Взаперти

Прошло, пожалуй, несколько часов, возможно и несколько дней, прежде чем я снова взглянула на мир. С каким ужасом, который не передать я увидела обрубок руки. Его конец имеет идеальную форму, на внутренней стороне на которой темнеют красные пятня. Рана, если ее можно так назвать, уже начала затягиваться. Но должно пройти много времени, прежде чем плоть скроется за кожей.

Сначала, когда я только-только легла в ящик, девятого сентября, то, что я жива – показалось мне знаком милосердия, но уже по прошествию времени, меня охватила смертная тоска, и всю пронизало дрожью.

Сказала себе, что если решила выжить им назло, то стоит доводить это дело до конца. Им только в радость моя смерть. Не хочу давать им повода для радости. Пусть судьба распорядится так, что карма будет равносильна той, сколько боли они причинили мне, а может и многим другим.

Плохие мысли, посещаемые меня, были неисчислимы. Как мне хотелось справедливости! Душа и тело изнывают от мук. Телесные и моральные страдания смешались, оттого, казалось, я пребываю в какой-то прострации. Ком бесконечной боли. И никакие молитвы не помогают. Я нахожусь под землей, очень далеко от Бога. Если бы он захотел, то пришел бы ко мне и выслушал меня. Со мной нет никого. Даже мой собственный Бог отвернулся от меня. Кому я взывала все это время? Чудовищному духу смерти?

Я впала в полуобморок. Мысли резко оборвались, а глаза закрылись. Весь мир превратился в ничто.

Очнулась через некоторое время. Меня пугала новообретенная склонность к потери сознания. Она до добра не доведет. Пока мне везет, и я возвращаюсь в мир. Но после, еще долго чувствую дурноту, скованность и холод во всем теле.

И тут, упиваясь своим в высшей степени желанием выбраться, начала молотить по крышке рукой и ногами. Теперь это было возможно, больше они не смогут завязать мне руки. Но и я не смогу что-либо делать обрубком, да и оставшейся рукой, один целый палец которой они отрезали.

Убеждаю себя, что все будет хорошо. Мне осталось потерпеть еще немного, и они выпустят меня.

Каннибал и Горгона не говорят мне гадостей, они лишь убивают меня физически. А морально уже убиваю сама себя я. Лежать взаперти в ящике было бы куда легче, будь я безэмоциональная, бесчувственная, как и они.

Не хотят они сделать со мной чего-то неприемлемого в обществе. Они не ненавидят меня. Не пытаются сломать или уничтожить. Развлекаются со мной, как с куклой. Только страдания и пытки. Кровь и плоть. Да, я путаюсь в днях недели, но я хорошо помню каждое свое мучение. Сама справляюсь со всей болью, что меня преследует. С негативными мыслями, жаждой сбежать и страхом перед смертью. Им меня не осилить. Я одна против всего мира.

Все тело болит. Каждая его часть. Каждый оторванный ноготь, каждый прокол, поджог и отрезанные части. Лежу в ящике, а рядом со мной моя семья. Давно я о них не вспоминала. Но сейчас держусь за них, как за лучик солнца. Пусть меня и объявили мертвой, но я выживу. Не сдамся.

Какую боль я испытываю постоянно. Далекими кажутся те дни, когда я была спокойна, не задавала себе вопрос, что будет завтра. Ничто не может быть хуже боли. И под болью, я подразумеваю все ее смыслы.

Дерево настолько отсырело, настолько пропиталось моим запахом. Не думаю про это, не говорю ни слова. Все зашло слишком далеко. Есть ли смысл меня отпускать? Далеко ли я смогу уйти? Мне очень страшно. Они могли бы меня убить, но тогда я бы перестала страдать. Как же ужасны подозрения, несравненно ужасней настоящего!

Силы иссякли. Хотя откуда им было взяться? Грудь стиснула тоска. Я расслабилась, не успокоилась, лишь лежала и тихо плакала. Когда плачу не от пытки, думаю, что вот это – предел моих нервов, терпения. По итогу терплю еще и еще, пока снова не заплачу. Слезы от боли и слезы от стеснения в груди, – разительно отличаются.

Мое состояние было странным. Чувствовала себя очень вялой, а после «разминки», проснулась и слабость. Я лежала и вглядывалась в черноту. В какой-то момент достала из-под себя здоровую руку и проверила, на месте ли дыры в дереве. Будто они могли куда-то пропасть. Но на самом деле, тем самым я избавлялась от неподвижности. По-другому у меня недоставало мужества.

Мои мысли действия повторяются изо дня в день. То я думаю о том, как я ненавижу и презираю Каннибала и Горгону, то молюсь. Почти вся моя энергия уходит на негативные чувства к ним. Раньше я считала себя добрым человеком. Я это к тому, что то, что я желаю им, не походят на желание доброго человека. Часто я представляю себя на их месте, а их на моем. Не они издеваются надо мной, а я над ними.

Мне кажется, когда я выберусь отсюда, врачи обнаружат у меня все признаки сумасшествия. Вряд ли мне поможет лечение. Не знаю почему подумала об этом.

Как давно я не видела мир. Даже из окон. Если они не сдержат обещание, я не увижу его еще очень долгое время. А может и вообще никогда. Смотрела фильмы, где жертвы десятилетиями жили в подвалах. Какое чувство настигнет меня, когда я пойму, что свободна? Не будет больше пыток, ящика, духоты подвала. Я не буду зависеть ни от кого, размышлять, принесут ли мне сегодня обед или я останусь голодной.

Опять я довела себя до состояния на грани слез. Но это были слезы радости. Если они не отпустят меня, по прошествии стольких пыток, которые я перенесла, можно сказать с достоинством, они убьют меня безнадежно. Я скажу им все, что я о них думаю, швырну в Каннибала тарелку с супом, а в Горгону стакан воды. И это окажется сильнее чем ярость.

Но когда они пришли, мне удалось унять ее. Я спросила их до того, как начать есть, словно мне хотелось получить поддержку, обещают ли они, что отпустят меня. Сказали, что да. Если я просто спрошу их, сколько сталось, они ответят, что немного. Поэтому я сформулировала так: еще два дня? Они промолчали. Их манера поведения заставляет меня капризничать. Я мечтала о том, чтобы запустить в них тарелкой. Но как оказалось, не могу даже нормально взять в руки вилку.

Происходящее – новая пытка. Тарелка с пюре лежит у меня на коленях. Боюсь шевельнуться и перевернуть ее. Раньше я поддерживала ее левой рукой. Мне очень сложно себя собрать, от своей непригодности. Стыдно, что уронила вилку. Каннибал мне ее подал. Не стала говорить спасибо, обойдется.

Постепенно приноровилась. Сломанные пальцы отдавались болью, но эта боль была ничтожной, по сравнению с остальной. Удержать стакан было еще проблематичнее. Не было основного большого пальца, который поддерживал другой его край. Настолько я старалась удержать его, что лицо искривилось под давлением на сломанный мизинец. Не надеялась, что они мне помогут. Немного воды все-таки разлила. Хорошо бы, на Каннибала и Горгону, но увы, на себя. Ящик от этого мокрее не стал.

Всякий раз думаю, как дерево не гниет от влаги? Вероятно, они его чем-то обработали.

Я вздохнула, допила оставшуюся воду и передала стакан Каннибалу. Уверена, что мои старания что-либо делать одной рукой я буду вспоминать с трепещущим сердцем и нестерпимым ужасом, перед которым не отступает самое смелое воображение. Но с этим как-то придется жить. Впоследствии пальцы заживут (кроме большого), а вот рука останется такой, какой ее сделали мои похитители. Не думаю, что осмелюсь заменить ее протезом.

Людям неведомо испытывать страдания наравне с моими, и они не в силах представить себе ничего подобного, даже когда умрут. Вполне понятно, что рассказы про выживание вызывают у читателей интерес, но они никогда не предстанут нос к носу оправдывающим истинность этих рассказов.

Я бы хотела вести дневник. Записывать туда каждый свой день, всю правду, что со мной происходит. Чтоб по прошествию времени люди знали, что на самом деле случилось. И какие муки может испытывать человек. Ничего бы не приукрашала так, чтобы история выглядела неправдоподобно жестокой. Все писала бы как есть. Все диалоги с Каннибалом и Горгоной, что ела на обед, какая пытка была и конечно же, мои чувства. Книги на реальных событиях всегда притягивали людей. Эти записи помогли бы мне в суде. Но скорее всего, предстану я перед ними в таком виде, в котором нахожусь в настоящее время, и все станет понятно без слов.

Несчастная, с которой вытворяли нечто, почти неизбежно обречена в скором времени лечь в могилу.

Обычно ежедневные пытки я принимала как должное, и можно сказать, переживала их с гордо поднятой головой, но сегодня наотрез не хотелось терпеть. Я сказала Каннибалу и Горгоне, как приказала, чтобы они на этом закончили. Так и есть, они достаточно меня изуродовали для того, чтобы отпустить на волю. В ответ они пожали плечами. Показалось мне, или в их взгляде мелькнуло сожаление? Чем раньше начнем, тем раньше закончим. Вот какой была их фраза.

Непредсказуемые люди, я их не понимаю. То они показывают себя как страшных маньяков, не знающих жалости, то показывают себя посторонними людьми, будто их заставляют.

Я легла. Бредни о смерти благодаря пытке, навязчивый страх перед предстоящим терзал меня заживо. Они вновь пришли с зажигалкой. Я мотала головой, преждевременно заплакала, пробовала заставить их уйти. Хватит с меня боли. А хищные руки Каннибала тем временем связывали мне ноги. Поначалу я извивалась и корчилась, насколько позволял ящик, делала все, что в моих силах.

Опасения о том, что сегодня я не обойдусь без травмы половых органов не оставляло меня. Именно половых органов – об этом свидетельствовали их действия. Велика вероятность, после этого меня целые недели будет окружать пустота, мрак, безмолвие. Что-то вроде комы. Повезет, если я из нее выйду. Тут уж, никакой ангел надежды не поможет.

У меня случилось что-то вроде припадка, истерики. Мне так хотелось врезать Горгоне по лицу. Если бы они не держали мои ноги, клянусь, я бы потратила свои оставшиеся силы на это. Даже коль потом потеряю сознание. Эти люди заставили меня замолкнуть как собаку.

Когда они задрали ночнушку, Каннибал зажал мои руки так сильно, что одними синяками не обойдешься. В душу закралась неумолимая уверенность, я вновь попыталась высвободиться, закричать. И этот крик будет исполнен смертным страданием, огласил бы вечно тихий подвал, царство пыток.

Я с немалым трудом старалась остаться в сознании как можно дольше. Была ли это интуиция, или на то влияло мое состояние, на сей раз обморок затянется надолго, дольше, чем на день или два. Организм не бесконечен. Нелегко объяснить все испытуемые мной чувства. Ну а боль... она похожа на то, будто ты горишь изнутри.

Дышала воздухом расплавленного мяса. И все мои мысли были о боли, я вся находилась в ней, отчаянно боролась за право жизни. Челюсти напряглись, казалось, пластырь вот-вот разорвется под таким напором. Мне необходимо закричать. Выразить все в крике и избавиться от тяжелого груза.

Я начала терять сознание. Сопротивляться было бессмысленно. Движения, прежде столь сильные и полные уверенности ослабли. Я изнемогала. Ноздри трепетали, наравне с содроганием сердца при каждом тяжком и мучительном вздохе. Оставалось признать неизбежное.