Глава II
Shortparis — Праздник ножей
______________________________
Прошлая ночь была окутана густой пеленой кошмарных сновидений, после которых остался стойкий горький привкус во рту, отдаленно напоминающий вкус полыни, смешанной с металлом. Сохранился неприятным осадком где-то на дне легких, мешая делать каждый новый вздох.
Варя вскочила с постели еще до того, как пронзительно заверещал будильник, заведенный, как всегда, на шесть утра. Ночнушка прилипла к телу от холодного, струящегося по спине пота, а светлые волосы — к побледневшему лицу. Варя машинально отбросила спутанные пряди со лба дрожащей рукой, пытаясь нормализовать дыхание.
Кошмары вернулись, прервав недолгую передышку длинною в жалкий год. Они безжалостно швыряли Варю обратно на мрачный перрон вокзала в середине марта; заставляли переживать тот ужас снова и снова. Снова чувствовать острую боль от разбитых коленок, на которых так иронично разодрались те самые колготки, подаренные Вовой Суворовым. Ощущать ледяное касание руки, которая на протяжении вот уже трех лет смиренно покоилась на «Самосыровском» кладбище в Казани. Там, где Варя появлялась раз в год, когда приезжала из Одинцово в родные края в двухнедельных отпуск.
Каждый раз она появлялась на могиле Владимира Суворова с гвоздиками в руках. Алые лепестки, словно капли крови, оттеняли черно-белую фотографию, запечатленную на серой плите. Этот портрет, установленный в первую годовщину его смерти, показывал Суворова таким, каким Варя его и запомнила — с той самой озорной улыбкой.
Взгляд живых, искрящихся жизнерадостностью глаз следил, казалось сквозь годы. Фотография Вовы стала не просто напоминанием, а живым уколом совести — Варя помнила обещание, данное ему в день похорон, стоя у свежевоздвигнутого креста.
И она честно старалась выполнять это обещание, которое поначалу звучало как ироничный самообман. Тогда казалось, что ничего хорошего больше никогда не будет. И залатанная временем рана вскрылась опять. Хирургические швы, наложенные неумелой рукой, начали гнить, вызывая острое воспаление, провоцируя боль где-то в районе грудной клетки.
Варя мотнула головой, отгоняя воспоминания о недавнем кошмаре.
Она поднималась по лестнице, сжимая в руках дипломат. Приветливый дежурный, сидящий за окном Главного Управления МВД по Москве и области, встретил ее, обращаясь по имени-отчеству, что, если честно, звучало как-то инородно. В Одинцово за полтора года работы к ней обращались «Варвара Александровна», наверное, только первые полгода.
Она вошла в кабинет с деланной уверенностью: движения наглядно плавные, плечи расправлены. В нос сразу же ударил аромат свежезаваренного кофе, вперемешку с стойким запахом перегара. Варя точно знала, что запах алкоголя шел только от одного человека в помещении. Мужчина с Вовиным разрезом глаз сидел за своим столом, перебирая какие-то бумаги с профессиональной неторопливостью.
Удивительным до сих пор оставалось то, что Боков, несмотря на постоянное употребление спиртных напитков, оставался — парадоксально — с трезвым мышлением. Смотрел на все сквозь призму опыта в следствии. Любой другой, вероятнее всего, плюнул бы, оставив молодняку заниматься делом, но Евгений Афанасьевич упорно продолжал проявлять участие. Выражать позицию, которая даже по касательной не сходилась с мнением коллег.
Евгений Афанасьевич был будто на своей волне: погруженный полностью в себя, но реагирующий неестественно быстро на все внешние раздражители. Нетерпимый к некомпетентности. Он — оголенный провод, готовый ударить разрядом тока, если его коснуться голыми руками. Рядом с ним следовало бы ходить «гуськом», чтоб не попасть под удар шагового напряжения.
В нем не было ни капли лицемерия: Боков не стеснялся говорить все в лицо. Прямой и удивительно честный сам с собой и с другими. Не боящийся прослыть тираном в глазах подчиненных. Хотя, — Варя была уверена, — Евгению Афанасьевичу определенно точно наплевать на то, что о нем думают другие. Варя прежде никогда не видела ни у кого такой вовлеченности в свою работу.
Альберт же, напротив, казался очень открытым. Готовым поделиться всем тем опытом, который имел за своими массивными плечами. Его широченная улыбка и живой блеск в глазах были, пожалуй, единственным, что заставляло улыбаться в ответ. Но не из-за смущения, а из вежливости. За все время, что Варя его видела, он оставался с ней достаточно приветлив. Поддерживал, когда она этого совершенно не ожидала: думала по глупости, что он, так же как и Евгений Афанасьевич, начнет агрессивно доказывать свою точку зрения.
Черепанов сидел за своим местом за переговорным столом с кружкой кофе, над которой медленно плыл вверх пар.
— Доброе утро, — поздоровалась Варя, снимая пиджак.
Достав из него пачку сигарет, она проследовала к своему рабочему месту. Отодвинув стул, Варя опустилась на него, поставив дипломат на стол. Перекрывая обзор карим глазам начальника, который даже и не смотрел на нее вовсе.
— Доброе, — подхватил Алик, не отрываясь от чтения.
Черепанов сделал глоток горячего кофе, слегка наклонив кружку. Его губы были плотно сжаты, образуя своеобразное отверстие для втягивания напитка. При каждом глотке раздавался характерный звук — воздух смешивался с кофе и проникал в рот следователя по особо важным делам Реутовской прокуратуры. Лицо Алика выражало сосредоточенность на том, чтоб не обжечь язык и губы.
— Бля, хорош! — Евгений Афанасьевич недовольно хлопнул папкой по столу, обращая на себя внимание коллег.
Алик стыдливо бросил взгляд на Бокова, поставив кружку на стол. Придвинув к себе материалы дела, он уткнулся в них, видимо, решив не нервировать начальника с утра пораньше.
В кабинете повисла тишина, нарушаемая тиканьем настольных часов, что стояли на столе Бокова. Варя потянулась к пачке сигарет. Достав одну, она сунула ее между губ и подожгла спичкой.
Выдохнув дым через нос, Варя открыла клапан дипломата, достав оттуда блокнот и ручку. Папку с делом она оставила вчера в кабинете, но сейчас ее не было на месте, где она лежала перед уходом, — вероятнее всего, Евгений Афанасьевич решил ознакомиться с отчетами, которые Варя так старательно напечатала вчера.
Пуговица на манжете белой рубашки больно впивалась в косточку. Зажав сигарету между бледными губами, Варя закатала ткань до локтей, обнажая предплечья. Придвинув к себе массивную стеклянную пепельницу, из которой исчезли почти все окурки, она сбросила туда пепел. Ладонь скользнула по поверхности стола, касаясь краешка блокнота. Открыв его, Варя склонилась над ним. Буквы, написанные аккуратным почерком, казалось, прыгали между блекло-голубых клеточек бумаги, словно пытались ускользнуть от ее пристального взгляда.
Из радио, стоящего на краю стола, монотонно бубнил ведущий. Его слова, перемежаемые треском помех и шипением статики, создавали фоновый шум. Из динамиков изредка проскакивали посторонние звуки — то ли далекие голоса, то ли помехи от других частот, — делая речь ведущего еще более неразборчивой. Этот немного веселый голос рассказывал новости дня, читал объявления и передавал сводки погоды, но слова растворялись в воздухе, не оставляя следа в сознании следователей.
— Ну шо, товарищи, — сидевший до этого, откинувшись на спинку стула, Евгений Афанасьевич выпрямился. Он приблизился туловищем к краю стола и провел ладонью по короткостриженой голове: от макушки и по линии роста волос. — У меня вызывает сомнения версия, шо убийца — отец девочки: нет связи с другхими преступлениями.
В нос сразу уже ударил запах его одеколона, стоило Бокову только приблизиться туловищем к столу. Хвойный и терпкий аромат с ноткой свежих цитрусовых должен был успокоить, но он подействовал с обратным эффектом: Варя натянулась, как струна. Она поднесла к губам сигарету, пытаясь перебить дымом запах «Шипра».
Альберт бросил короткий взгляд на Варю.
— Ну, — поставив кружку на стол, начал Алик, — это же может быть частью сговора.
— Какого? — Боков потянулся к пачке «Бонда», мирно лежащей на его столе, закатив глаза. — Единственный сгховор, который может быть у Ульянова, — это сгховор с водкой, судя по рассказам его жены. — Засунув сигарету в рот, он перевел взгляд на Варю. — Со следом шо у нас?
Он развернулся на стуле к окну.
1. е4 –
Белый пехотинец, сделавший два шага вперед от королевского фланга, захватил центр. Теоретически выгодная позиция в любой партии. Пешка открывала развитие для слона и ферзя, расположенных на светлой квадратуре доски. Слишком выгодная позиция, чтоб ее так легко пропустить.
Его голос заползал в голову. Вырывал из собственных размышлений о том, как поступить правильно: Варя колебалась. Позволила сомненьям забраться в череп, в который так бережно Евгений Афанасьевич посеял это крохотное зернышко. Оно необъяснимо быстро прорастало: пускало корни прямиком в мозговые доли; начало всходить, потянувшись веточками к стенкам коробки.
А что, если он прав?
Варя моргнула и бросила на Бокова не задерживающийся и слишком короткий взгляд: смотреть в глаза тому, кто настолько похож на Вову, — самоубийство. Казалось, что перспектива сброситься с пятого этажа какой-нибудь панельки — лучше, чем смотреть в карие, которые до сжатия ребер, до замирания дыхания в легких, не блестели тем озорным светом. В них было что-то другое: что-то до боли знакомое и чужое одновременно. Инородное, как мысль о том, что Советский Союз когда-то развалится.
И даже Союз практически самоуничтожился с оглушительным треском.
— Еще не звонила, — затягиваясь «Космосом», коротко произнесла Варя, перелистывая исписанные листки блокнота.
d5.
Ответ скорее дежурный. Простая и вполне очевидная реакция на захват центра. Все так же, как и вчера: только теперь белыми играл Боков. И — Варя была уверена — он умело переключал внимание на себя. Но быстрый ход на d5 — не обдуманный шаг, скорее, просто быстрый, чтоб не отвлекаться. Не думать. Просто нужно было что-то ответить, и абсолютно неважно что — главное, заполнить паузу, не дав мыслям заполнить голову.
— Ну а хули сидим-то, а? — Евгений Афанасьевич держал сигарету зубами, чиркая зажигалкой «Огонек». Он, не отворачиваясь от окна, качнул головой в сторону стоящего на переговорном столе стационарного телефона.
2. Qf3 –
Ферзь двинулся по диагонали, становясь за пешкой. Будто хотел вынудить Варю отступить или сделать другой ход. Позицию можно было бы принять за ошибку, но, говоря честно, Боков не из тех, кто делал что-то необдуманно. Ферзь, которого он так быстро поставил на поле f3 — вынужденная защита сжавшегося белого пехотинца. Он дрожал от страха перед черным солдатом, который уже вознес свой меч для атаки. И лишь только завидев самую сильную фигуру за спиной противника, опустил оружие, наблюдая за всем этим молча.
Варя промолчала, решив, что отвечать будет лишним; чем-то совершенно ненужным. Руки нервно подрагивали, когда она с силой ткнула бедный дымящийся окурок в пепельницу, оставив на прозрачной поверхности темный след. Она быстро потянулась к пластмассовой трубке стационарного кнопочного телефона.
Пальцы сжимали нагревающийся от духоты кабинета пластик почти показательно расслабленно. И только Варя чувствовала, как внутри все сжималось от напряжения, а сердце глухим метрономным эхом билось где-то в груди. Она отчаянно пыталась абстрагироваться: представить вместо Бокова кого-то другого или же просто сделать вид, что его попросту не существует.
Протяжные гудки казались почему-то неестественно долгими. Такими, словно они проникали в голову подобно червям, вгрызаясь в воспаленный мозг. Но даже им Варя была рада — они отвлекали. Помогли вытеснить мысль о том, что по левую руку сидел мужчина с феноменальной схожестью Владимира Суворова: те же карие глаза, та же линия подбородка и высокие скулы. Разве что Бокова не украшали многочисленные шрамы.
Варя скользила взглядом по кабинету, ожидая, когда трубку на той стороне, наконец, поднимут. Пальцы нервно барабанили по отражающей поверхности стола, покрытого несколькими царапинами от пепельницы. Напротив сидел Алик, складывая фотографии обратно в папку с делом. Слева Боков поднялся со стула, скрипуче протащив его по полу, и двинулся в сторону окна. Остановившись у него, мужчина отодвинул застиранный тюль, впитавший в себя тысячи выкуренных сигарет. Евгений Афанасьевич потянулся к форточке, видимо, желая проверить прокуренный кабинет. На подоконнике со вчерашнего дня стояла недопитая бутылка водки, мутновато от многочисленных отпечатков отражала солнечный свет, а рядом — граненый стакан. Пустой.
— Лаборатория, — голос Гоши ударил по слуху, перемешиваясь с треском телефонных помех.
— Алло, Гош, привет, это Юнусова, — моргнув пару раз, представилась она, остановив взгляд на Альберте, который поднял голову и с любопытством уставился на нее. — Ну что там со следом?
— Не совпадает, — коротко ответил эксперт. Его голос не выдал абсолютно никаких эмоций.
Варя почувствовала, как неприятно вдоль позвоночника пробежали холодные мурашки, словно к спине кто-то приложил кусочек льда. Мышцы плеч натянулись и пустили электрический импульс, заставив волосы на предплечьях встать дыбом. Необъяснимая злость заполнила голову. Спускалось желанием дернуться всем телом и с силой швырнуть ненавистную трубку об стол, разнести пластик в щепки.
Но это не могло помочь. Ни разбитая трубка, ни злость не изменят того факта, что вероятность закрыть дело по «горячим» ускользала из рук.
Пальцы, сжимающие пластик, хрустнули, когда Варя еще сильнее сжала трубку. В этот момент она возненавидела все: и эту дурацкую трубку, и безразличный голос Гоши в ней, и то, что он сообщил. Но больше Варя возненавидела то, что ее следственное действие не принесло абсолютно никаких результатов.
— Поняла, — выдавила из себя Варя, с трудом расклеивая побелевшие обезвоженные губы, потрескавшиеся от бесконечного курения.
Выдохнув струю воздуха, Варя снова потянулась к пачке «Космоса». Пальцы нервно подрагивали, пытаясь справиться со скользящим в них картонным прямоугольником. Она никак не могла ухватиться за сигарету как следует — та то и дело предательски выскальзывала, словно издевалась над ней.
Наконец вытащив сигарету, она сунула ее между потрескавшихся губ. Зажечь спичку оказалось чем-то нереально сложным: шершавое дерево мелкой занозой впилось под кожу, заставив Варю дернуть рукой и зашипеть от неожиданной боли. Спичка выскользнула из рук и упала на поверхность стола.
Вторая попытка оказалась более успешной — язычок пламени, дрожа, наконец-то охватил кончик сигареты с ментоловым фильтром. Варя глубоко затянулась, чувствуя, как едкий дым оседает в легких, медленно, но верно приближая ее к раку.
— Ну шо? — спросил Евгений Афанасьевич, поворачиваясь от окна вполоборота.
Выражение его лица, полное любопытства вперемешку с доброй каплей превосходства, вряд ли сулило Варе хоть что-то хорошее. Боков прищурился от сигаретного дыма, который тонкой струйкой клубился вокруг его головы.
— Рисунок протектора не совпадает, — Варя коротко глянула на него, сжав челюсти.
Со стороны она была похожа на сжатую ржавую пружину, готовую впиться в бок и вызвать у пострадавшего заражение крови. Чтоб сепсис убивал медленно, но слишком ощутимо.
Dxe4.
Правильно говорят: «лучшая защита — это нападение». И Варя, чтоб не прослыть слабой в глазах Евгения Афанасьевича, решила первой произвести атаку. Пешка Бокова пала, окропляя своей кровью поле битвы. Вероломно и не оглядываясь, она смотрела на ферзя. Не боялась, хотя, может, и стоило бы.
Казалось странным, что ее голос не выдал ни малейшей дрожи, став твердым и четким. Взгляд — неожиданно для нее самой — стал пронзительным и немигающим, намертво пригвоздив Бокова к месту, устремившись прямо в переносицу.
Пару лет назад Варя бы поразилась своей решимости. В крови закипал адреналин, придавая сил. Ее спина выпрямилась, плечи уверенно расправились, и она вжалась туловищем в край стола, скидывая пепел в пепельницу с характерным, едва уловимым позвякиванием стекла. Евгений Афанасьевич как-то слишком самодовольно хмыкнул и сделал несколько шагов к столу. Нагнувшись, он, так же как и Варя, скинул пепел. Движения Бокова казались со стороны нарочито медленными, демонстрирующими фразу: «А я так и знал, бля!».
Варя опустила взгляд. Нельзя смотреть в глаза.
— Ну че, — Евгений Афанасьевич выпрямился и затянулся. Вытащив сигарету изо рта, он проглотил дым, создавая диафрагмой приглушенный звук, — выписывай ордер.
3. Qxe4 —
Слишком очевидное взятие. Ферзь, хмыкнув так же самодовольно, как и Боков, вознес меч. Пехотинец стоял с гордо поднятой головой, принимая свою кончину с достоинством. Его голова, отсеченная быстрым и точным ударом по сухожилию, полетела по черно-белым квадратам шахматного поля. Черные пешки сняли с голов головные уборы, прижимая их к грудной клетке под одобрительное завывание белых оппонентов.
— Нет такого понятия, как «ордер», Евгений Афанасьевич, — Варя подняла голову, снова впившись взглядом в Бокова. В этот раз не в переносицу, а четко ему в зрачки. — Есть постановление.
Nf6.
Пока что самый сильнейший ход в этой партии. Конь, перепрыгивая пешки буквой «г», остановился на поле f6. Напал на ферзя, который ничего не мог сделать в ответ. Он смотрел на фигуру, но вряд ли испытывал эту угрозу — слишком много вариантов для отступления. Варя надеялась хотя бы материально выиграть.
— Шо ты, Варвара Сановна, гхлаза брасматиком намалевала и думаешь, шо самая умная? — он смотрел так же, как и она, — не моргая. Карие глаза с хищным прищуром казались Варе страшнее, чем любое расчлененное тело, найденное в лесу или парке. — Че сидишь и пыришься-то на меня, а? Мандуй выписывать «постановление»!
4. Bb5+ —
В напряженной тишине кабинета каждый вздох присутствующих ощущался, как неожиданный удар грома, когда на небе нет ни облачка. Черный король в своей мантии, словно монарх на поле битвы, окруженный верными защитниками, почувствовал ледяное дыхание опасности. Белоснежный слон Бокова неспешно выдвинулся по диагонали, протягивая свою тень над доской. Его взгляд такой же хищный, как у мужчины, который с легкой усмешкой двигал его по белопольным квадратам. Шах был поставлен, и черный король побледнел. Он хотел бы начать метаться между клетками, но, окруженный собственными подданными, стоял на месте. Корона оказалась тяжелым грузом, а мантия — оковами, не позволяющими скрыться от вражеского натиска.
Но «шах», как известно, не конец партии.
Боков отвернулся, оставив Варе возможность прожигать его спину взглядом.
***
Варя молча поднималась за Евгением Афанасьевичем и Альбертом по лестничному маршу, ведущему к квартире Александра Ульянова. Перила холодили влажные ладони; по подъезду, отражаясь от выкрашенных стен и почтовых ящиков, разносилось протяжное эхо их шагов. С какого-то из этажей послышался скрип открывающейся двери, и подъезд наполнился шумом болтающего без умолку телевизора, работающего на полную громкость.
Сзади шел Виктор Хван, ведущий подозреваемого к собственной квартире. Александр шел с низко опущенной головой, а руки скованы наручниками за спиной. Его бледное и осунувшееся лицо с темными кругами под глазами сильно контрастировало на фоне подъезда. И Варя не могла понять: ему действительно было что скрывать или это тяжелое похмелье так сильно повлияло на его внешний вид и поведение. Губы Александра беззвучно шевелились, словно он повторял какую-то молитву или пытался собраться с мыслями.
Следом за ними, словно бесшумная тень, поднимались московские криминалисты, которых пригласил Боков. Их деловитые непроницаемые лица и сосредоточенные взгляды казались слишком официальными для провинциального Одинцово. В руках у старшего криминалиста был массивный криминалистический чемоданчик, металлические детали которого поблескивали от света подъездной лампочки.
— Берем обувь на экспертизу и ищем все, шо может быть связано с убийством, — остановившись у входной двери, сказал Боков. Засунув руки в карманы брюк, он кивнул головой в сторону квартиры: — Ножи, топоры, ножовки, всем все понятно?
Варя остановилась за спиной Альберта на несколько ступеней ниже, ее плечи заметно напряглись. Скрестив руки на груди, она бросила раздраженный взгляд на силуэт Евгения Афанасьевича, раздающего команды с таким видом, будто они все были на строевых учениях. Закатив глаза, она отвернулась, наблюдая за тем, как Виктор Хван вел Ульянова к порогу собственной квартиры.
Подозреваемый, ссутулившись, неотрывно смотрел себе под ноги, словно боясь как споткнуться на неровных ступенях, так и встретиться взглядом с осуждающими глазами окружающих. Его лицо казалось еще более изможденным.
Остановившись у входной двери, Хван, нахмурив брови, сунул руку в карман формы. Достав оттуда связку ключей, которые позвякивали неестественно громко, оперуполномоченный перевел взгляд на замочную скважину.
Несколько напряженных секунд Витя не мог подобрать нужный ключ к замку, чем вызвал у Евгения Афанасьевича лишь раздраженный вздох. Боков нетерпеливо метал взгляд то на Хвана, то на ключи в его руках, нервно постукивая пальцем по бедру.
— Ну че ты, Вить, с замком справиться не можешь? — Боков закатил глаза, его брови невольно сошлись на переносице. — Дай сюда.
Хван, поджав губы и слегка покраснев, протянул связку когда-то бывшему коллеге.
Евгений Афанасьевич забрал и уверенно нагнулся к замку. Словно опытный медвежатник, он быстро перебирал ключи. Все замерли, наблюдая за действиями Бокова. Даже Ульянов поднял голову, в его глазах промелькнуло что-то вроде удивления и заинтересованности в происходящем. Ловко вставив нужный ключ в скважину, Евгений Афанасьевич, не теряя времени, повернул его, и дверь со скрипом несмазанных петель, протяжно застонала, открывая темный коридор квартиры.
— Расслабился ты шо-то, Витька, — Боков усмехнулся, возвращая ключи Хвану. — Заходим.
Боков, опираясь о косяк, держал дверь открытой, пропуская всех внутрь. Первым в квартиру шагнул Альберт, а следом за ним прошли криминалисты, деловито доставая перчатки и оборудование.
Варя, задержав дыхание, быстро проскользнула мимо Евгения Афанасьевича, стараясь ненароком не вдохнуть запах его одеколона. Хван уверенно завел Ульянова в квартиру и передал его под присмотр молодого рядового милиционера. Сам Витя, поправив фуражку, быстрым шагом направился вниз по лестнице за понятыми — соседями, которые должны присутствовать при обыске, внимательно следя за тем, чтобы все действия следственной группы соответствовали букве закона.
Взяв у одного из криминалистов перчатки, Варя выдохнула.
— Так, — раздался за спиной голос Евгения Афанасьевича, — Алик, ты дуй на кухню, там все осмотри, а мы с Одинцовской Прокуратурой зал обыщем, да? Вы, — он явно обратился к криминалистам, — туалет, коридор и кладовки.
Варя глянула на криминалиста, который выдал ей перчатки, и вежливо улыбнулась ему, поджав губы. Схватившись за ручку межкомнатной двери с мутноватой застекленной рамой, она осторожно потянула ее на себя.
Войдя в захламленный зал, Варя тут же начала нащупывать выключатель, который, судя по планировке, должен был быть где-то слева от обшарпанного дверного полотна. За спиной она слышала приглушенные разговоры и тихое неразборчивое ворчание коллег, перемежающееся позвякиванием оборудования. Наконец-то нащупав поверхность выключателя, она с облегчением выдохнула.
Свет тут же озарил пространство комнаты своим тускловато-желтым свечением, выхватив из полумрака мебель и слои пыли на поверхностях. Варя поморщилась, заметив паутину в углу над лакированным шифоньером. Решив начать с левой части зала, где было сосредоточено большее количество мебели, она развернулась и сделала несколько шагов к окну, стараясь аккуратно огибать мебель.
Дернув тяжелую замызганную штору с выцветшим узором в сторону, Варя создала в комнате дополнительный источник света, который тут же упал на пол косыми солнечными лучами, пробивающимися сквозь грязные стекла. Взгляд внимательно скользил по потрескавшемуся, выкрашенному масляной краской деревянному подоконнику, покрытому разводами от конденсата. Но на нем не было ничего, кроме засохших трупиков мух и небольшого слоя пыли.
— Так, фотогхрафируйте тут все, — натягивая перчатки на ладони, командовал Евгений Афанасьевич.
Криминалист-фотограф, вошедший вслед за Боковым, — коренастый мужчина с седыми висками, — резко махнул фотоаппаратом, давая Варе понять, чтобы она исчезла из кадра. Быстро переместившись за его спину, она скрестила руки на груди и с профессиональным интересом пыталась заглянуть ему через плечо, наблюдая, как он делал фотографии помещения.
Евгений Афанасьевич медленно провел пальцами по гладко выбритому подбородку, внимательно осматривая комнату. Его цепкий взгляд скользил по шифоньеру, в зеркальной поверхности которого отражался его ссутулившийся силуэт. Звук затвора фотоаппарата и яркие вспышки наконец-то прекратились, давая Варе и Бокову возможность приступить к работе. Криминалист, глянув на Евгения Афанасьевича, коротко ему кивнул, словно отчитавшись о выполненной здесь работе, бесшумно вышел из зала.
— Давай ты туда, — не глядя на нее, проговорил мужчина глухим приказным тоном, небрежно махнув головой в сторону окна, — а я здесь, да?
Варя промолчала, опустив руки по бокам, подавив желание сжать их в кулаки. Она, собственно, и так сама собиралась туда пойти, и командный тон Евгения Афанасьевича не вызывал ничего, кроме жгучего раздражения, которое медленно растекалось по венам, заставляя кровь пульсировать в висках.
Сделав несколько осторожных шагов, аккуратно огибая мебель, она развернулась к серванту-горке, чьи стеклянные дверцы отражали свет из окна и явно нуждались в том, чтобы их протерли от множества отпечатков пальцев и мутных разводов. Варя медленно нагнулась, встретившись с собственным размытым отражением в секции со стеклянными полками и дверцами.
На верхней полке стройным хрустальным рядом выстроились бокалы и рюмки, которые, как это было приятно, доставали только по праздникам и особым случаям. Радужные блики танцевали на гранях, рассыпаясь по стеклянной полке тысячами искр. Каждый фужер и рюмка сверкала, словно хранила в себе воспоминания о давно минувших днях. На второй аккуратно стояли тарелки, покрытые несильным слоем пыли: видимо, Ульянов нечасто принимал у себя гостей. Посуда была выстроена с военной точностью, как солдаты на параде, а между ними виднелись узкие полоски пыли, явно намекающие, что Александр не очень-то и чистоплотный мужчина.
На самой нижней полке располагались фотографии в обычных деревянных рамках. На них, к удивлению, не было ни одной пылинки. На одной из них сам Александр Иванович, на другой его мать — красивая и статная женщина стояла на фоне Красной площади, облаченная в меховую шапку и шубу. А на третьей была... Маша. Еще слишком маленькая девочка, улыбаясь во всю ширину своего детского лица, стояла на фоне новогодней елки, украшенной мишурой и «дождиком». Своими небольшими ручками она сжимала Минскую «Золушку».
Варя задержала взгляд на фотографии, сжав зубы почти до скрипа. Маша смотрела на нее из серванта, искренне и беззаботно улыбаясь. Лицо девочки светилось от безграничной радости и счастья, которое было тогда, во времена, когда ничего не предвещало грядущей трагедии, когда никто и не мог бы догадаться, какая страшная участь ждала этого маленького ангела.
Горечь неприятными свинцовыми хлопьями оседала где-то в районе груди, сжимая сердце ледяными пальцами. Можно ли было предотвратить то, что с Машей произошло? Вероятнее всего. Если бы мать обратилась в милицию раньше, если бы сама отправилась ее искать, а не тянула время до десяти вечера...
Каждое травматичное событие всегда кажется где-то вдалеке, абсолютно нереальным, словно размытым миражом у линии горизонта. Горячая уверенность в том, что «это может произойти с кем угодно, но только не со мной!», всегда разбивается о жестокую действительность.
А судьба, как известно, барышня весьма строптивая: подливает масла в огонь, даря такие жуткие события, что остается только опуститься на старый скрипучий стул и смотреть апатично куда-то перед собой, сквозь пелену накативших слез. Качаться вперед-назад, как неваляшка, прокручивая в голове случившееся снова и снова, как заезженную пластинку. Как те несчастные психи, что сидят средь мягких стен скворечникаСиноним «Дурдома». , погруженные в свои нескончаемые мысли, потерянные в лабиринте собственного сознания. Время теряло смысл, реальность размывалась, оставляя лишь боль и бесконечное чувство вины, которое острыми когтями впивалось в душу.
И Варя на собственной шкуре испытала всю эту несправедливость.
Выпрямившись, она шагнула к деревянной секции слева. Подцепив пальцами дверцу, покрытую едва заметными царапинами, она потянула ее на себя. С тихим скрипом, который нарушал тишину в зале, сервант отворился, открывая вид на заставленные книгами полки. Тома, аккуратно расставленные по размеру, строились в строгом порядке. Варя методично перелистывала каждую книгу в поисках каких-то заметок или вложенных внутрь фотографий.
Сев на корточки, Варя потянула на себя дверцу нижней тумбы. Та с характерным щелчком разъединения магнитных замков подалась вперед, открывая взгляду заваленное пространство. На полках покоились пожелтевшие документы на квартиру и право наследования недвижимого имущества, аккуратно сложенные в кожаную папку облупленными застежками.
Множество старых тетрадок с детскими рисунками и кулинарными рецептами, написанных, вероятно, покойной матерью Ульянова, выстраивались в неровном порядке, создавая хаос на полках. Их потертые страницы хранили следы времени — темные пятна от пролитого на них кофе (или чая), пожелтевшие страницы, аккуратно подклеенные скотчем, словно по линейке. Варя пролистала каждую из них, переворачивая и вытряхивая, словно надеясь, что из страниц вылетят все ответы на вопросы следствия. Кончики пальцев трепетно вели по каждой стенке внутри серванта, глупо надеясь найти что-то вроде тайника, как в «Черном принце». Но, кажется, такое могло произойти только в кино.
Найдя записную книжку в потертом кожаном переплете, Варя медленно перелистывала каждую страницу. Они были исписаны аккуратным почерком, словно каждая буква выписывалась под строгим взглядом учительницы по русскому языку. Но ничего интересного в ней не оказалось — только номера домашних телефонов и заметки о днях рождениях дальних и близких родственников.
Опустившись на коленки, Варя заглянула под сервант, разглядывая забытый всеми уголок старого мира. Слой серой пыли толстенным ковром покрывал пол, а паутина свисала с ножек мебели, лишь отдаленно напоминая новогоднюю гирлянду. Закатав рукава рубашки до локтей, Варя брезгливо сунула руку под сервант, чувствуя, как пыль и грязь прилипают к коже, а кончики пальцев нащупывают мелкие крошки.
Вытянув из-под серванта ботинки сорок третьего размера с налипшей на подошву грязью, Варя невольно закашлялась, когда облако поднятой пыли взвилось вокруг ее головы и медленно заползло в ноздри. Серая взвесь оседала в воздухе, создавая узоры в лучах солнечного света, проникающего сквозь грязные окна. Варя продолжала сплевывать попавшую в нос пыль, морщась от неприятного ощущения, глаза заслезились от мелких частиц, витающих в воздухе.
Боков, увлеченно копающийся в шифоньере, методично вытягивал из него одежду подозреваемого. Его движения были быстрыми, отточенными годами. Он проверял каждую вещь с особым вниманием. Раздавшийся кашель заставил Евгения Афанасьевича отреагировать почти мгновенно. Выглянув из открытой дверцы, его темная бровь изогнулась, а проницательные карие глаза впились в находку. Выпрямившись во весь свой внушительный рост, Боков шагнул ближе.
В засохших и осыпающихся на пол комьях грязи и почвы была, кажется, единственная возможность доказать то, что отец Маши действительно причастен к убийству своей дочери.
На лицо Вари медленно поползла самодовольная улыбка. Она смотрела на Бокова с нескрываемым торжеством, словно говоря: «Вот посмотрите, товарищ начальник, я была права!». Ее голубые глаза излучали победоносное сияние. Встав с колен, Варя предплечьем попыталась убрать выбившиеся из прически светлые пряди, которые прилипли к потному лбу, оставляя на коже пыльные следы.
Bd7.
Варя закрывалась от шаха, поставленного еще в кабинете ранним утром. Белопольный слон черного цвета, подобно храброму защитнику в сияющих доспехах, сделал уверенный шаг, показательно закрывая своего монарха от белого противника. Белый слон также, как и Евгений Афанасьевич, приподнял свою бровь, выражая недоумение и любопытство.
Она прошла мимо Бокова легкой, почти пружинистой походкой, сдерживаясь, чтоб не вскинуть голову вверх в победоносном жесте. Со стороны Варя, вероятно, выглядела как маленькая довольная школьница, которая хвасталась перед такими же малолетними одноклассниками грамотой за первое место в олимпиаде. Не хватало разве что белых бантов на голове и парадного белоснежного фартучка с пионерским галстуком.
Отдав пока что единственную улику криминалистам, Варя с интересом наблюдала, как они убирали ее в пластиковый пакет с особой тщательностью, словно она вот-вот растворится на глазах.
Вернувшись в зал, Варя окинула пространство цепким взглядом, решая, что обыскивать дальше. Вернувшись к серванту, она быстрым, отточенным движением хлопнула дверцами, и те захлопнулись, притянувшись мощными магнитами. Варя развернулась на каблуках, уперев взгляд в массивный диван со старой обивкой с выцветшими цветами.
Глубоко вздохнув, расправила и размяла плечи. Согнувшись, Варя схватилась за холодную ножку дивана. Пальцы побелели от напряжения, когда она попыталась сдвинуть массивную мебель с места. Диван, словно нехотя, издал протяжный скрип ножек по полу, но упрямо оставался на месте.
Варя недовольно дернула уголками губ и цокнула языком, чувствуя совершенно беспомощной в этой схватке с мебелированным противником. Она оглянулась через плечо и встретилась взглядом с качающим головой Евгением Афанасьевичем. Мужчина раздраженно двинулся вперед на помощь. Вместе они встали сбоку дивана. Варя задержала дыхание, как только почувствовала запах одеколона «Шипр» вперемешку с въевшимся в его костюм ароматом табака.
Обменявшись короткими взглядами, словно согласовав друг с другом дальнейшие действия, Варя и Евгений Афанасьевич потянули диван от стены. Скрипучие ножки мебели протестующе заныли, сопротивляясь. Боков налег плечом на боковину дивана, а Варя, уперевшись ногами в грязный пол, тянула его вправо. Диван наконец-то поддался, с противным грохотом проехавшись по доскам. Трещины облупленной краски на полу отскакивали куда-то в стороны от резкого движения тяжелой мебели, поднимая клубы пыли.
Варя бросила короткий взгляд на Евгения Афанасьевича, который, дыша через приоткрытый рот, утирал со лба пот рукавом пиджака. Она чувствовала, как каждая напряженная мышца пульсировала от усилия, а в шее появилось неприятное напряжение. Заметив на ладонях, обтянутых перчатками, пыль и мелкие частички обивки, Варя машинально поспешила их стряхнуть.
— Спасибо, — тихо поблагодарила она, опустив взгляд на носки своих туфель.
Голос впервые за два дня прозвучал мягко, без ставшего уже привычным раздражения или недовольства.
— Шла б ты домой борщи варить, а? — поправляя пуговицы на манжете пиджака, ворчал Боков. — Не бабское это дело.
5. Bxd7+ —
Он себе не изменял: оставался таким же, каким он и был — резким и вечно недовольным. Не принимающим благодарность. Евгений Афанасьевич отвечал мгновенно, будто ждал именно этого момента. Ход Бокова — звон разбивающегося стекла, последний аккорд в драматическом спектакле. Два слона сошлись в смертельной схватке, где исход был предрешен заранее: размен был неизбежен. Белый слон снова смотрел в глаза черному королю, поднеся к горлу рапиру, демонстративно проведя тупым концом по собственному щитовидному хрящу. Шах снова был объявлен, заставляя вражеского монарха ощущать спиной приближающиеся объятья смерти за спиной.
Варя промолчала, едва заметно качнув головой. Губы плотно сжались в тонкую линию, а уголки стремительно поползли вниз. Глупо было распыляться перед ним в благодарностях — не оценил. Он развернулся и шагнул обратно к шифоньеру, водя по голове ладонью, словно пытался упорядочить мысли под черепной коробкой.
Теперь, когда диван был отодвинут, перед Варей открылась стена, украшенная массивным ковром шестидесятых годов. Темно-бардовый фон покрывала замысловатая геометрическая композиция из бледно-желтых и темно-зеленых узоров. Из-под его роскошного, по советским меркам, орнамента выглядывали лохмотья отслоившихся обоев, обнажая местами потрескавшуюся побелку, которая, казалось, осыпется мелом, если попытаться прикоснуться к ней руками.
Варя внимательно оглядела ковер, отмечая, что точно такой же висел у нее дома, в Куюки. Помнила, как в детстве поворачивалась к нему лицом, упираясь коленками в густой ворс. Водила кончиками пальцев по причудливым узорам перед сном, пытаясь представить, куда они ведут, выдумывая в воображении далекие страны и приключения. Варя отчетливо помнила те летние дни, когда дед, Алексей Сергеевич, выносил ковер на улицу, чтоб выбить из него пыль. Как Анна Вадимовна стояла рядом, с тревогой наблюдала за процессом, не переставая повторять, какой это дорогой предмет и нужно делать все аккуратно. А дед, причитая по-татарски, бережно выбивал каждую часть ковра, стараясь не повредить драгоценный узор.
Варя осторожно подняла ковер, пытаясь разглядеть, могло ли скрываться под ним что-нибудь. Пальцы уверенно ощупывали каждый миллиметр под тяжелым узористым полотном. Но ничего, кроме голой стены и тонкого слоя пыли, там не было. Досада сдавила горло, горячим комом опускаясь в район грудной клетки.
Обогнув диван, Варя остановилась у сидушки. Согнувшись, она быстро водила ладонью по обивке, ощупывая каждую впадинку, засовывая пальцы в узкие промежутки между подлокотниками и спинкой. Пружины недовольно выли под прикосновениями, словно жалуясь на беспокойство.
Нащупав что-то твердое, Варя нахмурилась; брови стремительно поползли к переносице. С усилием она попыталась вытянуть предмет, но тот упорно сопротивлялся, не желая покидать свое укромное убежище. С неприятным шорохом полиэтилена, напоминающим шорох разрываемой упаковки, Варя извлекла на свет ни что иное, как пульт от телевизора.
Едва слышно цокнув языком, она раздраженно бросила его обратно на диван, где он с глухим стуком приземлился на потертую обивку. Надув щеки, Варя выпустила изо рта струю воздуха, пытаясь сдуть упавшие на глаза волосы, которые никак не хотели возвращаться на свое место. Шагнув к отодвинутому углу дивана, Варя навалилась на него бедром, с натугой возвращая мебель на законное место. Дерево заскрипело, а металлические ножки протяжно застонали, царапая дощатый пол. Диван медленно вернулся на свое привычное место.
***
— Я сильно сомневаюсь, что Ульянов убийца, — сев за стол, Альберт обвел усталым взглядом коллег. Придвинув папку с делом, он то и дело теребил ее край. — Наша единственная улика — косвенная. И я не очень-то и надеюсь, если честно, на результаты экспертизы.
Евгений Афанасьевич Боков раздраженно мерил шагами кабинет, держа зубами зажженную сигарету. Его внушительная фигура в белой рубашке с короткими рукавами, где на предплечьях проступали набухшие вены, металась между окном и столом, словно зверь, запертый в клетке. Каждый шаг гулко отдавался в помещении, а дым от сигареты висел в воздухе тяжелыми клубами, медленно рассеиваясь в тусклом свете настольной лампы. Он остановился у подоконника, взяв бутылку водки в руки. Зажав зубами сигарету, Евгений Афанасьевич, щурясь от серого дыма, начал откручивать крышку.
— Ну вот Одинцовская Прокуратура, — Боков бросил колючий взгляд на Варю и затянулся, выпуская дым через ноздри. Бросив винтовую крышку на подоконник, мужчина наклонил бутылку, наполняя стакан остатками водки, — считает иначе.
Варя поджала губы, смотря на Бокова исподлобья. Раздражение двигалось под бледной кожей, заставляя ладони под столом сжаться в кулаки до беления костяшек. Где-то там же струилась злость, давящая на череп изнутри. Вытесняя остатки самообладания. Хотелось встать и с грохотом хлопнуть ладонями по исцарапанному столу, чтоб это издевательство вперемешку с необоснованными, как Варе казалось, упреками наконец-то закончилось. Она сжала челюсти, нахмурив светлые брови. Доказать свою правоту стало делом принципа.
— А почему он не может им быть? — не понимала она, смотря то на Альберта, то на Бокова.
— А какой мотив, Варь? — не унимался Черепанов, перебирая фотографии с обыска грубыми пальцами. — Дома у него ничего, кроме грязной обуви, мы не нашли: ни следов крови, ни ножей, ни-че-го, — Альберт обреченно бросил фотографию обратно в папку с материалами дела, и та глухо хлопнула, словно соглашаясь с его словами. — Сам он также отрицает свою причастность.
— Да отпускать его надо, че тут думать? — Евгений Афанасьевич сел на свой стул, поставив на стол граненый стакан.
— Покажите мне хотя бы одного преступника, который сразу же садился и писал чистосердечное, ага, — хмыкнула Варя, качая головой.
Придвинув дипломат ближе к себе, она быстро откинула клапан, засунув туда руку, пытаясь нащупать сигареты. Наконец, вынув оттуда помятые «Космос», она достала сигарету и сунула между потрескавшихся губ:
— Сначала дождемся результатов экспертизы, — Варя снова перевела взгляд на Алика. — Если грунт совпадет с образцами с места преступления, то единственная косвенная улика, вполне вероятно, станет одним из доказательств его вины.
Qxd7.
Слон Бокова, ставящий шах черному королю, продолжал гордо стоять на поле d7. Но ферзь Вари не дрожал. С холодной решимостью он шагнул навстречу опасности, принимая вызов с благородством. Фигуры встретились на поле d7 в смертельной схватке. Слон пал в этом поединке. Варя надеялась, что самодовольство и баранье упрямство Евгения Афанасьевича падут вместе с ним.
— Да шо ж ты бестолковая-то такая, а? — Боков резко выпрямился. Его лицо, казалось, стало еще более острым. — А ты не думала, шо он просто могх пройти по этому парку?
6. Qxb7 —
Евгений Афанасьевич не упускал возможности напасть: ферзь снова двинулся по диагонали, как хищная птица, нацелившаяся на добычу. Пешка, оказавшаяся на его пути, не имела ни единого шанса в этом неравном бою. Испуганные сослуживцы сжались от страха, оглядывая окровавленное тело павшего солдата, который рухнул на доску, раскинув конечности в неестественной позе.
— Так а зачем ему там проходить? — Варя закатила глаза и бросила на Евгения Афанасьевича злобный взгляд. — Мясокомбинат, на котором он работает находится вообще в другой стороне от места преступления!
Варя резко поднялась со стула и решительно шагнула к коричневой доске, висящей на стене. Заведенная злостью и желанием убедить всех вокруг в том, что и ее версия имеет право на существование, пульсировала в висках, заглушая посторонние звуки. Взяв в руки кусок мела, который предательски заскрипел в напряженных пальцах, Варя начала водить им по шершавой поверхности доски.
Рука не дрогнула, двигаясь быстро и четко. Варя выводила на доске схематичные линии маршрута. Мел, осыпаясь, оставлял за собой четкие белые следы, которые постепенно складывались во что-то похожее на изображение карты Одинцово.
— Самый кратчайший маршрут от мясокомбината до его дома на машине составляет девять минут, если ехать по Можайскому шоссе и дальше по Садовой, — Варя четко следила за линией на доске. — Да даже если бы он пошел пешком, в чем я очень сомневаюсь, он бы потратил минут сорок, чтоб до дома дойти.
Варя сделала небольшую паузу, обвела уже нарисованный маршрут широким кругом. Несколько секунд она смотрела на схему, словно пыталась увидеть в ней что-то еще, затем продолжила:
— Даже если сократить через Молодежную и Маршала Жукова, то он никак не мог оказаться в Городском парке «случайно», — она посильнее надавила мел, делая вторую линию маршрута жирнее, — а делать крюк через бульвар Любы Новоселовой вообще не имеет никакого смысла. Таких совпадений просто не бывает!
Отложив мел на край доски с характерным стуком, Варя скрестила руки на груди и сделала шаг назад, давая коллегам посмотреть на схему. Ее взгляд скользил по линиям маршрута, словно пытаясь найти в них подтверждение собственной теории.
Qc6.
Черный ферзь не стал медлить с ответом на эту неслыханную провокацию. Уверенно он двинулся на поле с6. Цель ясна — напасть на своего белого близнеца, возвышающегося всего в одной клетке от него самого. Они застыли в тревожном молчании. Выжигали друг друга взглядом, создавая невидимую линию напряжения между собой. Точно также было и в кабинете: Варя стояла у доски и смотрела на Евгения Афанасьевича, сидящего за своим столом.
— Вот тут я согласен, — Алик перевел взгляд с доски на Бокова. — Зачем ему больше трех часов сидеть в парке просто так? Если подтвердится, что почва с подошвы полностью совпадает с той, что на месте преступления, то оснований подозревать Ульянова станет больше.
Черепанов нервно поправил манжету рубашки и продолжил:
— Я на всякий случай обзвонил участковых в районах, где были совершены убийства, запросил архивные дела — может, найдется кто-нибудь из числа тех, кто уже отсидел за подобные преступления. Завтра-послезавтра должны привезти. Также помним про презумпцию невиновности, пока не до...
— А пока не доказано — не ебет, шо сказано, — резко перебил его Боков, опрокидывая скатан с водкой. Сморщившись, он выдохнул и посмотрел на Альберта. — Занимайся, Алик. Хоть у кого-то из вас двоих мысль нормальная полетела.
7.Qc8#
Ферзь, сверкающий своими белоснежными доспехами, ухмыльнулся. Бросив на черного брата презрительный взгляд, он самодовольно шагнул на поле с8. «Мат!» — гордо произнес ферзь, оглашая всем остальным свою победу. Его присутствие на поле было подобно удару молота — неотвратимому и абсолютно точному. Черный король, окруженный со всех сторон, не имел ни малейшего шанса на спасение.
Партия окончена.
***
Утреннее майское солнце щедро освещало крыльцо Одинцовской прокуратуры, отбрасывая длинные тени на выцветшую плитку. Варя стояла у массивных дверей, задумчиво глядя на поднимающийся в небо дым от сигареты. Плечи слегка подрагивали от прохладного ветра, и она то и дело поправляла пиджак, пытаясь укутаться в нем. Рядом, чуть ссутулившись, курил Витя, рассеянно поглядывая на доску «Их разыскивает милиция».
В воздухе витал характерный запах ментолового «Космоса», смешиваясь с горьким дымом «Примы». Вокруг жизнь шла своим чередом: по тротуарам также спешили люди, кто на электричку, кто на работу. Ничего не изменилось: из первого этажа прокуратуры по-прежнему доносились приглушенные разговоры и размеренное стрекотание печатных машинок, изредка прерываемое телефонными звонками.
Варя устало бросала взгляд на наручные часы, пытаясь будто оттянуть поездку в Москву. С каждым днем пребывание там становилось невыносимо настолько, что хоть больничный бери. Ее взгляд скользнул по потрескавшемуся фасаду здания: кое-где отслоилась штукатурка, обнажая кирпичную кладку.
— Что Ульянов? — начала она, затягиваясь. Длинная полоска пепла скользнула вниз, и Варя проследила, чтоб она не упала ей на туфли. — Сказал что-нибудь новое?
— Не-а, — протянул Хван, поджав и без того тонкие губы.
— Сука, — сквозь зубы прошипела она, обреченно покачав головой и стряхивая пепел на асфальт.
Варя глубоко выдохнула и снова глянула на часы. Стрелки неумолимо бежали вперед. В одно движение она бросила недокуренный окурок на землю, притоптав его носком туфли. Поежившись от ветра, Варя развернулась и сделала шаг с крыльца.
— Вить, — она глянула на оперуполномоченного через плечо, — если экспертиза ничего не даст, то Ульянова отпускайте. И топтунов за ним поставь, ладно? Я поехала.
Хван, делая затяжку, коротко кивнул.
Варя подошла к служебной «Волге», стоящей на стоянке, поблескивая белой окраской с синей полосой. На крыше машины виднелась мигалка, а слева грозно смотрела фара-искатель. На передней панели лежала рация «Пальма» с хромированными ручками настройки.
Сунув руку в карман пиджака, Варя пыталась нащупать там ключи от машины. Пальцы скользнули по прохладному металлу, и она достала связку. Металлические кольца тихо звякнули, когда Варя вставила ключ в замок. Водительская дверь заскрипела, жалуясь на несмазанную фурнитуру.
Внутри салона царил характерный запах — смесь бензина, кожи и машинного масла. Поморщившись, Варя глубоко вдохнула, привыкая к нему, и плюхнулась на сиденье, устраиваясь поудобнее и поправляя юбку.
Она поправила водительское сиденье, придвигая его ближе к рулю, пока не нашла идеальное положение. Бросив дипломат на пассажирское, Варя услышала, как он глухо стукнулся о дерматиновую обивку. Она медленно похрустела шеей, разминая мышцы, и несколько раз повертела головой из стороны в сторону, чтобы снять напряжение.
Варя повернула ключ зажигания, кладя левую руку на руль. Стартер натужно заскрипел, издавая протяжный звук, похожий на старческий кашель. Двигатель несколько секунд сопротивлялся, словно не желал просыпаться, но все-таки «ожил» — «Волга» заурчала, готовясь к долгой поездке. Из-под капота донесся приглушенный рокот, а приборная панель засветилась, озарив салон зеленоватым светом.
Выезжая со стоянки, Варя внимательно смотрела в зеркало заднего вида, где отражалась полупустая стоянка с несколькими служебными машинами, оставшимися на месте. «Волга» плавно тронулась с места, мягко покачиваясь на неровностях дороги. Амортизаторы приглушали удары от выбоин, а шины тихо шуршали по асфальту.
Варя свернула на Можайское шоссе, где в это раннее утро — удивительно — было не слишком оживленно. Редкие машины проносились мимо, оставляя за собой клубы пыли и выхлопных газов.
Взгляд внимательно следил за дорогой, а левая рука накрепко вцепилась в руль. Варя то и дело поглядывала на спидометр, стрелку топливного бака и другие приборы на панели. Боковые зеркала отражали пробегающие мимо деревья с внушительными кронами и встречные машины. Из приоткрытого окна доносились звуки просыпающейся природы — щебет птиц, гул Одинцово и шум машин, проносящихся мимо.
Педаль тормоза была тугой — без вакуумного усилителя приходилось прикладывать немало усилий. Рычаг переключения передач находился на рулевой колонке, и Варя привычно переводила его, чувствуя, как машина послушно реагировала на каждое ее движение.
По обеим сторонам шоссе мелькали многоэтажки, грузовые машины и легковушки, чьи хозяева торопились на работу. Утреннее солнце золотило крыши, бросая длинные тени на обочины дороги.
Варя потянулась к магнитоле, включая радио. Салон наполнился хриплыми помехами, сквозь которые пробивался заразительный мотив песни «Фаина». Ритмичная мелодия заставила Варю отбивать указательным пальцем такт по рулю.
Правой рукой она машинально начала хлопать себя по правому карману пиджака, точно помня, что именно там лежала пачка «Космоса». Пальцы скользили по плотной ткани, но пачки не было. Нахмурившись, Варя перехватила руль левой рукой и начала обыскивать противоположный карман, выворачивая все содержимое.
На мгновение она замерла, лихорадочно пытаясь вспомнить, когда в последний раз держала в руках синюю пачку с изображением ракеты. Перед глазами мелькали, как вспышка, картинки: вот она достает сигареты утром, вот прикуривает на крыльце прокуратуры... Но когда именно пачка исчезла?
— Блядь! — выругалась она, ударив ладонью по рулю.
Звук вышел глухим и жалобным. Варя бросила взгляд в зеркало заднего вида, проверяя, не создает ли помех другим водителям своим внезапным петлянием по дороге.
Вероятнее всего, пачка выпала, когда Варя доставала ключи от машины. Она бросила взгляд в боковое зеркало и плавно перестроилась в правый ряд.
Впереди показались первые пригороды Москвы — серые панельки, торговые ларьки, выстроившиеся вдоль обочины, суетливые пешеходы. Движение на дороге стало заметно плотнее: грузовые фургоны, частые автомобили, автобусы заполнили все полосы. Варя раздраженно маневрировала между ними, ловко лавируя в потоке. Уверенные движения за рулем сильно контрастировали с нарастающим беспокойством из-за утерянной пачки сигарет. Иногда она нажимала на кнопку сирены — протяжный вой резал утренний воздух, заставляя других водителей прижиматься к обочине. При виде мигалок и синей полосы на борту «Волги» они торопливо уступали дорогу, нервно поглядывая в зеркала заднего вида.
В салоне тем временем раздавалось приглушенное бормотание рации, время от времени нарушаемое короткими служебными сообщениями. Варя сделала радио тише, краем уха прислушиваясь к переговорам, одновременно выискивая глазами придорожные ларьки, где можно было бы купить новую пачку сигарет.
Проезжая станцию метро «Кутузовская», Варя напряженно следила за каждой самодельной торговой точкой. Фанерные прилавки под самодельными навесами из полиэтилена и старого брезента, у которых толпились покупатели, оживленно переговариваясь, обсуждая, вероятнее всего, цены.
Между точками сновали уличные продавцы, предлагая свои товары прямо с рук: кто торговал цветами, кто-то — носками и ремнями, а некоторые предлагали подержанные книги и журналы. И вся эта утренняя суета создавала особый колорит Москвы, где каждый стремился заработать хоть немного денег.
Заметив впереди небольшой ларек с кричащей вывеской «Товары первой необходимости», намалёванной от руки на куске фанеры, Варя незамедлительно вырулила к нему. «Волга» с характерным визгом шин остановилась у обочины, подняв небольшое облачко пыли.
Выйдя из машины, Варя поправила юбку, которая предательски сползла вверх, неприлично демонстрируя бедра. Оправив пиджак, она разгладила несуществующие на нем складки.
Подойдя к прилавку, Варя окинула нехитрое убранство ларька. За пыльным стеклом виднелись разнокалиберные пачки сигарет — от импортного «Мальборо» в красивой бело-красной упаковке до обычной «Явы» с помятыми углами. Между пачками проглядывались разноцветные фантики жвачек, блокноты и какие-то мелочи.
Варя наклонилась к окошку, за которым просвечивалась усталая физиономия продавщицы, и постучалась в него костяшкой указательного пальца.
— Здрасьте, — обратилась она к тучной женщине, чья вульгарная косметика кричала громче вывески: слишком яркие голубые тени, чересчур яркая помада, плешиво размазанная по губам, — ментоловый «Космос» есть?
— Есть, — ответила размалеванная женщина, окидывая Варю внимательным взглядом, — но подорожали. Тридцать два рубля за пачку.
— Дайте две, пожалуйста, — поморщилась она, протягивая деньги в окошко.
Пока продавщица, громко позвякивая мелочью, рассчитывала сдачу, Варя с интересом разглядывала витрину. За стеклом теснились товары: банки с консервами, перетянутые резинкой карамелек и несколько импортных жвачек.
Вернувшись к окну, Варя забрала сигареты и сдачу, распихивая все по карманам пиджака. Резко развернувшись на каблуках, она едва не потеряла равновесие, столкнувшись с мужчиной, стоявшим в очереди. Варя инстинктивно отпрянула назад.
Подняв глаза, она замерла, словно не веря собственным глазам. Перед ней стоял никто иной, как Юра Акимов. Тот самый мальчик из параллельного класса, который провожал ее до дома, и то только потому, что они жили по соседству в Куюки. Его присутствие казалось невероятным совпадением.
— Юра? — не веря в реальность происходящего, промямлила Варя. — Ты, что ли?
Он опустил голову и тоже замер, широко раскрыв свои зеленющие глаза, в которых читалось точно такое же изумление. Его тонкие губы тронула робкая, но искренняя улыбка, такая знакомая и в то же время новая.
Юра изменился до неузнаваемости: из щупленького мальчишки с торчащими волосами он превратился в статного, уверенного в себе молодого человека. Фигура приобрела мужественные очертания: плечи стали заметно шире, да и сам он, казалось, стал на несколько голов выше.
Его вытянутое лицо, хоть и сохранило знакомые черты, теперь выглядело более зрелым: в уголках глаз появились едва заметные морщинки от улыбок. Те же зеленые глаза, тот же прямой взгляд с читающейся теперь глубиной прожитого опыта.
— Быть не может! — изумленно воскликнул Акимов, его густые брови взлетели вверх — Ты откуда тут? Я думал, ты в Казани осталась.
— Так, молодые люди, очередь не задерживайте! — раздраженно проворчала продавщица, сжав губы в недовольную линию, а острый взгляд сверлил их насквозь.
Отходя от ларька, Юра неловко поправил галстук и, нервно улыбнувшись, продолжил:
— Ты занята? Может, позавтракаем?
— Юр, ты извини, пожалуйста, — Варя глянула на наручные часы, — но мне ехать надо, я на работу опаздываю. С меня начальник шкуру снимет.
— Понял, — он кивнул и, расправив плечи, потянулся к внутреннему карману своего идеально выглаженного пиджака. Достав оттуда визитку из плотного картона, он протянул ее Варе. — Вот, если что — звони.
— Ты тогда мой тоже запиши, — Варя тепло улыбнулась, — пятнадцать, тридцать шесть, восемнадцать.
Юра аккуратно записал ее номер в красивый солидный блокнот, украшенный кожаной обложкой.
— Я позвоню! — бросила Варя, быстро шагая к машине.
Сев в «Волгу», она на мгновение задержалась, чтоб помахать Юре на прощание. Заведя машину, Варя плавно тронулась с места. В зеркале заднего вида она видела, как Юра Акимов все еще стоял у ларька. Его силуэт постепенно уменьшался, а поднятая рука в прощальном жесте словно застыла во времени.