Штиль

Мы зашли слишком далеко.

Утро 2 июля.

Лагерь просыпался в сером тумане и хриплом голосе утреннего гудка. После ночного задания, после адреналина и страха, утро стало почти физическим наказанием. В комнате у девочек царила гнетущая тишина — никто толком не выспался. Эл сидела на своей кровати, босыми ступнями упершись в холодный пол, и машинально листала свои заметки. Лоу тихо возилась с чайником, пытаясь добыть себе хоть какой-то глоток тёплой воды, Несса — усталая, с растрёпанными волосами, села у окна и смотрела на просыпающийся лагерь так, будто ей хотелось разбить стекло и убежать.

Тея ушла в ванну. И это была словно передышка.

— Как будто и не спали вообще, — тихо бросила Лоу, глядя на Эл. — Ты что-нибудь вынесла из вчерашнего? Или всё зря?

Эл кивнула. Она всё-таки была той, кто первым начал складывать кусочки мозаики.

— Сложила, — её голос звучал отрывисто, срываясь на злость и усталость. — Эти кураторы... те, что сейчас. Половина из них — старый состав. Просто с новыми именами, новыми досье.

— Что? — Лоу удивлённо подалась вперёд.

— Они уволились год назад. Или их "уволили". По документам — всё чисто. Но в списках пересечений я нашла дубли. Имена старые — перекрыты новыми. Но это одни и те же люди. — Эл потрясла в воздухе своим блокнотом. — Кто-то почистил историю, но оставил слишком много нитей.

— Это пиздец, — коротко выдохнула Несса. — И мы всё дальше и дальше.

Они понимали — такая инфа уже не просто про Скарлетт и её стаю. Это была чужая, страшная игра, в которую их затащили слишком глубоко. И выхода уже не было.

Время шло, и им пришлось выбираться из корпуса на завтрак. Пересеклись с Луисом уже в столовой, на общем пятачке у дальней стены. Луис держался как обычно расслабленно, но Несса заметила у него в руке смятый листок — как всегда, новости циркулировали быстрее правил.

— Есть новое, — Луис тихо, почти шёпотом, бросил Карлу и девочкам, когда они сгрудились у угла. — Слышали про "чёрную папку"? Или "правило трёх"?

— Что ещё за правило? — Эл с подозрением склонила голову.

— Никто толком не знает, что это за папка. Но есть слух, что в ней — все внутренние протоколы лагеря. Настоящие. А "правило трёх" — что в лагере всегда действует три уровня контроля. И что на третьем — те самые "особые меры".

Он посмотрел на них с ухмылкой, но в глазах у него больше не было привычной лёгкости.
— Это всё болтовня, конечно. Но я бы не стал её сбрасывать со счетов.

Несса сидела тихо, уткнувшись взглядом в свою тарелку, которую даже не тронула. Всё вокруг слиплось в тугой, вязкий ком — от усталости, нехватки сна, страха. Она положила локти на стол и потерла виски.

Карл молчал. Он просто сидел напротив и смотрел на неё так, будто хотел что-то сказать, но сдержался. Между ними застряло недосказанное напряжение. Оно начинало сквозить всё чаще.

И в этот момент она заметила, как Тея, сидящая отдельно за другим столом, хмуро поглядывает в их сторону. Несса замерла. Она почувствовала, как у неё холодеет внутри.

— Тея всё время смотрит, — прошептала она Карлу. — Она что-то вынюхивает.

Карл кивнул медленно, даже не оборачиваясь.

— Знаю. Надо будет решить, что с ней делать. Пока она не решила за нас.

После завтрака.

Когда столовая начала пустеть, а общий гул утихал, Несса с Лоу обменялись взглядами. Лоу кивнула. Пора было.

Они не ждали удобного момента — его бы не было. В лагере всё было как на пороховой бочке, и любое промедление могло стоить репутации. Или даже большего.

Всё было подготовлено ещё вчера вечером. Луис добыл видос. Секретная камера, расставленная кем-то из «старожилов» — не их рук дело, но они знали, куда смотреть. На записи Скарлетт выходила из подсобки для персонала, держа в руках аккуратно сложенную пачку сигарет и что-то похожее на жвачку. Сама по себе — невинная сцена. Но звук... О, звук говорил куда больше. Приглушённые стоны, голос куратора Харрисона, явно не по уставу. Даже если это и не был секс в лоб, выглядело это... недвусмысленно.

И этого было достаточно.

Луис передал видос в руки Нессой и Лоу на утренней пересменке у спортзала, почти между делом. Несса держала флешку в руке, словно гранату.

— Пора показать им, что корона всё ещё у нас, — сухо бросила Лоу.

Слив был чистым, точечным, и оставил эффект разорвавшейся петарды в тихом коридоре. По лагерю пошёл слух, что «королева 18С» ловилась на самом мерзком и грязном — те, кто раньше насмехался над 17А, теперь шёпотом перешучивались о Скарлетт. В туалетах, на дорожках, даже в столовке. Никто не говорил в открытую — но все знали.

Это было их прощальное письмо 18С. Символичное. Как предупреждение. Но 17А не собирались оставаться на этом уровне.

И именно в этот момент Несса впервые чётко поняла:
— Они даже не подозревают, что мы их уже прошли, — сказала она Карлу, стоя с ним в коридоре, глядя, как 18С, хмурые и злые, собирают остатки репутации.

— Да. А нам теперь... выше, — хмыкнул Карл, но в его тоне не было радости.

Победа казалась... пустой. Они разбирали айсберг, а это — была всего лишь его трещина.

После обеда наступал тот странный час, когда лагерь замирал. Все были обязаны вернуться в корпуса или разбрестись по территории, но так, чтобы кураторы видели их лояльность — кто-то лежал на койке, уткнувшись в книжку, кто-то изображал, что пишет дневник, кто-то делал вид, что играет в мяч на плацу. На деле — большинство прятались от жары и от власти, заползая в тени или забиваясь в углы.

Карл и Луис сидели у себя в комнате.

Они специально не шли к девочкам. В корпус девочек и так уже лазили на грани, а днём было вообще глупо и опасно. Достаточно было одной истеричной из соседней комнаты — и дело бы повернулось так, что им бы уже никто не поверил, что всё их расследование не имеет отношения к каким-то грязным шпионским играм против лагеря. Поэтому — комната. Закрытая дверь. Задёрнутые шторы. И кипа заметок, распечаток, листов, которые Луис стащил за последние дни.

На кровати у Карла лежали его блокноты, в том числе тот, где он вёл всё с самого начала. Мелкие каракули, стрелочки, скобы, имена, даты — бессмысленная на первый взгляд мешанина, но именно в таких записях иногда рождалась суть.

Луис раскрыл большой лист бумаги, по-тихому украденный из кабинета труда, и начал аккуратно раскладывать на нём всё, что у них было.

— Слушай... а ведь это... — Карл провёл пальцем по схеме, которую Луис начал чертить от руки, соединяя пункты линиями. — Погоди... Если это так...

Луис молча кивнул. Он любил, когда люди додумывали сами.

— Да. Схема перекрытия власти.

— Хокинс в центре... кураторы по кругу... — Карл наклонился ближе, уткнувшись лбом в лист. Пальцы дрожали. — А вот здесь... смотри... это же те же имена, Эл вчера говорила... те, кого уволили, но они теперь под другими фамилиями.

— Или вообще без бейджей, — Луис хмыкнул, хотя в голосе не было и следа веселья. — Они как будто... создают свои тени. Чтобы управлять и чтобы никто не знал, кто реально решает.

Карл сглотнул.

— И «особые меры»...

— Исчезновения, — добавил Луис. Он положил рядом с бумагой ещё одну папку. Неофициальные слухи, заметки от старожилов, сплетни — кто и когда «покидал» лагерь. Кто — якобы добровольно, кто — после «разговора с Хокинсом». — Посмотри даты. Имена. Смотри внимательно, Карл.

Карл смотрел.

Ему казалось, что пелена, которую они так долго не могли сдёрнуть, наконец-то треснула. Всё, что было рассыпано по кускам, начало складываться. Сначала они искали зацепки на Скарлетт и 18С. Потом — искали правду о кураторах. А теперь... теперь они видели, что за этим стояло нечто большее. Кулак Хокинса, обёрнутый в правила лагеря. Теневая система «особых мер». И люди, которые исчезали.
И никто — ни один человек из лагеря — не говорил об этом в открытую. Никто даже не шептал.

Карл почувствовал, как холодок поднимается вдоль позвоночника.

— Мы не просто нарыли грязь, Луис... Мы нарыли чёртову червоточину в башке у Хокинса, — шёпотом сказал он, будто боялся, что стены услышат.

Луис не ответил. Только вздохнул и, как обычно, сделал из бумаги самолётик.

— Пошли, — сказал он.

Они побежали. Буквально. Через корпус, мимо курилки, мимо скучающих кураторов, которые пялились в телефоны. Карл чувствовал, как под ногами дрожит гравий. Или это он сам дрожал.
Они влетели в корпус девочек, по пути зацепив Эл в коридоре. Лоу уже ждала их в комнате 17А, сидя на полу, скрестив ноги.

Эл с порога почувствовала напряжение.

— Чё за срочность?

Луис молча кинул на пол листы. Карл присел рядом, пальцем провёл по схеме.

— Всё начало складываться. У нас есть структура. У нас есть имена. У нас есть, мать его, даты исчезновений.

Эл медленно опустилась на пол, не отрывая взгляда от бумаг.

— Старая схема... новая... — она быстро провела пальцем по спискам, — ...вот оно. Вот это я и хотела показать. Я думала, может, просто совпадение, но нет... это система.

Она достала свою распечатку из архива. Списки уволенных кураторов. Она вывела их на отдельный лист, наложила на схему Луиса и Карла.

— Видите? Пункты, которые я нашла, они... они реально совпадают. Уволенные — это новые кураторы, только под другим прикрытием. Смена фамилии, смена истории.
Но тело — то же.

— Лагерь делает из них фантомов, — добавила Лоу глухо. — Официально уволены, а на деле работают здесь же. И используют... «особые меры».

— Это и есть правило трёх? — Несса спросила почти шёпотом.

Луис кивнул.

— Слух. Старая легенда лагеря. «Правило трёх»: три предупреждения — и ты исчезаешь. Все считали, что это байка, чтобы напугать новеньких... но, судя по датам, это, мать его, реально работает. Я слышал, что в кабинете Хокинса есть чёрная папка. Там ведутся списки. Персональные дела, кого готовят к исчезновению.

Тишина легла на комнату.

Стук сердца Нессы отдавался в висках.

Они ведь... просто хотели остановить 18С. Просто остановить их грязные игры.
А теперь...

— Мы ведь просто хотели остановить 18С... — устало сказала она, глядя на скомканные бумажные самолётики на полу. — А теперь...

— А теперь мы вляпались в то, что глубже, чем могли себе представить, — хрипло закончил Карл.
Он не улыбался.
Никто не улыбался.

Тишина казалась громче любого крика.

Это был уже не протест против девчачьей комнаты.
Это было... против системы.

Остаток дня превращался в замкнутый, гудящий от напряжения коридор. Казалось, даже лагерь с его рутинными занятиями и распорядком начал давить сильнее. Кураторы стали жёстче, внимательнее, а за любым словом, даже брошенным вскользь, как будто стоял невидимый протокол. Всё напоминало игру, в которой ставки внезапно выросли, а правил — никто не объяснил.

На занятиях по конфликтологии Несса заметила, как Тея перестала даже делать вид, что отвлечённо ковыряется в тетради. Она открыто наблюдала за ними.
Сидела чуть позади, наклонялась ближе, её глаза ловили любые перемещения Лоу или Карла.
Тея задавала вопросы с подтекстом, она будто бы играла на нервах, проверяла, кто дрогнет первым.

— А ты чего так в блокноте строчишь, Эл? Прям как в фильме про заговорщиков.
— Карл, а ты вчера с Луисом до ночи где шлялся? Чё, опять свои подвальчики ищете?
— Луис, а ты сам не думаешь, что как-то странно всё совпало? После ваших прогулок тут слухи попёрли, будто кто-то сдал куратору новеньких за курение...

Тея улыбалась, но улыбка эта не имела ничего общего с дружелюбием. Она смотрела, как акула на раненую рыбу.
Несса чувствовала, как мышцы на лице начинают предательски дёргаться.
Тея была отвратительно хороша в том, чтобы провоцировать. И хуже всего — она была одна против них. И это только усиливало ощущение надвигающейся ловушки.

На уроке групповой психологии Тея специально села напротив них, чтобы иметь полный обзор. Несса заметила, как та сделала вид, будто что-то черкает в блокноте, но на самом деле просто слушала — сосредоточенно, выхватывая отдельные фразы.
Когда Лоу нечаянно обронила на ухо Луису: «Нам нужно решить, куда это прятать», Тея ухмыльнулась.

Несса увидела это.
И почувствовала холод в животе.

Они теряли контроль.
И Тея знала это.
И радовалась.

Луис, в свою очередь, действовал по-своему.

Он сразу понял, что все их улики слишком на виду.
И пока у них ещё был день — нужно было зачистить следы.
Поэтому сразу после обеда он вытащил всю их наспех собранную папку, переложил в плотный файл, а потом, дождавшись, когда их комната опустела, аккуратно спрятал всё в вентиляцию за шкафом.
Он даже вынул часть решётки и вставил всё поглубже, за груду старых тряпок, будто готовился к затяжной осаде.

Он знал, что в любой момент кто-то из кураторов или, что хуже — Тея — может попытаться устроить обыск.
И он не собирался им это облегчать.

— Если она нас сдаст... — пробормотал Луис, вбивая решётку на место, — у нас не будет второго шанса. Они всё спишут на подростковый бунт. На то, что мы перегорели, поверили в бред.

— А мы... — усмехнулся он криво, — у нас уже нет даже опции выйти чистыми.

Он сел на край койки, засунул руки в карманы и уставился в пол, будто бы прощаясь со спокойной жизнью.

Несса в это время чувствовала, как лагерь начал на них давить ещё сильнее.
Даже атмосфера казалась гуще.
В столовой вдруг перестали здороваться те, кто раньше молчаливо кивал.
Шепот за спинами стал громче.
Даже старожилы из других комнат перестали делать вид, что им всё равно.

17А снова была на виду.
Только теперь не как шутники или забитые девочки.
А как те, кто скоро сорвётся.

Эл тем временем копала слухи дальше. Она почти не вставала с места во время занятий, но её руки не переставали писать.
Она ловила слова, мимику, жесты. Она искала любые крохи о «чёрной папке».
И она уже знала — папка существует.
Её прячут в архиве под личным замком Хокинса.
Но её иногда выносят.
Папка ходит по рукам кураторов, как проклятый артефакт.

— Говорят, те, кого вносят туда — исчезают, — бросила ей одна из девочек из корпуса В, когда Эл делала вид, что стоит в очереди за книгой. — Или их отправляют в «коррекционный корпус». Там, где стены толще, а камеры не выключаются никогда.

Эл записала это в блокнот.
Мелко, почти нервно.

Её лицо было спокойным, но глаза выдавали напряжение.
Она поняла главное:
Папка – это финальный приговор.
Попасть в нее – значит потеряться.
Навсегда.

По пути на следующее занятие по дисциплине Несса поймала на себе очередной скользящий взгляд Теи.
Она заметила, как та отстала от общего строя и якобы возилась с ботинком, а на деле — что-то печатала в телефон.
Несса сжала кулаки.
Если бы сейчас она могла схватить Тею за воротник и вытряхнуть всё дерьмо, которое та копила...
Но они играли по другим правилам.
И, что хуже всего, Тея уже не боялась.

Она знала, что кураторы на её стороне.
И это делало её опасной.

Они шли по лагерю, как по минному полю.
И каждый шаг был как на тонком льду.

Луис держался максимально отстранённо. Он даже начал притворяться, что им вообще ничего не интересно.
Сидел на занятиях с таким видом, будто бы готов спать, или ещё хуже — развлекался, наблюдая за тем, как все вокруг нервничают.
Но на самом деле он держал руку на пульсе.

И Несса знала — он уже спрятал всё.
Теперь, даже если комната будет вывернута наизнанку, кураторы не найдут ничего.

А вот Тея всё искала момент.
И этот момент был близко.

***

В окнах корпусов зажигались тусклые лампы, будто пытаясь прогнать сгущающуюся тьму, но даже они выглядели уставшими, как и весь этот день.

Несса сидела на низкой бетонной ступеньке возле склада спортинвентаря, обхватив руками колени. Бетон под ней уже начал отдавать накопившееся за день тепло, но ей всё равно было зябко. И дело было не в температуре.

Карл и Луис вели себя странно с самого ужина.
Взгляд Луиса, обычно прищуренный и ироничный, теперь стал тяжёлым, как будто он смотрел сквозь всех, туда, где другим и не снилось.
Карл вообще молчал. Отлынивал даже от их кривых шуток, которыми обычно закрывали любую нервозность.

Несса видела, как они уединялись, уходили куда-то вдвоём, будто в параллельную реальность, закрытую от остальных.
И ей это начинало бесить почти физически.

Она терпела весь вечер, пока не увидела, как Карл вышел один из их корпуса и пошёл вдоль забора к старому складу.

Она молча поднялась и пошла за ним.
Он даже не удивился.

— Опять шпионишь? — его голос был сиплым, уставшим.

— Ага. И доёбываюсь, — спокойно ответила она и присела рядом. — Чё ты творишь, Галлагер?

— Ничего.

— Вот именно. Сидишь тут как статуя, молчишь как зомби.

Он откинул голову на ржавую стену склада и прикрыл глаза.
— Всё заебись, Хэкка. Не кипятись.

— Да иди ты в жопу, — тихо, но зло сказала она. — Серьёзно, Карл, ты думаешь, я не вижу? Ты и Луис носитесь как загнанные. Уже даже Лоу спрашивала, что с вами.

Он молчал.
Только морщился, будто от боли.

— Я просто... — выдохнул он, и голос его дрогнул. — Слушай, это всё... оно не просто слухи и приколы больше. Мы нарыли что-то, что может быть... слишком большим для нас.

— И ты поэтому сидишь тут как... как будто уже похоронил всех? — Несса покачала головой. — Ты думаешь, мы тупые и не видим?

Он посмотрел на неё.
И впервые за весь день в его глазах было что-то настоящее.

— Я думаю... я думаю, что я не знаю, как правильно.

— Чё ты несёшь?

— Я не знаю, Хэкка. Я не знаю, как нам не вляпаться в ещё худшее. Мы давно перешли грань просто войны с 18С. Мы копаем туда, где реально могут исчезать люди. Где могут списать, как несчастный случай. Где никого не будет ебать, что нам по пятнадцать-шестнадцать.

Он провёл руками по лицу и сжал пальцы в висках.
— И если я сейчас дам себе слабину... мы все посыпемся.

Она смотрела на него и чувствовала, как что-то внутри неё скребётся и ноет.
Этот Карл ей не нравился.
Сломанный.
Молчаливый.
Чужой.

— Ты думаешь, мы не очкуем? — её голос стал тише, но острее. — Мы все боимся, Карл. Но когда ты носишь это своё «всё норм», от тебя несёт ложью. И от этого страшнее.

Он опустил голову, смотрел на свои руки.
— Я просто не умею по-другому.

Она чуть придвинулась, так что их плечи почти соприкоснулись.
— Попробуй.

Он усмехнулся, почти беззвучно.
— Вот я и пробую. Сижу тут и говорю тебе, что боюсь. Хватит?

— Нет, — прошептала она.

И в этот момент между ними повисла такая тишина, будто всё вокруг умерло.

Несса осторожно коснулась его руки.
Сначала кончиками пальцев, неуверенно, как будто спрашивая разрешения.
Карл не отдёрнулся.
И она переплела свои пальцы с его.
Его рука была горячей, натянутой, как пружина.

Они сидели так молча.
Он даже не посмотрел на неё.
Но Несса чувствовала, как в этом молчании — больше, чем в любых их спорах.

— Ты, главное, себе не пизди, понял? — сказала она всё тем же тихим голосом. — Можешь всем остальным врать сколько хочешь. Но себе — не смей.

Карл сжал её пальцы чуть сильнее.
— Сложно, Хэкка.
— Я знаю.

Она не отпускала его руку.
Он не отпускал её.

И в этом было что-то такое, чего она сама боялась.
Будто если отпустить — всё пойдёт по пизде быстрее.

Они сидели так, пока лагерь выдыхал остатки дня.
Пока кураторы гоняли девочек в корпуса, а парни в курилке ругались вполголоса.

Карл поднялся первым.
Но руку не сразу отпустил.
Будто чуть медлил.
Будто хотел запомнить.

— Пошли. Луис начнёт думать, что я провожу с тобой слишком много времени.

— Он и так думает.
— Пусть думает, — усмехнулся Карл и пошёл прочь.

Несса смотрела ему вслед, и в груди у неё разливалось липкое, тяжелое предчувствие.
Всё шло не так.

***

Ночь давила.

Она не просто опускалась на лагерь — она как будто затачивалась в каждом углу, в каждом окне, в каждом тихом шаге по тёмным коридорам.
Это была не та ночь, в которой можно было выдохнуть, спрятаться в тишине.
Это была ночь, полная чужих шагов, подозрений и тяжёлых, липких теней, от которых не уйти.

Карл и Луис двигались молча, в слаженной, глухой синхронности, будто два призрака, просачиваясь по тёмным тропинкам к старому южному корпусу, который официально считался нежилым и заброшенным.
Они знали, что камеры там почти не работают, знали, что кураторы сюда не заходят без нужды.
Знали и то, что именно здесь могла храниться часть досье, то самое, о котором говорил Луис.

— Ты точно уверен, что она тут? — хрипло выдохнул Карл, когда они затаились за обломком бетонной стены.

— Я не уверен ни в чём, чувак, — Луис ухмыльнулся, но в его голосе не было ни одной капли привычного раздолбайства. — Но если где и искать грязь — то здесь. Хокинс не будет держать всё у себя в кабинете. Он умнее.

Они пересекли остатки старого спортзала, проскользнули мимо складов.
Каждая дверь скрипела, как будто пыталась их сдать.
Каждый шаг отдавался в ушах, будто выстрел.

Когда добрались до нужного коридора, Карл замер.
На стенах ещё оставались старые таблички — «отдел персонала», «досье», «учёт».
Место выглядело как из дешёвого хоррора: облупленные стены, потёки ржавчины, сломанные замки.

Луис замер, прислушиваясь.

— Вон там. – Он указал на дверь с облезлой табличкой «архив Б». — Если Хокинс и прячет там своё грязное бельё, то это оно.

Они возились с замком почти пять минут. Луис ругался сквозь зубы, Карл покрывался потом, чётко зная — если их тут поймают, это уже не выговор. Это уже допрос с угрозами и показательные наказания.

Наконец дверь поддалась.

Они ввалились внутрь и затаились, прислушиваясь.

Тишина.
Но в этой тишине был привкус чего-то гнилого.

Архив был завален старыми коробками, пыль ложилась пластами на полки, воздух был тяжёлый, спертый.
Карл шарил фонариком, хватая всё подряд — папки, списки, документы.
Луис искал быстрее, как будто его руки знали, что искать.

И в какой-то момент он застыл.

— Галлагер...

— Что?

— Посмотри сюда.

Карл подскочил.

Луис держал тонкую, чёрную папку без маркировок, без надписей.
На вид — обычная папка, каких тысячи.
Но когда Карл открыл её, его обдало холодом.

Там были имена.
Фотографии.
И короткие, сухие пометки — «особый случай», «перевод по 3 правилу», «передан в спец.отдел».
А рядом — списки исчезнувших подростков.
Тех, кто не просто уезжал, а буквально растворялся, стирался из лагеря.

— Вот она, сука... — Луис злобно усмехнулся. — Вот твоя чёрная папка.

Они переглянулись.

И впервые Карл ощутил то, о чём говорил Луис весь день.

Это была не просто война с 18С.

Это было нечто большее.

И они зашли слишком далеко.

— Прячем и сваливаем, — тихо сказал Карл, но голос его дрожал.

И они побежали обратно, мимо гнилых коридоров, глотая каждый шаг как яд.

В это же время, в корпусе девочек.

Лоу сидела на подоконнике, укутавшись в плед, а Несса стояла у окна, облокотившись лбом на холодное стекло.
Она видела тени, слышала шорохи лагеря, но её мысли были где-то глубже.

— Тея сегодня опять рылась у нас в шкафах, — выдохнула Лоу. — Думает, мы не заметили.

— Я видела, — мрачно кивнула Несса.
— Она реально думает, что она шпион.

— Она не думает. Она знает, — резко ответила Несса. — Она нас сдаст.

— Чё будем делать?

— Пока ничего.

Лоу нахмурилась, но промолчала.
А Несса снова уставилась в темноту, прижав ладонь к стеклу.

— Лоу...

— А?

— Ты чувствуешь... что мы уже не можем остановиться?

— Чувствую.

— Я раньше думала, что контролирую всё это. Контролирую себя. Но знаешь... — Несса тихо усмехнулась. — Я нихуя не контролирую.

Лоу повернулась к ней, прищурившись.

— Ты сама так решила, или тебе кто-то сказал?

— Я сама. И я знаю, что дальше будет хуже. – Она закрыла глаза, как будто хотела спрятаться от своих собственных слов.

— Мы все сломаемся.

— Может, и сломаемся, — спокойно ответила Лоу. — Но лучше сломаться в бою, чем сдохнуть, как крысы, под ногами у таких, как Скарлетт.

— Знаешь... — Несса посмотрела на неё. В её глазах была усталость, тоска и что-то очень, очень тихое, болезненное. — Я даже больше не хочу её мочить.

— А что?

— Я хочу, чтобы она сама себя сожрала.

— Она сама себя сожрёт. Мы ей поможем.

Они замолчали.

И только где-то вдалеке Несса видела, как по ночной тропе мелькнули силуэты Карла и Луиса, спешащих обратно.

Они вернулись.
С чем-то важным.
С чем-то, что поменяет всё.

Но почему-то Несса знала — завтра начнётся новая игра.
И она будет ещё грязнее.

Дерьмо.