Солнечный корт

Жан
Поскольку ни Жан, ни Лукас не хотели оставаться на скамейке запасных
в течение четырех месяцев, на следующий день они решили по
негласному соглашению просто игнорировать друг друга. Учитывая, что
они играли на одной позиции на корте, а Жан все еще состоял в группе
Ксавьера в тренажерном зале, было довольно легко добиться успеха, не
доставляя при этом команде лишних хлопот. Лукас держал свой острый
язык за зубами, а Жан отдавал ему пасы, когда того требовала ситуация
на поле, и они переодевались в раздевалке, следя за тем, чтобы между
ними стояло как минимум два других игрока.
К лучшему это или к худшему, но такое решение проблемы привело к
тому, что тренеры смогли немного успокоиться и сосредоточиться на
Жане, а точнее, на том, как он играл на их площадке. В четверг днем
тренер Реманн присоединился к своей команде на корте для проведения
тренировки. На нем был один лишь шлем для защиты, и он расхаживал
вдоль стен, наблюдая за Моро, как ястреб. Каждый раз, когда Жан делал
что-то, с чем Реманн был не согласен,
- грубые подножки, удары спиной
и большее соприкосновение, чем того допускает джерси, - он коротко
свистел в серебряный свисток. Он не останавливал игру при этом, веря,
что Жан и так сможет понять, что ему нужно менять в своих движениях.
Поначалу это просто раздражало, но по мере того, как день клонился к
вечеру, постоянные предупреждения казались нападающим все более и
более забавными, а Жану - менее. Веселые возгласы «Ой!» и «Ты
справишься!» от его товарищей по команде никак не улучшали
настроения. Моро был вынужден подвергать сомнению каждый свой
шаг, и каждый раз, когда он колебался, обдумывая свои действия, он
рисковал отстать и потерять контроль над игрой. Было не легко не
использовать мышечную память, что неизбежно приводила к очередному
ругательному свисту со стороны тренера.
Джереми был достаточно умен, чтобы не отпускать подобных замечаний,
но, к его несчастью, он просто не вовремя попался Моро по руку, став
четвертым человеком, отпустившим комментарий по поводу его игры.
Удивленное «Ой» Джереми не было похоже на насмешку, от которых
Жан страдал весь день, но и этого небольшого возгласа было достаточно.
Жан зацепил Джереми плечом за руку и подставил клюшку под ногу,
чтобы опрокинуть его на спину. Джереми застонал, сильно ударившись
о пол, и тренировка неожиданно прекратилась, когда Троянцы услышали
этот гулкий удар. Моро опустился на колени рядом с Джереми, чтобы
подождать пока тот придет в себя, и положил клюшку на землю перед
ним.
Нокс приподнялся на руках, увидев, что Реманн направляется в их
сторону. Жан почувствовал на себе испытующий взгляд тренера, но не
потрудился ответить на него, вместо этого уставившись в безопасную
точку на другом конце корта. Реманн присел на корточки по другую
сторону клюшки Жана и посмотрел на Джереми.
– В порядке? – спросил он. Когда Джереми кивнул в знак согласия,
главный тренер задумчиво посмотрел на Жана. – Кажется мы движемся
в противоположном направлении, чем предполагали.
– Мне жаль, тренер, – выдохнул Жан.
– Тебе действительно жаль или ты говоришь это, потому что думаешь,
что я хочу это услышать?
– Я не люблю терпеть неудачи, тренер.
– На это потребуется время, – сказал Реманн и постучал по свистку,
висевшему у него на шее. – Это не попытка пристыдить тебя, это способ
помочь тебе. Я не думаю, что ты самостоятельно сможешь увидеть все
места, в которых наши подходы могут различаться. Теперь, когда мы оба
лучше понимаем, над чем еще предстоит поработать, мы можем
исправлять каждую ошибку по отдельности. Кажется, слишком многое
нужно изменить одним махом. Ты готов продолжить или тебе нужен
перерыв, чтобы проветрить голову?
– Я буду играть столько, сколько вы мне позволите, тренер.
– Тогда поднимайся с колен и приступим к делу, – сказал Реманн, вставая.
Жан подобрал свою клюшку и протянул ее мужчине. Реманн принял ее и
повертел в руках, ожидая пока Джереми поднимется на ноги. Моро
выпрямился и терпеливо посмотрел на тренера, но тот продолжал лишь
внимательно осматривать спортивный инвентарь. Реманн потянул за
сетку клюшки, выискивая проблемы с натяжением, и сжал головку в
поисках трещин, прежде чем вопросительно посмотреть на Жана.
– Я что-то упускаю? – непонимающе сказал он. – Что мне с ней делать?
Он был не первым тренером, которому нравилось заставлять своих
игроков просить об этом, но Жан не ожидал такой садистской жилки от
человека, столь широко почитаемого в Национальной Ассоциации
Студенческого Спорта. Но Жан не огорчился, он скорее был рад
заглянуть за эту маску - лучше покончить с догадками сейчас, когда у
него впереди еще два года под опекой Реманна.
Жан отвел взгляд в сторону и послушно ответил:
– Я раскаиваюсь, тренер.
Мужчина ничего не ответил, видимо наслаждаясь ожиданием, но тут
Джереми неожиданно недоверчиво вскрикнул, вероятно что-то осознав:
– Боже мой, Жан!
Нокс выхватил клюшку из рук Реманна с такой смелостью, что Моро
отскочил от него на два шага в сторону. Джереми протянул свободную
руку к Жану, стараясь не прикасаться к нему, и подчеркнул:
– Он не собирается тебя бить или наказывать. Хорошо? Мы здесь так не
делаем. Ты сказал, что постараешься работать лучше, и нам этого вполне
достаточно.
Взгляд Реманна был таким тяжелым, что Моро едва мог дышать под его
тяжестью, но всё-таки он рискнул бросить холодный взгляд на Джереми.
– И снова ты думаешь, что просто слов будет достаточно, когда очевидно,
что это не так. Я подписал контракт, обязавшись соблюдать ваши
правила, и всю неделю обещал вести себя хорошо, но постоянно
подрывал ваше доверие и отказывался исправляться. Сегодня я совершил
те же ошибки, что и в понедельник.
– Только не говори мне, что твои тренеры били тебя клюшкой, – сказал
Реманн. Это была опасная грань, которую нельзя было переступать, и
Жан воспринял слова «не говори» буквально, решив держать рот на
замке. Реманн выдержал молчание всего несколько секунд, прежде чем
потребовать: – Посмотри на меня прямо сейчас. Я задал тебе вопрос.
Это был не вопрос, но Жан знал, что лучше не поправлять его. Он
заставил себя встретиться взглядом с Реманном и говорить, как можно
более нейтральным тоном.
– Они делали все необходимое, чтобы мы играли наилучшим образом,
тренер.
– Что бы там ни было... – Реманн оборвал фразу на полуслове и
отвернулся от них, начав взволнованно теребить свисток.
Жан никогда раньше не видел, чтобы тренер нервничал, и не был уверен,
как реагировать на этот намек на слабость. Моро снова взглянул на
Джереми, от мрачного выражения лица которого не было никакого толку,
и перевел взгляд на Реманна, прежде чем тренер смог бы понять, что он
отвлекся. Прошла почти целая минута, прежде чем мужчина успокоился
настолько, чтобы замереть и жестом подозвать Нокса. Джереми молча
протянул Жану клюшку, и защитник медленно забрал ее у него.
– Давайте повторим упражнения сначала, – сказал тренер и ушел.
Жан подождал, пока он не окажется за пределами слышимости.
– Я не понимаю.
– Поверь нам, – устало сказал Джереми. – Мы тоже не понимаем.
У Жана возникло ощущение, что они говорят о двух разных проблемах,
но у него не хватило сил спросить. Вместо того, чтобы отправить обе
команды на пенальти за неспортивное поведение Жана, Реманн
перезапустил всю игру и отправил их всех на исходные позиции. Жан
выдержал несколько испытующих взглядов, направляясь через площадку
к своей линии. Он не был уверен, слышал ли их кто-нибудь или большое
расстояние смогло помочь заглушить разговор. Как бы то ни было, никто
не был настолько безрассуден, чтобы спрашивать.
Прошло около получаса, прежде чем раздражение покинуло голос
тренера. Теперь, когда Реманн собирался сосредоточиться на одной
ошибке Жана за раз, свистки раздавались все реже. Сегодняшней
проблемой была привычка Моро просовывать ногу между ног Джереми
каждый раз, когда они останавливались, чтобы понаблюдать за своими
товарищами по команде. Это был легкий способ подставить ему
подножку и увести соперника с корта с травмами, и это была одна из
первых стоек, которым обучали Воронов. Избавление от этой привычки
требовало сознательных усилий, но, если бы это было единственное, что
Жану нужно было изменить сегодня, он мог бы потратить силы на
исправление этого, не жертвуя при этом своей игрой.
Наконец тренировка закончилась. Реманн подозвал Жана, в то время как
остальные игроки отправились в душевые. Лисински нигде не было
видно, но Хименес и Уайт обменивались впечатлениями, следуя за
своими игроками в раздевалку. Реманн сел на скамейку запасных и
подождал, пока Жан поравняется с ним. Моро сел только тогда, когда
тренер жестом пригласил его сделать это.
Реманну потребовалась всего минута, чтобы разобраться в своих мыслях.
Он изучил Жанна отстраненным взглядом, прежде чем произнести:
– Просто, чтобы ты знал, мы попросили университет Эдгара Аллана
прислать твою полную медицинскую карту еще в апреле. Они
согласились и даже дали нам трек-номер для отслеживания посылки, но
почему-то письмо так и не дошло до нас. Что-то подсказывает мне, что
это не было случайностью. Что думаешь?
– Я не знаком с местной почтовой системой, тренер, – сказал Моро.
– Кто-то из тренеров сломал тебе ребра?
– Я получил травму на тренировке, тренер.
– Забавно, что ты все еще называешь это так, когда Кевин и Джереми
говорят, что это последствия вышедшего из-под контроля буллинга, –
отозвался Реманн, и Жан пожелал «Королеве» Свиты тысячи
мучительных смертей. Реманн дал словам повиснуть в воздухе, прежде
чем продолжить: – Я собираюсь спросить столько раз, сколько
потребуется, и надеюсь, что ты будешь предельно честен со мной. Кто-
то из тренеров сломал тебе ребра этой весной?
– Нет, тренер, – сказал Моро.
Реманн продолжал изучать его, словно взвешивая правдивость этого
ответа.
– Ты должен знать, что Джеки позвонила в Университет Эдгара Аллана,
чтобы более подробно расспросить об их программе обучения для
спортсменов. Она не забыла попросить привести примеры эффективных
дисциплинарных мер. Оказалось, что в кампусе нет ни одного бассейна.
Не хотел бы это объяснить?
На мгновение Жан почувствовал вкус мокрой ткани. Его самообладание
пошатнулось, но Моро лишь крепче сжал пальцы и сказал:
– Нет, тренер.
– Вот в чем дело, – сказал Реманн. – Я не хочу требовать от тебя больше,
чем ты готов мне дать, но рано или поздно мне придется задать несколько
действительно неприятных вопросов. Я надеюсь, что мы сможем прийти
к какому-то взаимопониманию, прежде чем достигнем этой точки,
потому что мне нужно, чтобы ты понял, что я не стал бы совать нос в
чужие дела, если бы не чувствовал, что должен это сделать. Теперь ты
один из моих детей. Я пытаюсь поступить с тобой правильно, но это
требует от нас обоих некоторой отдачи. Ты понимаешь?
Жан не понял, но послушно сказал:
– Да, тренер.
– Тогда можешь идти. Я и так слишком долго тебя задерживал. Ты
хорошо поработал сегодня.
Несмотря на то, что Жан пришел в душ последним, он все равно закончил
с мытьем одним из первых. Он вытерся и оделся так быстро, как только
смог, и направился к ряду нападающих, когда в раздевалку вошли его
товарищи по команде. Джереми всегда задерживался, потому что болтал
со слишком большим количеством людей, но Моро был не против – ему
нравилось ждать и анализировать ошибки, допущенные за день.
Лукас добрался до Жана раньше их капитана, и напряженное выражение
его лица никак не улучшило настроения Моро. Жан не упустил из виду,
что Набил замер на случай, если ему понадобится вмешаться - судя по
нетерпеливому взгляду, который бросил на него Лукас, он тоже это
заметил. Заметил ли он задумчивые взгляды, которые Дерек и Деррик
бросали ему в спину, было уже неважно, так как Моро не отрывал взгляда
от лица Лукаса и ждал пока тот скажет, с чем связан его нежелательный
визит.
– Мне нужно с тобой поговорить. Без... – Лукас жестом указал на своих
любопытных товарищей по команде. – Ты можешь задержаться сегодня
на несколько минут?
Его первой мыслью было отказаться, но Жан обратил внимание на
напряженную линию его рта и ссутулившиеся плечи. Это был не гнев, а
тревога. Моро предпочел бы первое, но он сам себя подставил, заставив
Лукаса потребовать ответов от своего брата. Жан посмотрел на телефон,
который Лукас сжимал так сильно, что его костяшки пальцев побелели,
и почувствовал, что предстоящий разговор его точно утомит.
– Привет, Лукас, – весело и громко сказал Джереми, выходя на площадку
и направляясь к своему шкафчику. – Сегодня ты неплохо поработал.
Жан смутно осознавал, что Лукас задал ему вопрос, но ход его мыслей
прервался где-то на влажных веснушчатых лопатках Джереми. У
Джереми начали отрастать корни волос, и теперь это было более заметно,
потому что после душа его волосы прилипли к голове. Жан смотрел, как
струйка воды стекает по его спине к полотенцу, обернутому вокруг бедер
Джереми, а затем недовольное ворчание, которое издал Лукас,
напомнило Моро, что у него есть более важные поводы для беспокойства.
Он с усилием вернул внимание к своему отвратительному товарищу по
команде, в то время как Нокс принялся расчёсывать волосы руками.
– Ну и что? – потребовал ответа Лукас.
– Да, – сказал Жан, хотя презрение, написанное на лице Лукаса, вызывало
у него желание назло отказаться. – Я подожду.
Лукас стремительно удалился, нападающие вернулись к своим занятиям,
а Джереми бросил любопытный взгляд на Моро.
– Все в порядке?
– Увидим, – сказал Жан.
Большая часть команды и два тренера ушли, прежде чем Лукас снова
пришел его искать. Теперь он выглядел более встревоженным, чем десять
минут назад, и Жан подсчитал, что их шансы выйти из этого разговора
невредимыми равны нулю. Он встал, когда Лукас не подошел, и положил
руку на плечо Джереми, когда тот двинулся следом. Лукас засунул руки
в карманы и бросил на Джереми настороженный взгляд.
– Мне нужен один Жан, – сказал он. – Дай несколько минут.
– Да? – спросил Джереми у Жана.
– Вернусь через пять минут, – пообещал Моро и направился к Лукасу.
Он ожидал, что Лукас отведет их в другой конец раздевалки или, может
быть, в одну из комнат для собраний, но Лукас направился к двери и по
туннелю к выходу. Лукас проскочил между машинами Реманна и
Лисински, чтобы добраться до внешних ворот, и, хотя Жан без колебаний
последовал за ним, он отказался выходить за пределы территории
стадиона. Сам Лукас тоже так и остался стоять в проеме, держась одной
рукой за ворота, а другой – за ограждение, глядя на несколько машин, все
еще разбросанных по стоянке.
– Я поговорил с Грейсоном, – сказал Лукас. – Во всяком случае, пытался.
Он все еще не хотел говорить со мной
– Неожиданная сдержанность, – протянул Жан, – но это не моя проблема.
– Он все еще не хотел говорить со мной, – повторил Лукас с нажимом.
Жан уставился на него, слыша слова, но отказываясь вникать в их смысл.
Отрицание могло спасти его лишь на время, и он проследил за взглядом
Лукаса, направленным на машину, припаркованную рядом с забором. Он
понял, что сейчас произойдет, когда открылась водительская дверь, но
ничего не мог поделать, стоя неподвижно, пока Грейсон выбирался из
машины и направлялся к нему.
Свобода ничуть не утихомирила его пыл, месяцы разлуки ничуть не
укротили ярость. Жан смотрел на человека, который отчаянно хотел
причинить ему боль и который прекрасно знал, где находятся его шрамы.
Моро не чувствовал асфальта под ногами и теплого ветра, треплющего
его волосы. Там, где должен был находиться его мозг, был лед, а в груди,
словно червь, ползла липкая тошнота.
Загремел металл, когда Лукас снова закрыл ворота. Жан мог бы сказать
ему, что никакая дверь не сможет удержать Грейсона, но он задыхался от
воспоминаний и не мог подобрать слов. Грейсон замедлил шаг и
остановился с другой стороны, но это не было проявлением послушания
или сдержанности. Судя по выражению его лица, он просто наслаждался
эффектом, который производило на Моро его присутствие. Жан
попытался вспомнить, как он выглядел в январе, весь в синяках и крови,
но это никак не помогло ему успокоиться.
– Ты сказал, что просто хотел поговорить, – напомнил Лукас Грейсону. –
Ты можешь поговорить с ним оттуда.
Грейсон вцепился пальцами в ограждение.
– Ты мне кое-что должен, Жанни.
Прозвище Зейна, произнесенное Грейсоном, заставило Жана с трудом
сглотнуть, борясь с приступом желчи.
– Пошел ты. Зейн выиграл этот конкурс, а не ты.
– Его здесь нет, чтобы претендовать на это место, – сказал Грейсон. –
Зато здесь есть я. Я вернусь в Гнездо через два дня, и ты убедишься, что
они проявят ко мне должное уважение.
– Я не буду лгать ради тебя.
– Ты расскажешь всем, что мне обещали место в Свите, или я приду к
тебе, сдеру кожу с твоего лица и трахну твой чертов череп. Понимаешь?
Я знаю, где ты играешь. Я знаю, где ты живешь. Кто теперь защитит тебя?
– Господи, Грейсон... – начал Лукас, но Грейсон уже двигался.
Он навалился всем своим весом на ворота, и Лукас не был готов его
сдержать. Лукас слегка вскрикнул, когда его отбросило назад, но Жан не
стал задерживаться, чтобы помочь ему. Он побежал к входу обратно в
стадион, зная, что будет недостаточно быстр. Его пальцы коснулись
клавиатуры кодовой панели, прежде чем чья-то рука схватила его за
плечо и развернула к себе.
Первый удар пришелся ему в челюсть, отбросив его к стене, и Жан начал
отбивался, как загнанный зверь в клетке. Грейсон проигнорировал
неловкие попытки Жана защититься и, схватив его за лицо, ударил
головой о твердую стену. Мир закружился в тошнотворном тумане, затем
сузился до слишком яркого фокуса, когда Грейсон сильно укусил его за
шею и плечо. Крик, вырвавшийся у Моро, был скорее звериным, нежели
человеческим, и Жан судорожно вцепился пальцами в лицо и горло
своего бывшего товарища по команде.
Лукас появился из ниоткуда, схватил брата за руку и потянул к себе.
– Прекрати, – отчаянно попытался он. – Грейсон, прекрати!
Грейсон отпустил Жана, чтобы разобраться с братом. Трех ударов было
достаточно, чтобы сбить Лукаса с ног, и Грейсон вернулся прежде, чем
Жан успел отползти от стены более чем на два шага. Грейсон снова
схватил лицо Моро обеими руками и прочертил на его щеках страшные
линии большими пальцами, прижав его к стене.
Жан схватил его за запястья, прежде чем Грейсон успел выцарапать ему
глаза, и изо всех сил ударил парня головой. Когда Грейсон отступил на
шаг, Жан потянул его за собой, но тот успел опомниться и освободить
руки. Грейсон впился в него ногтями, снова толкнув Моро на спину. Жан
ударил его ногой по лодыжке так сильно, как только мог, пока они были
так близко друг к другу, и Грейсон в ответ впечатал его головой в стену
с такой силой, что у Жана заболели зубы.
– Дай мне мой гребаный номер, – прорычал Грейсон.
– Он не твой, – выдавил Жан. – Пошел ты.
Это был неправильный ответ. Грейсон укусил Жана за левое запястье с
сокрушительной силой. Моро попытался высвободить руку и когда его
хватка ослабла, ноготь большого пальца Грейсона рассек мягкую кожу в
уголке глаза Жана.
Дверь стадиона распахнулась только для того, чтобы резко остановиться,
ударившись о скрюченное тело Лукаса, и Грейсон немедленно отскочил
от Жана. Жан сгорбился и схватился за колени, прежде чем упасть лицом
в асфальт. Кто-то кричал, и он узнал ее голос, но в ушах стоял слишком
громкий звон, чтобы он мог разобрать слова. Он не мог посмотреть на ту,
кто случайно спасла его, его взгляд был прикован к крови, вяло
стекавшей по руке к пальцам. Моро потянулся к своему горлу
неповрежденной рукой, и ощущение разбитой влажной кожи под его
пальцами чуть не сбило с ног. Он глубоко вдохнул, желая знать, что не
задыхается, но легкие были так сдавлены, что в груди горело.
Чьи-то руки схватили его за плечи, и Жан отреагировал инстинктивно.
Нападавший не ожидал такой силы - Моро удалось отбросить Лисински
к ее машине, прежде чем он сумел понять, кого посмел ударить.
Раскаленная добела паника от того, что он поступил так с тренером,
затмила все остальное, и Жан отступил от женщины так быстро, как
только мог. Первый удар лопатками о стены стадиона лишил его десяти
лет жизни, и Жан тут же опустил взгляд.
– Извините, – прохрипел он. – Простите, тренер, я не...
– Хватит, – предупредила она, и Жан оставил при себе остаток
извинений.
Грейсон с визгом шин выехал с парковки. Лисински бросила
разъяренный взгляд вслед его машине, но, поскольку Лукас, стонущий,
сидел у ее ног, а Жан едва держался на ногах, ей пришлось дату ему уйти.
Секунду спустя она достала телефон и опустилась на колени, чтобы
проверить глаза Лукаса.
– Джеймс, ты нужен нам здесь прямо сейчас, – сказала она и закрыла
крышку телефона, ничего не объясняя.
Реманн покинул стадион в рекордно короткие сроки, появившись на
улице не один. Сначала он бросился к Лукасу, поскольку Лукас и
Лисински были в поле его зрения, но Джереми, следующий за ним по
пятам, вдруг увидел Жана и тут же ломанулся к нему. Тревога выглядела
неуместно на его лице, рожденном для улыбки, и Моро отвернулся
прежде чем паника смогла довести его до крайности. Нокс потянулся к
нему, но Жан оттолкнулся от стены и отпихнул Джереми с дороги.
Наконец-то он смог беспрепятственно добраться до двери стадиона, но
никто ему так и не дал код для входа. Дрожащие пальцы снова и снова
набирали цифры, похожие на те, что были в стадионе у Воронов. Он знал,
что это неправильно. Он понимал, что это не сработает. Но он не мог
перестать пытаться.
– Жан, у меня получится, – сказал Джереми, отрывая его руку от кнопок.
Моро в оцепенелом молчании наблюдал, как его капитан вводит
правильный код. Жан приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы можно
было протиснуться внутрь, и направился в раздевалку так быстро, как
только мог, не переходя на бег. Он чуть не сбил с ног двух сбившихся в
кучу Троянцев, когда протискивался через вторую дверь, но не обратил
внимания на их раздраженные крики и продолжил движение. Ему
показалось, что он слышит голос Кэт, но Кэт сейчас вполне могла
подождать. Ей пришлось бы подождать. У Жана было около тридцати
секунд, чтобы избавиться от прикосновения Грейсона, прежде чем ему
станет очень плохо.
Когда Моро влетел в душевую, там никого не было, и он задержался
только для того, чтобы скинуть ботинки. Он подошел к ближайшей
душевой кабине и изо всех сил повернул ручку. Первый же удар струи
воды в лицо чуть не переломил его пополам, и Жан уткнулся лицом в
сгиб локтя, пытаясь сделать вдох.
«Зубы», - подумал он, - «Тону», и «Я знаю, где ты живешь».
Жан отчаянно тер шею свободной рукой, пытаясь как можно быстрее
смыть слюну и кровь. Он годами боролся с жестокостью Рико, он
пережил Грейсона в худшие времена. Ему просто нужно было время,
чтобы забыть об этом. Мгновение, или два, или десять, чтобы забыть
тяжесть рук Грейсона на своем лице и зубы на своей коже. Но из-за руки,
которой он прикрывал лицо от воды, ему было трудно дышать, и Жан
балансировал между душем Троянцев и своей темной комнатой в
Эверморе.
– Жан, – неожиданно возник Джереми откуда-то справа от него. У Жана
не было на него времени. – Посмотри на меня.
Я Жан Моро. Я принадлежу семье Морияма. Я буду терпеть. Я буду
терпеть. Я буду терпеть.
Постепенно он снова замкнулся в себе, загоняя свой страх и душевную
боль так глубоко, что почувствовал оцепенение. Напряжение спало с его
плеч, и Жан, приоткрыв глаза, нащупал ручку душа. Быстрым движением
руки Моро выключил душ и провел обеими руками по лицу, чтобы
смахнуть как можно больше воды. Только тогда он смог повернуться к
Джереми, который стоял так близко, что на его рубашке и шортах
остались мокрые пятна от брызг. Жан чувствовал себя успокоившимся,
настолько, насколько это было возможно, когда он насильно отключился
от этого момента, но Джереми все еще выглядел затравленным.
– Мне нужно переодеться перед уходом, – сказал Жан. – Дай мне
минутку.
Джереми встал у него на пути, когда Моро попытался направиться к
двери.
– Жан, постой.
– Дай мне пройти, – твёрдо сказал Моро. –Мне холодно.
– Пожалуйста, поговори со мной.
– Мне нечего тебе сказать
– Он причинил тебе боль, – настаивал Джереми, и Жан был благодарен,
что Нокс воздержался от произнесения имени Грейсона. Жан сделал
пренебрежительный жест и попытался пройти мимо, но Джереми снова
упрямо встал перед ним. – Совершенно очевидно, что с тобой не все в
порядке, поэтому, пожалуйста, перестань притворяться, будто мы можем
просто игнорировать то, что с тобой происходит.
– Перестань смотреть, если это тебя беспокоит, – огрызнулся Моро. Жан
не был уверен, было ли это неодобрением или обидой, когда уголки губ
Джереми дернулись, и Моро заставил себя подобрать более подходящие
слова. – Вороны знали, что это не их дело, и они были не настолько
глупы, чтобы зацикливаться на этом. Для всех нас было бы лучше, если
бы ты поступил так же.
Джереми ответил тихо, но решительно:
– Я не отвернусь.
– Я не хочу, чтобы ты смотрел.
Его испугало, насколько сильно это прозвучало как ложь, но у него не
было времени задумываться об этом, пока дверь не открылась, чтобы
впустить Реманна. У главного тренера открылся рот, но он замешкался,
увидев, что Жан выглядит как промокшая крыса. Немного погодя он
жестом пригласил их следовать за ним, но, поймав взгляд Джереми,
отвернулся и сказал:
– Принеси ему полотенце. Мы будем в медицинском.
По пути им пришлось миновать оставшихся Троянцев: Кэт и Лайлу,
конечно же, а затем Трэвиса и Хаою. Моро предположил, что последние
двое были теми, кого он чуть не сшиб с ног чуть раньше, они были
соседями Лукаса по комнате в летнем общежитии и видимо также ждали
разъяснения ситуации. Резким жестом Реманн призвал группу к тишине,
когда проходил мимо, и Жан, не отрывая взгляда от спины тренера,
последовал за ним.
Лукас и Лисински были в первом кабинете, поэтому Реманн жестом
пригласил Жана пройти во второй. Джереми, должно быть, бежал,
потому что догнал их прежде, чем Реманн успел закрыть дверь более чем
наполовину. Нокс протянул полотенце, но сам взялся за ручку, и Реманн
понял, что означает это напряженное выражение на его лице. Он
посмотрел на Жана и спросил:
– Тебе решать. Ему войти или нет?
Жан немедленно ответил:
– Нет.
Джереми ничего не оставалось, как отступить, и Реманн закрыл дверь.
Жан взял предложенное полотенце и сел там, куда указал Реманн. Парень
даже не подозревал, что здесь есть часы, но теперь он слышал их тиканье.
Возможно, это были его часы? У Жана уже много лет не было таких, но
он все равно проверил свои запястья. Все, что он обнаружил, - это
неровные линии зубов Грейсона. Он обмотал руку полотенцем, чтобы не
видеть их.
Реманн прошелся по комнате, открывая и закрывая ящики в поисках
бинтов и антисептиков, которые могли ему понадобиться. Жан
попытался взять всё необходимое сам, но под каменным взглядом
тренера опустил руку и затих. Реманн пододвинул табурет и принялся за
работу, начав с запястья Жана. Закончив промывать и бинтовать его, он
попросил Моро проверить подвижность руки. Конечность болела, но
Жан мог поворачивать ее и сгибать пальцы, этого было достаточно,
чтобы лед в груди немного растаял.
– Поговори со мной, – попросил Реманн, прикладывая к лицу Жана
салфетку.
– Я не знаю, что Вы хотите от меня услышать, тренер.
– С тобой всё в порядке?
– Да, тренер, – пожал плечами Жан. – Я все еще могу играть.
– Я спрашивал тебя не об этом.
Мужчина дал Моро минуту, чтобы придумать что-нибудь получше, и это
молчание ощущалось еще хуже, чем его вопросы. Жан пошевелил ногой,
чтобы привести мысли в порядок, понимая, что выдает себя этим
беспокойством, но не мог остановиться. В конце концов ему пришлось
прикрыть бинты свободной рукой, чтобы перестать пялиться на них.
– Тренер, пожалуйста, скажите мне, что сказать. Я обещаю, что всё
исправлю.
– Я не хочу, чтобы ты что-то исправлял, – сказал Реманн, немного
отстраняясь и пристально глядя на него. – Я хочу знать, всё ли с тобой в
порядке.
Это было просто.
– Я в порядке, тренер.
Возможно, не так уж и просто, потому что Реманн, казалось, застыл с
непонятным выражением лица, колеблющимся между недоверием и
жалостью. Жан заставил себя сохранять спокойствие. Только эта лучшая
попытка сохранить невозмутимый вид спасла его, когда Реманн покачал
головой и принялся за горло Моро.
Жан посмотрел на дальнюю стену, где одна из медсестер повесила черно-
белую фотографию в рамке, изображающую одинокую лодку в гавани, и
постарался оказаться как можно дальше от этого места. Он подумал о
том, как они катались по побережью с Кэт. Он подумал о стене с
фотографиями на корте «Лисья нора». Он подумал об открытках и
магнитах, уничтоженных разъяренными товарищами по команде - его
самообладание тут же угрожающе пошатнулось. Моро с трудом
сглотнул, борясь с приступом тошноты.
Возможно, тренер услышал, как он поперхнулся, потому что повторил
попытку, сказав тихо, но твердо:
– Жан.
– Я позвоню доктору Добсон, – этого было достаточно, чтобы заставить
Ремана задуматься, и Жан выложил все, что у него было. – Я позвоню ей,
как только окажусь дома, тренер.
Раздался стук в дверь. Реманн закончил закреплять бинты и подкатил
табурет к двери, чтобы открыть ее. В дверях стояла Лисински, а рядом с
ней Лукас. Жану хватило одного взгляда на него, чтобы понять, что у
него сломан нос - Грейсон не успел нанести брату ни одного
целенаправленного удара. Моро хотел убедиться, что Лукас заплатил за
свое участие в этом ужасном воссоединении, но все, что он чувствовал
теперь, - это усталость и холод. Реманн отодвинулся в сторону, чтобы
они могли войти и снова закрыть дверь.
Жан пропустил мимо ушей обеспокоенные вопросы Реманна и оценку
Лисински травм Лукаса. Когда Реманн убедился, что Лукас не собирается
ничего говорить в ближайшее время, он сказал:
– Начни с самого начала.
Рассказ Лукаса получился бессвязным, в нем слышались нотки
самоцензуры и сожаления. Вчера ему не удалось добиться от Жана
внятного объяснения того, что послужило причиной вражды между ним
и его братом, поэтому Лукас поступил так, как велел Жан, потребовав
правды от Грейсона. Грейсон не стал вступать в разговор, только
отправив Лукасу сообщение за обедом, желая получить информацию о
времени проведения тренировок Троянцев. Ему нечего было сказать
Лукасу, но он поговорил бы с Жаном, если бы Лукас мог оставить их
наедине.
– Это всего лишь вторая вещь, которую он говорит мне за это лето. –
Лукас уставился на свои ботинки, являя собой воплощение отчаяния. –
Он ушел от меня четыре года назад и забыл о моем существовании, и в
оба раза, когда он удосужился поговорить со мной после возвращения
домой, речь шла о Жане. В эти выходные он уезжает в Западную
Вирджинию. Это был мой последний шанс увидеть его до отъезда, и я
не... Не знал, как ему отказать. Мне очень жаль. Я облажался.
Реманн посмотрел на Жана. Моро не был уверен, ждет ли он иную версии
событий или праведного гнева. Жан, не отрывая взгляда от лица Лукаса,
сказал:
– Когда он будет уходить в следующий раз, отпусти его и поменяй замки
на дверях.
– Он мой брат, – сказал Лукас, но его протест был слабым.
– Я уже говорил тебе, – ровным голосом произнес Моро. – Он перестал
быть твоим братом в тот день, когда отправился в Гнездо.
Лукас уставился в пол, но спорить сразу не стал.
– Он сделал тебе больно. Я имею в виду, в Эдгаре Аллане, – сказал он, и
Жан рефлекторно сжал забинтованное запястье. Моро не ответил, но
Лукас и не ждал подтверждения, поскольку они оба знали, каков будет
ответ. – Я слышал, что он тебе сказал.
– Я не буду говорить с тобой об этом.
– Он...
Жан отказался дослушивать этот вопрос до конца.
– Я не буду говорить с тобой об этом, – повторил он громче. На этот раз
Лукас понял намек, и Жан впился ногтями в повязку, пока боль не
приглушила гнев в его голосе. Когда Моро удосужился, что своим тоном
не выкажет неуважение к тренеру, он перевел спокойный взгляд на
Реманна и спросил:
– Тренер, я могу идти?
– Ты действительно хочешь оставить все как есть? – спросил мужчина.
– У нас есть камеры наблюдения. Мы можем позвонить в полицию.
У Жана свело живот.
– Нет, тренер.
– Жан, – этот приглушенный протест не от кого иного, как от Лукаса, но
Моро отказывался даже смотреть на него.
– Сначала я покажу записи Джереми, – сказал тренер, как будто это
каким-то образом могло заставить Жана передумать.
– Вороны не... – начал было Моро, но, увидев выражение лица Реманна,
передумал и сказал: – Я не могу говорить с полицией, тренер.
Реманн дал ему минуту на то, чтобы изменить решение, а затем сдался,
покачав головой.
– Я доверяю тебе принять верное решение, которое будет наиболее
выгодным для тебя, но я не позволю ему снова проникнуть на наш
стадион. Я свяжусь с охраной кампуса и передам его фотографию, –
сказал он, бросив взгляд на Лукаса, –и сообщу им, что ему здесь не рады.
Лукас, если сегодня вечером ты услышишь от него еще хотя бы одно
враждебное слово, я буду признателен за предупреждение. Спасибо, –
добавил он, когда Лукас отрывисто кивнул. – Джеки может подвезти вас
до общежития.
– У меня есть Хаою и Трэвис, – сказал Лукас, все еще чувствуя себя
побежденным. – Со мной все будет в порядке.
– Что насчёт тебя? – Реманн перевел взгляд на Жана, а затем
самостоятельно принял решение, прежде чем тот успел ответить: - Ты
будешь с Лайлой. Я подвезу вас четверых.
Реманн поднялся с табурета. Лисински не выглядела довольной всем
этим, но вышла из кабинета первой. Лукас не сдвинулся с места, даже
когда тренер прошел мимо него. Жан успел заметить, как Джереми начал
топтаться в коридоре, словно встревоженная курица-наседка, но Лукас
потянулся к дверной ручке и кивнул головой в сторону Реманна, при этом
не сводя глаз с Жана, спросил:
– Две минуты. Пожалуйста?
Жан посмотрел на тренера, но тот наблюдал за ним, и выражение его лица
чуть не погубило Жана. Это был воинственный взгляд человека, который
силой увёл бы Лукаса из медкабинета, если бы Жан дал понять, что не
хочет оставаться с ним наедине. Жан пытался убедить себя, что он
придавал этому слишком большое значение, но дискомфорт и
безопасность были ядом, разъедающим его сердце. Он заставил себя
отвести взгляд от мужчины, чтобы не попасться на удочку подобного
фарса, и ответил на вопрос:
– Одну минуту.
Лукас тут же захлопнул дверь, но потратил двадцать секунд, просто
уставившись на нее, вместо того чтобы повернуться к Жану.
В двадцать один год лучшее, что он смог выдавить из себя, было:
– Прости.
– Твои извинения так же полезны, как запах духов для лягушки, – сказал
Моро. Когда Лукас, казалось, собрался возразить, Жан оборвал его
коротким движением руки и сказал: – Меня не волнует, что ты хотел
получить в результате этого эксперимента или чему, по твоему мнению,
ты смог научиться. Единственная причина, по которой я отправил тебя к
Грейсону, заключалась в том, что мне не хотелось вести с тобой этот
разговор. Единственное, что имеет значение - готов ли ты играть со мной
на корте.
– Он укусил тебя, – сказал Лукас.
– Я знаю, я был в тот момент там, – ледяным тоном произнес Жан.
– Я видел, как ты смотришь на Джереми. До меня доходили некоторые
слухи. Я уверен, что ты гей. – Лукас устремил на него упрямый взгляд,
который был полностью сведен на нет нервозностью в его голосе. – Это
как... это что, неудачное расставание?
На мгновение у Жана возникло искушение солгать, хотя бы для того,
чтобы побыстрее положить конец этому разговору. Он испытывал не
меньшее искушение сказать правду, чтобы еще глубже вонзить нож в
сердце парня. Жалкая уклончивость была единственным выходом, и Жан
изо всех сил боролся с тошнотой.
– Не смей перекладывать на меня бремя психоза твоего брата. Ты не
избавишься от чувства вины, предположив, что я хотел всего этого.
– Я не... Господи, я просто... – Лукас, казалось, не мог сообразить, к чему
он клонит, но Моро не собирался ждать его целый день. Он встал с
кровати и направился к двери, и Лукас едва успел его остановить.
Как только рука Жана коснулась дверной ручки, Лукас уперся руками и
ногами в дверь, чтобы Моро ее не смог открыть, выражение его лица,
обращенное к Жану, было мрачным. Жан был уверен, что сможет убрать
Лукаса со своего пути, если дело дойдет до драки, но он презрительно
скривил губы и дал ему последний шанс собраться с мыслями.
Наконец Лукас сказал:
– Прости.
– Я не хочу, чтобы ты...
– Прости, что я это сказал, – пояснил Лукас, отстранившись от двери. –
Это было неправильно. Я видел твое лицо, когда он выходил из машины,
поэтому я знаю, что мне не следовало даже... – он развел руками,
беспомощный и несчастный, потому что ему снова не хватало слов. –
Грейсон, с которым я вырос, был совсем не таким. Я не могу понять, во
что он превратился.
– Это твоя проблема, а не моя. – Жан так и не смог повернуть ручку двери.
Он уставился на свою руку, желая, чтобы она пошевелилась, но страх
пересилил здравый смысл, и он сказал. – Он сказал, что знает, где я живу.
Ты ему рассказал?
Лукас коротко покачал головой.
– Я сказал ему, где находятся летние общежития, на случай, если он
захочет заглянуть ко мне перед отъездом. Он не знает, что тебя нет в
кампусе.
Это мало помогло унять покалывание в сердце, но этого было
достаточно. Жан распахнул дверь и увидел, что тренеры и Джереми ждут
всего в нескольких шагах от кабинета. Моро посмотрел только на
Джереми и повторил:
– Мне нужно переодеться перед отъездом.
– Конечно, – согласился Джереми с мимолетной пустой улыбкой.
Жан решил, что тренеры позовут его обратно, если им понадобится что-
то еще, и направился в раздевалку. Сначала он прошел мимо Кэт и Лайлы,
затем мимо Хаою и Трэвиса и без дальнейших помех добрался до своего
шкафчика. Это было лишь половиной проблемы, так как он уже
переоделся в свою одежду, прежде чем последовал за Лукасом на улицу.
У него не было другого выбора, кроме как снять промокшую одежду и
надеть форму для завтрашней тренировки, чтобы вернуться домой, и,
когда он закончил, все уже ждали его у выхода.
Хаою, Трэвис и Лукас направились через парковку в сторону кампуса, а
Реманн посадил остальных четверых Троянцев в свой универсал. Поездка
домой на машине была достаточно короткой, чтобы сбить их с толку, и
Реманн высадил всех в конце подъездной дорожки. Когда они вышли из
автомобиля, он опустил стекло со своей стороны и сказал:
– Дайте нам знать, если вам что-нибудь понадобится, хорошо?
– Да, тренер, – сказала Лайла и повела Жана вверх по лестнице.
Моро отпер дверь и вошел внутрь, но остался стоять в стороне, пока не
вошли остальные трое. Как только дверь закрылась, Жан задвинул засов
и прикрепил цепочку на место. С каждой секундой заверения Лукаса
становились все менее убедительными, и Жан нервно дерну за цепочку.
Если Грейсон найдет его, будет ли этого достаточно? Раньше его никогда
не останавливали двери. Конечно, последняя так вообще была оставлена
открытой для него. От воспоминаний в груди Жана вспыхнул жар, и он
еще раз сильно дернул за цепочку.
– У меня есть кое-что, – сказала Лайла. – Подожди здесь.
Моро несколько минут слушал, как она роется в своей комнате. Затем она
вернулась с шестом. На одном конце у него было плоское резиновое
основание, а на другом - неглубокий крючок. Она жестом попросила
Жана подвинуться и просунула шест под ручку. Лайла удовлетворенно
кивнула.
– Моя мама купила его для меня, когда я только переехала сюда, – сказала
она. – Он никогда меня не подводил, и многие люди пробовали его не раз.
Пойдет?
Жан не думал, что этого будет достаточно, но предпочел ответить тихое
«Да».
– Мы можем поговорить? – спросил Джереми.
– Мне нужно переодеться и позвонить Добсон, – произнес Моро, и
Джереми неохотно уступил ему дорогу.
Жан направился прямиком в свою спальню и бросил мокрую одежду в
корзину для грязного белья. Он сменил форму на более повседневную
одежду и сел, скрестив ноги, посреди кровати, чтобы взглянуть на свои
бинты. Он не хотел видеть укусы, но через мгновение протянул руку и
снял пластырь и марлю. На его руке остались синяки от зубов Грейсона,
и Жан почувствовал, как у него скрутило живот.
На один мимолетный, глупый миг он подумал, не позвонить ли все-таки
Добсон. Она была психотерапевтом Эндрю, когда Рико натравил на него
Дрейка. Что она сказала ему потом, и имело ли это какое-то значение?
Было ли ложное утешение лучше, чем его полное отсутствие? Жан снова
и снова вертел в руках свой телефон, борясь с самим собой.
В конце концов отвращение победило. Он ни за что не стал бы так
откровенничать с ней. От одной мысли о том, чтобы выразить это
словами, у него закружилась голова. Он хотел было отбросить мобильник
подальше, когда тот неожиданно зажужжал у него в руке, оповещая о
входящем сообщении, и от удивления Моро чуть не выронил устройство.
Код города был знакомым, но номер - нет. В телефоне Жана было
сохранено всего около шести контактов, и у половины из них был тот же
префикс, что и в Южной Каролине. Первой раздраженной мыслью Жана
было, что Реманн позвонил Добсон, не доверяя Моро в том, что он
сдержит обещание и действительно обратиться за помощью, но Жан
сохранил ее контактную информацию, а это сообщение появилось без
указания имени. Моро несколько секунд взволнованно барабанил
ногтями по клавишам, прежде чем открыть текст.
Сообщение было на французском: «Где ты?»
Это был не номер Кевина, что оставляло только одного подозреваемого.
Но Жан все же ответил кратким «Кто это?», желая удостовериться.
«Нил,» - последовал быстрый ответ, а затем: «Я в Лос-Анджелесе. Нам
нужно поговорить.»
Жан посмотрел на время на своем телефоне, и страх тяжелым грузом осел
в его груди. Он знал, что Лисы уже начали летние тренировки, и знал,
сколько времени занимает перелет сюда из Южной Каролины. Если Нил
пропустил тренировку ради этой поездки, то у него не было хороших
новостей. Моро ущипнул себя за переносицу и решил, что терпеть не
может двадцатичетырехчасовые дни. Должен же был быть предел тому,
сколько всего может пойти не так за такие долгие сутки.
В ответ он прислал свой адрес. Затем, поскольку ему еще не хотелось
вставать, отправил Джереми простое сообщение о неожиданном госте.
Он предположил, что Джереми проверил входную дверь, прежде чем
зайти в спальню, потому что, когда пришел, у него было слегка хмурое
выражение лица.
– Я никого не вижу.
– Нил Джостен в городе, – отозвался Жан, отвлекаясь на еще одно
сообщение от Нила. – Он едет из аэропорта на арендованной машине.
– Ты хочешь его увидеть? – спросил Джереми, присаживаясь в изножье
кровати Жана. – Я без проблем могу сказать ему, чтобы он подождал до
завтра. Мы можем поселить его на ночь в отеле или еще где-нибудь.
– Он бы не пришел ко мне, будь у него был выбор, – грустно усмехнулся
Моро. – Я должен встретиться с ним.
Переживет ли Жан эту встречу - это уже другая история, но не было
причин обсуждать ее с Джереми