12 страница29 июля 2025, 12:38

12. Его прошлое

Эрик

Деревянный пол скрипел под моими босыми ногами. Холодный ветер задувал через разбитое окно старого склада, где я теперь прятался, но мне было все равно. Сквозняк проникал под рваную одежду, пробирал до костей, но внутри меня горел огонь. Огонь, который не гас пять лет.
Я закрыл глаза. Воспоминания нахлынули, яркие, живые, болезненные. Мир, который был уничтожен. Мир, где были краски, смех и тепло.

— Эрик, ну ты опять? — голос Анабель, звонкий, как колокольчик, эхом отдавался в нашей маленькой гостиной. Ей тогда было лет двенадцать, мне шестнадцать. — Ты будешь весь день сидеть над этой бумажкой? Пойдем, я видела, что мама испекла твой любимый пирог!
Я поднял голову от своего альбома. На листке, словно по волшебству, появлялся портрет нашей мамы – её теплые, уставшие глаза, чуть заметные морщинки смеха вокруг них. Я всегда любил рисовать. Это был мой мир, моя тихая гавань, где линии и тени говорили больше, чем слова.

— Подожди, Аня, еще немного, — я нахмурился, пытаясь ухватить ту ускользающую полутень под её подбородком. — Я почти закончил.
Анабель приземлилась рядом со мной на пол, ее длинные светлые волосы разметались вокруг. Она заглянула через плечо.

— Ух ты! Ты поймал ее улыбку! Пап, смотри! — она подпрыгнула и побежала к отцу, который сидел в кресле, уткнувшись в газету. — Эрик снова волшебник!

Отец, Джордж Блэквуд, был человеком немногословным, крепким, с всегда серьезным выражением лица. Он работал на заводе и редко проявлял эмоции. Он поднял взгляд от газеты, посмотрел на мой рисунок, потом на меня.

— Неплохо, сынок, — сказал он, его голос был низким, чуть хриплым. — У тебя талант. Но не забывай про учебу. Художник… это не та профессия, что даст тебе кусок хлеба.

Он всегда так говорил. Никогда не хвалил открыто, но я знал, что он гордится. По-своему. Он всегда больше оберегал Анабель, мою маленькую сестру. С ней он мог быть чуточку мягче, улыбаться ей той редкой, нежной улыбкой, которую я видел очень редко. Словно она была его хрупким цветком, а я — сорняком, который сам пробьется сквозь асфальт. Я не обижался. Я любил его. Просто он был другим.

— О, Джордж, ну что ты такое говоришь! — тут же вмешалась мама, Мэри Блэквуд, появляясь в дверном проеме с пылающим яблочным пирогом в руках. Ее лицо было добрым, щеки румяными от жара кухни. — Наш Эрик — настоящий талант! Ему не нужен будет кусок хлеба, он будет писать шедевры, и люди будут платить, чтобы их увидеть! Ты только посмотри, как он передает душу!
Мама всегда была моей главной поддержкой. Она видела во мне не просто сына, а художника, мечту. Она была той, кто купил мне первые хорошие краски, кто таскал меня по выставкам, кто верил в меня безоговорочно.

За ужином Анабель без умолку болтала о школе, о своих подружках.

— А знаешь, Эрик, Лиза сказала, что ты самый красивый парень в вашем классе! — она хихикнула, подмигивая мне.

— Аня! — я покраснел, бросив на нее строгий взгляд. — Прекрати!

— Что? Это правда! Ты же и на гитаре играешь, и рисуешь, и не такой зануда, как остальные.

Мама улыбалась, наблюдая за нами. Отец хмыкнул, но в уголках его губ мелькнула тень улыбки. Мы были семьей. Обычной, со своими причудами, но дружной. Я всегда чувствовал, что должен защищать эту гармонию.

Помню, как мы с Анабель проводили целые дни вместе летом. Я уже учился в художественной школе, она готовилась к поступлению в колледж.

— Эрик, ну давай прогуляемся до озера! — она тянула меня за рукав, когда я пытался закончить набросок старой церкви. — Мне скучно!

— Иди одна, я не закончил, — буркнул я, не отрываясь от мольберта.
— Ну Э-э-рик! — она надула губы. — Я же твоя лучшая модель! И вдохновитель! Без меня твои картины будут мрачными и скучными!

И она была права. Ее жизнерадостность была словно солнечный луч в моих, зачастую меланхоличных, работах. Я вздохнул, но уже с улыбкой.

— Ладно, иди за своими кроссовками. Но учти, я тебя нарисую у озера, такой, какая ты есть — вредина!

— А я тебя — задумчивого и с краской на носу! — она рассмеялась и убежала.

Мы гуляли по лесу, она собирала полевые цветы, вплетая их в волосы. Она была такой легкой, такой чистой.

— Знаешь, Эрик, когда-нибудь я хочу, чтобы у меня был такой же друг, как ты. Или парень, конечно. Только чтобы он был веселее! — она подколола меня, и мы засмеялись.

— Не переживай, Аня, у тебя будут толпы друзей. Ты ведь такая… такая светлая. Ты притягиваешь людей, как солнце. — Я всегда восхищался её открытостью, её способностью радоваться каждому дню. — Просто будь осторожна. Мир не всегда такой добрый, как ты.

Она пожала плечами.
— Я знаю. Но я не хочу прятаться. Жизнь слишком коротка, чтобы быть серой.

Жизнь слишком коротка, чтобы быть серой. Эти слова… они жгли меня изнутри. Ее жизнь оборвалась. Не в одночасье. Её сломали. А те, кто это сделал, кто смеялся, кто пользовался ее открытостью… они продолжали дышать. И вот здесь, в этом грязном, заброшенном складе, я чувствовал себя живее, чем когда-либо за года. Потому что я действовал.

Мой разум, который они считали больным, работал безупречно. Пока я был заперт, я наблюдал. Я наблюдал за миром через газеты, через обрывки разговоров санитаров. И мне помогали. Не многие, но были те, кто не забыл Анабель. Был один. Мой старый друг. Мы переписывались годами, через сложные, зашифрованные послания. Он помог  мне выйти, он собирал информацию. Он знал, кто где. Кто с кем. Кто из них преуспел. А кто остался на дне.

Мой план был прост. Вернее, гениально прост в своей простоте. Они думали, что я просто сошел с ума. Что я был опасен. Что я буду бросаться на кого попало. Это их ошибка. Я не безумец. Я – палач.

Первым был Оуэн. Мелкая сошка. Шестерка. Но он был там. Он смеялся. Он участвовал. И главное, он был доступен. Легкая мишень.

Его смерть – это послание. Отправная точка. Я оставил свой "автограф" – птицу. Эбби, конечно, поняла. Она умна. Она почувствовала. А она — мой ключ.

Дальше пойдут остальные. Те, кто был там, кто видел, кто участвовал. Кто смеялся. Они не знают, что их ждет. Они думают, что это просто очередная разборка. Полиция думает, что это криминал. Глупцы. Это не криминал. Это возмездие. Я буду играть с ними, как они играли с моей птичкой.

Запугивать. Сводить с ума. Отнимать самое ценное. Каждого из них ждет своя, персональная "песнь".

А самое сладкое… самое сладкое я приберегу напоследок. Он. Главный. Её брат. Даниэль. Он думает, что он в безопасности. Что он вышел сухим из воды. Он ошибся. Для него я приготовил особенную мелодию. И Эбигейл… она поможет мне ее сыграть. Она — его слабость. А он — моя цель.

Я провел рукой по груди, чувствуя холод металла под тонкой тканью. Нож, который я забрал из операционной во время одной из "прогулок". Острый, блестящий.

Он будет петь. Петь птичью песнь. Для них. Для Анабель.

12 страница29 июля 2025, 12:38