Глава 14
Всё те же яркие и смеющиеся глаза, веснушчатое лицо в обрамлении каштановых волос, выгоревших на солнце и отдающих ехидной рыжиной. Сорвавшись с места я подлетела и обхватила его лицо ладонями, принявшись вертеть в разные стороны. — Энтони, о Единый! Это правда ты! — Вот уж не чаял тебя увидеть тут, Агата. Я знал, что твои родители тебя отослали, но чтобы сюда?! С ума сойти! В мгновение он резко переменился в лице, осмотрев меня с ног до головы. Когда радость от встречи поутихла, он заметил во что превратилась я, что со мной стало. — Что... что с тобой стряслось? Ты выглядишь, как... — Как недоеденная говядина? — Я хотел сказать, как разбитая фарфоровая кукла, но твое описание точнее. — Несчастный случай, — пожала плечами я и болезненно поморщилась. — А ты здесь как? — Мои родители решили, что мне недостает смирения и отправили меня сюда. И теперь я смотрю за лошадьми на конюшне и помогаю в церкви. — Я так рада узнать, что вся моя прошлая жизнь не была сном... Всеотец умеет удивить. — Странно видеть тебя в одеянии монахини. — Послушницы, — мягко поправила его я, улыбнувшись. — Меня бы никогда не возвели в монахини, с моей-то тягой к приключениям. — Постой... а это не твой монастырь там горит? — Он самый, — выдохнула я и тяжелые мысли о Барбаре разбили мне сердце.— Пойдем на холм, оттуда виднее дорогу по которой будут ехать телеги из монастыря. — Наверное, нужно остаться, я не предупредила, что уйду. — Кого?— Доми...— я прокашлялась, — отца Доминика. — А..., не бойся, он не так строг, как кажется, скажешь ему, что со мной была, я у него на хорошем счету. Идем! — он взял меня за руку и потащил за ворота церкви, а я болезненно пискнула. — Ох! Прости, пожалуйста! — он взглянул в мое скорчившееся лицо и виновато потупил взгляд. — Все в порядке, — я поморщилась и двинулась вперед. Когда мы забрались на холм, что показалось мне самым ужасным из всего, что приходилось делать за последние два дня, то уселись на пожелтевшую траву. — Если ты так напугана тем, что святой отец вернется, а тебя не будет, то можешь не беспокоиться. Он вернется только утром. — Почему? — Они с сестрой Амелией посещают деревню и приходят за исповедью к тем, кто уже не может ходить сам. Но поговаривают, что это только причина... — Для чего? — спросила я, заранее зная, что ответ мне не понравится. — Причина для того, чтобы побыть вдвоем и прихожане не задавали вопросов.— Вот как... — я постаралась скрыть разочарование в голосе и зевнула. — Я так рад, что встретил тебя спустя столько лет, — он улыбнулся и положил ладонь на мою руку. — И я рада, — ответила на улыбку и не слукавила. Очень приятно встретить кусочек своего прошлого. Энтони вырос, возмужал. А раньше двухлетняя разница в возрасте совсем не была заметна. Сейчас он уже не мальчик, а мужчина. — Ты планируешь вернуться домой? — спросил он, и я помрачнела. — Ты, наверное, не знаешь, но родители отказались от меня насовсем. Я часто пыталась сбежать, чтобы узнать у них за что они так со мной. Но как видишь, ничего не получилось. Энтони ничего не ответил, просто вздохнул и почесал затылок. — Вот так, — я нервно хихикнула и замерла, увидев первую телегу. Сорвавшись с места, не обращая внимания на боль во всем теле, я побежала вниз, споткнувшись полетела кубарем до самой дороги. Решив не останавливаться из-за резкой боли, я понеслась дальше под окрик Энтони. — Агата! Стой! Расшибешься ведь! Но я не слушала, подбежала к телеге. — Барбара, мне нужна Барбара! Рыжеволосая девушка с вот такими огромными глазами, — я развела руки в стороны. — Тут живых нет, большая часть обуглена, отойди с дороги, пока кони не затоптали. Вот привезем всех и ищи свою Брабру. — Барбару, — поправила я, отходя в сторону. Подул ветер и я ощутила смрад горелой плоти, одежды и волос. В проезжающей телеге мне показалось, что я увидела свисающую с борта рыжую косичку. Оцепенение вперемешку с ужасом настигло меня внезапно, я всхлипнула и упала на колени. — Агата! — Агата! Раздались голоса с двух сторон. С одной ко мне бежал Энтони, а с другой спешил отец Доминик, придерживая сутану. — Я же попросил тебя дождаться меня в комнате. — Агата, кто в здравом уме бежит с крутого холма на дорогу?!Голова разрывалась на части. Я чувствовала, что еще немного и все померкнет. Мне хотелось кричать.— Отец Доминик, Энтони...— пронзительный плач заглушил мои слова, и оба мужчины были потеряны в нерешительности. — Обсудим позже, — кивнул Энтони Доминик и осторожно приблизился ко мне. Он снова подхватил меня на руки так, как будто я ничего не весила, и я прижалась к его плечу, ища опору.Толпа на входе в деревню понимающе расступалась, освобождая проход к церкви. Переполненная горькими слезами, я боролась с нестерпимой болью, которая пронзала мою голову. В отчаянии я закрыла глаза, надеясь вырваться из этого мучительного состояния.— Скоро, скоро, уже почти... — раздался уже знакомый голос, который преследовал меня в монастыре. Я только крепче зажмурилась и постаралась оградить себя от дьявольского шепота, стучащего по внутренней стороне черепа. Я сжала веки еще крепче, надеясь преодолеть шквал боли, который хотел раздавить мое сознание.Открыла глаза только когда почувствовала, что Доминик кладет меня на кровать и опускается рядом. От него пахло чем-то незнакомым. — Зачем ты туда пошла? — коротко спросил он, вдыхая рядом с моим ухом. — Я хочу узнать, что Барбара жива. — Скоро приедут остальные повозки. Мне нужно будет уйти, чтобы опознать те тела, которые не изуродовал огонь. Я снова всхлипнула. — Тихо... все хорошо. Я отчаянно замотала головой. — Энтони тебя надоумил туда пойти? — Я сама попросила. — Новый знакомый, значит. — Нет, мы знакомы с детства. — Вот как, — он хмыкнул и прижал меня к себе. Мне показалось или только что в его голосе проскользнули нотки ревности? — Тебе нужно поспать. Я побуду с тобой, пока ты не уснешь. И я послушно закрыла глаза, решив отложить на потом вопросы про ту женщину. Я проснулась среди ночи на самом краю кровати. В полной темноте я была одна, пусть и тешила себя надеждами проснуться рядом с Домиником. Накинула на себя дорожный плащ и вышла, не в силах ждать. Мучительное одиночество и страх подкатывающий комом к груди. Я не хочу снова встретиться с созданиями из своих кошмаров. Темнота поглощала узкие коридоры так, что они тонули в ней. Немного погодя, я вернулась в комнату и зажгла свечу от пламени в камине. Я прошла несколько поворотов и услышала голоса. Прежде, чем меня заметили, я потушила свечу, прижалась к стене и зажала рот рукой, чтобы контролировать свое дыхание. — Признаков обнаружено не было, можем уходить. Вряд ли тот, кто сжег монастырь мог быть здесь. Все новые лица отпечатываются в памяти. Пятясь назад я вернулась в комнату и настежь распахнула ставни, чуть высунувшись и подставив лицо влажному ветру. — Ты как? — под окном стоял Энтони и следил за мной ожидающим взглядом. — Все хорошо, — проговорила я, посильнее высунувшись за оконную раму. — Осторожно, свалишься, — он поднял руки вверх, как будто в силах поймать меня, если я выпаду ненароком. — Живых еще не привозили? — Привозили.— Барбара... рыжая девушка с ними? — Я не уверен, но утром сможешь посетить всех. Мое сердце наполнилось надеждой. Я обернулась на дверь и поняв, что не хочу ни с кем случайно столкнуться, а потом долго объясняться, сильнее высунулась в окно, перекидывая ноги на покатый козырек. — Что ты творишь? Глупая! — А ты что, не поймаешь? — усмехнулась я, скользя к краю. — Как ты ещё жива с такими замашками, — пробурчал он, но тем не менее подошел ближе, приготовившись ловить. — Ловишь? — Ловлю. И я спрыгнула, зажмурившись. Неприятного удара об землю не последовало. Меня обхватили сильные руки, обволакивающие теплом. Показалось даже, что я различила его стук сердца.Тряхнув головой я открыла глаза. Он так тщательно изучал моё лицо, как будто я не настоящая, а мираж. — Можешь уже отпустить, — напомнила я. — Ах, да, конечно, — он кашлянул и выпустил меня из объятий, вежливо отступая в сторону. — Ты покраснел? Энтони, что же с тобой стало? Превратился из хулигана в джентльмена? — А ты, я посмотрю, напротив совсем испортилась, — он рассмеялся. — Где их разместили? Веди!— Мест на всех не хватало, поэтому те, кому тяжелее всего в церкви, а те, чьи увечья не сильны, размещены в амбаре. За тем холмом с которого ты безрассудно скатилась, — он сердито посмотрел на меня. — А ты, стало быть, переживал?— Мы только встретились, представляешь, как бы я чувствовал себя, если бы ты свернула себе шею на моих глазах? Я пожала плечами, хмыкнув. — Наверное, был бы раздосадован? — Смертельно расстроен! Мы одновременно хихикнули и я всего на миг ощутила дуновение беззаботного детства. Приятно, пусть даже совсем чуть-чуть окунуться в отличное от настоящего время. Поздний вечер замер в омуте сумерек, обволакивая землю тихим дыханием ночи. Поселение, отдыхающее в объятиях горного ущелья, стеной огораживающего его от внешнего мира, окружено ореолом таинственного спокойствия. Вдалеке, среди пожухлых кустов и брошенных, опустевших домов, стоял амбар — единственный уголок спасения для бедных послушниц, сгоревшего монастыря. Замерев в нерешительности возле высокой двойной двери, я ощутила мягкое прикосновение к своему плечу, подарившее мне капельку уверенности. — С ней все в порядке, вот увидишь. Я кивнула и толкнула дверь, которая отворилась с протяжным скрипом. Перешептывания послушниц враз стихли, стоило им увидеть меня. Точнее, плоды своих стараний, что испещряли мое тело уродливыми полосами и гематомами. — Агата, прости нас! — упала в ноги Милли.— Барбара. Где она? Испуганные девушки переглянулись и как по команде указали пальцами в дальний угол на сгорбившуюся фигурку, сидящую поодаль от всех остальных.— Барбара! — я упала перед ней на колени. — Агата! — она стиснула меня в объятиях и я вдохнула запах гари, пожарища. — Я боялась, что ты... что с тобой... — слезы душили, не давали договорить. — Я рада, что ты цела, — она крепче прижалась ко мне, голос её был тих и не весел. Он больше не звучал, как весенний ручеек, потерял краски. — Вот значит ради кого ты чуть не свернула себе шею дважды, — улыбнулся Энтони, подходя ко мне. — Барбара, это Энтони. Энтони, это Барбара, — представила я их друг другу. Она сдержанно кивнула. — Барбара, — я понизила голос до шепота. — Что? — так же шепотом спросила она. — Я тоже хочу шептаться, — тихо проговорил Энтони и сел рядом. Я закатила глаза и вздохнула. — Я ужасно соскучилась по тебе. — Я тоже! — воскликнул Энтони. — Вы даже не знакомы были, как ты мог скучать по кому-то, даже не зная его? — я всплеснула руками. — А я умею скучать заранее, — надул губы Энтони и еще больше стал походить на того хулигана из детства. — Ты цела? Не ранена? — Все в порядке, Агата, — все еще как-то безрадостно ответила она. — Отец Доминик сказал, что какое-то время мы побудем здесь. В миру. Как обычные люди. — Нас разместят в деревне? — Думаю, что да. Могу ли я остаться на ночь здесь, с тобой? — Оставайся, — сказала она и её губы тронула слабая улыбка. До самого рассвета её руки перебирали мои волосы, пока я не задремала. Проснулась, когда услышала деликатное покашливание над ухом. — Рад, что воссоединение прошло удачно, но всё же стоило предупредить. — Отец Доминик! — вскочила я. — Прошу меня простить! — Тебе не за что извиняться, ты хотела увидеть сестру Барбару, это не возбраняется. Рад, что вы обе целы и невредимы. И надеюсь, что сегодня увижу вас на проповеди. В темные времена нам как никогда нужна вера во Всеотца.
***
Всех уцелевших послушниц разместили в деревне, кого-то взяли к себе сердобольные жители, кого-то заселили в брошенные дома. Для озимых посевов нужны были руки и Всеотец предоставил их сполна. В дни исповедей мне не в чем было покаяться, поэтому я просто стояла поодаль со всеми остальными, изредка перебрасываясь парой слов с живущими здесь людьми. Они, казалось, души не чаяли в Доминике и боготворили его, их лица расплывались в улыбках, каждый раз, когда наставала их очередь отпустить грехи. Одно не давало мне покоя. Вчера, когда я собирала с веревки белье, меня настиг Энтони и навязчиво предлагал помощь, не обращая внимания на мои отказы. В момент когда наши руки соприкоснулись на ручке плетеной корзины, он отбросил её в сторону и припал к моим губам, тесно прижимая к себе. До сих пор поцелуй горел на губах и как сильно бы я не терла их мылом, не полоскала рот, ощущение не пропадало. Энтони получил от меня звонкую пощечину и удар мокрой рубашкой, но легче мне не стало. Немного поразмыслив, я встала в самый конец очереди на исповедь и думала о том, как правильно все сказать. И было ли оно это — правильно? — Я пришла покаяться, Отец Доминик. Вчера один человек украл мой поцелуй, без моей на то воли, — разом выпалила я. В этой исповедальне, как и во многих других, было темно. Свет, чуть пробивающийся сквозь украшенную резьбой деревянную решетку с отвалившимися частичками, рассеивался почти сразу, не успевая осветить ничего внутри. Я точно знала, что Доминик сейчас по ту сторону и слышит каждое произнесенное мной слово, и ждет. Чего именно он ждет, мне было неизвестно. Я ждала покорно, не двигаясь. Словно статуя, что стоит возле одного из сводов монастыря. Тянулись секунды, за ними — беспощадные минуты, а Доминик всё ещё молчал, не произнеся ни слова. Я встала, готовая уйти, вернуться в молельный зал, чтобы ждать, когда он выйдет, сурово взглянет на меня, а после отвернется раздосадованный моим легкомыслием. Прямо за моей спиной что-то скрипнуло, грубая подошва ботинка звонко стукнула о деревянный пол. Прежде чем я успела обернуться, его ладонь схватила меня за плечо и уверенно потянула назад. Потеряв равновесие, я рухнула прямо в его руки, которые крепко обхватили меня за талию. И тут дверь в исповедальню захлопнулась. Мы оказались внутри этой тесной и темной комнатки, и чтобы помещаться вдвоем, нам нужно было плотно прижиматься друг к другу. Это напомнило мне первое такое времяпрепровождение, окончание которой вызывало во мне такую бурную реакцию, что я сейчас ущипнула себя за запястье, чтобы прийти в чувства. Не успев, успокоить разум, я ощутила на шее влажное прикосновение, которое вмиг расползлось пожаром в груди, скользнуло по животу и обосновалось в паху. Дыхание сбилось. Его пальцы ловко расправились с пуговицами моего длинного и целомудренного одеяния, тонкие лучи сквозь решетку лизнули обнаженную кожу на животе. Я с большим усилием развернулась к нему лицом, все ещё пораженная его светящимися ярко-желтыми глазами.
— Доминик...— прошептала я, но он оборвал меня:— Отец Доминик.
Доминик пригладил мои волосы, проведя рукой от самой макушки до поясницы. Он намотал волосы на ладонь, оттягивая их назад, чтобы заставить меня запрокинуть голову. Я потянулась к нему губами, и он прильнул ко мне, жадно, как будто мы не виделись вечность, а то и больше. Его губы опустились на шею, он слегка прикусил нежную кожу, провел горячим и влажным языком к груди и остановился на круглом затвердевшем соске. Провел по нему языком, обвел по кругу и переместился к другому, ухватив оставленный двумя пальцами свободной руки. Я не успела почувствовать, в какой момент он стянул с меня нижнее белье и опустился ниже, но движения языка, умело скользнувшего во влажную плоть ощутила ярко и неожиданно. Меня словно поразило молнией, мурашки пробежались по всему телу, а мои пальцы крепко вцепились в его плечи. Он проник языком глубже, заставляя мои ноги подрагивать. Не будь здесь так тесно, я бы не удержавшись, совершенно точно, упала бы на пол. Он остановил ласку в самый неподходящий момент, едва не дав мне дойти до пика. Я разочарованно втянула носом воздух. Но разочарование длилось недолго. Мгновение спустя, наполовину освобожденный от своего одеяния, он поднял меня за бедра и, прижав к тонкой, хлипкой и совсем не вызывающей доверия стене, резко вошел внутрь. Воздух пронзил мой хриплый стон, и он тут же накрыл мой рот ладонью, заглушая все звуки. Перед окошком исповедальни что-то мелькнуло. Доминик замер, приложив палец к губам, совсем не скрывая ехидной усмешки и страсти в светящемся взгляде. — Святой Отец, я хочу исповедаться, — раздался голос с той стороны от исповедальни. Пару секунд промедления и он вновь начал двигаться, чуть спокойнее, чтобы не шатались деревянные и до жути тонкие стенки кабинки. Я старалась молчать изо всех сил, хотя с каждым новым его толчком, хотелось кричать до хрипоты. Пробралась под его плотную черную ткань одеяния и впилась пальцами во влажную кожу на спине. — Я поругалась со своей сестрой Катрин из-за её супруга, который имел неосторожность подарить мне букетик сухоцветов, — раздался голос снаружи. Доминик покрывал мое лицо смазанными от резких движений поцелуями, до боли кусая зубами с острыми резцами влажную от пота кожу. Чувствуя, как его клыки глубже вонзаются в плоть, я вздрогнула, прижимаясь к нему теснее. Вдруг он дернулся так рьяно и неистово, что хлипкая кабинка покосилась, а низ моего живота пронзило сладкой болью. Я, выскользнув из его хватки, сползла по стенке вниз и, не сдержавшись, застонала сквозь плотно зажатые его ладонью губы. Голос снаружи затих. В моей голове помимо удовольствия расползались плети паники. Доминик смотрел на меня сверху вниз, в его лукавом взгляде и дьявольской усмешке, я могла прочитать: «Это еще не конец». И действительно, он и не думал останавливаться. Напротив, ещё сильнее ускорился, не обращая внимания на трясущиеся стенки. — Святой Отец, вы в порядке? — задал вопрос голос с той стороны. От невыносимо быстрого ритма, который набрал Доминик, я зажмурилась, надеясь, что это все сойдет нам с рук. Голос послушницы слышался как будто сквозь толщу воды. — Д-да, — хрипло протянул он, даже не думая остановиться хоть на миг— Вы отпустите мне грех, Святой Отец?— Расскажи... — толчок, — ... как именно вы поругались с сестрой? Я стиснула зубы и плотно сжала губы, не позволяя стонам срываться с них. — Я встретила её мужа, когда выходила из хлебной лавки, он был мил и приветлив, в качестве совершенно дружеского знака подарил мне букет сухоцветов, потому что знал, что я их люблю. — А..., — поцеловал в шею, — твоя сестра вас видела или ты позже сама рассказала о встрече? — стиснул мою ягодицу.— Она видела нас, потому как сама ходила за покупками и все неправильно поняла. — Действительно неправиль...-но, — выдохнул, войдя глубже.— Простите меня, святой отец, я уже дважды согрешила. — Рассказывай, — потянулся ртом к груди, вызвав поток мурашек. — Я поцеловала её мужа, но ненарочно. Мы встретились и немного выпили, а после в пабе появилась моя сестра. Вы отпустите мне грех, святой отец? Внезапно он выскользнул из меня и крепко прижался всем телом, а по моему животу потекла теплая жидкость. Я шумно выдохнула и обмякла, расслабившись в его руках. Он помог мне встать на ноги, обхватив талию рукой, предупреждая падение.— Отпускаю, и советую примириться с сестрой Катрин, — проговорил он тихим, но твердым голосом, глядя прямо мне в глаза. Как только он смог запомнить, что говорила та послушница? — Я так и сделаю! Благодарю вас, Святой Отец! — спешно проговорила послушница, и в окошке снова замаячил свет, там больше никого не было. — А если бы нас... что было бы... — в ужасе шептала я, натягивая одеяния. — Никому и в голову бы не пришло, что здесь можно заниматься чем-то помимо исповеди. Ты великолепна, — прошептав последнее предложение, поцеловал меня в лоб. — И да, твой грех тоже отпущен, — ехидно добавил он. Осторожно высунув голову, я осмотрелась, не заметив совершенно никого, вышла и одернула одеяние. — Отец Доминик! — у самых дверей кто-то крикнул. — А, это ты, Антонио, — Доминик направился в его сторону. — Договор, нужно срочно новый. — Раз срочно, то идем, не стоит медлить. Слишком часто слышу упоминания договоров в последнее время, которые относятся к Доминику. — Сестра Агата, дождитесь меня снаружи, пока я закончу дела с господином Антонио, — как-то излишне официально проговорил он, а я кивнула и вышла, все еще думая о том, что все это слишком странно. Какой договор может быть между священником и прихожанином? Да ещё и срочный... — Агата, постой, — услышав голос Энтони я только ускорилась. — Ну подожди ты, пожалуйста, — он не отставал, и тогда я припустила так, как не бегала никогда до этого. К сожалению, мне пришлось остановиться, когда в боку закололо и я совершенно выбилась из сил. — Агата, я хотел извиниться. Тот порыв... — Не продолжай, — я подняла одну руку вверх, другой продолжая держаться за покалывающий бок. — В общем, прости меня, я не хотел. — Я же просила не продолжать... — Мир? — он протянул раскрытую ладонь. Немного помедлив, я протянула ему свою и мы скрепили примирение рукопожатием. — Мне показалось, что между нами... — Если ты сейчас не замолчишь, я тебя стукну вот этим поленом, — я указала на стопку дров. Энтони усмехнулся, потирая затылок, но замолчал и отказался развивать тему дальше. Шли мы молча. — Каково это? — Что именно? — Жить в монастыре, следовать заветам Всеотца, читать молитвы? — Скучно, — почему-то прошептала я. — А ещё тоскливо, — добавила я уже чуть громче. — А теперь? — Теперь все стало непонятным. Только приспособилась к одному, так теперь привыкать к новому. — Это же хорошо? — Не знаю, — пожала плечами. Мы снова вернулись к церкви и я, коротко попрощавшись с Энтони, поднялась в комнату. Пока мылась в теплой воде, на улице уже совсем стемнело, а Доминика всё еще не было. На вечернюю мессу я не пошла, не хотела встретиться с Энтони, рядом с которым находиться было неловко. Смотрела из окна, как в деревне гаснет свет в окнах домов, как вспыхивали звезды в ночном небе. Тишина окутывала улицы, лишь слабый свет фонарей проникал сквозь темноту. Вдалеке слышались крики ночных птиц, шепот ветра, который запутался в лишенных листвы ветвях деревьях и кустарников. В этот момент мир казался невероятно спокойным и умиротворенным. А я, стоя у окна, ощущала, как сердце наполняется радостью за возможность находиться здесь и сейчас, вне опостылевшего монастыря. Часы над каминной полкой пробили три часа ночи. Доминика всё ещё не было.Осторожно пробираясь на цыпочках по коридору, чтобы не скрипнула ни одна доска, я решила выйти и поискать Доминика самостоятельно, потому что без него у меня не получалось заснуть. И я услышала его голос, приглушенный, как будто он за следующим поворотом ведет с кем-то беседу. Не простую беседу. И когда шум в ушах стих, я различила разговор и говорящих.— Домини-и-ик, я не могу ждать, — протянула Амелия, раздражаясь.— Я просил тебя подождать. Все слишком сложно.— Ты же тоже этого хочешь? Тебе же это нужно? Хочешь ведь? — она не говорила, мурчала.— Хочу, — тихо ответил Доминик. Шуршание ткани. Звук влажного поцелуя. Моё сердце камнем ухнуло вниз и разбилось где-то возле щиколоток. Злость, обида и разочарование душили меня. Когда-то я сказала, что не смогла бы причинить боль, но сейчас вполне себе способна. Стиснув зубы, я вернулась в комнату, решив успокоиться и подумать. Ярость разрывала меня на части и не смотря на то что на улице уже холодно и не далеко до первого снега, я открыла окно и вдохнула морозный воздух, надеясь, что он остудит мое пылающее сердце. Освежившись, я закинула вещи в заплечный мешок, надела матерчатые брюки с заплатками, которые были слишком велики в талии, так что я завязала их лентой; заплела тугую косу и убрала её под капюшон. Вылезла через окно и уже без чьей-либо помощи скатилась вниз, направляясь к временному обиталищу Барбары. Я трижды постучала в дверь и отошла в сторону, чтобы не получить ею по лбу, ибо она по-дурацки открывается наружу. — Агата? — Барбара не выглядела заспанной, она тоже была одета и в руке сжимала лямки заплечной сумки. — То, что я скажу безумие, но нам нужно уйти. Далеко. От всех. Я не хочу возвращаться в монастырь, церковь и еще куда-либо где сосредоточение духовенства. — Я тоже, — шепотом проговорила она, смотря в пол. Я удивленно взглянула на неё.— Не спрашивай, потом... всё потом, хорошо? Что ты предлагаешь? Уйти прямо сейчас? — Я с вами, — подал голос Энтони, выходя из тени за домом. — Тебя я не звала, — буркнула я, сверля его недовольным взглядом. — Не звала, но я же уже здесь, не так ли? — он широко и беззаботно улыбнулся, даже не дав мне шанса на возмущение. — Мы можем уйти сейчас только если ты себя хорошо чувствуешь, — проговорила я, положив руку на плечо Барбаре. — Я буду чувствовать себя ещё лучше, если буду знать, — она сделала паузу, — что мы никогда сюда не вернемся, — твердо закончила она. — Энтони, мы можем преодолеть горы? Или пойдем в обход? — На твоё счастье, я слишком хорошо знаю местность. — Так можем или нет? — Можем. Правильно я понял, что ты хочешь убежать от отца Доминика? — Да... нет, не совсем, — поспешно проговорила я, встав с колен. — Встретимся возле амбара через час, я за припасами. Путь предстоит неблизкий.