Запретная поэзия

Снова попадать в лазарет Авен не хотел, но Сара, наплевав на протесты, буквально волоком потащила его. Подхватила с одной стороны, а с другой помог Эрос, что было весьма неожиданно и даже приятно. Быть может, он действительно не так уж и плох.

— Мы почти пришли. Скоро станет теплее.

Уица несла следом толпа незнакомых людей, кто-то сразу побежал за его старшим братом, оставшимся в Академии на период каникул. Большинство студентов с праздника шустро разбежались по своим покоям, в одночасье протрезвев. Ни у кого не осталось желания веселиться. Эрос вежливо разворачивал желающих помочь, чтобы Авен не успевал посылать их куда подальше, и те направлялись к не приходящему в себя, но дышащему Уицу — на берегу кто-то знающий сделал ему искусственное дыхание и помог избавиться от излишков ледяной воды в организме.

Авен кутался в пиджак Сары, который она без раздумий сняла и повязала на его плечи, а Эрос накинул сверху плед, найденный ещё в пещере.

— Сомнительный из меня джентльмен.

— Молчи и не трать силы на разговоры. Однажды ты меня уже укрывал от холода, так что считай один-один.

— Жаль, любовь не может согреть в материальном смысле, — вздохнул Эрос. — Вы вдвоём смогли бы призвать лето.

Сара мелко дрожала, но отнюдь не от холода. Она с трудом переваривала ту мысль, что проклятое озеро едва не протянуло свои жадные лапы к самому дорогому, что у неё есть и что появилось совсем недавно.

В лазарете клевала носом оставшаяся на праздники медсестра, которую разбудила громко ударившаяся о стену дверь, заставив бедную чуть не рухнуть вместе со стулом. Настольная лампа светила совсем тускло и экономно, скорее «ради приличия», чтобы было видно: в лазарете медицинский персонал не смыкает глаз. Почти.

Авена сразу усадили на жёсткий деревянный стул. Возражать он не стал, лишь задумчиво рассматривал подаренный Сарой оберег. А смог бы он выбраться, если бы не эта нитка?

Эрос сделал пару хлопков по плечу и спокойно, непривычно серьёзно сказал:

— Ты настоящий везунчик. Не каждый может вот так ловко сбежать из самой пасти смерти, но тебе удалось найти путеводный свет.

Свет? Лучше бы тепло! И побольше.

Пока медсестра рысцой бросилась к Уицу, определённо больше нуждающемуся в помощи, Сара без разрешения подкинула полено в печь и осмотрелась в поисках чего-нибудь ещё, чем можно согреть замёрзшего. И самой бы согреться, потому что она уже не чувствовала ни пальцев, ни собственного носа.

Авен следил за ней глазами и невольно улыбался, испытывая странное смешанное чувство: с одной стороны, ему было стыдно, что женщина так старается для него, ведь это мужская роль — заботиться и защищать, но, с другой, это была любовь, которую он никогда и ни от кого не получал ранее, и она обволакивала, мягко обнимала, тёплым шерстяным шарфом обхватывала шею.

Уица унесли в соседнюю комнату, куда попадали пациенты в особо тяжёлом состоянии, и именно там хлопотала девушка в белом халате, бегая туда-сюда, то вытаскивая что-то из шкафов, то возвращаясь к рабочему столу за какими-то инструментами. Она выглядела чуть старше студентов, совсем неопытная, поддавшаяся всеобщей суете и панике.

Сара по-хозяйски села в её кресло и откинулась на спинку, прикрыв глаза. Тревога, придававшая сил, потихоньку отступала, и теперь уже можно было позволить себе расслабиться. Всё это время ей было холодно, но ещё сильнее она ощущала, насколько продрог Авен. Их связь — нечто большее, чем магия; нечто выходящее далеко за общепринятые рамки.

К слову, говоря о колдовстве, накажут ли её за проведённый кровавый ритуал? Как минимум, Шалтиэль, что совсем скоро прибежит проведать брата, заинтересуется этим, как только узнает обо всей ситуации.

Авен всегда был где-то рядом со смертью. Его окружали мертвецы: он видел их боковым зрением, слышал завывания и скулёж, видел их вокруг других обладателей силы, всегда чувствовал ледяное дыхание на затылке. Но никогда не думал о том, что происходит с такими, как он. Куда они попадают? Как ощущается смерть? Как нескончаемая вязкая Бездна? Так же, как ледяное озеро, покрытое льдом? Наверное, нет, потому что умершие, которым не о чем жалеть, не чувствуют боли. Они спокойно переступают границу и существуют по ту сторону, пока не найдут в себе силы вновь переродиться. Но точно ли ему было бы не о чем жалеть?

Больше всего Сара боялась, что Авен не сдержит данное обещание. Что оставит её одну в этом огромном мире, а ей придётся снова приспосабливаться, меняться, мерить маски, не чувствовать человеческого тепла, которого у неё никогда раньше не было. Словно всю жизнь прожить в тёмной комнате, где существует лишь одна мерцающая лампа, а потом в один момент обрести окно и увидеть всю ту красоту, что находится за ним: цветы, солнечный свет, шумные базары и музыку.

Она перевела взгляд на Авена и изобразила подобие улыбки, заметив, что он стал меньше трястись. Даже волосы начали потихоньку подсыхать.

— Я провожу тебя в комнату, можешь не пытаться пререкаться. И проведу там ночь. Уиц, даже если и придёт в себя в ближайшее время, к себе точно сегодня не вернётся. А за тобой нужно приглядеть.

— Ты устала.

— Отдохну в обнимку с его псинкой. Попробую уговорить Джаю не ревновать.

Медсестра снова вышла из соседней комнаты, наконец без спешки. Поняла, что ничьей жизни ничего не угрожает, и это непременно принесло облегчение, ведь если бы один из студентов умер в её смену, она бы точно, как минимум, лишилась работы в Академии. На её груди была закреплена брошь-жетон с именем: Лесли Стейн. Она посмотрела на Авена и покачала головой:

— Арахияне когда-нибудь перестанут быть постояльцами лазарета?

Не став тратить время на причитания, жестом пригласила Авена за шторку для осмотра. И хотя ему хотелось как можно скорее уйти, а не раздеваться и крутиться перед мисс Стейн, деваться некуда: ей необходимо убедиться в том, что экстренная помощь не требуется. Воды он наглотался прилично, язык и губы посинели от холода, а на руке, что держала Уица, обнаружилось несколько пустяковых царапин, совсем ничего серьёзного. Если в скором времени не начнётся воспаление лёгких.

Закончив осмотр, уже успевшая проснуться медсестра начала шутить:

— Поразительно легко отделался. На зимних каникулах поддерживаешь здоровье купанием в проруби?

— Горячая амиранская кровь греет изнутри.

Он попытался усмехнуться, не зная, что на самом деле ответить. То, что он вообще сейчас стоит здесь и может что-то рассказать, вообще иначе как чудом назвать нельзя. Не говорить же ему про каранишскую нитку на руке — не в лазарете с этим разбираться.

— Вы дружны с Уицем? Почему ты бросился его спасать?

Авен и сам не знал. Ради какого-то идиота чуть не лишился жизни, нырнул в проклятую ледяную воду. А ведь они даже не друзья. Просто соседи по комнате, причём поддерживающие не самые терпимые отношения, но он прыгнул за ним. А потому лишь неопределённо повёл плечами:

— Просто не могу пройти мимо того, кого могу спасти, наверное. Он ведь не виноват, даже если переборщил с какими-то веществами.

Может быть, дело в тех мальчишках, с которыми Авен провёл своё детство. На улице вы либо вместе против мира, либо тебя одного он просто задавит. А потому там все старались помогать друг другу, не раздумывая. Пожалуй, именно этим аристократы отличаются от простолюдинов: у них нет необходимости тянуть, помимо себя, ещё и друзей; от этого не зависит их выживание, знатные могут позволить себе намного больше подлостей.

Медсестра некоторое время обдумывала что-то, а затем осторожно спросила:

— Значит, на вечеринке было что-то, изменяющее сознание?

— Был алкоголь. Наверное, что-то ещё. Я не в курсе, потому что ничем подобным не балуюсь, но у Уица были стеклянные глаза. Он абсолютно не осознавал, что делает, даже не реагировал на слова. Но вряд ли хотел покончить с собой.

— Я выясню, принимал ли он что-то. Эрос, тебя я попрошу остаться.

Он вопросительно выгнул бровь и показал на себя пальцем. Что ж, это было очевидно: Эрос почти не скрываясь торговал вином, а значит мог и обладать какой-то полезной информацией. Только навряд ли захочет ей делиться даже с протоколистами.

Медсестра дала Авену микстуру и горстку орехов, что хранила в своём собственном ящике. Мисс Стейн оказалась милой и понимающей, несмотря на то что большинство врачей обычно представляют из себя чёрствых сухарей.

— Это для поднятия настроения. Зайди ко мне завтра вечером провериться, если будешь нормально себя чувствовать. Можешь идти. Сара, ты тоже задержись.

Она не стала спрашивать, откуда всем вокруг известны их имена. Очевидно, рядовых знатных отпрысков могут и не знать, но вот дети, относящиеся к правящим династиям, никогда без внимания не остаются.

Стоило Авену открыть дверь, как в лазарет вошёл мистер Шалтиэль, с которым они буквально столкнулись плечами, едва не застряв в проходе из-за габаритов второго. Однако возмущаться никто не стал, было не до приличий.

— Вы двое, выдавайте начистую, что происходило на вашем сборище. От начала и до конца, — не терпящим возражений голосом отчеканил Шон.

Сара бегло переглянулась с Эросом. Им обоим хотелось в горячий душ и мягкую кроватку, но из-под пытливого взгляда профессора было некуда деться. Они изложили всё последовательно, охотно отвечая на уточняющие вопросы. Даже Эрос не пытался юлить, выпендриваться или что-либо утаивать. На этот раз он действительно желал помочь, а потому смело заявил: на вечеринке присутствовали волчьи коготки. Правда, кто именно их распространял, он вспомнить не смог.

— Как ты можешь не помнить, кто мог угощать вас ягодами? Понимаешь, что будет, если ты покрываешь?..

— Да не знаю я! Честно говорю, не помню! Девушка какая-то! — уже срывался на истерику Эрос. Он устал, замёрз и хотел спать, а не участвовать в допросах. Да если бы он только знал, что всё закончится вот так, в жизни бы не сунулся на праздник!

Сару и не пытались расспрашивать по поводу коготков, Шалтиэль точно знал: уж она таким не интересуется, не тот человек. Однако она и сама задумалась: что это была за девушка? В её памяти совершенно точно был некий женский образ, притом очень подозрительный, но ничего не складывалось в единую картину. Словно кто-то стёр из воспоминаний эту информацию.

— Довольно с вас. Свободны. Приглядите за своим другом, раз уж он не пожелал остаться под присмотром мисс Стейн.

Сара сходила с ума по лекарственным препаратам. Медицина ей казалась магией без колдовства. Алхимические и фармацевтические книги привлекали даже больше любовных романов. В Сушумне она выращивала множество трав, некоторые из которых даже относились к запрещённым.

Ей не приходилось использовать их ни на ком, хотя на самом деле и не хотелось. Ей куда больше нравился сам процесс ухода за растениями и приготовления лекарств, а не лечение людей. Вопреки своему интересу, она бы вряд ли стала хорошим врачом, потому что просто не смогла бы быть столь внимательной к человеческому организму, и многое бы упускала из виду.

Больше всего Сара любила сиропы от кашля. Они всегда приятно пахли, были сладковатыми на вкус. Что уж греха таить, иногда и без причины пробовала ложечку-другую, не в силах устоять перед соблазном.

— Я слышала, что ты хочешь остаться в комнате с Авеном, — тихо сказала медсестра, заставив затаить дыхание. — Не смыкай глаз всю ночь. Если его будет трясти во сне или бросать в жар, сразу беги ко мне, не тяни.

Выдохнув, что её не ждёт лекция о целомудрии, Сара покинула лазарет и очень быстро разминулась с Эросом. Нервный и измотанный, он попрощался быстро и рвано, что было совсем на него не похоже.

Тихо приоткрыв скрипучую незапертую дверь, Сара скользнула внутрь и провернула ключ в замке. Мысленно напомнила самой себе, что надо заняться их защитным зачарованием, и прошла дальше. Взглядом выцепила нетронутую микстуру на прикроватной тумбочке, едва не запнулась о лающую собачонку Уица. Из ванной слышался шум воды, а значит было время сварить кофе и покормить собак.

Говоря о собаках, можно ведь ещё и сбегать за Джаей! Не проводить ведь ей ночь в тоскливом одиночестве.

Авен медленно разминал окоченевшую шею, прочёсывал пальцами спутанные волосы, в которых даже находил какие-то «озёрные подарки», и вдыхал пары горячей воды. В этот момент он плевать хотел и на наставления о том, что согреваться нужно постепенно, и на экономию тепла. Если есть возможность принять горячий душ, её нужно использовать. Тело постепенно расслаблялось, возвращало себе подвижность, а кожа теперь была не синей, а наоборот покрасневшей.

В комнате его поджидал манящий аромат кофе и три собаки, оккупировавшие кровать Уица. Самым удивительным было то, что Джая вылизывала Дрянь! Казалось, это настоящий неугомонный комок зла, но на самом деле, может быть, ей просто не хватало искренней ласки? Ох уж эти женщины, чьё угодно сердце растопят и сколь угодно дикий нрав усмирят!

Сара, стоящая над горелкой с туркой в руках, обернулась через плечо и широко улыбнулась:

— Мне показалось, что после столь насыщенного вечера сна у тебя не будет ни в одном глазу, и решила, что кофе не повредит. Ада говорит, он у меня самый вкусный.

Авен не сдержал ответной улыбки, потуже затягивая пояс на штанах:

— Правду говорит. Что вы рассказали Шалтиэлю?

Сара задумалась, вспоминая разговор и разливая кофе по чашкам.

— Что сначала все в пещере веселились, потом мы собрались в круг для страшилок, несколько человек рассказали свои истории, а затем...

— Подожди, несколько человек?

— Да. А что не так?

— История была всего одна. Её рассказала блондинка, Рейчел Пасеби.

Сара похлопала глазами, не веря своим ушам:

— Но я не помню никакой Рейчел.

— Как не помнишь?! Именно после её истории Уиц... Она была там!

— Спокойнее, Авен. Я тебе верю.

Вот так просто? Хотя сама помнит совершенно другое?

— Она рассказала историю, в финале которой героя забрал дух...

— А в реальной жизни роль этого героя занял Уиц?

— Да. Как ты можешь этого не помнить?

Сара села за столик и, нахмурившись, потёрла подбородок. Наконец настало время действительно подумать и прокрутить в голове все события последних часов.

— Напрашивается единственный ответ. Мои воспоминания кто-то изменил. И не только мои. Эрос на допросе сказал, что некая девушка распространяла волчьи коготки, но никак не мог вспомнить, кто именно это был. И даже Шалтиэль не смог заставить его изменить показания. Кто-то здорово покопался в наших головах.

Авен взял чашку с обжигающим напитком и замолчал. Горьковатый вкус коснулся языка, приводя в чувство и заставляя вновь вернуться к тёмному ледяному кошмару без начала и конца.

— Почему тогда я помню её?

Сара без колебаний ответила:

— Ты был в воде. А у озера особая энергетика. Возможно, оно укрыло тебя от воздействия заклинания, которое заставило остальных забыть эту Рейчел. Значит, Уиц тоже должен её помнить. И даже больше. Он точно сможет рассказать, что с ним происходило вечером.

— Если его не уберут раньше.

— Думаю, Шалтиэль за этим проследит. Сейчас Уиц находится в максимальной безопасности, которую может обеспечить Академия. Хотя я с тобой согласна, этот тенок и сам вызывает подозрения. Но сейчас пострадал его родной брат...

В воспоминаниях Авена всплыла та ночь, когда они увидели «раздвоение» Гора. Тогда их с Уицем впервые потянуло на разговор и небольшое откровение.

— Уиц говорил, они не слишком близки.

— Даже если Шон и хочет его убить, мы бессильны и помешать ему не сможем. Поэтому, прошу тебя, пей кофе и не думай. Завтра здесь воцарится настоящий ад. Господин Эхнатон всё так просто не оставит и точно примчится обратно в ближайшие дни.

— Да... Наверное, ему не стоило возвращаться в Арахиян на праздник. Этот учебный год какой-то слишком неспокойный.

— Если послушать старшекурсников, то можно сделать вывод, что здесь всегда происходит какая-то дичь.

— Но не каждый год кого-то убивают.

— Здесь уже умирали студенты.

Бессмысленно отрицать. Просто проживать всё на своей шкуре куда сложнее, чем просто слушать страшилки.

А ещё Сара хотела встречи с матерью. Им точно было о чём поговорить. С начала обучения их отношения стали настолько холодными, насколько только возможно: теперь они были просто студентка и преподавательница, не более. Никаких разговоров, просьб, даже выговоров — для всего этого был наставник. Однако теперь тем для беседы накопилось предостаточно: семья Чаула, происходящее в этих стенах, замужество.

Авен бросил ленивый взгляд на собак и сказал:

— Надеюсь, Уиц не заболеет и не помрёт от чихания кровью.

— Кровью обычно кашляют.

— Да какая разница! Он, конечно, заноза и петух, но на самом деле не злой. Тупой, но неплохой парень. Не заслуживает смерти.

— Я думаю, всё будет в порядке. Ты ведь его спас, он не захлебнулся. А значит, жить будет. Уже на учёбу со всеми нами ходить будет, вот увидишь.

Повисла тишина. Настроения болтать о ерунде не было, а от мыслей о липкой тьме и смерти хотелось отмыться. Они оба устали. Авен допил кофе, оставив чашку на столе — утром отдаст горничной, — и молча лёг в кровать, уперевшись спиной в стену. Холодная простынь приятно ощущалась кожей, а мокрые волосы точно предстоит перемывать.

Сара осталась сидеть за столом и тихо спросила:

— Как ты выбрался?

Свежие порезы на её ладонях заныли. Она даже не обратила на них внимание, пока была в лазарете, но теперь стоило бы перебинтовать.

— Слышал, куда мне плыть. Тебя слышал.

— Я ничего не говорила.

— Но представляла?

— Представляла... Я люблю тебя. И обнажила свою душу, свою кровь в проклятом месте. Это опасно, но я не жалею. Рада, что ты цел.

На тумбочке напоминала о себе склянка с микстурой.

— Но, чтобы быть ещё целее, ты должен выпить лекарство!

Авен рассмеялся:

— Ты говорила, что не будешь сидеть возле моей кровати с ложечкой, если я искупаюсь!

— Говорила, говорила... А ты сказал, что буду. Так вот, ты знаешь меня лучше, чем я саму себя. Но всё-таки не заставляй меня поить тебя с ложечки, не немощный.

— Сил нет.

— Была бы тут Ада, она бы дала тебе животворящий пинок.

— Но, к моему счастью, её тут нет. Только ты. И меня это бесконечно радует. Она бы, во-первых, первая подняла шум и панику, а во-вторых, действительно бы лечила меня древним воинским методом «жить захочешь — выздоровеешь».

Сара рассмеялась и, найдя в кухонном ящике ложку, присела на корточки возле кровати.

— Тебя так лечила мама?

— Да я почти никогда не болел. Хотя иногда хотелось. Она душила меня своей любовью, но на самом деле я её совсем не чувствовал. Она будто бы хотела быть матерью показательно, а не для меня.

— Я, будучи маленькой, часто хотела заболеть. Желательно смертельно, чтобы меня полюбили, а потом плакали и сожалели о том, как относились ко мне. Теперь я понимаю, что даже если бы так случилось, никто бы горевать не стал. Помимо меня предостаточно наследников, притом подостойнее. Я характером не вышла. Наверное, из-за него меня и списали со счетов. Мать ведь совсем со мной не общается.

— А ты бы хотела?

— Скорее нет, чем да. Обычно я не получаю от неё ничего, кроме критики. Бесспорно, полезной и помогающей мне стать лучше... Думаю, то, что мы поддерживаем учебные отношения, — наилучший вариант. Она просто не тот тип людей, которым дано стать хорошими родителями.

Авен проглотил ложку микстуры и подвинулся ещё ближе к стене, насколько только было возможно.

— Ложись рядом.

Сара похлопала ресницами:

— Зачем?

— Согревать меня любовью будешь, — усмехнулся он в ответ.

— Тебя уже согрела горячая вода!

— А ты ещё не грела. Ну-у-у, Сара, не будь жестокой к измученному больному, не отказывай.

Сама мысль лечь в постель с мужчиной казалась ей какой-то совсем неправильной, неприличной, но раньше она так смотрела на все взаимодействия с противоположным полом. А Авен дал понять, что не всё крутится вокруг интимных отношений. Необязательно все жизненные ситуации привязывать к ним. Может быть, и в том, чтобы спать под одним одеялом, тоже может не быть ничего зазорного?

Заметив её замешательство, он покачал головой и сразу сказал:

— Забудь. Я просто шучу. Если не хочешь...

— Нет, я хочу.

Сара и сама удивилась тому, что сказала. Никак от себя не ожидала.

— Только приму душ. Мне тоже хочется смыть с себя сегодняшнюю ночь.