Офонарела, блин!
— Привет. — Чемодан и две сумки въезжают в мой коридор. Следом Алик. — Я к тебе.
Не смешно. Но он и не шутит. Выражение лица без намёка на улыбку. Во взгляде настойчивая непреклонность. Чопорно-деловой костюм, словно с банкета, и кепка. Зелёная. Камуфляжная.
«Зачем кепка?» — взрывает мой мозг первая и совершенно неподходящая мысль. Но он же хромой на голову, ему можно. И я перевожу взгляд на чемодан. Огромный. Больше, чем у Женьки. На «забежал ненадолго» не похоже.
Вновь смотрю на Алика. Его выражение лица неприступное. Застыло, будто слоновая кость. Но если это розыгрыш, то я не клоун. И не намерена развлекать интернет-всяких-подписчиков своего недомужа.
Вглядываюсь в его глаза и хмурюсь, пытаясь разгадать мотив столь странного поведения. Хотя пора бы привыкнуть. Его выходки всегда непредсказуемые.
— Людочка напросилась в гости, — прервав поток сумбурных мыслей, заявляет он. Спокойно, как удав, сжимая воздух в моей груди привычным холодным тоном. — И, решив, что ко мне ты вряд ли переедешь, я приехал к тебе — не могут же молодожены жить раздельно.
Он безразлично окатывает меня ледяным взглядом. Будто я ему что-то должна.
— Так что хватит сверлить во мне дыру. Лучшее подвинься, не прозрачная.
И, по-хозяйски закрыв ногой дверь, отодвигает меня, как Женька, проходя в коридор. Я машинально поддаюсь, так как не то, что сопротивляться, рот от оцепенения открыть не могу.
Это точно шутка. Или сегодня день осла со мной в главной роли?
Я быстро моргаю, пытаясь вспомнить, может, что-то пропустила, и уже весна? Первое апреля и все такое?
— Алла, кто там? — Из уже оприходованной ванной высовывается причесанная голова Женьки. Следом руки с двумя новыми зубными щетками и пастой, и полуголый торс в семейных трусах. Вторая щетка розовая. Видимо, для меня. Женя большой фанат цветовой дискриминации. И несмотря на ухоженные ступни, отполированные ногти, высушенные феном волосы и отбеленные зубы, женщина для него — розовый фламинго, а мужик — синий кит. Или кот, в зависимости от заслуг. Или голубой дельфин (против прогрессивной эволюцией не попрешь). Наверно, привёз щётку в подарок. За ним водится. Чтобы не с пустыми руками, а как баба Клава. Последняя была нашей соседкой, когда мы с Женей сожительствовали. Она всегда приходила в гости, когда не звали, и не с пустыми руками. А с пустой тарелкой. И вопросом: ваша? Конечно, тарелка оказывалась не наша, но баба Клава упрямо проходила на кухню, чтобы вернуть, и не уходила, пока я не убеждала, что тарелка не из моего комплекта, и не наполняла ее чем-то съедобным. К слову, с каждым разом «забываемая мной посуда» становились все глубже и больше.
— О, привет! — Алик совершенно не удивляется Жениному появлению. Или профессионально сдерживается, потому что удивляться есть чему. И это нормально! Это вообще положено в подобной ситуации! Что я и продолжаю делать, хлопая глазами и параллельно думая, зачем мне ещё одна розовая щетка? С привычками не поспоришь. Мои щетки на самом деле исключительно розовые. Их четыре. Потому что старые выкидывать жалко. Вдруг понадобится почистить утюг, или ещё чего? После развода я так и не устраиваю цветную революцию. Мое белье до сих пор пестрит всеми оттенками Барби, как и гигиенические принадлежности.
Алик все ещё удерживается мною в коридоре, Женя с любопытством разглядывает нововъехавшую сумку. А я перевожу взгляд с одного мужа на другого и понимаю, что сейчас не хватает только мамы. После развода с Женькой я поставила крест на семейных отношениях, и закопала их глубоко в подвал папиного дома, сложив остатки воспоминаний в мусорный пакет и запихнув среди барахла. Чтобы потом обязательно не найти. И даже не вспомнить. Так как выкинуть не смогла. Потому что мама встала посередине комнаты, воинственно закрыв окно грудью:
— Не смей загрязнять мой газон, — примерно так сказала она, и тогда я тоже подумала, что Евгений не стоит такой чести, и решила похоронить воспоминания о нем заживо, пусть гниют.
Всё попытки мамы найти мне подходящего жениха в последствии не увенчались успехом, так как «подходящие кандидатуры» непременно сравнивались с Женей, и только с его плохими качествами. Как ни странно, излишней вежливостью, которая обернётся вселенским обманом, мужественной привлекательностью, за некой стоит любвеобильность и измены, честным взглядом, что скрывает в себе патологического лгуна, обладали исключительно все. А когда я объяснила свои отказы маме, она посоветовала мне посетить психотерапевта. Но, к сожалению, и у того все перечисленные признаки имелись в достатке, поэтому и от него я ушла, хлопнув дверью.
Звонок в дверь.
Никогда не считала себя глазливой. Но появляется повод засомневаться. Кого еще принесла нелегкая? Лишь бы не маму! А то два мужика в доме. С чемоданами.
Нет, мама, конечно, будет рада, увидев Женьку, она в нем души не чает, только как объяснить присутствие Алика?
Требовательно звонок повторяется вновь. И ещё. И ещё.
Специально не смотрю в глазок, на сто процентов уверенная, это мама. Только знакомый человек позволит себе испускать такую настойчивую трель. На ходу придумываю алиби Алику, мол, квартиру перепутал, и приоткрываю дверь. Полпроблемы решено, остаётся дело за малым, как вытурить руководителя в подъезд, чтобы он вытурился?
На пороге стоит молодой, высокий, пузатый, лысый мужчина в очках и... с чемоданом.
Внутри что-то обрывается и несётся вниз, как скоростной лифт. Ноги подкашиваются, и я хватаюсь за дверной косяк. Трудно определить, радостная это реакция на отсутствие мамы или виной всему очередной чемодан?
— Алла Анатольевна? — Широким жестом мужчина отодвигает меня вместе с дверью к стенке, изучающий взгляд устремляется вглубь квартиры, а я даже не сопротивляюсь. Привыкла.
Он проходит в коридор, и тот наполняется жутким запахом рыбы. Оглядывается. Ставит чемодан на пол. Хмурится при виде Алика, который тоже с чемоданом, и Женьки в трусах и с пастой во рту.
— Меня не предупредили, что здесь общежитие, — вслух высказывает свои мысли.
— Позвольте, — я зажмуриваюсь и давлю на виски указательными пальцами.
— Во-первых, а если я не Алла Анатольевна? — открываю глаза, и уже сама невозмутимость. Брезгливо оглядываю с ног до головы незваного гостя. Тот изрядно помятый. Будто ехал в багажнике автомобиля, и чемодан сверху.
— Во-вторых — какое еще общежитие? — терпение иссякает, так как мужик пялится круглыми глазами, ничего не понимая, хотя единственная, кто тут действительно ничего не понимает — я.
— И в-третьих — ты кто, вообще, такой наглый? — перехожу на ты и открыто хамлю, ибо достали.
— Ах, да. — Мои слова отрезвляют. Мужчина из серьёзного дуба превращается в пушистую ель. Смущённо подкручивает рыжие усы. — Забыл представиться, я от Джульетты Петровны.
«Никак Ромео!» — чуть не выплевываю я.
— Роман Карпович Напорчик.
И я давлюсь слюной, так как мужик протягивает мне потную руку, предварительно вытерев ее о штанину, и смущенно кивает головой в стороны, в знак приветствия всем присутствующим. Ну точно, прорицательница!
«А последнее, это фамилия или признак личности?» — я одними пальцами пожимаю мокрую ладонь, но не произношу мысли вслух.
Замечаю, как у Алика сводит скулы. Он едва сдерживает смех и отворачивается к шкафу. Женька опирается плечом о дверь ванной и чистит зубы... двумя щетками, с интересом наблюдая за развивающейся сценой и капая пастой на пол.
— Простите. Но мы не договаривались на семью, — пытаюсь возразить я, чтобы выпутаться из нелепой ситуации.
— У меня нет семьи. Я только ищу. — Мужчина резко вскидывает голову, вместе с которой, как желе, всколыхивается его живот.
— Ок, — я поднимаю руки кверху и начинаю шумно выдыхать спертый в груди воздух. — А я причём? У меня уже есть два. Третий муж, спасибо, не нужен.
— Джульетта Петровна — мой агент по недвижимости. — Напорчик смотрит на меня, как на умалишённую. Алик открыто ржёт, устроившись на чемодане, Женя внимательно слушает, взбив пасту в пену и покрыв ей подбородок, нос и пол. — Она меня и направила к вам. Правда, не предупредила, что я буду жить не один, но ничего. Так даже веселее. — Он вдруг улыбается. И от его желтозубого оскала становится страшно. Если он находит эту ситуацию забавной, то стопроцентный извращенец.
Значит, Джульетта всего лишь агент.
Вот же дура! Совсем забыла, что сегодня у нас должна была состояться встреча!
Я хлопаю себя ладонью по лбу.
— Джульетта Петровна, к сожалению, прийти не смогла — занятой человек. А я, так как с прежней квартиры выгнали, вот, прямиком на новое место.
Честность — хорошо. «Выгнали» — плохо...
Я чешу нос под прикрытием ладони, и пытаюсь сообразить, что предпринять, но все полезные мысли разбегаются, как тараканы, и в мозгу плавает одна медуза.
— Ну, вы мне подходите. — Ромео же опускает чемодан на пол, еще раз оглядывается по сторонам и потирает руки. Похоже, его нисколько не волнует, подходит ли он мне. Вернее, — он полностью уверен, что подходит.
— А будущие соседи, простите, кто? — вновь вытерев руку о штанину, он протягивает её Алику. Тот делает вид, что не замечает, внимательно рассматривая вешалку.
— Они не соседи. Они — э — мужья. — Следует говорить серьёзно. Чтобы не выглядело глупо. — Будущий и... настоящий.
При этих словах Женька ухмыляется и приседает в реверансе. Под его ногами белая лужа. Но сейчас мне не до него. Надо разобраться с напористым яйцеголовым.
— Двадцать тысяч в месяц. — Напорчик нисколько не смущается от полного игнора со стороны Алика и от моего странного заявления, опять вытирает руку, но уже о рубашку, убирает в карман, достаёт оттуда кожаный кошелёк и переходит в наступление. Видимо, на моем лице ясно написано, что сейчас я пошлю его далеко и навсегда, поэтому он отсчитывает нужную сумму и протягивает мне. — Вы, вроде, так с Джульеттой договаривались?
На самом деле, с Джульеттой мы не договаривались никак. Планировалось, что разговор будет вестись сегодня. Но двадцать тысяч! Это огромная сумма за одну комнату и двух соседей, учитывая, что моя зарплата — пятнадцать.
Алик внезапно икает, Женька давится пастой.
Думать нечего.
— Замётано, — соглашаюсь я. Каких-то месяца три перетерплю.
Перевожу победный взгляд на двух своих фонарей. Они тускнеют, как во мраке тучи. Алику уже не смешно. Женя съел всю пасту. Кстати, с них тоже надо будет плату возыметь.