Глава 5. Армагеддон и спасение.
Рон и Лаванда мчались сквозь чащу Запретного Леса, спотыкаясь о корни и хватая ртом влажный, колючий воздух. За спиной еще долго мерцало тревожное сияние грибной поляны, словно невидимый укор за украденную Музу. Сердце Рона колотилось не столько от бега, сколько от ужаса перед возможной Картофельной Местью и чувства глубокой несправедливости.
— Клянусь! — выдохнул он, едва переводя дух. — Я больше никогда в жизни не съем ничего подозрительнее жареной картошки! Никаких грибов! Никаких паучьих лапок! Ничего зеленого и шевелящегося!
— А я… — прислонилась к дереву Лаванда, — …я теперь, кажется, боюсь плетеных корзинок. И поэзии. Особенно грибной. Это был не просто поэт, Рон! Это был… романтический террорист!
— Кто бы мог подумать?! — простонал Рон. — Что корзина для пикника станет яблоком раздора в любовной драме между человеком и… грибом! Всё, надо выбираться отсюда, пока…
Его слова оборвал низкий, раскатистый рык, доносящийся из самых глубин кустов перед ними. Не рык голода, а рык… недовольства? Или предупреждения? Он был настолько глубоким, что заставил вибрировать кости.
Они замерли, вцепившись друг в друга. Из-за завесы колючего папоротника выступило огромное существо. Размером с пони, но сложенное как танк, покрытое спутанной, косматой шерстью цвета грозовой тучи и запекшейся земли. Глаза, светящиеся ярко-желтым, как два маленьких, но невероятно злых фонарика, уставились на них. Существо оскалилось, обнажив ряд зубов, достойных акромантула. Его хвост, похожий на дубину, облепленную грязью, медленно и тяжело застучал по земле.
— Это… — прошептала Лаванда, завороженно глядя на монстра, — …это собака? Надо же, какая лохматая!
— Или медведь, который очень, ОЧЕНЬ хочет, чтобы его приняли за собаку, — прошипел Рон, инстинктивно пятясь назад, подталкивая Лаванду за собой. — И выглядит она… недовольной. Нам бы тихо… медленно…
Существо внезапно двинулось. Но не на них. Оно совершило мощный прыжок – прямо к тому месту, где Рон в панике швырнул корзину после бегства с поляны Боримира. Громадная пасть сомкнулась на плетеной ручке с хрустом, напоминающим ломающиеся кости.
— ЭЙ! — заорал Рон, забыв про страх. — ЭТО МОЯ ЕДА! ОСТАВЬ! ТАМ ОСТАТКИ МАМИНЫХ ПИРОЖКОВ! И… И ПУСТАЯ БУМАГА! НО ВСЁ РАВНО ОСТАВЬ!
Но «собака» уже разворачивалась. Она метнула на них один презрительный взгляд своими фонарями-глазами и рванула прочь в чащу, неся корзину в пасти с таким видом, будто это был Священный Грааль, а не емкость для объедков.
— ОНА УНОСИТ НАШ ПИКНИК! — воскликнула Лаванда, не столько с ужасом, сколько с каким-то спортивным азартом. — И МОЙ ОРАНЖЕВЫЙ ЦВЕТОЧЕК! ОН ЖЕ МОГ УКУСИТЬ КОГО-НИБУДЬ!
— НЕТ-О-О-О!!! — завопил Рон, и в этом вопле слились отчаяние, ярость и священный ужас перед гневом миссис Уизли, узнавшей бы о потере корзины. Он, забыв про Картофельную Месть, грибов и возможных медведей, бросился в погоню. — ВЕРНИСЬ, МЕХОВОЕ ЧУДОВИЩЕ! ЭТО СЕМЕЙНАЯ РЕЛИКВИЯ!
Лаванда, подхватив подол мантии, помчалась следом:
— Подожди меня! Может, она просто хочет поиграть? В «Апорт»?
Так началась самая странная, изматывающая и абсолютно сюрреалистическая погоня в анналах Хогвартса. Они носились через колючие заросли, где Армагеддон ,имя пришло само собой, проламывала туннели, а они лишь следовали за ними, царапаясь и спотыкаясь. Через зловонное болото, где огромные пузыри лопались с противным чавканьем, а Рон, провалившись по колено в жижу, чуть не оставил там ботинок. Через поляну, где носились какие-то огромные желтые существа, похожие на помесь курицы, летучей мыши и недовольного индюка – они громко квохтали и швырялись перьями размером с лопату.
Армагеддон, казалось, не знала усталости. Она неслась вперед с грацией танка и выносливостью паровоза, лишь изредка бросая на пыхтящих преследователей взгляд, полный презрительного превосходства.
— Как… как её зовут?! — кричала Лаванда, едва поспевая. — Надо же как-то её звать!
— Не… знаю! — выдыхал Рон, чувствуя, как горят легкие. — Давай… придумаем… что-то… устрашающее!
— Как насчёт… Армагеддон?! — предложила Лаванда, перепрыгивая через корень.
— ИДЕАЛЬНО! — прохрипел Рон. — Армагеддон, верни корзину, проклятая ты тварь!
Наконец, когда Рон уже готов был свалиться замертво, а Лаванда мечтала о диване, погоня закончилась. Они вывалились на опушку, где стоял странный, древний круг из огромных, покрытых мхом и рунами камней. Внутри круга горели факелы, бросая трепещущие тени на группу гоблинов. Но не Квака, Хлюпа и Грымзы! Эти были другими – выше, стройнее, одетыми в потрепанные, но явно ритуальные хитоны из грубой ткани. Их лица были раскрашены узорами из грязи и пепла, а взгляды – полны мрачной торжественности.
Армагеддон гордо вступила в круг, положила корзину с глухим стуком точно в центр на плоский камень-алтарь, и издала серию громовых, победных лаев, сотрясавших воздух. Это звучало как объявление о прибытии короля… или, по крайней мере, о доставке важного груза.
— Что… что она делает? — прошептал Рон, придерживаясь за дерево на опушке, чтобы не упасть. — Это… алтарь? Она принесла корзину в жертву?
— Похоже на какой-то… древний ритуал, — прошептала Лаванда, ее глаза загорелись интересом. — Ой, смотри, какие у них костюмы! Значит… мы не просто потеряли еду? Мы… нарушили священный обряд Запретного Леса? Устроили кощунство плетеной корзиной?
Один из гоблинов, самый высокий, с посохом, увенчанным черепом какой-то мелкой твари, повернулся к ним. Его голос звучал гулко, как из пустой бочки:
— Вы… принесли ДАР! Дары для Богов Пищи и Случайных Перекусов!
— Мы? — хором ахнули Рон и Лаванда.
— Армагеддон, Священный Пес-Вестник, доставила его! — торжественно произнес второй гоблин, указывая посохом на корзину. — Это Знак! Явный Знак!
— Какой… знак? — осторожно спросил Рон, чувствуя, как по спине ползут мурашки.
— Знак того, что ВЫ… — гоблин протянул костлявый палец в их сторону, — …будете участвовать в ВЕЛИКОМ КУЛИНАРНОМ РИТУАЛЕ УМИЛОСТИВЛЕНИЯ!
Рон сжал кулаки. Голод, усталость и потеря корзины взяли верх над страхом.
— Если это ритуал… — начал он хрипло, — …и если в конце этого ритуала мне ДАДУТ ПОЕСТЬ… то я согласен! Хоть на что! Только верните мне корзину! Или хотя бы пирожки! Или крошки от них!
— Но! — быстро добавила Лаванда, — …но если это связано с пением, танцами, грибами, пауками или чтением стихов – я сразу отказываюсь! У меня аллергия на рифмы после Боримира!
Главный гоблин важно кивнул, его раскрашенное лицо не дрогнуло:
— Чтобы вернуть утраченное и уйти с миром от Камней Голода, вы должны исполнить ДВА СВЯЩЕННЫХ ДЕЙСТВА!
— Каких? — в один голос спросили Рон и Лаванда.
— Первое: Исполнить ТАНЕЦ РАДОСТИ ПОД СОЛНЦЕМ или хотя бы под факелами! Второе: Восславить в ПЕСНЕ ВЕЛИЧИЕ СЫРА ВО ВСЕХ ЕГО ПРОЯВЛЕНИЯХ!
Тишина повисла тяжелее камней круга. Даже Армагеддон перестала пыхтеть и уставилась на них.
— …Песню? О сыре? — переспросил Рон, моргая. Он был уверен, что ослышался. Сыр? СЕРЬЕЗНО?
— Только так вы сможете уйти отсюда целыми и невредимыми, — подтвердил гоблин, и в его голосе прозвучала ледяная угроза. — Иначе… Армагеддон, Священный Пес-Вестник, получит приказ… СЛЕДИТЬ ЗА ВАМИ. Всю вашу оставшуюся жизнь. И во сне, и наяву. И особенно во время еды.
Рон медленно повернулся к Лаванде. Лаванда медленно повернулась к Армагеддону, которая облизнулась, сверкнув зубами. В ее желтых глазах читалось: "Попробуйте только отказаться. Мне охота поохотиться"
— Ну что, — сглотнул Рон, чувствуя, как его ноги уже ноют в предчувствии унижения. — Танцуешь?
— Нет, — честно призналась Лаванда. — У меня две левые ноги и чувство ритма спящей улитки. Зато… — она сделала глубокий вдох, — …зато я могу ПЕТЬ! Как соловей! Ну, или как очень громкая сова.
— Значит, — вздохнул Рон, смиряясь с судьбой, — я буду танцевать. Хотя каждая клеточка моего тела, и особенно мои ноги, кричат против этого. Главное – не сыр. Главное – выжить. И вернуть корзину. Ну, или хотя бы не быть съеденным Армагеддоном. Начинай.
Он принял неустойчивую позу, готовясь к самому позорному танцу в своей жизни, а Лаванда закатила глаза к факелам, ища вдохновения для Оды Сыру.