Какая печальная история, а где же Асми сейчас? Ты пробыл под стражей не меньше двух с половиной недель.

— Должна ждать меня в доме семьи, у которой мы остановились.

Делая несколько последних затачиваний, я перевёл взгляд на вошедшую Джотсану.

— Это моя жена, — проведя её в комнату за руку, я обернулся к Бишопу, — Джотсана, луноликая госпожа моего сердца.

— Добрый вечер. Я Майкл, — сдержанно улыбнувшись, он привстал.

Что-либо показывать было необязательно, Джотсана без лишних слов перевела полный ненависти взгляд в сторону Бишопа, а после вытянула руку в его сторону.

— Тёмная Мать, Мать раздора, Мать Времени, яви себя.

На его лице читалось замешательство, Майкл отчаянно пытался понять, что происходит. Однако, когда на стенах заиграли тени, а после стали пробираться сквозь них, обретая более чёткую форму человеческих искажённых силуэтов, его лицо перекосилось от страха.

— Вот значит, как, — Богиня восседала в углу, наблюдая лишь за одним Бишопом, который моментально обратил свой взор на неё.

— Что всё это значит?! Что за фокусы, Шарма?!

— Ты посмел посягнуть на жизнь моего дитя, смелец? — Махакали стала приближаться к нему, неспешно. Знала, что деться ему было некуда. Да и куда он мог сбежать от Богини?

Его удивлённо распахнутые глаза, приоткрытые губы в страхе порядком раздражали великую Мать. Это отчётливо читалось в её энергии, которая заполнила собой всё пространство. Перед таким могуществом следовало склонить голову, чего Бишоп не сделал. Переминаясь с ноги на ногу, он оглядывал комнату, продумывая план побега. Однако искажённые души, смиренно стоявшие вокруг мужчины пожирая его своими глазами, приковали его страхом к полу.

— Отвечай же! — махнув одной из своих рук, Богиня оставила на его плече глубокий порез, от которого раздался крик, наполненный ужасом.

— Какого дитя?! Что происходит?! — вжавшись в угол, Бишоп держался за кровоточащую рану. Он время от времени убирал руку, проверяя действительность происходящего.

— Думал, тебе смогут простить это? Ты не достоин жизни, смертный.

Бишоп свалился на пол, судорожно принимая попытки вымолить прощение. Хотя всё ещё не осознавал о ком идёт речь. Скольких девушек ты покалечил? Скольким сломал жизнь?

— Ты очень просчитался Майкл, когда думал, что мать Асми мертва, — Джотсана заговорила медленно, стараясь не влезать в речь Махакали.

— Нет... — порывисто слетело с его губ, — Простите меня! Я... я не нарочно! В меня будто кто-то вселился, я не хотел причинять ей боль!

Он был невообразимо жалок.

— Каждое преступление имеет своё наказание, Майкл, — Джотсана испепеляла его взглядом.

Бхуты истошно выли, тянули к нему свои руки. Но прежде, чем они успели что-либо сделать, моя рука метнула нож в его левую ногу, которой он наносил безжалостные удары нашей дочери. Стоило Богине едва повести рукой, как все души ринулись к нему растерзывая в клочья. Истошный мужской крик не вызвал в нас ни капли малейшего сожаления. Ни в ком из присутствующих. Для каждого из нас, в особенности для Тёмной Матери, его крики стали сладостной мелодией, которая подпитывала особой энергией.

━━━━━━ ◦ ❖ ◦ ━━━━━━

— Если ты думаешь, что я поддержу тебя после этих выходок, то ты ошибаешься! — мой голос разносился эхом по резиденции, а глаза были устремлены в сторону Вимала.

— Мне плевать на твою поддержку, Шарма. Я прошу о помощи всего-то.

— Всего-то? Когда я просил у тебя помощи, протянул ли ты мне руку? — каждая едкая фраза распаляла всё больше, но из последних сил, я старался сохранять самообладание.

— Как долго ты будешь припоминать мне никчёмного англичанина Бишопа?! Стоит ли он дружбы, которая выстраивалась годами? — он нервно завёл руки за спину, принявшись расхаживать по залу, — У меня был личный интерес, а для тебя это ничего не значило.

— Для меня это было слишком личным, Вимал. Слишком.

Оставляя его в недоумении, я покинул стены приёмного зала.

Асми Басу — Калькутта 1980 год.

Мои «выходные» подошли к концу, а дюжина по-прежнему ждала от меня результатов. Но прежде, чем отправится в резиденцию Дубеев, я должна была собрать вещи, которые успела разложить в квартире Риши. Просить помощи у папы я не решилась, хотелось побыть в одиночестве, наедине со своими мыслями. К тому же, в последние дни он был особенно напряженным.

Мои руки перебирали одежду, как вдруг открылась входная дверь, а нить, связывающая нас, натянулась. В гостиной показался Риши, на лице которого читалось удивление.

— Прости, я знаю, что обещал... Просто думал, ты не вернулась из гостей.

— Всё в порядке, я почти закончила, — я перевела взгляд на стопку одежды, но не потому, что мне не хотелось смотреть на Дубея, скорее наоборот.

— Куда ты переезжаешь? — Риши оставался в проёме, будто эта квартира не принадлежала ему.

— К отцу...

— Ты возвращаешься в Лондон? — он сделал несколько порывистых шагов в мою сторону, а на лице застыла гримаса удивления и печали.

— Нет... Так вышло, совершенно недавно узнала, что мой отец другой человек, — я говорила открыто, отчего удивилась. Вела себя так, будто не было предательства и бесконечных унижений. Сердце продолжало доверять ему.

— Это прекрасно. Я рад, джанеман, — Риши остановился в двух шагах от меня, его губы растянулись в лёгкой улыбке.

— Думаю, спрашивать знал ли ты о связи Амрита и Амалы бессмысленно, — я решила увести тему в другое русло, избегая лишних расспросов.

— Бессмысленно, — подчеркнув моё утверждение, он ухмыльнулся, — Вначале, когда ты рассказала о нашей связи, я думал, что наши души были связаны тем же ритуалом. Но как оказалось это нечто большее.

— Я не понимаю тебя, Риши. Кто бы мог подумать, что между нами окажется такая пропасть недоверия, — шумно вдохнув, я едва потёрла лоб.

— Так прекрати всё это. Поставь точку, — на его губах снова заиграла ухмылка.

— Прекратить что? — я вскинула бровь, — Между нами ничего нет, а значит и прекращать нечего, — горделиво вздёрнув подбородок, я едва нахмурилась.

— Так ли ты уверена в своих словах? — он сделал несколько шагов в мою сторону, останавливаясь непозволительно близко. Я могла выставить руку и задержать его, но не стала этого делать, желая узнать, чего он хотел.

— Разве в моих словах промелькнула неуверенность? — я не сбавляла тон, продолжая говорить также негромко, что придавало обстановке интимность.

— О, я не говорил о словах, джанеман. Глаза, тебя выдают глаза.

Его рука заправила прядь волос за ухо, обволакивая лицо нежным теплом, исходящим от неё. Каждая секунда растягивалась в сладостные минуты, из которых мне не хотелось выныривать. В глубине души я мечтала раствориться в нём. Желала утонуть в страсти кипящей между нами. Хотела поселиться в его сердце и пустить там корни, чтобы никто и никогда не смог выгнать меня. От одного лишь взгляда мне становилось трудно думать, а уж когда он был так близко и подавно.

— И что же в них? — я с вызовом встретила его взгляд, который бесстыдно рассматривал меня.

— То, что подвластно читать лишь мне, — он сделал короткий шаг, но этого было достаточно, чтобы наши лица оказались в миллиметрах друг от друга.

— Неужели? — выставив ладонь, я едва отстранилась, — Знаешь ли, от перемен в твоём настроении я скоро начну чесаться.

— Неужели? — Риши рассмеялся, что вызвало улыбку на моих губах, на мгновенье он перевёл взгляд на мои губы, отчего я замерла.

— Не смей, — едва успела прошептать я, как его губы уже накрыли поцелуем мои.

Дубей решив, что я ответила, хотел запустить пальцы в мои волосы, но собравшись духом, я толкнула его руками в грудь, спешно вдыхая воздух.

— Что ты себе позволяешь?! — я замахнулась, чтобы дать пощёчину, однако Дубей остановил мою руку, неподалёку от своего лица.

— Твои губы созданы только для моих поцелуев, — рывком Риши притянул меня к себе, новым поцелуем, впиваясь в губы, которые и без того жалобно молили об этом.

Я пыталась оттолкнуть, но удары в грудь выходили слабыми, а руки всё больше ватными. Прямо сейчас я целовалась с тем, кто предал меня, с тем, кого больше всего желала в этом мире, с тем, кто так по-собственнически сейчас очерчивал контуры моей талии, с тем, кто стал виновником моего разбитого сердца, с тем, кто жадно прикусывал мою нижнюю губу, с тем, кто был готов пожертвовать собой ради меня, но в итоге выбрал не меня.

Дура, дура, дура.

В голове лишь метались бесконечные оскорбления в свою же сторону, но тело не желало слушаться. Разум кричал о том, чтобы я вырвалась, убежала, но вся суть была в том, что меня никто не удерживал, а я с лёгкостью могла вывернуться из нахальных, но таких родных рук. Я утопала в этой страсти, в чувствах, которые дурманили голову, а он был моим спасением и гибелью, молитвой и проклятием, от которых я была не в силах избавиться.

Его губы бесстыдно оставляли поцелуи на моей шее, руки скользили по талии, а мои пальцы вцепились в напряженные мужские плечи. Риши всё ещё думал, что я найду в себе силы противостоять собственным чувствам, но трезвый рассудок покидал меня каждый раз, когда эти пылкие губы касались моей кожи. Отстранившись он заглянул в мои глаза, будто спрашивая разрешения на ещё один поцелуй, хоть и без того знал, что ему можно всё. Мысли о том, что другая могла касаться его также как я сейчас били в грудь. Хотелось спрятать его ото всех, Риши стал для меня чем-то особенно сокровенным. Тем, кем не делятся.

— Джаю ты целовал также? — в попытках восстановить сбитое дыхание, я прожигала его лицо взглядом.

— Поверишь ли ты, если скажу, что даже не касался её? — затуманенный взгляд зелёных глаз обретал трезвость.

— Нет.

Мои руки притянули Дубея за шею, впиваясь в губы таким желанным поцелуем. Сейчас были только мы и никто больше. Только он, маяк ведущий меня в кромешной тьме. Только я, его яд и противоядие. Я была бы лгуньей, если бы сказала, что не тосковала по этому наглому взгляду, по его рукам, который соприкасаясь с моей кожей оставались на ней пылающими отпечатками, по губам, которые знали наизусть каждый миллиметр моей кожи.

Наши поцелуи становились более развязными, пылкими, без сокрытия желаний, которые сидели в нас. Мы были увлечены друг другом так сильно, что я не сразу поняла, как оказалась в кровати без малейшего кусочка ткани прикрывающего мою наготу. Риши ловко перевернул меня на живот, я же, поддаваясь желанию, приподнялась на коленях, а после выгнулась в спине. Аккуратно, мягко войдя внутрь Риши остановился на несколько секунд. Прикрыв глаза, я закусила нижнюю губу издавая слабый стон.

Двигаясь в неспешном ритме, Риши прошёлся поцелуями по моим плечам, а затем оставил дорожку поцелуев по позвоночнику вниз. Его рука убрала мои волосы на правое плечо, а после осторожно легла на шею едва сжимая её. Медленные, сладостно тягучие движения стали моей персональной пыткой. Дубей знал это. Знал, а потому дразнил. Нарочно, будто наказывая самого себя за то, что решился оставить меня.

— Пожалуйста... — сорвалось с моих губ. Хриплый, наполненный желанием голос.

Риши и сам не желал больше сдерживаться, шумно выдохнув задал новый ритм. Быстрые, глубокие толчки заставляли забыть о том, кто я. Меня захлестнула волна наслаждения, руки сжимали простыни, оставляя заломы на ткани. Таким Риши позволял быть только со мной, когда нужно нежным, обходительным и ласковым, но ещё и непреклонным, в меру грубым собственником, как сейчас.

Он наслаждался мной, а я им. В глазах заискрилось, а затем волна эйфории заполнила меня целиком, от макушки до кончиков пальцев на ногах. А следом — сладкое поглощающее блаженство. Риши успел выйти и закончить на мои ягодицы, и пока я приходила в себя, успел стереть всё салфетками, стоящими на прикроватном столике. Накрыв меня бархатной простыней, Дубей лёг рядом. Я тут же умостилась на его груди, выводя пальцами узоры, по нежной, смуглой коже, на которую падали солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь шторы. И всё-таки я могла считывать его настроение, благодаря дару.

— Всё в порядке? — нехотя отстранившись, я заглянула в глаза Риши, который помедлил прежде, чем сказать.

— Я предал тебя, а ты снова доверилась мне? — я видела, как он боялся услышать мой ответ, но говорила предельно честно, его пальцы перебирали мои волосы.

— Моё сердце всегда будет верить тебе, — мои губы растянулись в лёгкой улыбке, — Я читаю тебя как открытую книгу, Риши. Мне даётся это из-за связи, и поэтому я хорошо чувствую тебя, твои эмоции. Стоит ли мне говорить о том, что я читала тебя так же в тот вечер? — он отрицательно покачал головой.

— Тогда почему...

— Это стало крайней точкой. А потом мне нужно было время чтобы восстановиться. Наша жизнь чертовски коротка, так зачем растрачивать её на обиды и недосказанности?

В голове всплыли слова мамы:

— Нам желают зла, милая. Я пока не могу сказать кто, а делиться необоснованными догадками... глупо. Айшвария не солгала... — воспоминания о подруге давались ей особенно трудно, — Действительно тяжело болела, а пророчество... Всё происходило при мне. Женщина заострила внимание на судьбе Риши, а когда упомянула твоё имя пристально посмотрела на меня, да так, что мороз прошёл по коже. Вы любите друг друга, будете любить, несмотря ни на что, а судьба лишь рада этому и будет сталкивать вас до самого конца. Твоя боль в сердце меньше, — ладонь мамы коснулась моей груди, — Наша жизнь чертовски коротка, так зачем растрачивать её на обиды и недосказанности?

— Ох, этот коварный взгляд, — Риши улыбнулся, продолжая копошиться в моих волосах, — Я знаю, что ты хочешь услышать.

— Не томи же меня, — я провела пальцами, по его подбородку, очерчивая изящные изгибы, рассматривая каждую родинку и каждую морщинку.

— Всё далеко не просто, джанеман, — он продолжал изучать моё лицо, — Отец говорил тебе, что кто-то рад твоему возвращению, а кто-то нет. В дюжине есть люди, которые вставляют палки в колёса Амриту, а я не могу юлить или хитрить — не в моём характере. Тебе желают зла, я не мог жить спокойно, зная, что не смогу находиться с тобой всё время. Решил, что будет лучше, если ты уедешь, — слова давались ему трудно, я видела, как ему неприятно вспоминать тот вечер, — Идея отвратительная, но я должен был попытаться.

— И в итоге сделать несчастными нас обоих? — Риши потёр лицо ладонями, шумно выдыхая, — Пока мы вместе, — я притянула одну его ладонь к себе, оставляя на внутренней стороне поцелуй, — нас не способен сокрушить никто.

До самого полудня мы оставались в кровати, не желая вылезать из неё вовсе. Наслаждались такими сладостными минутами друг с другом, дурачились, целовались и смеялись. Вечер стал по-настоящему волшебным, когда мы решили провести его вместе дома. Устроив уютное местечко диване, мы окружили его мягкими подушками и включили приятную музыку. Свечи наполняли комнату уютом и романтикой.

Мы весело болтали, смеясь, умудрившись танцевать. Всё было настолько уютным, по-настоящему излучало счастье, отчего моя душа цвела. После холодной зимней стужи наконец пришла цветущая весна. Движения Риши были легки и грациозны. В голове всплыло воспоминание о танце на свадьбе Саны. Я следовала за ним, подхватывая ритм и невесомо кружилась в объятиях моего приятам.

Приготовление ужина стало для нас настоящим приключением. Риши, нарезал овощи, полностью погруженный в процесс, пока я стояла у плиты занимаясь приготовлением карри не переставая улыбаться. Ароматы специй и карри наполнили дом, создавая невероятно аппетитные запахи. Вместе мы тщательно украсили стол, устраивая на нём цветы и свечи. Мы наслаждались самим процессом, наслаждались компанией друг друга.

Когда мы, наконец, уселись за стол и начали ужинать, в комнате воцарилась особенная атмосфера, будто мы знали друг друга всю жизнь, столько же жили вместе и столько же были ежедневно рады друг другу. Обмениваясь ласковыми улыбками и нежными взглядами, кормили друг дурга и заливались смехом отпуская самые разные шутки. Моё сердце было безмерно благодарно маме за те слова, ведь иначе ничего этого бы не было.

Засыпала я в самых тёплых и нежных объятиях этого мира. В тех, в которых была готова жить.

— Одной ночью ты сказал очень важные слова... Так вот, я тебя тоже люблю, Риши.