Влюбленная

Музыка — это её убежище, её маленькая вселенная, где не было боли, обязательств и холодных взглядов. В ней не существовало границ — только она, мелодия и ритм, растворяющий реальность до лёгкой дымки. Лукреция всегда чувствовала себя чужой в этом мире — слишком сильной для того, чтобы быть хрупкой, и слишком чувствительной, чтобы быть безразличной. Но в музыке она позволяла себе быть уязвимой.

Каждая нота отзывалась в ней, будто трогала что-то глубоко спрятанное — воспоминания, мечты, страхи. Каждый раз, когда её пальцы касались клавиш или голос рождал мелодию — она становилась другой. Чистой. Настоящей. В музыке Лукреция не пряталась, она раскрывалась.

Она не просто любила музыку — она была влюблена. Беззаветно, до дрожи в пальцах, до мурашек по коже. И в этом чувстве было всё, что ей никогда не удавалось сказать вслух.

Когда мир становился слишком шумным, когда всё внутри сжималось от усталости и недосказанности — Лукреция просто садилась за рояль. Иногда в полумраке, босая, с распущенными волосами, позволяла пальцам скользить по клавишам, как по памяти. И тогда всё вокруг замирало. Даже боль. Даже прошлое и настоящее.

Музыка говорила за неё. В ней звучали её мольбы, гнев, тоска и нежность. Она не умела говорить о чувствах, слишком долго училась быть сильной, закрытой, недоступной. Но музыка знала, как прикасаться к самым тонким её граням. Она вынимала из Лукреции всё — как будто каждый аккорд снимал слой за слоем её броню, оставляя только живое сердце.

И именно в такие моменты, настоящая Лукреция была ближе, чем когда-либо. Не та, что носит маску аристократки, не дочь мафиози, не сестра, не жена. Просто девушка, которая хочет быть понятой. Услышанной. Полюбленной не за фамилию или внешность, а за то, кем она становится, когда поёт.

Потому что в музыке она наконец позволяла себе быть собой и в этом была её настоящая, непобедимая сила.

Она снова сидела за фортепиано, позволяя пальцам скользить по клавишам, будто пытаясь нащупать ответы в музыке. Утром они с Романо впервые сыграли вместе — спонтанно, почти случайно, но в этих звуках было больше близости, чем в их редких разговорах. Лукреция была поражена: откуда он знал эти аккорды? Откуда в нём — том, кто всегда молчал о себе, — вдруг взялась такая чувственность в мелодии?

Ирония заключалась в том, что, будучи его женой, она до сих пор оставалась чужой в этом доме. Она не знала, с кем он работает, кого впускает в свой круг, кто его друзья, кто враги.

Романо по-прежнему оставался загадкой. Муж, с которым она жила, и которого почти не знала. Холодный, отстранённый, временами грубый... но порой в нём проскальзывала едва заметная нежность — во взгляде, в жесте, в тоне. И каждый раз это ломало её изнутри сильнее, чем равнодушие. Потому что давало надежду.

Он никогда не прикасался к ней так, как могла бы мечтать женщина о прикосновении мужа. И речь шла не только о сексе - она просто хотела быть желанной. Хотела чувствовать, что он смотрит на неё и видит больше, чем роль, чем фамилию. Что она — не просто союз, не просто имя стоящее рядом с его.

Тяжело вздохнув, Лукреция направилась на кухню. Пространство, залитое мягким светом, казалось единственным местом в этом доме, где можно было хоть немного выдохнуть. Она заварила себе ягодный чай — не потому что любила сладкие напитки, но иногда даже ей хотелось чего-то непривычного. Как напоминание, что разнообразие всё ещё возможно... хоть и только в чашке.

В жизни же — его не было.

Женщина мафии, как ей с детства вбивали, — это хранительница очага, тихая тень за спиной мужчины. Особенно если твой муж — капо. Забудь про прогулки по магазинам, спонтанные встречи с подругами или просто возможность быть самой собой. Всё должно быть выверено, скрыто, защищено.

Тишину кухни пронзил резкий, настойчивый звонок. Лукреция вздрогнула, выныривая из собственных мыслей, и машинально поставила кружку на стол. Остатки горячего чая плеснулись о край. Она медленно вытерла руки о кухонное полотенце, немного дрожащими пальцами сжала телефон. На экране мигал входящий вызов — Алехандро.

— Лу... — тихий голос Алехандро прозвучал в трубке.

Сердце болезненно сжалось в груди.

— Алехандро? Что-то случилось? — её голос дрогнул. — Где ты? Я приеду.

— Нет, со мной всё в порядке, — сквозь зубы ответил он, но даже через телефон она слышала ложь.

Лукреция стиснула трубку крепче и начала нервно ходить по комнате.

— Нет, ты мне врёшь! Скажи, где ты!

В трубке повисла пауза, и на мгновение показалось, что он всё же скажет правду. Но вместо этого Алехандро тихо вздохнул и произнёс:

— Лу... береги себя.

Лукреция почувствовала, как по спине пробежал холод.

— Братец! — вскрикнула она, но в следующую секунду связь оборвалась.

Всё внутри скрутило в тугой ком. Она побежала в спальню и дрожащими пальцами наспех натянула тёмные, удобные брюки и футболку, даже не осознавая своих движений — всё происходило машинально, будто тело действовало отдельно от разума. Паника уже подбиралась к горлу, но девушка старалась сдержать её, прикусывая губу до боли.

Телефон снова оказался в её руке, пальцы судорожно набрали номер отца. Без ответа. Второй раз. Третий. Его глухое молчание било по нервам сильнее любого крика. Она выругалась сквозь зубы и тут же набрала Флавию.

— Где отец?! — выдохнула она, едва линия соединилась. — С Алехандро что-то случилось!

На том конце повисла тревожная, затянутая пауза.

— Лу... — голос сестры звучал сдержанно, почти умоляюще, но Лукреции больше не хватало терпения.

— Говори, чёрт побери!

— Он запер его в подвале, — призналась Флавия тихо. — Как в тот раз...

Сердце Лукреции словно сорвалось с высоты и ударилось о грудную клетку. Слова эхом разнеслись в голове: «Как в тот раз...» Тот самый подвал. Сырость. Тьма. Задыхающийся крик. Окровавленные запястья.

Она не стала дослушивать. Телефон выпал на пол, а сама она метнулась к двери, в голове — только одна мысль: спасти брата.

Но едва её пальцы прикоснулись к ручке двери, как из тени выступил Фернандо, перекрыв ей путь.

— Куда ты? — его голос был жёстким, но в глазах читалась тревога.

— В свой дом! Или Романо мне запрещает даже туда ступать? — огрызнулась она, яростно глядя на охранника.

Фернандо молчал. Он не мог остановить её, но и отпускать одну не хотел.

— Нет, но... — он сжал челюсть, а затем вздохнул. — Я поеду с вами.

Лукреция не стала спорить. Время шло, и её брат оставался в темноте, в заточении, в ловушке, которую для него создал собственный отец.

Она весь путь теребила край своей футболки, словно это могло хоть как-то удержать её от безумия. Сердце грохотало так сильно, что, казалось, вот-вот вырвется наружу. Машина едва притормозила у родительского дома, как Лукреция рывком распахнула дверь и, не дожидаясь Фернандо, почти выпрыгнула на улицу.

Ноги несли её по знакомому, но теперь чужому дому. Она почти летела по коридорам, не замечая лиц, голосов, криков — всё звучало приглушённо, будто сквозь стекло. Мать звала её, сёстры пытались остановить, но она слышала только собственное дыхание и имя, стучащее в голове: Алехандро... Алехандро...

Добежав до подвала, она резко дёрнула за ручку двери, но та не поддалась. Застыла, пытаясь сдержать дрожь, потом дёрнула ещё раз, яростнее, отчаяннее — всё напрасно.

— Где ключ?! — закричала она, оборачиваясь сначала к матери, затем к сестре.

Флавия сглотнула и тихо ответила:

— Отец забрал с собой...

Лукреция почувствовала, как внутри всё закипает. Грудь сжало, в глазах заплясали искры злости и страха. Но прежде чем она успела сорваться, вперед шагнул Фернандо.

— Отойди, — бросил он коротко, уверенно.

Она подчинилась и шагнула в сторону.

Фернандо занял её место и резко, с хрустом ударил плечом в дверь. Первый раз. Второй. На третий — раздался глухой треск, металл прогнулся, и дверь со скрипом распахнулась, ударившись о стену.

Изнутри пахло сыростью, пылью и чем-то ещё — тем, что сразу окутывает лёгкие, будто утаскивая в прошлое. Тьма затаилась внутри, глотая свет с коридора. Лукреция замерла на мгновение, затем медленно шагнула вперёд, задержав дыхание.

Алехандро лежал на холодном бетонном полу, его лицо было в синяках и ссадинах, губы разбиты, а кровь запеклась на коже. Он тяжело дышал, едва открывая глаза. Лукреция сорвалась с места и опустилась рядом с ним, аккуратно убирая с его лба липкие пряди волос. Её пальцы дрожали, но голос оставался твёрдым.

— Воды, — резко приказала она, не отрывая взгляда от брата.

Флавия тут же кинулась прочь и через мгновение вернулась, держа в руках бутылку. Лукреция осторожно приподняла голову Алехандро и положила себе на колени, затем поднесла воду к его губам.

— Братец, выпей, — её голос дрогнул, но она заставила себя говорить спокойно.

Алехандро слабо попытался качнуть головой.

— Лу... тебе нельзя здесь быть, — прохрипел он, с трудом сглатывая воду.

Лукреция прижала губы, сдерживая слезы, и продолжала аккуратно поить брата. Его рука слабо сжала её запястье, будто пытаясь остановить, но у него не хватило сил.

— Тише, не говори, — прошептала она, скользя пальцами по его холодной щеке. — Я здесь.

— Ты... не должна, — с трудом выдавил он, задыхаясь от боли.

— Чёрт возьми, Алехандро! — воскликнула она, стиснув зубы. — Ты мне брат, ты — моя семья! Как я могла не приехать?

Флавия тихонько всхлипнула, стоя рядом. Фернандо тем временем осматривал помещение, его взгляд был мрачным.

— Мы должны его вытащить отсюда, — наконец сказал он, выпрямляясь.

Лукреция кивнула.

— Флавия, собери всё необходимое — воду, лекарства, вещи, — приказала она, не заботясь о том, что её голос звучал жёстко.

Флавия поспешно выбежала из подвала, а Лукреция снова посмотрела на брата.

— Мы уезжаем, — твёрдо сказала она. — Ты больше не останешься здесь.

— Отец... — Алехандро судорожно вздохнул, пытаясь подняться, но Лукреция удержала его.

— Отец не смеет тебя так калечить, — её голос стал ледяным. — Ты мой брат, и я никому не позволю с тобой так обращаться.

Фернандо подошел и не говоря ни слова, аккуратно, но уверенно поднял Алехандро, подхватив его под руки. Тот был полубессознателен, словно сломанная кукла в его крепких руках.

— Поехали, пока никто не успел нас засечь, — бросил Фернандо через плечо, уже направляясь к выходу.

Лукреция последовала за ним, не оборачиваясь. Сердце билось в бешеном ритме. Она знала, что после этого пути назад не будет. Отец никогда не простит ей дерзости. Но если он думал, что она опустит голову и примет его жестокость — он её не знал.

Мать всё так же стояла в конце коридора, словно вкопанная. Ни одного движения, ни слова — только выцветший взгляд, наполненный усталостью и пустотой. Она не сделала ничего, чтобы спасти сына. Но и не остановила дочь. Словно внутри неё уже не осталось ни силы, ни воли.

Наверху было тихо. Младших, похоже, она увела, приказав им не спускаться. Только Флавия металась из комнаты в комнату, собирая вещи по списку, который Лукреция приказала собрать пару минут назад.

На мгновение в её голове запульсировала тревога. Не страх перед отцом. Нет. Она знала, что с ним сможет справиться.

Страх вызывал другой человек. Романо.

Он был чёток и категоричен в своём запрете. И теперь, когда она переступила через него — через его правила, его слово — последствия могли быть опаснее, чем она готова была себе признать.

Когда они вышли к машине, прохладный вечерниц воздух словно вернул Лукрецию к реальности. Фернандо задержался у задней двери, его взгляд был цепким, внимательным — он изучал её, оценивая не только ситуацию, но и её решимость.

— Ты понимаешь, что я не могу отвезти тебя домой... с ним, — сказал он тихо, но в голосе прозвучал металлический оттенок.

Лукреция сжала губы, опустив глаза. На секунду прикрыла веки, как будто это могло остановить бурю внутри неё.

— Знаю, — выдохнула она. — Но и оставить его я не могу. Не в этом доме.

Фернандо кивнул коротко, без слов, но в этом кивке читалось больше, чем в любом одобрении. Он видел, что она уже сделала свой выбор, и уважал его — даже если понимал, к чему он может привести.

Он открыл заднюю дверь и аккуратно усадил Алехандро внутрь. Тот почти не держался на ногах, веки слипались, а тело было будто налито свинцом. Лукреция быстро подошла к Флавии, та уже стояла с сумкой в руках, глаза полные тревоги.

— Там вода, перекись, бинты... я положила то, что ты просила, — прошептала она.

Лукреция кивнула, взяла сумку и молча положила её в багажник, как будто каждое движение было отточено до автоматизма.

— Вези нас в отель, — решительно сказала она.

Фернандо какое-то время молчал, будто обдумывал её слова, а затем кивнул и сел за руль.

Лукреция устало провела рукой по лицу, глядя на брата, который слабо улыбался, несмотря на своё состояние. Она расплатилась за номер картой, что дал ей Романо, прекрасно осознавая последствия. Он заметит. Он всегда всё замечал. И как только увидит списание — появится. Возможно, с вопросами, а возможно, с гневом. Но сейчас она не могла об этом думать. Сейчас был только Алехандро.

Фернандо молча помог уложить брата на кровать, а затем без слов вышел из номера, давая им пространство. Он знал, что этот разговор будет не для чужих ушей.

Лукреция осторожно принялась обрабатывать раны. Каждое движение — максимально мягкое, будто она пыталась стереть не только кровь и ссадины, но и саму боль. Переодела его в чистую одежду, поправила подушку, и только тогда позволила себе сесть рядом. Алехандро наблюдал за ней — тихо, почти с благодарностью.

— Что ты натворил на этот раз? — наконец спросила она, её голос был тихим, но в нём чувствовалось напряжение.

— Расторг помолвку, — усмехнулся он, но тут же поморщился, когда Лукреция коснулась его рассечённого плеча.

Она застыла, сжав в руках бинт.

— Зачем? — спросила она, затаив дыхание.

Алехандро посмотрел на неё, его взгляд был решительным.

— Потому что хочу другую Карделло, — произнёс он, а затем чуть улыбнулся. — Ты это знаешь.

Лукреция закрыла глаза, тяжело выдыхая. Конечно, она знала. И знала, к чему это приведёт.

— Ты безумец, Алехандро, — её голос дрожал, но не от страха, а от подавленного гнева. — Элиза только недавно вернулась в родной дом, и ты хочешь, чтобы она стала твоей? Тебе не позволят.

Она встала, нервно заходив по комнате. В груди всё сжималось от предчувствия беды.

— Элиза слишком ценна для их семьи, чтобы отдавать её тебе. Ты сам понимаешь, что идёшь против их воли, — она резко обернулась к нему. — Тебя уже едва не убили за помолвку с Габриэлой. Думаешь, если ты заявишь, что хочешь Элизу, они поступят с тобой иначе?

Алехандро только улыбнулся, но его улыбка была усталой.

— Ты слишком переживаешь, Лу, — он посмотрел на неё, всё ещё лёжа на подушке, его голос был хриплым от боли. — Я не могу думать иначе. Она нужна мне.

Лукреция покачала головой, не веря своим ушам.

— Вы виделись всего пару раз! — воскликнула она, всплеснув руками. — Что ты несёшь?

— Я знаю, что люблю её, — ответил он спокойно, но в его голосе было что-то стальное, что заставило её замереть.

Лукреция глубоко вздохнула, подходя ближе.

— Алехандро, послушай меня, — она присела на край кровати и взяла его за руку. — Ты не можешь делать то, что тебе хочется, не задумываясь о последствиях. Отец уже чуть не убил тебя сегодня. Что ты думаешь, сделают Карделло, если узнают о твоих намерениях?

— Мне всё равно, — он пожал плечами, но тут же зашипел от боли.

— Тебе должно быть не всё равно! — Лукреция сжала его ладонь крепче. — Они не прощают ошибок, ты это знаешь.

Алехандро посмотрел на неё с улыбкой, в которой сквозило что-то опасное.

— Знаешь, Лу, ты всегда была слишком разумной для нашей семьи. Но иногда стоит рискнуть.

Лукреция закрыла глаза, подавляя желание закричать. Она знала, что спорить с ним сейчас бессмысленно. Её брат был упрям, а ещё — безрассуден. И этот его взгляд говорил ей одно — он уже сделал свой выбор.

— Лукреция! — прогремел разъярённый голос Романо, заставляя её вздрогнуть.

Дверь в номер с силой распахнулась, и он вошёл, его тёмные глаза сверкали гневом, а грудь тяжело вздымалась. Он был зол — по-настоящему.

— Какого чёрта ты творишь? — прорычал он, резко сокращая расстояние между ними.

Алехандро тут же дёрнулся вперёд, несмотря на боль, заслоняя сестру собой.

— Не смей так с ней разговаривать, Романо, — его голос был хриплым, но полным угрозы.

Романо скользнул по нему презрительным взглядом.

— Уйди с дороги, я сам разберусь.

— Она моя сестра, — упрямо бросил Алехандро, выпрямляясь.

— И моя жена, — холодно отрезал Романо.

Градус напряжения в комнате зашкаливал, они перекрикивали друг друга, как два разъярённых зверя, готовых вцепиться в глотку.

Лукреция зажмурилась, пытаясь взять себя в руки, а затем резко встала между ними.

— Хватит! — её голос прозвучал твёрдо, почти властно.

Она мягко, но уверенно усадила брата обратно на кровать, погладила его по плечу, давая понять, что справится. Затем повернулась к Романо и, не говоря ни слова, схватила его за руку и потянула к балкону, пока он всё ещё сверлил Алехандро гневным взглядом. Дверь за ними захлопнулась, отрезав их от напряжённой атмосферы в комнате.

— Ты совсем с ума сошла? — прорычал Романо, отстраняясь от её хватки. Его глаза метали молнии, дыхание вырывалось с хрипом, а голос был на грани — ещё немного, и он взорвётся. — Ты ослушалась прямого приказа, притащила его в отель, оплатила номер моей картой... Моими грёбаными деньгами, Лукреция!

— У меня не было другого выхода, — её голос звучал твёрдо, но внутри всё дрожало. — Я не могла бросить его умирать, Романо. Он мой брат. Он лежал в подвале, избитый до полусмерти. Как животное. Ты хочешь, чтобы я просто отвернулась?

Скулы Романо ходили под кожей, пальцы сжались в кулак, побелев от напряжения.

— Ты хоть понимаешь, в какое дерьмо ты меня втянула?! — сорвался он. — Алехандро — не просто твой брат. Он мой враг. Чёрт подери, я запретил тебе его даже упоминать, а ты не просто нарушила запрет — ты сделала это демонстративно!

Лукреция почувствовала, как в груди закипает злость.

— Может, он и твой враг, — процедила она сквозь зубы, — но для меня он — родная кровь. И я не позволю никому, даже тебе, решать, кого мне любить, а кого вычеркивать из жизни.

Романо резко схватил её за подбородок, заставляя взглянуть в глаза.

— А ты не забыла, кто твоя семья теперь? — его голос стал тише, опасно спокойным. — Или мне напомнить, чья ты жена?

Лукреция не отвела взгляда. Даже когда его пальцы больно сжимали её кожу. Даже когда сердце билось в горле.

— Если бы ты действительно считал меня своей женой... — сказала она медленно, чётко, словно разрезая воздух каждым словом, — ты бы давно уже показал это. Не приказами. А действиями.

Романо замер. На миг в его взгляде что-то дрогнуло. Что-то тонкое и уязвимое, что он не позволял себе показывать. Но это мгновение исчезло так же быстро, как и возникло.

Он резко отступил назад.

— Я не могу доверять женщине, которая выбирает не мужа, а брата, которая действует за моей спиной, втягивает в это моего солдата, и делает всё, чтобы подорвать мой авторитет, — ярость в его голосе сливалась с разочарованием. — Оставайся здесь, Лукреция. Сколько хочешь. Но больше не появляйся у меня на глазах.

Он развернулся и ушёл, не обернувшись. Просто закрыл за собой дверь и оставил её в гулкой, оглушающей тишине.

Лукреция медленно подошла к перилам, сжала их до побелевших костяшек... и сломалась. Беззвучно, но яростно. Слёзы стекали по щекам, капали вниз, как будто вместе с ними падало всё то, что она когда-то пыталась удержать — любовь, надежда, вера в то, что он может стать её домом.

Её ставили перед выбором, перед невозможным выбором — брат или муж. Но Лукреция не могла выбрать, потому что любила их обоих. Она вытерла слёзы ладонями, чувствуя, как боль расползается по груди. Глубоко вдохнув, она знала, что ей нужно время, чтобы всё обдумать, чтобы найти ответ, который не разрушит её изнутри.

Вернувшись в номер, она застала Алехандро сидящим на постели, его взгляд был живым, как всегда.

— Лу! - резко встав воскликнул он

Она не успела ни подумать, ни сдержаться. В следующее мгновение Лукреция бросилась к нему и крепко обняла, словно пытаясь удержать хоть что-то в этом разрушающемся мире. Слёзы снова хлынули, горячие, безудержные, пропитывая ткань его рубашки.

— Тише, сестрёнка... — прошептал Алехандро, обнимая её в ответ и проводя ладонью по спутанным волосам. — Он не стоит твоих слёз. Как, наверное... и я не стою.

В его голосе звучало больше горечи, чем гнева. Но Лукреция только крепче сжала его, будто хотела доказать обратное.