8. Любой ценой
Мир вокруг меня по-прежнему плыл, но я силой заставила себя прийти в себя. Взяла себя в руки, глубоко вдохнула. На экране монитора Эрик все еще смотрел на камеру, ожидая моего ответа. Я быстро подняла ручку и нацарапала в тетради слово, которое теперь имело совершенно новый, ужасающий смысл. "Помню."
Через минуту сеанс закончился. Доктор Нельсон попрощался с Эриком, обещая встретиться завтра. Я быстро убрала тетрадь, пытаясь придать лицу невозмутимое выражение.
Мы встретились в коридоре. Доктор Нельсон выглядел довольным.
— Ну как, Эбигейль? Ты справилась? — он улыбнулся. — Как тебе сеанс?
Мой мозг лихорадочно искал слова. Соврать. Быстро.
— Да, доктор, все… все прошло хорошо. Очень познавательно. Эрик… он показался мне довольно спокойным. Его вопросы… они были… немного необычными, но, наверное, это часть его состояния? — я старалась звучать как можно убедительнее.
Доктор Нельсон задумчиво кивнул.
— Да, это часть его процесса. Но, должна признать, Эбигейл, твое присутствие… оно словно разрядило атмосферу. Все прошло даже лучше, чем я мог ожидать. Мне кажется, нам не о чем беспокоиться.
С его слов спала небольшая часть напряжения, но внутренний крик не утихал. Не о чем беспокоиться? Он же узнал меня!
Из-за угла коридора вышел санитар, тот самый, что привел Эрика. Он что-то быстро шепнул доктору на ухо. Доктор Нельсон нахмурился.
— Хорошо, мистер Дэвис. Спасибо. Эбигейль, мне нужно срочно навестить еще одного пациента. Я ненадолго отлучусь. Ты можешь пока подождать меня здесь, если хочешь. Или… ты можешь пройтись, если тебе интересно.
Я кивнула, и доктор, бросив на меня извиняющийся взгляд, поспешил за санитаром, оставив меня одну посреди тихого, но теперь уже зловещего коридора.
Я осталась одна. Тишина давила, нарушаемая лишь редким писком аппаратуры и монотонным, навязчивым миганием лампы дневного света где-то в конце коридора. Воздух здесь казался плотным, пропитанным отчаянием и безумием.
Я решила пройтись. Заглянула в комнату отдыха, где старые кресла стояли полукругом, словно ожидая невидимых собеседников. Прошла мимо пустых палат, где двери были наглухо закрыты. Каждый шаг отдавался гулким эхом. Я пыталась отвлечься, рассмотреть детали, но все вокруг словно кричало о боли и потерянном рассудке.
Прошло около часа. Доктора все не было. Напряжение нарастало. Понимая, что нет смысла ждать, я решила уйти. Мои ноги сами несли меня к выходу.
И вот снова она. Его палата. Я не осознавала, как сильно притяжение этого места, этого человека, действовало на меня, пока мои шаги не замедлились сами собой. Лампа над дверью слегка потрескивала, отбрасывая мерцающие тени. Коридор был пуст. Только я. И за этой дверью – он.
Внезапно раздался тихий стук изнутри. Я вздрогнула. Изящный силуэт скользнул к двери. Эрик стал к ней с той стороны, его глаза появились в маленьком окошке, расположенном чуть выше моего уровня глаз.
Они смотрели прямо на меня. В них не было безумия, только странная, глубокая осмысленность.
— Ну что, пташка? — его голос был тихим, но чистым, словно струя воды в тишине. — Вспомнила?
Я молчала, сердце колотилось где-то в горле. Его взгляд прожигал меня насквозь.
— Ты ведь помнишь, да? — продолжал он, и в его голосе появилась едва уловимая, но отчетливая игривость, словно в игре в кошки-мышки.
— Каким я был тогда? Как выглядела моя боль в твоих глазах? Ты чувствовала это? Этот... гнев?
Я не могла отвести взгляда. Он говорил о той ночи. О той боли, которую я видела. Чувства внутри меня боролись: страх, сочувствие, ужас от осознания всей картины.
Эрик, не дождавшись ответа, продолжил, его голос стал чуть серьезнее, а в глазах мелькнула тень ярости.
— Все это… вся эта суета, весь этот беспорядок… знаешь, почему он случился? Потому что они полезли к моей сестре. Моей Анабель. — Его голос задрожал, но не от слабости, а от сдерживаемой силы.
— Они осквернили её. Затащили в угол, как последнюю шлюху, смеялись, пока она кричала. Она была такая хрупкая, такая невинная. А эти… эти твари сломали её, растоптали её душу. Она не могла больше дышать этим воздухом, не могла вынести их взглядов, их жалости, их насмешек.
Они загнали её в ванну, понимаешь? Заставили истекать кровью, чтобы избавиться от боли, которую ОНИ ей причинили!
Его голос сорвался на почти неслышный, но полный ненависти шепот.
— Я нашёл её. Её тело. Вся ванная была…. Её лицо было таким спокойным, будто она наконец-то обрела мир. А рядом – записка. Она просила прощения у меня! За что?! Это я должен был её защитить! Это я должен был разорвать их всех на куски за то, что они сделали с моей птичкой!
Он ударил ладонью по двери, глухой удар разнесся по коридору.
— А эти твари? Эти ублюдки? Они продолжали жить, смеяться, ходить по улицам! И знать, что они сотворили!
Внутри меня все сжалось от сочувствия и ужаса. Он был жертвой. Жертвой обстоятельств. Эти противоречивые эмоции едва не вырвались наружу.
И тут его выражение лица резко изменилось. Игривость исчезла. Его глаза потемнели, голос стал холодным, отстраненным, словно каждое слово давалось ему с трудом.
— Не смей меня жалеть, — произнес он, и в его словах было столько отвращения, что я вздрогнула. — Я вижу, как жалость, сраная жалость написана на твоей мордашке. Думаешь, я не отличаю?
Он отстранился от двери, но его голос продолжал звучать из темноты палаты, резкий и ядовитый.
— Знаешь, я думал, ты напоминаешь её мне. Я хотел, чтобы ты напоминала. Но нет. Она была чистая. Она была светлая. А в тебе… в тебе я вижу иное. Что-то… что-то грязное, чужое. Как ночь. Как грязь на руках тех, кто…
Он замолчал, и тишина в коридоре стала оглушительной. Его слова, словно пощечины, жгли лицо. Он видел во мне не только Анабель, но и что-то от Даниэля.
Глаза Эрика вновь появились в окошке, и теперь в них горело пламя. Его голос стал тихим, но в нем звучала стальная, леденящая угроза.
— Я выйду отсюда, пташка. Любой ценой. И я доберусь до каждого, кто был причастен к этому. До каждого. И ты… — его взгляд задержался на мне, пронзая насквозь. — Ты сыграешь в этом ключевую роль. Хочешь ты того или нет.
В этот момент из-за угла вновь появился санитар мистер Дэвис, тот самый, что отвёл доктора. Его взгляд упал на Эрика, прижавшегося к окошку, а затем на меня. На его лице появилось раздражение.
— Эй, Блэквуд! — рявкнул он, подходя ближе. — Хватит пудрить ей мозги, лучше бы свои привел в порядок! Или будешь дальше строить из себя невинную жертву? Живо отойди!
Эрик отреагировал на это неожиданным, холодным смехом, который эхом разнесся по коридору. Он резко оттолкнулся от двери, словно его толкнули, и медленно пошел в дальний угол комнаты, где опустился на пол, спиной к нам, его силуэт растворился в тени. Санитар покачал головой.
— Доктора можете не ждать, мисс. Он, похоже, надолго. Вам лучше ехать домой. Сегодня с вас хватит.
Я медленно пошла к выходу, чувствуя себя опустошенной. Слова Эрика, его жуткое спокойствие, его обвинения, его последние фразы — все смешалось в голове. Мой брат. Анабель. Эрик. Насилие. Безумие. Все было связано.
Этот парень, который, казалось, обретает рассудок, видел во мне не только погибшую сестру, но и тень того, кто сломал ему жизнь. Это было не просто сходство. Это была сложная, запутанная сеть вины и жертв.
Когда я, наконец, выбралась из душных стен больницы, свежий вечерний воздух показался спасительным. Я шла по улице, пытаясь осмыслить произошедшее. Мой разум отчаянно искал выход, какую-то зацепку, чтобы понять, что делать дальше.
В этот момент мой телефон завибрировал в кармане. Сообщение. От Алекса.
"Привет, Эбигейль. Надеюсь, твой день прошел хорошо. Я подумал, может, сходим завтра вечером в кино? Или, если ты занята, просто погуляем? Дай знать :)"
Я посмотрела на экран. Сообщение от него казалось посланием из другого, такого далекого и нормального мира.
Мира, где не было безумия, насилия и призраков прошлого. Мира, куда я так отчаянно хотела вернуться. Но могла ли я теперь?