Влюбленная

Лукреция лежала, уставившись в полумрак потолка, а в груди бушевал ураган противоречий. То, что произошло между ними, казалось волшебным, почти нереальным. Но не давала покоя мысль — а вдруг это была лишь слабость момента? Приступ чувства, который развеется с первыми лучами утра. Что, если он снова отдалится, вновь станет холодным? А если все его слова... окажутся просто красивой ложью?

Вчера она вернулась, за вещами. Но в глубине души она надеялась услышать что-то другое. Надеялась, что он остановит её. И он это сделал. Он сказал именно то, что она так долго хотела услышать. Но почему же тогда внутри не стало легче?

Наверное, потому что до этого он всё-таки ранил её. И эти раны не исчезают по первому его прикосновению.

Сейчас она лежала в его объятиях — обнажённая, как и он. Его рука покоилась на её талии, тёплая, тяжелая, словно якорь, удерживающий её здесь. Она повернула голову, чтобы взглянуть на него. Он спал. Его лицо, обычно напряжённое, сейчас казалось умиротворённым, почти беззащитным. В нём не было ни контроля, ни ярости — только покой.

Такой, что ей вдруг захотелось коснуться его. Провести пальцами по скуле, по линии подбородка, по волосам. Как будто, если она сделает это, всё встанет на свои места. Но её рука так и осталась лежать на простыне — между желанием и страхом.

Брат всё ещё оставался в отеле. И хотя он держался стойко, Лукреция понимала — долго он там не протянет. Прятать его будет сложно, но он утверждал, что справится сам.

— Мне важно, чтобы ты была счастлива, Лу, — сказал он, провожая её к выходу. — Хотя, если хочешь знать, я с удовольствием прикончу этого ублюдка, если он снова заставит тебя плакать.

Она улыбнулась тогда, сквозь слёзы, а он добавил:

— Я вижу, как ты на него смотришь. Ты заслуживаешь любви, как никто другой. Даже если он ведёт себя, как последний кусок дерьма.

Сон не приходил. Мысли крутились в голове, сплетаясь в хаотичный, нервный водоворот. С одной стороны — брат, с другой — муж, и теперь, возможно, даже отец.

Из дома всё ещё не поступало никаких новостей, но Лукреция знала: гнев отца не заставит себя ждать. Она не имела права самостоятельно принимать решение и увозить Алехандро. В глазах семьи это была дерзость, за которую могли пострадать все — даже Романо.

Но оставить брата там она тоже не могла. Никогда бы себе не простила. Между ними была особая связь, выстроенная ещё в детстве. В те времена, когда единственным убежищем от ярости и страха были объятия друг друга.

Хотя Алехандро был старше всего на пару лет, он часто нуждался в её поддержке не меньше. Когда отец впервые заставил его убить, он не мог долго оправиться — замкнулся, молчал, а по ночам её простыни были мокрыми от его слёз. Теперь он вырос, окреп, казался равнодушным и жестким — временами даже вёл себя как настоящий ублюдок, но Лукреция знала: внутри него всё ещё шла борьба.

Она не боялась отца в буквальном смысле — Дон Моретти не посмеет убить единственного наследника. Да, он может избить, унизить, выбить дурь... но не убить. Страх Лукреции был в другом.

Она боялась, что чувства Алехандро к Элизе приведут их обоих в тупик. Это влечение могло стать началом конца. И если всё пойдёт по самому худшему сценарию — Лукреции придётся сделать невозможный выбор. Между братом... и Романо.

Она осторожно освободилась из его объятий и встала с кровати. На полу заметила его рубашку — подняла и натянула на себя, вдыхая знакомый аромат. В нём, как и в самом Романо, чувствовалась прохлада, строгость, некая сдержанная сила, которая почему-то казалась ей родной.

Бросив взгляд на комнату, она подошла к его рабочему столу. Всё было аккуратно, без лишних деталей: ноутбук, элегантная ручка и несколько листов бумаги, аккуратно сложенных в стопку.

Лукреция опустилась в его кресло. Оно оказалось удивительно удобным — глубоким, мягким, словно созданным под него. Она немного потянулась, потом покрутилась на стуле, и именно в этот момент её взгляд упал на выдвижные ящики.

Один из них поддался легко. Внутри — ничего особенного: какие-то документы, пара скрепок. Но вот второй ящик не открывался.

Интересно, что там? — мелькнуло у неё в голове. Она не считала себя чересчур любопытной... но осознавала, насколько мало знает о собственном муже.

В груди засело ощущение: за холодным фасадом Романо скрыто куда больше, чем он готов показать. И, возможно, одна из тайн находилась прямо перед ней — за запертым ящиком его стола.

Она провела пальцами по краю запертого ящика, будто пыталась почувствовать его настроение. Он не поддавался. Ни дернуть, ни приподнять — всё бесполезно. Было в этом что-то вызывающе личное, будто ящик сам шептал: не твоё дело.

Но Лукреция не отступила.

Чёрт. Где же он может быть? Её взгляд скользнул к кровати, где всё так же спокойно спал Романо. Затем — к прикроватной тумбе. Возможно, он хранил ключ там?

Лукреция задумалась. Поиск мог показаться навязчивым... и если он узнает, что она рылась в его вещах, всё может закончиться не в её пользу.

Она вздохнула и, на этот раз, отступила. Слишком рано. Ещё будет возможность. Лучше наблюдать, запомнить, уловить момент — возможно, позже она увидит, как он сам открывает ящик.

Секреты любят тишину. А она умела ждать.

В конце концов, она вернулась в постель, всё ещё в его рубашке — снимать её не хотелось. В этом запахе, в тепле ткани, пропитанной его присутствием, было что-то успокаивающее.

Осторожно прижалась к нему, ловя каждый его выдох, каждое движение во сне. Закрыла глаза, позволив себе ненадолго забыть обо всём.

Скоро должен был наступить рассвет, и Лукреция знала — как только Романо проснётся, в их мире снова появятся маски, сдержанность и расстояние. А пока... пока можно быть просто рядом. Быть в его объятиях. И сделать вид, что всё не так сложно.

Но утро началось совсем иначе. Лукреция почувствовала лёгкое движение у своих ног — чьи-то пальцы неспешно скользили по её коже, очерчивая линию от щиколотки до бедра. Прикосновения были ленивыми, изучающими... почти игривыми. А затем — влажное тепло, заставившее её вздрогнуть. Она дёрнулась, но так и не открыла глаза, затаив дыхание, словно надеялась, что это всего лишь сон.

Но следом у самого уха раздался мягкий, бархатный голос, насыщенный соблазном:

— Тебе идёт моя рубашка.

Лукреция распахнула глаза. Взгляд упёрся в Романо — он нависал над ней, с полуулыбкой хищника, готового к броску. В его глазах горел тот самый огонь, от которого у неё перехватывало дыхание.

Она не успела ничего сказать — Романо уже наклонился и поцеловал её. Не спеша, но требовательно, будто хотел напомнить ей, кому она принадлежит. Его руки скользнули под рубашку, поглаживая тёплую кожу, заставляя её тело откликаться с предательской лёгкостью.

— Утро с тобой — лучшее, что могло случиться, — прошептал он, прерывая поцелуй, а затем провёл губами по её шее, вниз, к ключицам, не спеша распахивая рубашку, будто это была обёртка от самого ценного подарка.

Лукреция застонала тихо, выгибаясь ему навстречу. Он будто читал её желания с точностью до вздоха, до дрожи в пальцах. Когда он прижался к ней всем телом, она уже забыла, как вообще могла сомневаться в своих чувствах.

Романо вошёл в неё медленно, с той самой одержимой жаждой, что копилась в нём днями. Он двигался в ней, удерживая её бёдра, словно боялся отпустить, словно хотел раствориться в ней полностью. Их стоны переплетались с утренней тишиной, а солнечные лучи, пробившиеся сквозь занавески, играли на их слиянии, будто сам день благословлял этот момент.

Когда всё стихло, он не отпустил её — наоборот, прижал к себе крепче, проводя пальцами по её спине с неожиданной нежностью.

— Я хочу позавтракать с тобой, — тихо произнёс он, чуть отстранившись, а затем встал с постели.

Лукреция приподнялась, натянув простыню на грудь. Её щёки мгновенно вспыхнули, когда взгляд скользнул по обнажённому телу Романо, свободно и уверенно двигающемуся по комнате. Он подошёл к шкафу, достал рубашку и начал одеваться с той же точностью, с какой планирует свои действия. Боксеры, брюки, ремень, галстук — каждое движение отточено, словно ритуал.

— Кажется, слишком официально для простого завтрака, тебе не кажется? — наконец подала голос Лукреция, с лёгкой насмешкой в тоне.

Он обернулся, и уголок его губ дёрнулся в улыбке.

— Я всегда так одеваюсь, малышка. И... я не говорил, что завтрак будет дома, — подмигнул он, а затем потянулся к верхней полке шкафа, достал оружие и ножи, ловко и привычно распихивая их по телу.

Лукреция наблюдала молча, удивлённо подняв брови. Она не знала, что он хранит арсенал прямо над головой — но, кажется, это был тот самый Романо, который контролировал ситуацию.

— Давай, Лукреция, у тебя есть десять минут, — бросил он через плечо, проверяя лезвие ножа, прежде чем спрятать его в скрытую кобуру на лодыжке. — Не заставляй меня ждать, я и так сдерживаюсь, чтобы не затащить тебя обратно в постель.

Лукреция только покачала головой и медленно вылезла с кровати, всё ещё в его рубашке, и направилась к своей комнате. Минуты три она просто стояла перед вешалками, раздумывая, что надеть. Хотелось выглядеть безупречно. Хотелось поразить. И напомнить ему, что она не просто "малышка", которую можно очаровать одной ухмылкой.

Она примерила несколько нарядов, не спеша, наслаждаясь процессом. Платье слишком откровенное, брюки — слишком повседневные. Лишь спустя некоторое время она выбрала изысканное, но элегантное платье пастельного оттенка, идеально подчёркивающее её силуэт. Макияж — минимальный, но выразительный. Волосы были уложены в лёгкие локоны, а её движения перед зеркалом были плавными, почти медитативными. Она понимала, что это не просто "готовность" — это момент, когда каждый взгляд Романо должен быть приковывающим.

Наконец закончив, она посмотрела на время прошло больше сорока минут. И надев туфли, проверила себя в зеркале, вздохнув с удовлетворением. Никаких суетных движений, всё — идеально.

Когда она вышла, Романо стоял у двери и его молчаливый взгляд пробежал по ней с головы до ног. Лукреция ощущала его одобрение, но всё равно оставалась спокойной.

— Придётся отменить завтрак. Потому что я передумал. Я хочу тебя. Прямо здесь.

— Придётся потерпеть, — ответила она с невинностью и прошествовала мимо.

Он засмеялся, качая головой, и открыл перед ней дверь.

В лифте, стоя рядом, его тело было почти неуловимо близко. Лукреция чувствовала напряжение в воздухе, её пальцы дрожали, но лицо оставалось непоколебимым.

— Куда мы едем? — спросила она, когда машина тронулась.

— В одно место, где готовят лучший кофе в городе. Не волнуйся, завтрак будет роскошным.

Лукреция взглянула на него с лёгким подозрением, но ничего не сказала. Внутри только закралось ощущение, что это утро будет далеко не обычным.

Когда машина остановилась у входа в кафе, Лукреция заметила, что это место было настолько элегантным, что казалось, оно не из этого мира. Огромные витражи, лёгкий туман утренней росы, через которые проникал солнечный свет, создавая в интерьере атмосферу сказки. Все вокруг было роскошно и одновременно сдержано, как будто каждый элемент был выбран с безупречным вкусом.

Романо открыл ей дверь машины, протянул руку, и она взяла её, ощущая лёгкую дрожь от прикосновения. Он придержал её, помогая выйти, и, не спеша, повёл к входу.

— Приятного аппетита, — сказал он с улыбкой, как истинный джентльмен, когда она села за стол. Он аккуратно отодвинул её стул, словно она была хрупким произведением искусства. Затем, сам сел напротив неё.

Стол был накрыт по высшему разряду: свежие круассаны, разнообразные сыры, оливки, нежные омлеты, фрукты, ягоды, горы кофе и свежевыжатых соков. Всё это было как роскошный калейдоскоп, который так и манил к себе.

Романо первым налил ей чашку кофе, не спеша, его движения были уверены и сдержаны. Он поднёс чашку к её губам с таким выражением, как будто это был не просто жест, а какой-то ритуал.

— Знаешь, я всегда ценил такие утренние завтраки, — его голос был глубоким, наполненным спокойствием. — Время от времени важно просто остановиться и насладиться моментом.

Лукреция посмотрела на него, словно пытаясь найти что-то большее за его внешней сдержанностью. Она подняла чашку и попробовала кофе. Он был совершенен, как и всё вокруг.

— Похоже, ты хорошо выбираешь, где проводить утро, — сказала она, но её внутреннее беспокойство не улеглось. Значит, он завтракал без неё, в одиночестве, в те дни, когда она думала, что он просто отправляется на работу.

Кажется, он заметил её колебания. С лёгким наклоном головы он спросил:

— Что-то не так?

Она отложила чашку и посмотрела на него, а затем на обильный завтрак, расставленный на столе.

— Видишь ли, ты наслаждался этим временем, пока я оставалась в доме, утопая в тишине, — её голос был тихим, почти равнодушным, когда она взяла вилку и аккуратно проткнула омлет.

Его взгляд был прикован к ней, как будто он пытался понять, что скрывается за её словами.

— Лукреция, я... — он остановился, не зная, как выразить себя. Он лишь потянулся к её руке, едва касаясь её пальцев.

Лукреция почувствовала лёгкое напряжение в его жесте, но не отстранилась. Его пальцы коснулись её кожи, и, казалось, время замедлилось. В его взгляде была тишина, как в самом начале их отношений — без слов, но с тяжёлым смыслом, который они оба пытались понять.

— Ты не должен объяснять мне, Романо, — сказала она, её голос был всё таким же тихим, но теперь в нём прозвучала тень усталости. — Я просто... не могу понять, почему мы так часто остаёмся в этом бесконечном круге молчания.

Романо отклонился от стола, его глаза потемнели от неудовлетворённости, а затем он сдержанно заговорил:

— Просто иногда трудно найти правильные слова для того, что ощущаешь внутри.

Его слова не убедили её, но она не стала спорить. Вместо этого она вернулась к своему омлету, чувствуя, как её эмоции перемешиваются с горечью.

— Возможно, тебе действительно стоит этому научиться, — сказала она, слегка улыбнувшись, но её улыбка была холодной.

Романо молчал. Весь этот завтрак, который должен был быть моментом их близости, теперь казался всего лишь ещё одной иллюзией.

Он снова протянул руку, но на этот раз его жест был мягким, почти неуловимым. Лукреция взглянула на его ладонь, которая, казалось, ждала её отклика, но она не протянула свою. Он заметил это и слегка сжал губы, его голос стал чуть тише.

— Ты права. Я научусь, но мне нужно время, Лукреция. Я не идеален. И давно для себя решил, что не позволю чувствам управлять мной. Но сейчас, когда ты рядом, я готов рискнуть.

Лукреция молчала, ее взгляд не отрывался от его руки, которая всё еще оставалась на расстоянии. Чувство напряжения витало в воздухе, но она не знала, что ответить. Внутри неё столкнулись два противоположных желания — желание довериться, но и страх, что она снова окажется уязвимой.

Она взяла чашку с кофе, сделала глоток, но его вкус уже не приносил ей прежнего удовольствия. Поставив чашку на стол, она наконец встретилась с его взглядом.

— Я бы хотела в это верить, но... — она не успела закончить, как оглушительный звонок телефона нарушил тишину. Романо быстро поднял трубку, и по выражению его лица стало ясно — новости были далеко не радостными.

Через мгновение пришло сообщение на её телефон. Она быстро посмотрела, и слова от Флавии буквально заставили её сердце замереть: "Отец узнал, он в бешенстве, Лу. Я впервые видела его таким. Он ищет тебя и Алехандро."

Сердце Лукреции заколотилось в бешеном ритме. Она не ожидала, что всё может обернуться таким образом. Роман резко вскочил, его стул рухнул назад, и его глаза прикрылись, а челюсти напряглись.

— Я сам решу это, — его голос звучал решительно, но напряженно. Он сбросил трубку и повернулся к ней. — Твой отец хочет расторгнуть брак.