3
Я ускорила шаг. Внутри всë замерло и напряглось.
Левое ухо порвано, сухая костистая голова, ножничный прикус... Ну конечно, это он, Покхара. Я нагнулась и прижала его к себе. Мой пёс жив.
- Всë в порядке, Пок, всё в порядке...
Я догадывалась, как ему страшно. Чехословядские овчарки вообще не любят новой обстановки. Я ласкова его погладила, стараясь успокоить. У него изо рта шла пена, - видимо, его тоже чем-то накачали.
Выпрямившись, я испытала постыдное облегчение: мой пёс со мной, я не одна.
Я решила двигаться по звеньям своей цепи. Почва под ногами чëрная и мокрая. Вроде бы идëшь вперёд, а на самом деле соскальзываешь назад. Покхара постепенно исчезал из виду: света было мало. Ведь собака - живой гимн свободе. Зачем же его тащить сюда вместе со мной?
Метров десять я прошла по твëрдой гладкой поверхности. Потом ступать стало мягче. У подножия высокой скалы похрустывала заледеневшая грязь. Справа от меня конус света сразу упëрся в отвесную стену. Я подняла голову, и налобник осветил ледяные и известковые сталактиты, висящие на высоте метров семь. Таких огромных сталактитов мне видеть ещë не приходилось. Ну и местечко... Словно разинутая пасть какого-нибудь монстра из фантастического романа.
Я быстро прикинула, что если под ногами грязь, то лёд обтекает вниз. Хорошая новость... Как говорится, приговорëнному объявили, что его казнят не завтра, а послезавтра.
Ну вот я добралась до конца цепи, точнее, до её начала.
Цепь намертво закреплена колом, вбитым в скалу, и выдернуть ее невозможно. Я попыталась постучать по камню: вдруг кусочек отколется? Звук вышел громкий, но ничего не откололось. Скалу обработали со знанием дела, можно сказать, хирургически. С ней справится разве что отбойный молоток.
У ацетиленового баллона имелись серые ремешки, я закрепила его на спине и двинулась вдоль стены направо. Мой взгляд, моя жизнь — все сейчас сосредоточилось в этом пучке янтарного света от налобного фонаря. Слух чутко реагировал на каждый шорох, на каждую упавшую каплю. Нос вдыхал сырость и специфический запах мокрого известняка.Цепь, скорее всего, была длиной метров двадцать. Я опустила голову и осторожно пошла дальше. Впереди проступали пласты округлых минералов — «почек», прозрачного растрескавшегося льда и обломков кварца и полевого шпата. Этот «декор» мог бы смотреться красиво, не будь он таким кошмарным.
Наверное, я бредила, потому что прямо перед собой вдруг увидела отвесную стену из чистого льда. Она поднималась, словно исполинская волна, готовая вот-вот обрушиться и поглотить тебя, точно челюсти.
Наверное, она тысячелетиями нарастала от влаги, холода и конденсата. Фонарь просвечивал ее вглубь, и она отливала дивной синевой. Подземные ледники образуются на большой глубине, не меньше тридцати-сорока метров. Там, куда никогда не проникают и не смогут проникнуть солнечные лучи.
— Довольно! Хватит, в конце концов! Выпустите меня!
Я сделала полукруг и снова оказалась возле красной палатки. Где-то завывал ветер. Покхара не двигался. В груди у него что-то похрустывало. Я долго смотрела на него и соображала, что если воду я нашла — ледяные куски так или иначе можно растопить, — то пищи нигде не обнаружила. Покхара — чехословацкий собака-волк и он скорее волк, чем собака, после того как четыре года назад его сильно избили. Я его знаю как саму себя. Первое, что он сделает, очнувшись, — это примется искать еду.
Снова оставив его, я отправилась в другую сторону и, подняв голову, различила в вышине узкий проход, который уходил в никуда и терялся в темноте. На высоте пяти-шести метров проход был прямым и широким и постепенно сужался до размеров кошачьей лазейки.
— Эй! На помощь! На помощь!
Мои слова гулко раскатились во все стороны. Здесь все резонировало, да еще каждый звук усиливался. Желудок свело, и я согнулась пополам, — думала, меня вот-вот вывернет наизнанку. Но все обошлось. Я снова пошла вперед, цепь натянулась до предела, и мои ступни оказались перед нарисованной на земле красной линией. Краска давно высохла… Линия шла вправо-влево и изгибалась, очерчивая круг.
Очевидно, это граница моей территории. Тюрьма в тюрьме. Я сосредоточилась. Нарисованная линия, термометр, фотоаппарат, виниловые пластинки… На первый взгляд никакой логики… Я двинулась влево. Мои ноги ступали в сантиметре от красной линии, но пересечь ее я не могла. Впереди виднелись еще стены, а прямо передо мной в скале зияла дыра. Ход, напоминавший просторную галерею, которая сразу же сворачивала в сторону. Может, там разгадка моей несвободы? Может, за этим неприступным лазом лежит простая и прямая дорога наверх?
Почти бегом бросилась я обследовать оставшийся участок и оказалась перед глубокой шахтой. Я осторожно наклонилась над ней и почувствовала струю воздуха. Ледяной воздушный поток устремлялся вниз, наводя на мысль, что где-то в глубине имеется еще одно огромное подземелье. Я оцепенела. Луч света из фонаря не достигал дна, огонь в горелке потрескивал и дрожал на воющем ветру. Наверное, эта поющая о смерти пасть не имеет конца и уходит к самому сердцу планеты.
С носа у меня стекла капля. Холод усиливался. Я снова двинулась вперед, и световой круг снова высветил нечто невообразимое. Я поморгала десять, пятнадцать, двадцать раз.
Оно по-прежнему было там.
Совершенно подавленная, я принялась потихоньку подкрадываться. По ту сторону красной линии, возле скалы, неподвижно лежал человек, слабо шевелился только его застывший от холода большой палец. У ног незнакомца виднелся конверт.
Цепи на человеке не было.
Но его голову и лицо целиком скрывала черная металлическая маска.