Штиль

Как вы - лично вы - планируете выйти из лабиринта страданий?

3 июля.
Утро началось не с просыпания, а с выхода из какой-то черно-серой комы, в которую все провалились ещё вечером, так и не почувствовав сна. Лагерь жил, как будто по растрескавшемуся сценарию — дежурные вопли кураторов, строевые построения, переклички — но для них это уже было как будто где-то за стеклом.
Лес сегодня был влажный, земля покрылась тонкой пленкой сырости, от которой даже дыхание казалось тяжёлым. Ветки скапливались в клубки, как сети, и Луис, шепнув Лоу пару слов, первым двинулся прочь от лагерной суеты туда, где даже камеры не всегда фиксировали движение. Лоу шла рядом, остальным только жестом кивнув — за ними.

Тропа казалась длиннее обычного. Молчание между ними тянулось, пока они шли, разомкнувшись по привычке на полшага друг от друга. Несса шла последней.
Луис остановился только тогда, когда лагерь остался настолько далеко, что даже его электрические фонари не просвечивали сквозь кроны. Здесь было как в другой реальности — без запаха цивилизации, без шума, без людей.

— Становитесь ближе, — Лоу сорвалось резко, почти агрессивно.
Они сгрудились пятером, каждый избегая смотреть в глаза друг другу, как будто даже на таком расстоянии рисковали быть услышанными. Несса стояла чуть сбоку, руки засунуты в карманы, взгляд будто смотрел сквозь всех.

Лоу выдохнула шумно, тряхнула волосами, и голос её прозвучал сухо, ободранно, без сантиментов:

— Мы начинаем себя палить. — Она оглядела их, как строгий тренер перед провальным матчем. — А нам вообще нельзя. Поняли? Ни капли. Мы как мишень сейчас, и каждый косяк может стать последним. Пожалуйста... ведите себя, как раньше. Ржать, прикалываться, устраивать дебильные шуточки, троллить друг друга, как делали всегда. Слишком спокойными быть тоже нельзя, это бросается в глаза. Нужно быть максимально как до всего этого. Поняли?

Тишина сдавила воздух.

Карл сжал зубы, Лоу даже краем глаза увидела, как у него дёрнулась щека. Луис опёрся о дерево, смотрел в землю. Эл стояла чуть поодаль, обнимая себя за локти, будто даже её обычно ледяное спокойствие трескалось под этим напряжением. Несса — та же улыбка, механическая, выверенная. Глаза не улыбались. Луис заметил это сразу. Слишком туго натянутые мышцы губ, слишком пустой взгляд. Он хотел бы сказать, что это бросается в глаза, но не стал.

Он просто выдержал паузу и, не дожидаясь реплик, бросил глухо:

— Мы берём флешку.

Все как будто ожили от этих слов. Лоу даже мотнула головой в сторону Луиса, ожидая, что он продолжит.

— С личными делами подростков. — Луис говорил ровно, чуть глуше обычного, без привычной насмешки. — Это даёт нам хренову горсть козырей. Если на нас начнут давить — а они начнут — у нас будет рычаг. А может... и кое-что большее.

Карл сжал кулаки, Несса резко вскинула голову:

— Это тупо. — Голос её сорвался, и на секунду Лоу показалось, что эта острота — как раньше. Но нет, это была не острота, это было истощение, злоба вперемешку с отчаянием. — Луис, мы не крысы, чтобы лезть в это дерьмо.

Карл вспыхнул, как фитиль:

— А ты думаешь, что мы тут делаем, а? На каникулах, Несса? Может, маршмеллоу у костра пожарим? Скарлетт хотела нас слить, ты забыла? Или твоя башка уже ничего не соображает?

— Заткнись, Карл, — бросила Лоу сквозь зубы.

Тишина накрыла их снова, и Луис резко врезал по дереву ладонью, звук прошёлся эхом по стволам.

— Успокоились оба, — холодно сказал он. — Мы сделаем это в течение двух дней. Либо сейчас, либо никогда. Время не на нас играет.

Эл молчала всё это время, но в какой-то момент просто подошла ближе и кинула Нессе конфету из своих запасов. Она вообще не была о том, чтобы вставать на чью-то сторону — просто, наверное, хотела, чтобы она перестала так вживаться в эту свою мёртвую улыбку.

— Съешь. У тебя глаза как у мертвеца.

Это прозвучало обыденно, даже чуть насмешливо. Но Несса не засмеялась, не огрызнулась. Просто тихо взяла конфету и спрятала в карман.

И именно это отчуждённое, бессловесное принятие выбило Карла сильнее, чем любые её колкости.

Лоу в этот момент чувствовала, как у неё руки трясутся от ярости. Но ей приходилось держать этот расползающийся по швам состав на месте.

— Все ясно? — сухо спросила она. — План набросаем вечером. Сейчас расходимся и делаем вид, что мы те же кретины, какими и были. Улыбаемся, ржём, дерёмся за последние сигареты.

Луис молча кивнул. Эл тоже. Карл сплюнул в траву. Несса ничего не сказала. Она просто отвернулась.

Когда все пошли обратно, Луис задержался на пару шагов, глядя Нессе в спину. Он видел, как она поправляет волосы, как будто приводит себя в порядок для публики. И он видел этот глухой взгляд.

— Она горит, Лоу, — тихо бросил он, догоняя её. — А мы не видим.

Лоу не ответила. Просто продолжила идти.

Утро было таким серым, что казалось, будто лагерь ещё не проснулся. Хотя он уже давно дышал их страхом.

День.

Эл ушла первой, и, в отличие от вчерашнего её состояния отрешённой тени, сегодня она будто сбросила с себя весь этот липкий мрак, который тянулся за ними со вчера. Она заявила резко, почти вызывающе, что идёт в мастерскую, и действительно ушла. У неё был свой план — проникнуть в комнату моделирования, где раньше делали лагерные поделки, и сканировать на ксероксе какую-то часть лагерных планов, которые они смогли достать через Луиса ещё на прошлой неделе. Эл работала тихо, но точно. Она не показывала, что делает, никому. Даже Лоу. Просто принесёт, когда будет нужно. Сказала это, как будто с вызовом.

— Не думайте, что я тут лишняя мышь, — кинула она напоследок, смотря прямо в глаза Луису.

И ушла.

Остальные не переглянулись — не до этого. Сегодня был тот самый день.

— Погнали, — бросил Луис, и они с Нессой двинулись к административному корпусу.

Днём лагерь жил, как будто пару часов назад не было никакого собрания, никакого шёпота в лесу.

Днём лагерь играл свою игру — показательные активности, викторины, караоке, вымученные улыбки кураторов.

Джонс, как они и просчитали, дежурил сегодня около зоны спортивной активности.

— Слушай, — Луис говорил с Нессой глухо, не глядя на неё, пока они шли, — ты готова? Потому что если сейчас начнёшь свои истерики, я тебя сам сдам куратору.

— Иди нахер, Луис, — так же глухо ответила она, и даже улыбнулась краешком губ, будто по старой памяти. Но улыбка была всё та же — натянутая.

Они сработали чётко. Луис отвлёк Джонса, устроив сцену с якобы найденной в кустах «наркоты» (обычные витамины, свистнутые у медсестры, но в пакетике с подозрительным рисунком), а Несса — как будто случайно — привлекала к себе внимание, устроив громкую истерику на тему «кто подставляет нашу комнату».

Шум, гам, крики.
Джонс, как по учебнику, отвлёкся полностью.

А в это время Карл и Лоу проскользнули внутрь корпуса.

Лоу знала проход — через чёрный ход возле склада хозтоваров. Пролезть можно было только через вентиляцию, которую Карл заранее расшатал ещё неделю назад, якобы просто от нечего делать. Сегодня это «от нечего делать» стало спасением.

Внутри архивного помещения пахло пылью, плесенью и чем-то давно забытым. Карл и Лоу молчали.

Карл был на грани. Пальцы тряслись, когда он шарил по полкам с коробками, словно искал иголку в стоге сена. Лоу держалась жёстко, собранно. Её глаза бегали по табличкам, по шифрам, по непонятным кодам на флешках. Всё молча. Как на войне.

— Чёрт... — выдохнул Карл, едва не роняя коробку.

Лоу резко сжала его за плечо:

— Соберись, Карл. Нет времени.

Он кивнул, сжав губы.

Снаружи Несса стояла у корпуса, на ней была натянута её привычная маска — крикливая, язвительная, но внутри... внутри она уже была почти на грани того, чтобы свернуться клубком где-нибудь под лестницей и не вылезать до конца смены.

Она вцепилась в локоть Луиса, когда они остались на секунду вдвоём, и голос её был сдавленным, рваным, почти как в бреду:

— Почему их нет до сих пор? Луис, почему их нет?

— Потому что, мать твою, это архив, а не фастфуд, Хэкка, — огрызнулся он, но голос его был не такой уж и спокойный. Он тоже нервничал. И тоже чувствовал, как эта пауза становится слишком длинной.

Внутри Карл вцепился в нужную флешку почти случайно.

— Нашёл... чёрт возьми... Лоу, нашёл!

— Идём, — тихо бросила она.

Но как раз в этот момент из-за двери послышались шаги.

Кто-то вошел.

Блять.

Карл замер, Лоу толкнула его в бок, и они оба вжались в стену, в узкий промежуток между шкафами.

Карл чувствовал, как пот течёт по его спине, как сердце гудит в висках, и в какой-то момент он подумал, что точно не выйдет отсюда живым.

Но шаги прошли мимо.

Лоу первой сдвинулась, таща его за собой.

Снаружи Несса едва не сорвалась и не бросилась внутрь, когда наконец увидела, как Карл и Лоу, ввалившись в тень корпуса, появились, как будто из-под земли.

Она вцепилась в Луиса сильнее, сдавленно прошептав:

— Они...

— Живы, да, — Луис тоже выдохнул только тогда, когда увидел их.

Карл подошёл к ней слишком близко, и Несса не знала, что больше дрожит — её руки или его дыхание, тяжёлое, сорванное.

— Довольна, Хэкка? — хрипло бросил он ей.

Несса не ответила. Она боялась, что если откроет рот, то просто вывернет всё, что копится внутри.

План сработал.

Но это была только первая трещина в их личной войне.

Вечер.

Воздух будто сгустился и застрял в горле.

Они все это чувствовали, но ни у кого не хватало сил это озвучить. Слишком много потрачено за день. Слишком много сожрало нервов.

Собравшись, они сделали то, что планировали.

Лоу, как будто примеряя на себя роль вечной весёлой заводилы, предложила куратору Харрису устроить «вечерний квест с костром». Харрис, которому плевать было, что там делают подростки, лишь бы они не шатались под окнами администрации, выдал им условное разрешение выйти в зону за ограждением «на три часа максимум».

И вот они шли. Восемь подростков, половина из которых даже не подозревала, что за этим стоит. Брали дрова, притаскивали старый котелок, шли в сторону леса, громко смеясь, орудуя фонарями, толкаясь, будто это и правда обычный вечер в Хиллстоуне.

На самом деле — это было хуже, чем все их конфликты до этого.

У них был план. Пока Лоу и Несса занимали всех игрой в «легенды у костра», Луис и Карл тихо уходили в сторону северной границы лагеря. Там, где ограждение имело излом, а за ним рос старый вяз, с корнями, торчащими из земли, как пальцы старого монстра.

Именно туда они закопают флешку.

Карл нёс её у себя в капюшоне. И чувствовал, как флешка будто обжигает его шею, прокатываясь по коже, как ледяной нож.

Луис шёл рядом, молча, но Карл чувствовал, как тот на взводе.

— Быстрее, Карл, — буркнул Луис, и они перешли почти на бег.

Когда они добрались, Луис вцепился в землю с такой яростью, будто выкапывал себе могилу.

Карл тупо смотрел.

— Ну что ты встал? Копай! — рыкнул Луис.

Карл опомнился, стал помогать, руками, без лопаты, без перчаток, прямо так — ногтями разрывая глину. Они оба дышали тяжело, хрипло, будто дрались.

Флешка ушла в землю на глубину локтя. Луис кинул туда ещё пару веток, мусора, замаскировал сухой землёй. Всё — в темпе, как учили старожилы лагеря, как учат на улицах Чикаго. Быстро, без эмоций.

Карл сидел рядом, на коленях. Дыхание сбивалось. Он уставился в пустую яму, будто в могилу.

— Всё, Галлагер, — Луис поднялся, смахивая с рук грязь, — пошли.

Но Карл не двигался.

— Чё ты тормозишь? — Луис посмотрел на него в упор. — Эй. Карл.

И тут Карл срывается.

— Заебало, понял, Луис? Заебало! — рявкнул он, резко вставая, хватая Луиса за ворот футболки. — Я не шпион, не крыса, я не умею так жить! Я не умею по плану, понимаешь, блядь? Я... я...

Луис даже не моргнул.

Он отпихнул Карла в сторону резко, жёстко, не как друг.

— Ты сейчас ведёшь себя как тупой пацан, Галлагер, — процедил Луис, холодно, без эмоций. — И если ты сейчас не остынешь, нас спалят за два дня. Понял? Ты не один. Здесь не улица. Здесь все завязаны. Сядь. И заткнись.

Карл смотрел на него с такой злостью, что Несса — даже на расстоянии — почувствовала этот разлом. Они вернулись к костру поздно, молча.

Несса стояла с Лоу, изображая, будто всё нормально. Ведя себя, как будто они в лагере развлечений, а не на краю катастрофы.

Но внутри... внутри она чувствовала, как пустеет.

Никакой эйфории от того, что они сделали невозможное. Никакого облегчения.

Только выгоревшая усталость.

Карл был на грани.

Она знала это.

И самое страшное — она не знала больше, как к нему подойти. Он стал чужим. Он стал тем, кого она не могла предугадать. И это пугало сильнее всего.

Ночь опустилась на Хиллстоун, и вроде бы всё шло по плану.

Но они все знали — никакого плана уже нет.

Они на линии фронта.

И впереди был только – пиздец.

Ночь в Хиллстоуне была особенной.
Не просто тёмной — пустой.
Такой, в которой даже звёзды казались чужими, а лес скрипел так, будто за каждым деревом пряталась твоя самая старая, самая страшная слабость.

Несса шла к озеру одна.

Лили видела, как она собиралась.

— Я могу пойти с тобой, — тихо сказала Лоу, без её обычной бравады, без намёков на сарказм. Просто по-человечески.

Несса лишь мотнула головой.

— Не надо.

И Лоу осталась стоять в тени дверного проёма, смотрела ей в спину, а Несса чувствовала этот взгляд затылком, но не оборачивалась. Не могла.

Она шла по знакомой тропе, которую знала почти наизусть, но сегодня каждый шаг отдавался в ногах глухой, тяжёлой пульсацией.

Воздух был как лёд.

У озера было тише, чем в лесу. Даже ветра не было. Только плоская чёрная гладь воды, в которой отражался кривой месяц.

Она села на камни у берега, обхватив колени.

Руки дрожали.

Она сжала их в кулаки, но это не помогло.

Сделала вид, что всё под контролем.

Как всегда.

Пальцы зарывались в ткань штанов, ногти оставляли следы на коже через ткань. Она глядела на воду и пыталась дышать ровно.

Всё это казалось игрой.

Как будто кто-то смотрит, как будто надо держать лицо.

А внутри давно ничего не было.

Именно в этот момент она услышала шаги.

Лёгкие, но всё равно резкие, как выстрелы в пустоте.

Она даже не повернулась сразу. Просто знала, что это он.

— Плохая привычка, — сказал Карл, садясь рядом. Голос у него был хриплым, усталым, как будто даже голосу было тяжело жить в этом дне.

— Какая? — почти шёпотом спросила она.

— Прятаться. Делать вид, что ты одна всё вывезешь.

Несса промолчала. Она смотрела прямо перед собой, будто он был всего лишь частью ночного пейзажа. Чужой, лишний. Но тело всё равно дрожало, и он наверняка видел это.

— С тобой ведь даже поговорить нормально нельзя, — сказал он тихо, но с колючей усмешкой, как будто упрекая её. — Всё через жопу.

— Ты ведь тоже ни о чём не говоришь, Карл. Сидишь, как будто у тебя внутри пусто.

Он хмыкнул.

— Потому что так и есть. Пусто.

И тишина снова повисла.

Между ними всегда была тишина, но сейчас она была другой. Она давила.

Карл подкинул камешек в воду.

Камень ушёл ко дну, оставив лишь глухие круги.

— А ты чего хотела вообще? — вдруг спросил он, будто обвиняя. — Хотела, чтобы всё было красиво? Чтобы мы вынесли флешку и такие герои?

Несса сжала зубы.

— Хотела просто, чтобы мы не потерялись в этом всём.

Карл усмехнулся горько.

— Поздно.

И замолчал. Долго. Так долго, что она уже подумала, что он просто уйдёт молча.
Но нет.

Он поднялся. Медленно.

Глянул на неё сверху вниз.

И бросил:

— Да ты никогда ничего не вывезешь по-нормальному, Хэкка. Всё всегда через жопу. Даже сейчас.

И ушёл.

Просто так. Без пафоса, без хлопанья дверьми. Ушёл, оставляя её в темноте.

И Несса осталась одна.

Тишина стала вязкой, удушающей.

Она сидела, прижавшись лбом к коленям.

Долго.

Минуты? Часы? Она не знала.

Потом почувствовала, как лицо становится мокрым.

Слёзы.

Она даже не поняла, когда они начали литься.

Она зажала рот руками. Сильно. До боли в челюсти. Чтобы не сдать себя звуком.

Но это было бесполезно.

Слёзы шли сами. Сильные, рваные, как судороги. Грудь сжималась так, что невозможно было вдохнуть. Она хватала воздух ртом, но он будто не доходил до лёгких.

Всё, что было за эти дни — всё разом накрыло её, как ледяная волна.

Она тряслась вся. Пальцы вцеплялись в землю.
"Только не шуми. Только не выдай себя. Никто не должен увидеть."

Это была её единственная мысль.

Она не позволяла себе этого никогда. Только иногда, по ночам, когда никто не видел, скатывались редкие, осторожные слёзы.

А сейчас... это был взрыв.

Прорвавшийся изнутри, как будто поломался какой-то последний замок.

Она плакала беззвучно, но так сильно, что даже когда слёзы закончились, тело продолжало трястись.

И даже тогда...
Внутри осталась только пустота.
Глухая. Черная.

И в темноте, прижавшись лбом к коленям, она впервые подумала:
"Я могу потерять его не потому, что нас разлучит этот сраный лагерь, а потому, что мы оба тонем внутри себя. И никто не подаст руки. Никто."

Тишина была не просто звуком. Она стала сущностью.
Она лезла Нессе под кожу, в горло, в глаза.

И чем дольше она сидела, сжимая себя в комок, тем сильнее казалось, что внутри неё что-то разрывается. Не слом — хуже.
Разламывание на куски.
Тихое, холодное, без крика.

Она никогда не позволяла себе падать так низко.
Она всегда держала лицо.
Ведь если отпустишь себя хоть на миллиметр — всё посыпется.
Она это знала с детства.

Дома всегда было так.
Если ты плачешь — ты слабая. Если ты срываешься — ты не заслуживаешь доверия.

Мать говорила: "Соберись".
Отец вообще молчал.

И она училась держать всё внутри. Училась носить маску, говорить нужные слова, скатывать редкие слёзы в подушку так, чтобы никто не видел.

Но сейчас...

Сейчас всё было по-другому.

Это не были слёзы, которые можно стереть.
Это не был срыв, который можно загнать обратно внутрь.

Это был надлом.

Глухой, как перелом кости.

Она вдруг вспомнила, как в детстве разбила колено на асфальте. Как кровь хлынула так резко, что она даже не поняла сначала, что больно.
Сейчас было похоже.

Только кровь — это слёзы.
И они идут. Без остановки.

Она зарыла пальцы в землю, вжималась лицом в колени, зажимала рот ладонями, но это было бесполезно.

Глухие всхлипы прорывались сквозь пальцы.
Рвано. Грязно.

В груди было так тесно, что она боялась — сейчас просто задохнётся.
Она пыталась вдохнуть глубоко, но тело не слушалось.
Каждый вдох отдавался болью, как будто она вдыхала осколки стекла.

А в голове всё перемешивалось.

Скарлетт.
Эти тупые девчонки, которые смотрят на неё, как на грязь.
Эта Тея.
Эта флешка, которая вдруг стала центром их мира.
Эти упрёки Карла. Его голос. Его спина, уходящая в темноту.

Она вспомнила, как он посмотрел на неё тогда — как на чужую.
Словно ей не место рядом с ним.

– Ты никогда ничего не вывезешь по-нормальному, Хэкка.

Слова врезались в неё, как ножи.
А она ведь пыталась.

Чёрт возьми, она правда пыталась держаться.

Пыталась быть той, кто вывезет всех. Кто справится. Кто выдержит.

А сейчас она сидит в грязи и плачет, как маленькая.

Она презирала себя за это.
Но не могла остановиться.
Всё ломалось.

Она вспоминала, как когда-то сидела так же в своей комнате в Чикаго, уткнувшись лицом в подушку, когда родители ссорились. Когда сестра просто запиралась у себя и делала вид, что её нет.

Тогда она думала: "Я стану сильной. Я больше никогда не буду вот так сидеть в темноте одна."

А теперь?
Теперь всё по кругу.

Она тряслась. Губы были солёными. Слёзы стекали по подбородку на колени.

И даже когда слёзы начали утихать, а дыхание стало хриплым, но уже чуть ровнее — внутри осталась только пустота.

Холодная.
Глухая.

Ни злости. Ни силы. Ни слов.

И вдруг — ей стало страшно.

По-настоящему.

Она поняла, что если бы сейчас Карл вернулся, она бы не смогла ничего сказать.
Ни удержать его.
Ни попросить остаться.
Ничего.

Она поняла, что они оба так далеко отошли друг от друга, что даже если сейчас попытаются — уже не дотянутся.
Слишком поздно.
Слишком глубоко.

Она прижала лоб к коленям и закрыла глаза.

И в этой тьме внутри себя, в этой тишине, она поняла:

Она может его потерять.

И не потому, что лагерь.
Не потому, что флешка.
Не потому, что Скарлетт.

А потому, что они оба тонули.
И ни он, ни она не кричали о помощи.

И в этом был весь ужас.

Её трясло.
Пальцы были в грязи.
Колени были мокрые от слёз.

И даже когда дрожь стала стихать, Несса не подняла головы.

Потому что в этой темноте, в этом молчании...
Она больше не знала, кто она.

И впервые ей было всё равно.

Когда слёзы высохли — ничего не стало легче.
Стало пусто.
Так пусто, что Несса поймала себя на мысли: а есть ли вообще смысл подниматься с этого берега?
Что её там ждёт?
Кто её там ждёт?

Никто.

Они все давно разделились на кланы.
Даже её собственная комната теперь казалась ей чужой территорией.
Лоу, Эл, Тея... Все варились в своём соку.
А она?

Она сидела здесь, одна, мокрая, дрожащая, с руками, вцепившимися в грязь, и боялась даже поднять глаза на озеро.

Потому что боялась увидеть в этом чёрном зеркале саму себя.

Но встать всё равно пришлось.

Ноги не слушались. Они будто принадлежали не ей.
Вся дрожь осела в теле тяжестью, и идти стало так трудно, словно она шла по воде, а не по земле.

Каждый шаг отдавался в груди, как стук гвоздя по стеклу.

Она шла медленно, будто кто-то завёл её на замедленной съёмке.
Возвращение казалось вечностью.

Когда она дошла до корпуса, всё уже спало.
Лагерь был тёмным, тихим, только где-то вдалеке мелькали тусклые огоньки сторожевых фонарей.

Никто не заметил бы её, даже если бы она была в истерике.

Но она не была.

Сейчас она выглядела... нормально.
Сухая.
Тихая.

И только руки были грязными.

Когда она поднялась по ступенькам в корпус, скрип пола показался ей слишком громким.
Словно весь лагерь слышит её возвращение.

Но она знала — никто не услышит.
И никто не спросит.

Когда она открыла дверь в комнату — сразу ударил тёплый запах девчачьей спальни.
Лоу спала, закинув руку на подушку, волосы разбросаны, лицо спокойно.
Тея тихо сопела на своей койке, даже Эл была уже в постели, обернувшись к стене, как всегда.

Всё выглядело так...
Правильно.
Как будто здесь всё стабильно.

Она вошла тихо, словно тень.
Переодеваться не было сил. Она просто стянула мокрую кофту, оставшись в майке, залезла под одеяло, сжимая руками край матраса.

Тея ворочалась, что-то бормоча во сне.
Лоу тихонько шевельнулась и даже, кажется, во сне позвала Нессу.
Но Несса даже не ответила.

Она лежала с открытыми глазами, уставившись в потолок, и впервые поняла — сейчас даже плакать больше не может.

Потому что всё внутри уже выжжено дотла.

Она слышала их дыхание.
Слышала, как где-то стучат ветки в окно.

Но всё это казалось ей уже не её жизнью.
Как будто она смотрела на всё через толстое стекло аквариума.

Она больше не знала, как быть с Карлом.
Она больше не знала, как быть с собой.

И она точно знала одну вещь:
В следующий раз, когда он скажет ей что-то колкое...
Она не сможет ответить.

Потому что внутри неё теперь только одно — тишина.