3. Прошлое
Дома меня встретила гнетущая тишина. Квартира, которую я снимала, казалась холодной и чужой, каждый скрип пола или шорох за окном усиливали тревогу, осевшую где-то под сердцем. Мысли, словно назойливые мухи, снова и снова возвращались к психиатрической больнице. И, конечно же, к нему. Эрик.
Его взгляд, полный дикого огня и безумия, его жуткая, но такая притягательная улыбка, холодное прикосновение к локтю – все это пульсировало в моей голове, не давая покоя. Это был не просто страх. Это было что-то странное, необъяснимое любопытство, почти тяга, к чему-то опасному и неизведанному. Я пыталась понять, почему именно он, почему этот безумец так глубоко засел в моих мыслях. Может это моё больное воображение или под давлением страха, но мне показалось будто я уже видела это, видела его. Чаще всего я не доверяю себе, лучше стоит выкинь из головы эту чушь.
Я принялась готовить ужин, пытаясь отвлечься, когда раздался звонок. Сильвия. У нас были договорённости на вечер. Руки слегка дрожали, пока я снимала трубку.
— Ну наконец-то ты соизволила появиться, — проворчала она, но в ее голосе слышалась искренняя радость. — Как прошло, дорогая? Ты что-нибудь нашла по практике? А то я уже начинаю за тебя волноваться!
Я рассказала ей о своих безуспешных поисках. О том, как тяжело найти подходящее место для практики, о том, как мои постоянные подработки отнимают все время и силы, не давая сосредоточиться на главном.
Рассказывала о бесчисленных отказах, о чувстве безысходности, которое порой накатывало. Сильвия слушала внимательно, изредка кивая. Она, всегда такая живая и непосредственная, была моим якорем в этом штормовом мире, напоминанием о нормальной жизни, которую я, казалось, теряла. Мы договорились встретиться позже, чтобы вместе "помозговать" над этой проблемой, может быть, она что-то придумает.
Но я не могла рассказать о том, что я видела. Не сейчас. Она бы не поняла.
Вечер прошел в суматохе, смехе и неловких попытках снова стать "прежними" подругами. Сильвия, конечно, заметила, что я изменилась, но тактично не давила. Когда я вернулась домой, было уже за полночь. Усталость навалилась, но сон не шел. Мысли об пациене, о его странной, пугающей манере поведения, о докторе Нельсоне, который смотрел на него с такой смесью сочувствия и усталости, не давали мне покоя. В моей голове боролись два желания: бежать подальше от этого места и узнать больше.
Любопытство, это проклятое любопытство, всегда было моей слабостью.
На следующее утро, проснувшись после беспокойной ночи, я чувствовала себя разбитой. Голова гудела от тяжелых мыслей, а каждое воспоминание о вчерашнем дне вызывало дрожь. Я пыталась убедить себя, что больше никогда не вернусь в это место, что все увиденное — просто кошмарный сон, но образ Эрика, его безумные глаза и эти слова: "Ещё встретимся, пташка", прочно засели в сознании. Я должна была забыть. И я собиралась это сделать.
Я принялась готовить завтрак, когда телефон завибрировал на столе. Номер доктора Нельсона. Моё сердце пропустило удар. Нет. Только не это. Я колебалась, но любопытство и какая-то странная, неосознанная тревога заставили меня взять трубку.
— Эбби? Доброе утро, — его голос звучал устало, но по-прежнему мягко. — Прости, что беспокою так рано. У меня возникла небольшая проблема, и я подумал о тебе. Моя помощница, мисс Роулинс, срочно уехала по семейным обстоятельствам, и мне совершенно некому помочь сегодня с документами. У меня прием за приемом, а бумажной волокиты… сама понимаешь.
Я внимательно слушала, и чувствовала как кровь стынет в жилах. Он не просил, он умолял. И это старое чувство долга, привязанности к нему, снова давило на меня. Я же не могла отказать, правда? Не после всего, что он сделал для моей мамы, для меня.
— Я… я понимаю, доктор Нельсон, — мой голос был чуть хриплым.
— Можешь ли ты приехать, хотя бы на пару часов? Я был бы тебе безмерно благодарен.
Тишина повисла в трубке, тяжелая, как свинец. Образ парня снова всплыл перед глазами. Его оскал. Его хватка. И... странное, смутное ощущение, будто я уже сталкивалась с ним раньше. Не здесь, не в больнице. Будто его лицо, его глаза, его смех были знакомы мне по какому-то другому, давно забытому кошмару. Но это было абсурдно. Память – предательская штука. Я не могла ей доверять.
— Я… хорошо, доктор. Я приеду, — выдавила я, чувствуя, как страх волной накрывает меня.
Дорога до больницы казалась бесконечной пыткой. Каждый километр приближал меня к месту, что одновременно отталкивало и притягивало. Само здание выглядело еще более мрачным под серым осенним небом. Теперь я видела его не просто как больницу, а как лабиринт из страхов и потерянных душ. Зарешеченные окна казались глазами, наблюдающими за мной, а металлические двери — сомкнутыми челюстями, готовыми поглотить.
Мистер Паттерсон за ресепшном поднял на меня хмурый взгляд, а потом его лицо смягчилось в привычную, но слегка печальную улыбку.
— Снова ты, Эбигейль? Что-то случилось? — Он посмотрел на меня так, будто видел на моем лице отголоски вчерашнего ужаса и сегодняшней борьбы.
— Доктор Нельсон попросил помочь, — коротко ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. Он понимал.
Коридоры этажа встретили меня привычным, но теперь уже ожидаемым хаосом. Приглушенные стоны, бормотание, звон посуды. Каждый шорох за дверями палат заставлял меня напрягаться, каждый силуэт в тусклом свете лампочек казался угрожающим.
Я шла к кабинету доктора Нельсона, стараясь не смотреть по сторонам, но мои глаза невольно скользили по каждой двери. Где-то здесь был Эрик. Что он делал сейчас? Смеялся? Был зол? Или просто сидел, глядя в стену? И это странное чувство дежавю, что его глаза, такие безумные, когда-то смотрели на меня из другой темноты… Я тряхнула головой, отгоняя наваждение.
Я постучала в дверь кабинета доктора.
— Войдите, — раздался его усталый голос.
Он сидел за столом, склонившись над бумагами, его лицо выглядело изможденным. Увидев меня, он с облегчением улыбнулся.
— Эбигейл, спасибо тебе огромное! Ты меня просто спасла. Вот, — он указал на стопку папок. — Нужно разложить все по алфавиту и занести в базу данных.
Я принялась за работу, стараясь сосредоточиться на бумагах, но мои мысли все равно возвращались к нему. Я чувствовала его присутствие где-то рядом. Доктор Нельсон, заметив моё напряжение, отложил свои дела.
— Я вижу, Эрик тебя вчера сильно напугал, — тихо произнес он, его голос был полон сочувствия. Я вздрогнула и подняла на него глаза. Смысла отрицать не было. Я лишь кивнула.
Доктор Нельсон вздохнул, снял очки и потер переносицу.
— Я так и думал. Он, конечно, производит сильное впечатление. Что ж, присаживайся, дорогая. Думаю, ты имеешь право знать.
Он начал говорить, и его голос, тихий и задумчивый, заполнил кабинет, заглушая звуки больницы за стенами.
— Эрик… Его полное имя Эрик Блэквуд. Он попал сюда около трёх лет назад. Ему двадцать четыре. До этого… он был вполне нормальным молодым человеком. Даже талантливым. Мог стать будущим художником.
Его работы были полны жизни, но и какой-то мрачной энергии, которую я тогда не замечал.Он был замкнутым, очень чувствительным. Всегда видел мир немного иначе, чем другие.
Доктор Нельсон сделал паузу, словно подбирая слова, его лицо омрачилось.
— Его сломало горе. Три года назад его младшая сестра умерла. Несчастный случай. Крайне несчастный.
Некоторые вещи… они оставляют на человеке такой след, что кажется, будто часть души просто вырывают с корнем. Особенно на юной, чистой душе.
Она… она стала терять себя после того, что произошло. Перестала спать, есть. Не хотела никого видеть. Ее мир сузился до размеров комнаты. И в один день, когда Эрик приехал к ней в в общежитие, чтобы проведать, он нашел ее… в ванной. Вены...
Доктор Нельсон провел рукой по лицу, словно стирая невидимую пыль.
— Рядом была записка. Короткая, дрожащим почерком. Она писала, что сожалеет о том, что случилось. Что винит себя за… слабость. Она просила прощения у него, писала, как сильно любит своего старшего брата и просит простить ее за это решение. Но она больше не могла этого вынести. Ее горе, ее… позор, был освещен везде.
Все об этом знали, кто-то жалел, кто-то… — он запнулся, — кто-то насмехался.
Внутри меня все сжалось. Художник. Трагедия. Несчастный случай. Слова доктора Нельсона, его интонации, тяжесть его взгляда… "Часть души вырывают с корнем", "слабость", "позор", "кто-то насмехался".
Я не до конца понимала, но какая-то жуткая догадка, холодная змея, скользнула по спине.
— После ее похорон Эрик стал сам не свой. Он замкнулся в себе, перестал есть, спать. Он бросил университет, забросил живопись. Стал одержим поиском тех, кто… кто винил Анабель, кто смеялся над ней. В его глазах поселилась ненависть, он говорил только о мести. Он был одержим идеей, что Анабель не умерла по своей воле, а ее убили. Он кричал, что слышит ее голос, что она просит о справедливости. Он стал опасен.
Для себя. И для тех, кто пытался ему помочь. Его нужно было остановить. Пришлось… пришлось поместить его сюда.
— Но… его улыбка… — вырвалось у меня.
Доктор Нельсон грустно улыбнулся.
— Это одна из его защитных реакций. Или, скорее, проявление его болезни. Он часто смеется, когда ему страшно, или когда он зол, или когда пытается скрыть боль. Он видит мир через призму своей травмы. Он чувствует себя пойманным, преданным. Отсюда и его… агрессия. Он выбирает "жертв" для своих игр. Тех, кто, по его мнению, его не понимает. Тех, кто ему кажется слабым или… наоборот, сильным. Он пытается подчинить их. Ты чем-то его зацепила, Эбигейль. Возможно, он почувствовал в тебе что-то похожее на ту же боль, что и у него.
Мороз пробежал по коже. "Пташка". Его слова. И снова это смутное ощущение.
— Он… он опасен? — спросила я, хотя ответ был очевиден.
— Да, Эбигейл, он опасен. Его состояние колеблется. Бывают дни, когда в нем проскальзывают проблески прежнего парня, но чаще всего он… потерян. И он не забывает тех, кто его заинтересовал. Он цепляется за них. Я прошу тебя, будь осторожна. Любопытство может быть опасным. Особенно здесь.
Пока доктор говорил, откуда-то из глубины коридора донесся пронзительный, безумный смех. Я вздрогнула. Это был он. Его смех был такой же пугающий, как и в тот раз, но теперь, зная его историю, в нем слышались нотки невероятной тоски и надломленности. Смех сумасшедшего, который пытается скрыть свою боль.
Я встала, ощущая себя опустошенной. Кабинет доктора, казавшийся таким уютным, теперь давил. Я закончила с бумагами, но мои руки все еще дрожали.
— Я… я поняла. Спасибо, доктор Нельсон, — мой голос был хриплым.
Я шла обратно по коридору, и теперь каждый звук, каждое эхо казались еще более зловещими. Я знала больше, но от этого не стало легче.
Наоборот. Чувство страха смешивалось с зарождающимся, таким же иррациональным, сочувствием. Он был жертвой. Жертвой трагедии, которая сломала его разум. И этот смутный, тревожный образ из прошлого… он не давал мне покоя.
Когда я проходила мимо его палаты, дверь была приоткрыта, и я увидела его. Он стоял у окна, спиной ко мне, его черные волосы были растрепаны, как и раньше. Он не двигался.
Но когда я почти прошла, он резко обернулся, словно почувствовав мое присутствие. Наши взгляды встретились. В его глазах все еще горело безумие, но в этот раз я увидела там и что-то еще. Боль.
Невыносимая, глубокая боль. Он поднял руку, прижал ладонь к стеклу, а затем медленно, почти незаметно, провел по нему пальцем, словно рисуя что-то.
Я ускорила шаг. Мне нужно было выбраться отсюда. Быстрее. Но слова доктора Нельсона, его предостережения, и его глаза, полные боли, уже прочно засели в моем сознании. "Еще встретимся, пташка".
Казалось, это не просто угроза, а нечто гораздо большее. И я начинала понимать, что, возможно, он прав. Возможно, мы еще встретимся. Хочу ли я этого? Не знаю. Но что-то внутри меня уже не могло просто так отпустить эту историю.