Штиль

«Если люди – это дождь, то я был моросью, а она – ураганом.»

7 июня.

Солнце в лагере встает не резко, не щелчком, а так, будто его кто-то медленно протягивает над холмами, заворачивает в туман и укладывает в листву. Свет просачивается сквозь узкие шторы комнаты 17А, падает на разложенные тетради, на скомканную простыню у Нессы под локтем, на бутылочку облепихового шампуня у раковины.
В комнате по-прежнему пахнет зелёным чаем и жасмином — след Эл.
Тея ещё спит, свернувшись калачиком, а Лили ворочается, на ощупь ища телефон, которого здесь нет.

Никаких экранов. Никаких наушников. Только мысли и тишина.

В половине восьмого по лагерю разносятся утренние колокольчики — не жёсткие, не школьные, а будто бы сквозь стекло. Мягкие. Их не слышно сердцем, но слышно внутри шеи, под кожей. Несса открывает глаза, на секунду думает, что дома, но сразу же вспоминает — лагерь, Хиллстоун, день седьмой. Вчерашний разговор с Лили на перекуре ещё пульсирует где-то в груди.
Карл. Косички. Сигареты. Его глаза. Его раздражающая ухмылка.

И всё же утро прерывает память. Сегодня что-то новое.

— Подъём, — ворчит Эл, уже умывшись, завязывая волосы в низкий хвост. В майке и широких серых шортах она напоминает кого-то из фильмов о независимых девушках, которые не боятся тишины.

Через двадцать минут все выходят на улицу. Сбор у третьего корпуса. Сегодня — первая сессия с психологом. Групповая.

Групповая сессия

Они идут по дорожке, усыпанной шишками и опавшими листьями. Утро тёплое, но влажное. Майка прилипает к спине. Несса идёт рядом с Теей и Эл. Лили чуть впереди, обернув волосы в косичку, как будто это помогает собраться. Тея в спортивных штанах и с кофейным пятном на майке, Эл — как всегда собрана. Несса — в сером худи, слишком тёплом, слишком любимом.

Сессия проходит в деревянном круглом домике рядом с озером. Внутри — кресла, коврики, чашки с мятой.
Психолог — женщина лет сорока, в светлом льне, с глазами, в которых нет суеты. Зовут её Агата. Она не улыбается лишнего, но и не холодна.

— Сегодня мы просто познакомимся, — говорит она. — Послушаем друг друга. Подумайте: как вы себя чувствуете в этом месте? Как вы сюда приехали? Что вы с собой привезли — кроме вещей?

Молчание. Кто-то шаркает ногой по ковру.

— Меня зовут Яэль, — первой говорит девочка с ярко-оранжевыми волосами. — Я из Остина. Я... приехала, потому что мои родители считают, что у меня проблемы с агрессией.

Тишина.

— Спасибо, Яэль, — мягко говорит Агата. — Кто ещё?

Они говорят по очереди. Кто-то вскользь, кто-то глубже. Лили рассказывает, что приехала, потому что "решили, что надо отдохнуть от гаджетов". Улыбается, но глаза бегают. Тея говорит, что хочет научиться спать спокойно.

Когда очередь доходит до Нессы, она замирает.

— Меня зовут Несса. Я из Чикаго. Я... — она опускает глаза, пальцы сжаты в узел. — Я не знаю, зачем я здесь. Сказали, что будет полезно.

Агата кивает. Несса ощущает, как будто воздух в комнате стал плотнее.

— Полезно, — повторяет Агата, будто пробует это слово на вкус. — Иногда мы не сразу понимаем, в чём именно. Или зачем. Это нормально.

Несса не отвечает. Она чувствует, как внутри всё сжимается, как будто что-то стыдное только что выскользнуло наружу. Рядом Эл сидит, скрестив ноги, глаза её смотрят прямо вперёд, не отворачиваясь. Лили тихо проводит ногтем по чашке, оставляя на ней дуги пара. Тея глядит в пол, как будто там — что-то важное.

— Я — Агата, — говорит женщина, наконец. — И если бы я приехала сюда, не как специалист, а как кто-то из вас... я бы, наверное, сказала, что привезла с собой тревогу. Много тревоги. Потому что начинать что-то — это страшно.

Тея кивает — почти незаметно. Несса замечает, как на её коленях медленно расцветает синяк. Ударилась, наверное, накануне. Всё здесь немного болит.

Они говорят ещё немного. Кто-то упоминает бессонницу, кто-то ссору с матерью, кто-то — тишину в доме, которая становится слишком громкой.

Когда они выходят, воздух уже горячий. Озеро рядом пахнет водорослями и солнцем. Тея идёт молча, всё ещё задумчивая. Эл держит в руках бутылку с водой, взгляд её сосредоточен, почти строг. Лили курит глазами — как будто снова и снова прокручивает сессию в голове. Несса идёт сзади. Она чувствует, как прилипает ткань худи к спине, но не снимает. Всё равно — без него будто бы голая.

— Как тебе? — спрашивает Лили, оборачиваясь. Её голос — как будто сквозь ватную завесу.

— Странно, — отвечает Несса. — Всё... странно.

— У тебя было хорошо, — вдруг говорит Эл, не поворачивая головы. — Ты говорила по-настоящему.

Несса хмыкает. Сначала хочется отмахнуться, но потом она вдруг понимает, что в этих словах нет лести. Только наблюдение.

— Ты что-нибудь привезла с собой? — тихо спрашивает Лили. — Ну, как Агата сказала?

— Сны, — отвечает Несса, сама не веря, что это сказала. — Которые я теперь не могу вспомнить.

***

Записка от сплетника

После сессии — завтрак. А затем, в коридоре третьего корпуса, на пробковой доске появляется бумажка. От руки, чёрной гелевой ручкой:

"Говорят, Тея спит с телефоном под подушкой.
А кто-то уже приметил Луиса.
Осторожно, Хиллстоун. Все, что вы делаете – кто-то уже видел"
– Сплетник Хиллстоуна

Смех. Перешёптывания. Кто-то делает фото — на плёночный фотоаппарат, конечно. Телефонов-то нет.

— Это что, типа как в школе? — спрашивает Лили, хмурясь. — Только анонимно?

— Ну, прикольно, — кивает Тея, но лицо её немного бледнеет.

Несса не говорит ничего. Но внутри — холодок. Будто кто-то пялится прямо сейчас. Смотрит сквозь неё. Или изнутри.

После сессии и завтрака день не клеится. Вроде обычный — какие-то прогулки, кто-то из соседнего корпуса вяжет фенечки, кто-то валяется на траве, но после той дурацкой записки становится ощущение, что лагерь — не совсем лагерь. Как будто камеры есть, но их не видно. Как будто воздух шепчет.

Несса идёт по узкой дорожке, усеянной мелкими камнями. Ноги в кедах устают, солнце жарит затылок. Тея что-то бормочет о том, что Эл умеет завязывать бандану в сто разных способов. Лили смеётся. Эл идёт рядом — руки в карманах, лицо в пол-спокойствия. У неё такой взгляд, будто она видит людей насквозь.

Внутри Нессы — шар. Плотный, холодный.

Слишком много всего. Привыкнуть — это не просто слово. Это, как будто тебя выбросили из окна, и пока ты падаешь, тебе кричат: «Привыкай!»

Она скучает по Харпер. Скучает по своей комнате. По телефону. По тому, чтобы открыть сообщения и увидеть: «Ты как?»

Здесь никто так не спрашивает.

Хочется плакать, но не на людях.

На обеде Тея и Лили ускользают куда-то за корпус, и Несса остаётся с Эл. Та ест виноград и читает что-то на клочке бумаги. Несса не спрашивает. Не сегодня.

Через двадцать минут кто-то прибегает с новостью — Лили и Тея спалились. Курили. В кустах. Нашли. Забрали.

— Ну хоть не выгнали, — шепчет кто-то.
— Их на уборку столовки отправили, — добавляет другой.

Несса закатывает глаза. Она не удивлена. Чуть зла. Но в глубине — даже немного тепло. Эти двое хоть живут. Хоть делают что-то.

***

После ужина — прогулка. Все корпуса выходят на улицу.

Кураторы читают список. Случайные группы. У Нессы — Лили, Тея, Эл и ещё несколько ребят. Среди них — та Яэль с оранжевыми волосами, паренёк по имени Филлип с нервными руками, девочка с браслетами до локтя, и парень с острым лицом, кажется, его зовут Рем.

Они идут к озеру. Кто-то несёт колонку, но её не разрешают включать. Они просто сидят на берегу. Говорят ни о чём. Эл молчит, наблюдает. Лили рассказывает какую-то глупую историю про то, как в первом классе устроила "мятный бунт" — подбросила всем жвачку в тетради.

Смех. Тея валяется на траве.

Несса смотрит на воду. Вода кажется слишком ровной. Как будто, если крикнешь, она не отзовётся. Только в Харпер можно было кричать — и получать ответ. Даже если тот был странным, резким, обидным.

А тут — пустота.

Позже. В комнате 17А.

Они возвращаются. Эл идёт в душ, Тея засыпает в футболке, пахнущей сигаретным дымом. Лили прыгает на кровать и улыбается.

— Я тебе кое-что расскажу.

Несса приподнимает бровь.

— Луис. Он подошёл ко мне. Там, когда мы с Теей столы мыли. Типа... сигарет хотел. Но это был такой тупой повод. Он так смотрел, будто не про сигареты вообще. Поняла?

— Луис... — Несса вспоминает — тот, с серёжкой в ухе и тенью на скулах. Он живёт с Карлом. — Ага. И что ты?

— Ничего. Я типа: «Ой, не знаю, тебе нельзя». А он: «Ну ты скажи, если вдруг, я должен быть в курсе». — Лили кривит губы, будто копирует его. — Короче. Он прикольный.

Несса закатывает глаза. Лили улыбается.

— Это не ты с ним жила неделю, — бросает Несса.

— Нет, но теперь ты можешь узнать о нём побольше. Через меня. Через Луиса.

Это ранит.

Слишком близко. Карл — как заноза. Не достать, но больно. Невыносимо. А теперь ещё и... соединения.

— Он мудак, — хрипло говорит Несса.

— Все тут мудаки. Даже ты. — Лили смеётся. — Но это ничего. Это пройдёт.

***

Глубокая ночь. Несса не спит.

Снаружи тихо. Корпус затаился. Эл дышит ровно, Тея посапывает, Лили обнимает подушку.

Несса встает. Потихоньку, босиком, уже можно, генеральную уборку по корпусу провели.
Накидывает худи. Берёт пачку, спрятанную в подкладке. Выскальзывает в коридор, потом на улицу.

Трава мокрая. Луна режет небо. Вышка светится бледно.

Она идёт к лавке. Там, за углом столовой. Садится. Зажигает.

И вдруг — шаги.

Карл. Как из тумана.

Он подходит молча. Тоже с сигаретой. Садится, не спрашивая. Между ними — метр и глухое небо.

— Ты везде, как плесень, — говорит она первой.

— А ты, как заноза под ногтем, — отвечает он. — Жить не мешаешь, но каждый шаг — с приветом.

Они курят. Молча.

— Сплетник — не ты? — спрашивает она вдруг.

Карл усмехается.
— Если бы я был, ты бы уже об этом узнала. Со страниц лагерной газеты. С заголовком: «Девочка с глазами, полными претензий».

Тишина.

Несса выдыхает. Долго.

— Тут как будто все ждут, когда ты облажаешься.

— Потому что все уже облажались. Просто теперь смотрят на других.

— А ты?

Он тушит сигарету.

— Не умереть тут, Несс, – с особой интонацией произносит имя. – Это цель. Только и всего.

И уходит. Оставляя девушку в полной тишине.

***

Комната пахнет табаком, мятной пастой и чем-то пыльным — кажется, у Луиса опять завалялась одежда из первого дня. Он копается в ящике, выискивая зарядку для фонаря, хотя знает, что фонарь у него уже третий день как разрядился и валяется под кроватью. Просто делать нечего.

Карл валяется на нижней койке, головой к стене. Руки под затылком. Сигарета кончилась, а идти за новой лень. В ушах шумит не от никотина, а от бессмысленности этого всего.

— Слушай, — вдруг Луис кидает с пола, — а Лили... ну, как тебе?

Карл поворачивает голову, не отвечая сразу.

— В смысле?

— В смысле, милая. Я с ней в столовой перекинулся парой слов. Такая прям... дерзкая, но не в лоб. Интересная. — Луис чешет подбородок. — Думаю, у неё мозги есть.

— У неё есть подруга, которая готова тебя убить взглядом.

— Да ладно тебе, Холл? Она с рождения ходит с видом «ненавижу всех»?

Карл хмыкает, в потолок:

— Возможно, просто тут не всех стоит любить.

Луис тянет горлышко воды прямо из бутылки. Глотает. Швыряет её обратно в угол.

— Ну не знаю. Мне кажется, если жить тут до конца лета и не пообщаться нормально хотя бы с кем-то — крыша поедет.

Карл молчит. Это как раз то, чего он и боится.

Луис продолжает:
— Я с ней заговорю ещё раз. Не потому что «надо», а просто потому что мне любопытно. И не потому что ты с Холл воюешь — у нас разные тропы.

Карл поворачивается к нему, глаза в тени:

— Дело не в войне. Просто тут каждый второй — либо играет, либо прячется. А те, кто молчит — чаще всего самые громкие.

— Ну, по мне — лучше уж поговорить. Сигарету у неё спрошу. Вот и повод. А там видно будет.

Карл качает головой, но не комментирует. Он не Луис. Не умеет идти в разговор с полулыбки. Всё, что он говорит, часто звучит как нападение, даже когда это — попытка сблизиться. Особенно — с ней.

Насчёт Лили — Карл не думает долго. Она... светлая, да. Умная. Она держится легко, но видно — это натяжка. Не фальшь, а броня. Она носит её, как шарф — чтобы не продуло слишком больное.

Но всё же Карла цепляет другое.

Он не хочет видеть её глаза, когда рядом — Несса.

Потому что Лили смеётся, а Несса смотрит так, будто знает, что ты врёшь, даже если ты молчишь. И даже если ты сам себе поверил.

Потом Луис уходит в душ, оставляя дверь приоткрытой. Вода шумит. Карл поднимается, кидает футболку на спинку стула, открывает окно.

Там прохладно. Мокро. Воздух как будто пахнет не июнем, а чем-то чужим. Как будто весь лагерь — не место, а пауза. В жизни. В мыслях. Во всём.

"Не умереть тут, Несс. Это цель."

Он вспоминает, как она сказала, будто он плесень. И улыбается. Не злобно. Почти... по-человечески.
Но потом гасит выражение. Не сейчас. Не об этом.

Он достаёт старую зажигалку — ту, что подарили на прошлое Рождество. Чиркает — щёлк. Щёлк. Не загорается.

Как и многое тут.

Как будто лагерь говорит тебе:
хочешь света – сам зажги, но не обещаем, что хватит надолго.

«Представлять будущее – это своего рода ностальгия.»