Штиль

«Мы все уходим», – сказал Маккинли жене, и, определенно, так оно и есть. Это как раз тот самый лабиринт страдания. Мы все уходим. Попробуй не застрять в тупике.»

Утро. Комната 17А. Сборы на завтрак.

Тишина — почти физическая. Звенящая, густая, как вода в ушах после ныряния. Несса медленно застёгивает молнию на сером худи, под которым тонкая чёрная майка. На ней простые чёрные джинсы, немного вытертые на коленях, и тёмные кеды. Она не спешит. Ни одна из них не спешит.

Её волосы — длинные, прямые, тяжёлые — ниспадают чёрной лентой до поясницы. В утреннем свете из окна они блестят почти синим. Несса кидает их за плечо, привычно, без эмоций. Лицо вымытое, бледное. Никакого макияжа — только тени под глазами, будто нарисованные бессонной ночью.

Лоу застёгивает ремешок часов. Эл затягивает шнурки. Они не смотрят на Тею. Та стоит у двери, но будто за стеклом — невидимая. Она пробует сказать что-то, одно слово, беззвучное. Никто не реагирует.

Тея остаётся в комнате.

Через несколько минут Тея, в той же одежде, в которой вчера возвращалась из актового зала, тихо закрывает за собой дверь и уходит в сторону административного корпуса. К ней подошёл куратор с короткой фразой: «Директор хочет поговорить.»

Сначала — холодный, отстранённый разговор с Майлзом Хокинсом. Потом — мягкая комната, запах цитруса, кресло с пледом. Психолог Агата кивает: «Хочешь чаю?»

Тея кивает. Впервые за утро — глоток звука.

Столовая.

Три девочки входят вместе. Их шаги — как слаженный ритм. Лоу — с холодным выражением лица, Эл — сосредоточенная, как будто держит спину ровно специально. Несса — будто камень. Ни одна не поворачивается, не ищет глазами Тею. И никому объяснять не нужно — все уже знают.

Столовая гудит. Но не шумом — шёпотом. Сплетни витают, словно дым от сигарет в курилке.

— Это правда, что они...
— Я слышала, анкета одной из них...
— Нет, ты не поняла, это та, которая...
— Их теперь даже к психологу поодиночке зовут.

Все взгляды — режущие. Лезвия по коже. Несса ощущает, как кто-то её разглядывает сзади. Оборачивается — Карл.

Он сидит рядом с Луисом, на другом конце зала, но взгляд — прямой, точный. Как игла. Она не отворачивается. Их взгляды сталкиваются — и остаются. Несколько секунд. Как вызов. Как: "Ты не сломалась?" — "Нет, а ты?"

Луис поворачивается к нему, криво ухмыляется.
— Ну, теперь у вас фан-клуб. Ещё немного — и про вас роман напишут.

Карл бросает короткое:
— Бля, заткнись.

Луис смеётся. Несса отводит взгляд. В груди — не боль, а острый холод. Не от обиды — от бессилия.

Доска объявлений. Бумажка.

Примерно через пятнадцать минут, в коридоре возле столовой кто-то первым замечает бумажку, приколотую кнопкой к пробковой доске.

Записка от Сплетника:

"Страсти накаляются.
Правда ли, что Мелони теперь ходит к куратору чаще, чем в душ?
Или она просто ищет отцовскую фигуру?
Джон, держись - ты не первый и не последний.
А кто в Хиллстоуне носит радугу в душе, скоро станет ясно. Следите за 4 корпусом.
С любовью, ваш Сплетник."

Кто-то хихикает, кто-то морщится. Идут первые догадки, странные взгляды. В этот раз не про 17А — и это, на мгновение, даёт девочкам ощущение пустоты. Их не упомянули. Но ощущение дна — осталось.

***

Небо над «Хиллстоуном» было затянуто мягкими облаками, словно кто-то аккуратно растушевал серо-белую вату по всей небесной чаше. Солнце не пробивалось сквозь облака, но воздух оставался тёплым, почти ласковым. Тёплый ветер рябил листья на деревьях, приподнимал края футболок, гонял по гравию редкие бумажки и напоминал о лете без солнца — странном, будто выцвевшем, но ещё живом.

Несса стояла в небольшом строю у флажков, слушая распределение. Упомянули её имя — вместе с Лили. Внутри кольнуло облегчение: хоть кто-то рядом. Эл и Тея попали в другие группы — куда именно, она не услышала, ветер унёс слова.

Мысли на СС — сплошной гул. Всё утро будто свалено в одну кучу: взгляды, слухи, Тея у директора, её странное молчание за завтраком. Голова гудела, но ноги шли сами — туда, где куратор коротко объяснял правила игры.

Командная активность — что-то вроде квеста с элементами ориентирования и импровизированными заданиями. Задачи разбросаны по территории лагеря: от спортплощадки до края леса. У каждой команды — карта, ленточка и задание на первом пункте.

— «Лесной дозор»! — прочитала вслух Лили с таблички, что держала в руках.

— Серьёзно, — усмехнулась Несса, — звучит, как секта.

Они стартовали вторыми. Первое задание — найти красную ленту, прикреплённую где-то в районе беседки, и расшифровать записку. Несса с Лили шли почти плечом к плечу, перекидывались короткими фразами. За спиной слышались чужие голоса, кто-то бежал, кто-то ругался, кто-то спорил с куратором.

Когда Лили нырнула под скамейку и выудила из-под неё сложенный лист, Несса не сдержалась и прыснула со смеху.

— Что там? — Она присела рядом.

— Загадка. Серьёзно. Тут ещё стишок.

— Ну давай, только не говори, что про лес и дружбу.

— Почти. Про сову, которую надо найти у входа в «священный круг». Что бы это ни значило.

— Боже. — Несса закатила глаза. — Ну, пошли, охотницы на сов.

Она вдруг поняла, что улыбается — и не из вежливости. Сначала это было как попытка сбросить внутреннюю тревогу через сарказм, но сейчас ей действительно становилось легче. Это не отменяло общего напряжения — просто в этой активности на время можно было забыться. Остановить СС. Дышать. Бегать. Смеяться.

Ветер трепал её длинные чёрные волосы, развевая их по плечам и спине, как крыло. Несса чувствовала, как они цепляются за воротник, липнут к губам. И ей почему-то нравилось это ощущение — живое, почти дикое. Будто она снова была не «проблемным подростком», а просто собой.

Пока они бежали к следующей точке, она даже позволила себе крикнуть Лили:
— Ты вперёд, я за тобой! Если нас утащит сова — я всё равно никому не расскажу!

И снова смех. Честный. Заразительный.

Следующая точка квеста располагалась у старого сарая, что стоял на границе с лесной тропой. Команды разбредались по маршрутам, поэтому здесь было почти пусто. Лили ушла вперёд — побежала за ленточкой, заметив её между деревянными балками. Несса осталась на пару шагов позади, чуть приостановившись. Она обернулась — как будто что-то отвлекло.

Точнее — кто-то.

Карл появился резко, из-за угла. Как будто вынырнул из тени, из другого квеста, из другого воздуха. Его девять косичек прыгнули при шаге, серо-голубой взгляд зацепился за неё — и не отвёлся.

В груди что-то клацнуло. Инстинктивно — шаг в сторону. Не вовремя. Он тоже шёл быстро. В следующую секунду они врезались друг в друга плечами, грубо, почти глухо.

— Ай, — вырвалось у неё, больше от неожиданности, чем от боли.
Он не отшатнулся. Просто остановился. Стоял близко. Непозволительно близко.

Плечо Нессы будто ещё звенело от этого контакта. Ткань её футболки натянулась на месте столкновения, кожа под ней вспыхнула. От него пахло табаком и солнцем, а от неё — малиной, мятой и тревогой.

Карл глядел на неё всё ещё. В упор. Смотрел в глаза, без улыбки.
Ни ухмылки, ни слов. Только взгляд.
Тяжёлый, долгий, выжидающий. Он не играл — просто смотрел. Как будто проверял, выстоит ли она.

Несса не отводила взгляд.
Не могла.
Она чувствовала, как напряжение натягивает всё внутри — от шеи до кончиков пальцев.
На секунду ей показалось, что он скажет что-то. Одну из этих его фраз, от которых обычно хочется выцарапать ему лицо. Но он молчал. И молчание это было хуже.

— Осторожнее, — выдохнула она. Едва слышно. Сухо.

Карл медленно поднял бровь — и, наконец, отступил на шаг. Не отводя глаз, прошёл мимо, задел её плечом снова — почти специально. На этот раз мягче. Почти... намеренно. Почти с вызовом.

Несса осталась стоять, как вкопанная. Только через несколько секунд осознала, что сердце гремит в груди, будто железная банка, которую кто-то пинает изнутри.

Она резко втянула воздух, провела ладонью по волосам — и пошла за Лили. Не оборачиваясь.

Но ощущение от его плеча всё ещё жгло.
Будто под кожей остался отпечаток.

Активность подходила к концу. Несса стояла, прислонившись к деревянному столбу старого навеса, в тени, разглядывая, как Лили спорит с куратором насчёт финального задания. Их руки были испачканы землёй и цветной мелкой крошкой — они только что закончили рисовать огромную мишень на асфальте и бросать в неё мешочки с песком. Было неожиданно весело. Несса даже пару раз засмеялась — всерьёз, с хрипотцой, без напряжения.

Ветер трепал её волосы — тёплый, обволакивающий. В воздухе пахло нагретой травой и пылью. Облака плыли низко, будто лениво закрывая солнце. Было тихо. Без ощущения угрозы.

Именно поэтому контакт с Карлом ранее казался слишком громким. Слишком настоящим. Его взгляд до сих пор сидел внутри, под кожей, как заноза, как осадок на дне стакана.

— Всё, свободны, — крикнул куратор, махнув рукой.
Ребята начали медленно расходиться — кто в сторону корпусов, кто ближе к лесу.

Лили подтянулась к Нессe, вытирая ладони о шорты:

— Всё, капитан? Мы победили?

— Если победа — это пятна от мела на коленках, то да, — хмыкнула Несса.

— Лучше, чем утро, — пробормотала Лили.

— Многое лучше, — согласилась она, но уже почти шёпотом.

Они пошли вдоль забора, по утоптанной тропе, к корпусу. Сзади слышался шум и разговоры, но обе девушки молчали. Внутри — странная ровность. И лёгкая тяжесть.

А в это время Тея, выйдя с другой активности — что-то вроде спортивной эстафеты с покрышками и канатом — медленно осматривалась. Кожа на скулах ещё горела от бега, в руках — бутылка с водой. Её группа уже разошлась. Несколько девочек стояли в тени — у скамейки, смеялись, листали блокнот с заданиями.

Одна из них — рыжеволосая, в красной футболке с узором. Другая — с хвостиком и резинками на руках. Они были из комнаты 14D или 13B — не суть.

Тея подошла, немного неуверенно, но стараясь держаться как обычно — прямо, почти вызывающе.

— Неплохой финиш у вас был, — бросила она, делая вид, что просто мимо проходила.

Никакой реакции.
Обе продолжили разговор.

— Я говорю, вы круто финишировали, — повторила Тея, чуть громче.

— ...да, и я говорю, это вообще нечестно, — перебила её одна из девушек, не взглянув на Тею.

— Поли срезала, я видела, — добавила другая, вздыхая.

Они не просто не слышали. Они делали вид, что не слышали.

Тея замерла на секунду. Веки дрогнули. Пальцы на бутылке сжались.
Обычно в таких ситуациях она огрызалась, могла послать. Но не сейчас. Сейчас — что-то стянуло изнутри. Сильно.
Неуверенность? Злость?
Нет — одиночество.

Она развернулась резко и ушла. Быстро. Не оглядываясь. Горло перехватило, как будто она в себя сдерживала крик. Не вслух — внутри.

«Так значит, это не только 17А, — думала она, сжав зубы. — Это я. Я — их пугало. Я — та, на кого даже смотреть не хотят».

Злость закипала.
Но под ней, глубже, текла усталость. И очень знакомое ощущение — когда ты одна, и всё это — навсегда.

Пока Несса и Лили бросали мешочки в мишень, а Тея бегала по канатам и грязи, Эл была на более спокойной активности — арт-терапии на веранде библиотеки, организованной для «эмоционального снятия напряжения».

Там выдали пастель, уголь, бумагу и предложили нарисовать то, что «отражает твой внутренний пейзаж». Эл молча взяла серый и тёмно-зелёный карандаши, села у дальнего края стола и медленно, не торопясь, начала штриховать на листе что-то, похожее на лес. Не было ни одной фразы, ни с кем. Даже когда куратор подошёл спросить, всё ли в порядке, Эл просто кивнула, не поднимая глаз.

Она провела весь час в тишине, закрашивая белое пространство до полутемноты. Когда задание закончилось, она так и не посмотрела на работы других. Просто скомкала лист вдвое и засунула в карман.

Когда активность подошла к концу, Эл уже собиралась незаметно уйти обратно в корпус, но её окликнули. Спокойный голос, сдержанный, почти доброжелательный:

— Элинор? Подойди на минуту.

Она обернулась. Кураторка, темноволосая женщина лет сорока, не из их корпуса — та, что иногда заменяет штатных кураторов на медитациях и беседах. За её спиной стоял один из психологов лагеря, доктор Брейд. Высокий, седой, в светлой рубашке. Казался уставшим.

— По просьбе директора. Это займёт немного времени.

Эл не сказала ни слова, только кивнула. Внутри всё сжалось: раздражение, упрямое нежелание говорить, и лёгкое — почти незаметное — опасение. Она не боялась его, просто не хотела быть разобранной на куски.

***

Комната для бесед была рядом с административным корпусом. Белая дверь, стол, два кресла, ваза с сухими травами. Внутри прохладно. Психолог указал на кресло.

— Как ты, Эл?

— Хорошо, — тихо.

Он вздохнул. Положил блокнот на стол, но не открыл его.

— Мы с кураторами заметили, что ты отстраняешься. Мы видим твой выбор — одиночество, молчание. Это не наказуемо. Но... это может навредить. Особенно в атмосфере, которая сейчас образовалась.

Эл молчала. Сидела ровно, руки сжаты в замок на коленях.

— Твоя комната — в сложной ситуации. Ты знаешь, что происходит?

Она чуть заметно кивнула.

— И ты всё равно сохраняешь дистанцию?

Молчание.

— Это защита?

Только движение пальцев, словно она хотела что-то стереть с запястья.

— Ты можешь просто сказать одно слово. Хоть любое. Необязательно отвечать прямо.

Эл подняла глаза. Глубокие, зелёные, упрямо-спокойные.

— А что вы сделаете, если я скажу?

— Послушаю. Без выводов.

Она посмотрела в сторону, как будто там, за стеной, кто-то звал её по имени.

— Они всё рушат, — наконец сказала она. — А я не хочу быть среди обломков.

Брейд ничего не записал. Только кивнул.

— Это честно. Спасибо, что сказала.

Молчание затянулось, но оно уже не было враждебным.

— Ты хочешь быть одна?

— Сейчас — да.

Он кивнул ещё раз и отпустил её.

Эл вышла так же тихо, как вошла. Лист с рисунком всё ещё лежал в кармане, мятая зелёная тень.

Когда активность подошла к концу, Эл уже собиралась незаметно уйти обратно в корпус, но её окликнули. Спокойный голос, сдержанный, почти доброжелательный:

— Элинор? Подойди на минуту.

Она обернулась. Кураторка, темноволосая женщина лет сорока, не из их корпуса — та, что иногда заменяет штатных кураторов на медитациях и беседах. За её спиной стоял один из психологов лагеря, доктор Брейд. Высокий, седой, в светлой рубашке. Казался уставшим.

— По просьбе директора. Это займёт немного времени.

Эл не сказала ни слова, только кивнула. Внутри всё сжалось: раздражение, упрямое нежелание говорить, и лёгкое — почти незаметное — опасение. Она не боялась его, просто не хотела быть разобранной на куски.

**

Комната для бесед была рядом с административным корпусом. Белая дверь, стол, два кресла, ваза с сухими травами. Внутри прохладно. Психолог указал на кресло.

— Как ты, Эл?

— Хорошо, — тихо.

Он вздохнул. Положил блокнот на стол, но не открыл его.

— Мы с кураторами заметили, что ты отстраняешься. Мы видим твой выбор — одиночество, молчание. Это не наказуемо. Но... это может навредить. Особенно в атмосфере, которая сейчас образовалась.

Эл молчала. Сидела ровно, руки сжаты в замок на коленях.

— Твоя комната — в сложной ситуации. Ты знаешь, что происходит?

Она чуть заметно кивнула.

— И ты всё равно сохраняешь дистанцию?

Молчание.

— Это защита?

Только движение пальцев, словно она хотела что-то стереть с запястья.

— Ты можешь просто сказать одно слово. Хоть любое. Необязательно отвечать прямо.

Эл подняла глаза. Глубокие, зелёные, упрямо-спокойные.

— А что вы сделаете, если я скажу?

— Послушаю. Без выводов.

Она посмотрела в сторону, как будто там, за стеной, кто-то звал её по имени.

— Они всё рушат, — наконец сказала она. — А я не хочу быть среди обломков.

Брейд ничего не записал. Только кивнул.

— Это честно. Спасибо, что сказала.

Молчание затянулось, но оно уже не было враждебным.

— Ты хочешь быть одна?

— Сейчас — да.

Он кивнул ещё раз и отпустил её.

Эл вышла так же тихо, как вошла. Лист с рисунком всё ещё лежал в кармане, мятая зелёная тень.

***

Несса и Лили идут вдоль забора, чуть в сторону от основных дорожек, вдвоём. Здесь — тишина. Позади остаётся корпус, столовая, даже крики с площадки звучат отдалённо. Обе молчат, пока Несса закуривает — сигарета почти не тлеет от влажности в воздухе, но ей всё равно. Лили держит руки в карманах и то и дело щурится, как будто от солнца, которого нет.

— Ты злишься на неё? — наконец спрашивает она.

Несса поворачивается чуть в сторону, не понимая сразу.

— На Тею. — уточняет Лили. — Ну, за это всё.

Несса делает затяжку. Ветер тянет дым вниз, к земле.

— Не знаю. Может. Это всё как-то... тупо. Всё так быстро пошло ко дну. Я даже не успела понять, в чём именно проблема.

— Думаешь, она заслужила?

— Я думаю... — Несса смотрит куда-то поверх забора. — Думаю, она не думала. А теперь уже поздно.

Лили кивает.
— Мне её немного жаль, — говорит она почти шёпотом. — Я бы не хотела быть на её месте. Это — ад. Когда на тебя смотрят, как будто ты заразная.

Они идут молча ещё несколько метров. Несса сбрасывает пепел, а потом вдруг тихо, но твёрдо:
— Да. Это жестоко. Но она сама виновата. Так и есть. И это тоже важно понимать.

Пауза.

— Спасибо, — отвечает Лили. — Что ты вообще слушаешь.

В этот момент из-за поворота появляется Луис. Он идёт, засунув руки в карманы, с ленивой походкой, будто никуда не торопится, но, увидев их, немного оживляется.

— А вот вы где. Я думал, тебя ветер унес, — обращается он к Лили.

Лили ухмыляется:
— Меня не так просто.

— Ага, ну тогда извини, не оценил мощь. — Он поворачивается к Нессе. — Привет. Ты как?

Несса бросает на него короткий взгляд.

— Нормально. Тебя всё ещё не выгнали?

— У меня абонемент. — Он широко улыбается, потом чуть прищуривается, не то в шутку, не то всерьёз:
— Карл что-то на измене весь день. Ты его, случайно, не царапнула? Или это просто химия?

Несса скидывает пепел с сигареты и чуть скалится.

— Может, он просто мнительный.

— А может — не только он, — лениво бросает Луис, но без подкола. — Ладно, я пошёл её красть. Увидимся.

Он делает шаг в сторону Лили и уже уводит её за поворот, пока Несса остаётся с глухим, но цепким ощущением в груди. Карл. И это странное напряжение, про которое говорит Луис... Чёрт.

Они уходят, почти смеясь — Лили кидает Нессе быстрый взгляд, как будто извиняющийся, но довольный. Несса провожает их глазами, будто проверяя, действительно ли они уйдут. И, когда их силуэты растворяются за поворотом, она остаётся одна в медленно темнеющем лагере.

Ветер стал чуть прохладнее, волосы Нессы треплет в разные стороны. Она глубже натягивает капюшон и на автомате закуривает. Пространство вокруг будто выдыхается — утихают голоса, где-то хлопает дверь. Всё успокаивается, но в ней самой что-то будто продолжает жужжать, как плохо приглушённый динамик. Слова Луиса, его усмешка, упоминание Карла. Почему-то именно это не даёт покоя.

Она идёт вдоль дорожки, неторопливо, без цели. Просто чтобы не возвращаться в комнату раньше времени. Воздух пахнет травой и пылью, вдалеке кричат птицы. На секунду она представляется себе совсем в другом месте — в городе, на шумной улице, в своих наушниках. Но всё исчезает, как только она поднимает глаза на колючую проволоку над оградой. «Тюрьма для избранных», — мелькает мысль, и она горько усмехается.

Где-то в глубине лагеря слышны голоса — кто-то из старожилов, наверное, снова устроил себе «нелегальный вечер». Несса идёт дальше и присаживается у самой кромки поля, где ещё видно здание, но почти не слышно людей. Она сидит на земле, поджав ноги, стряхивает пепел. Мысли тянутся лениво и сбивчиво. Про Тею. Про Эл. Про то, что Лили пошла с Луисом, и это даже приятно. Как будто хоть кто-то из них заслуживает чего-то нормального.

Снова Карл. Его взгляд утром. Прикосновение в коридоре. Она даже не знала, что может так быстро отпрянуть, как от ожога. Хотя... не отпрянуть. Застыть. Принять. Почти захотеть.

— Господи, — шепчет она в воздух. — Как же всё тупо.

Позже, уже в комнате, когда воздух внутри душный. Тея ещё не вернулась, как и Эл.
и тишина обволакивает стены, появляется Лили. Щёки её пылают, глаза блестят, она закрывает за собой дверь почти бесшумно и шлёпается на кровать рядом с Нессой.

— Ну? — Несса смотрит на неё в упор, будто знает ответ, но всё же ждёт.

Лили улыбается, будто не может остановиться.

— Он... Он классный. Не знаю. Мне с ним легко. Не как с другими. Он всё время шутит, но слушает. Прямо слушает.

Несса кивает.

— Я рада за тебя. Реально.

— Ты не думаешь, что это глупо?

— Нет. Если тебе с ним хорошо, это не может быть глупо.

Они замолкают. На пару секунд. И тогда, неожиданно, Лили бросает взгляд в потолок.

— Всё это... всё равно странно. Все разбегаются, кто куда. Эл молчит, Тея... будто исчезла. И только мы ещё вместе.

— Пока, — тихо отвечает Несса.

Пока — это и про них, и про себя, и про Карла, и про всех остальных. Всё хрупкое.
Всё — до поры.

Комната 17А погрузилась в полутёмный покой, освещённая только настенным светильником в углу. Лили уже переоделась в лагерьскую пижаму и лежала на кровати, уставившись в потолок с мягкой улыбкой. Несса скинула с плечей рубашку, осталась в чёрной майке, прошлась к окну, придерживая штору пальцами, глядя в темнеющее небо. Ветер всё ещё гнал редкие облака, воздух был тёплым, будто день не спешил уходить.

— Думаешь, Луис правда интересуется мной? — тихо, почти шёпотом, спросила Лили, не отрывая взгляда от потолка.

Несса на секунду задумалась.

— Ну, он тебя слушает, — ответила она наконец. — Он же не из тех, кто зря время тратит. Да и... ты ему нравишься. Это видно.

Лили потянулась, зевнула.

— А ты? Не хочешь нравиться кому-нибудь?

Несса чуть улыбнулась.

— Мне сейчас достаточно, чтобы меня хотя бы не трогали.

— А Карл?

Тон был осторожный. Несса чуть повернулась.

— Что «а Карл»?

— Ну... ты не замечаешь, как он на тебя смотрит?

Несса снова посмотрела в окно.

— Он смотрит так, будто я мешаю ему дышать. А может, просто плохо видит.

Лили усмехнулась, но спорить не стала.

— Ты же понимаешь, что вы похожи. Только оба не хотите этого признавать.

Несса не ответила. Ветер за окном стихал. В коридоре кто-то смеялся, кто-то пробежал мимо двери. Было ощущение, будто лагерь переваривает прожитый день.

Тея с Эл еще не вернулись. Никто не знает где их носит.
В комнате на время стало особенно тихо.

— Думаешь, они обе окей? — спросила Лили.

— Не думаю. Но что мы можем сделать? — ответила Несса и наконец опустила штору. — С каждой днём всё сложнее.

Лили зажгла маленькую лампу над кроватью и взяла блокнот.

— Пишешь ему? — Несса кивнула в сторону.

— Иногда. Но не всегда ему. Иногда — себе. Чтобы не сойти с ума.

Несса молча легла на кровать, спиной к стене. Закрыла глаза.
Покой был обманчив. Под веками пульсировали мысли, в теле жило напряжение.
Мир затихал, но внутри всё гудело.

Отбой прозвучал через двадцать минут — глухо, как удар в подушку. Несса не пошевелилась.

В этот вечер никто не пошутил, не хлопнул дверью, не шепнул ничего под одеялом.
Просто наступила ночь. Простая, пустая, с привкусом чего-то приближающегося.

Я всегда буду любить Аляску Янг. Своего ущербного ближнего ущербным сердцем своим.