Солнечный корт

Жан
На следующее утро Жан сумел сделать всего два шага по кухне, прежде
чем ноги перестали его слушаться. Джереми и Лайла стояли у
столешницы: Лайла - в черном слитном купальнике с хорошо
выраженными вырезами на талии и боках, а Джереми - в бледно-голубых
плавках, которые опасно низко сидели на его бедрах. Смотреть на Лайлу
слишком долго было бы крайне неуместно, учитывая все обстоятельства,
а пялиться на Джереми очень опасно по многим другим причинам.
Будь Нокс проклят за то, что выглядел блондином также хорошо, как и
тогда, когда был брюнетом. Жан знал свое место, он знал свое
предназначение. Он знал, что, так как носит фамилию Моро, ему суждено
терпеть в жизни любой садизм и унижение, которые Морияма считали
нужным на него обрушить. Чего он не мог понять, так это жестокости,
стоящей за этими непрекращающимися искушениями, от Кевина,
наклоняющегося к нему с заговорщицким шепотом, до губ Рене на его
виске, до Джереми с его непринужденным смехом и еще более
непринужденной улыбкой.
– Да? – спросила Лайла, когда он так и не смог оторвать от нее взгляда.
Хоть у него и было отчетливое ощущение, что она смеется над ним, Жан
решил не рисковать и просто ушел.
По крайней мере, они переоделись во время поездки на машине: девушки
- в шорты и прозрачные топы, а Джереми - в мешковатую футболку с
эмблемой Университета Южной Калифорнии. Отправляясь в путь, все
трое были в отличном настроении. Если они и замечали, что Жан молчал
всю дорогу, то не предпринимали никаких попыток разговорить его. Он
пропускал их слова мимо ушей, довольствуясь тем, что просто смотрел в
окно и наблюдал за проносившимся мимо городом. День был
безоблачный, почти жаркий, чтобы чувствовать себя от этого неуютно.
Каждая витрина магазина, мимо которой они проезжали, отражала лучи
утреннего солнца, и Жан запоздало обрадовался солнечным очкам,
которые Лайла заставила его купить на их последнем совместном
шоппинге.
Им потребовалось несколько попыток, чтобы найти место для своей
машины, но в конце концов они припарковались в квартале от отеля и
смогли спуститься на пляж. Жан остановился, как только услышал
мягкий шорох песка под ботинком, полностью захваченный
воспоминаниями. Кэт и Лайла продолжали идти вперед, держась за руки,
и Кэт напевала песню, которую они услышали по радио по дороге сюда.
Джереми был ближе всего к Жану и сразу заметил, что он остановился.
– Ты в порядке? – спросил капитан.
– Марсель находился на побережье, – сказал Жан. – На Средиземном
море.
– Да? – уточнил Джереми, выглядя до нелепости довольным тем, что Жан
рассказал ему это. – Я никогда не был в Европе. Папа служил там, но...
Он пожал плечами и не стал вдаваться в подробности.
– Можешь рассказать мне о Франции?
– Нет, – сказал Жан, и от разочарования, промелькнувшего на лице
Джереми, по его венам пробежал холодок. Он должен был оставить все
как есть, ему нужно было оставить все как есть. Вместо этого он
произнес: – Я не хочу говорить о доме. Я бы все равно не стал доверять
своим воспоминаниям. Я приехал в Америку, когда мне было
четырнадцать, однако пять лет в качестве Ворона - это целая жизнь.
В его представлении прошло больше семи с половиной лет, но Жан знал,
как бы отреагировал Джереми на такое изложение событий. Выражение
лица капитана говорило о том, что осторожность так и не смогла спасти
Жана, и поэтому Моро шагнул вперед, словно мог оставить этот разговор
позади.
Джереми не отставал.
– Вот чего я в тебе не понимаю, – тихо признался он. – Это чудовищное
преступление было совершено против тебя, против всех вас, но ты не
злишься из-за этого. Я имею в виду, ты злишься из-за каких-то мелочей,
но не из-за того, что действительно важно. Тренеру Морияме не
следовало заставлять тебя проходить через всё это.
– Все, что случилось со мной, произошло по определённой причине, –
терпеливо объяснил Жан. – Я Жан Моро. Участник Свиты. У меня нет
причин злиться на то, что помогло мне достичь всего этого.
– Если ты скажешь, что заслужил это, я подставлю тебе подножку, –
предупредил его Джереми.
– Ты этого точно не сделаешь, - парировал Жан.
– Может быть, и нет, – согласился Джереми. – Но я подумаю об этом.
Они догнали Лайлу и Кэт у спасательной вышки, которая была
полосатой, как радуга. Жан уставился на это сооружение, чтобы не
видеть, как они втроем снимают с себя лишнюю одежду. Они взяли с
собой пляжную сумку, чтобы положить в неё всё лишнее, и Кэт, прежде
чем запихнуть туда одежду, достала из нее флакон солнцезащитного
крема. Лосьон был холодным, когда Жан выдавил его в ладони, и
ощущался чересчур жирным на коже. Начав втирать крем в руки и ноги,
Моро поморщился от отвращения, ощутив фальшивый фруктовый
аромат.
– Намажь шею, – посоветовал ему Джереми, пока Кэт и Лайла мазали
друг другу лица.
Жан вздохнул и сделал, как ему было велено. Почему Джереми
присматривал за ним, Жан не понимал, он не отрывал взгляда от спины
Кэт, стараясь не отвлекаться. До сегодняшнего дня он и не подозревал,
что у нее есть татуировки, но благодаря бикини яркие цветы на ее
лопатках и позвоночнике стали наконец полностью видны. Жан хотел
спросить, почему ей разрешили сделать так много меток, но не успел,
поскольку Джереми задал вопрос:
– Ты пропустил пару мест. Помочь?
Жан был избавлен от необходимости отвечать, когда кто-то окликнул его
капитана:
– Джереми!
Жан молча вознес молитву благодарности к небесам, когда Джереми
отвлёкся.
Коди оказался ниже ростом, чем ожидал Моро, но был широкоплеч и
коренаст, как и положено игроку защиты.
Рыжие волосы были полностью сбриты под ноль, и Жан был поражен
тем, сколько пирсинга они умудрились нацепить на уши и лицо. Он не
мог поверить, что Коди позволяли выходить на поле со всем этим, потому
что, если кто-то из других игроков достаточно сильно задел бы
защитника, его губам точно бы пришел конец. Жан чуть было не
потребовал объяснений по поводу такого безрассудства, но забыл всё,
что хотел сказать, как только увидел подошедшего к ним Лукаса.
Лукас Джонсон был так сильно похож на Грейсона, что у Жана застыла
кровь в жилах. Пусть Лукас был не таким крупным, и у него были
выгоревшие на солнце волосы и загоревшая кожа человека, который
слишком много времени проводил на свежем воздухе, но все - от его глаз
до линии подбородка и манеры держаться - походило на Ворона, так
хорошо знакомого Жану. У Моро были годы, чтобы изучить Грейсона
вдоль и поперек, чтобы Зейн смог опережать его на два шага.
Жану стало интересно, что же рассказал Лукасу Грейсон, если вообще
что-то рассказывал. Несколько недель назад Джереми предупредил
Жана, что Троянцы следят за слухами, которые ходят вокруг него и
Воронов. Жан ждал, что они налетят на него с вопросами о том, что
является правдой, а что - необоснованной клеветой, но его новые
знакомые не спешили выяснять детали. Выражение лица Лукаса
заставило Жана подумать, что у него вышло время.
Джереми сделал шаг, словно собирался пойти им навстречу, но Лайла
схватила его за волосы, чтобы намазать лосьоном спину. Джереми замер
и подождал, пока новоприбывшие сами к ним подойдут.
– Коди и Лукас, – представил он ребят Жану. – А это Жан.
– Да, черт возьми, – произнес Коди. – Он высокий.
Кэт рассмеялась.
– Именно это я и сказала, когда увидела его в первый раз. Кто-то же
должен уравнять твой небольшой рост на нашей линии защитников.
– Я вырос насколько только мог, – сказал Коди, преувеличенно пожимая
плечами. – Ты видела мою маму, гены всё-таки взяли свое. Джереми!
Новая прическа, чувак? Выглядит хорошо.
– Спасибо! – ответил Джереми, улыбаясь.
– Привет, малыш, – поприветствовала Кэт Лукаса, потрепав его по
голове. – Как ты держишься?
Лукас с явным усилием отвел взгляд от Жана.
– Я не знаю, – признался он, а затем прямо спросил: – А как ты? Ты же
тоже находишься рядом с одним из них.
– У меня больше зубов, чем у тебя, если не заметил, – произнесла Кэт. Ее
тон был легким, и она улыбалась, но даже Жан смог услышать в нем
упрек. Лукас пристально посмотрел на нее, и Моро пришлось отвести
взгляд, чтобы не видеть этого слишком знакомого выражения. Он смутно
осознавал, что Лайла наблюдает за ним, но не ответил на ее спокойный
взгляд. Кэт немного успокоилась и сказала: – Он немного вспыльчивый,
и я предполагаю, что станет только хуже, когда он сможет вернуться к
тренировкам, но он мне нравится.
– Посмотрим, – сказал Лукас, украдкой взглянув в сторону Жана.
– С нетерпением жду, что ты сможешь нам предложить, – сказал Коди
Жану. – При условии, что будешь хорошо себя вести и все такое.
– Мне нужно вести себя хорошо лишь на публике и во время игр, -
напомнил им Моро.
– Почему ты думаешь, что нам вообще нужны его советы и предложения
по тому, как нужно играть? – спросил Лукас.
– Ты же видел его статистику, – напомнила ему Кэт. – Мы все видели.
– Да, – протянул Лукас, – но мы также слышали, каким именно способом
он попал в главный состав в Воронах.
Коди поморщился.
– Прекрати, Лукас. Мы уже говорили об этом.
– Мы договорились, что не будем относиться к таким слухам со всей
серьезностью, – ответил Лукас. - Но Грейсон говорит то же самое. Сейчас
нам не нужна такая драма в нашей команде. Люди и так говорят о нас
гадости после того, как мы украли Жана в середине чемпионата, а затем
отдали победу Лисам без всякой на то причины. Нам нужен безупречный
год, если мы хотим реабилитироваться.
– Я доверяю ему, – сказал Джереми. – Разве этого недостаточно?
– На этот раз нет, – сказал Лукас, и у него, по крайней мере, хватило
совести произнести это извиняющимся тоном. – Только не тогда, когда
ты... – у него хватило ума не заканчивать фразу, или, может быть, Коди,
схвативший его за плечо так, что побелили костяшки пальцев, внес свою
лепту.
– Только не тогда, когда я...? – Джереми вопросительно посмотрел на
Лукаса, ожидая продолжения фразы, но тот отвел глаза и ничего не
сказал. Джереми ждал ответа всего несколько мгновений. – Я задал тебе
вопрос.
– Извини, – сказал Лукас, чувствуя себя неловко. – Это выходило за
рамки приличия.
На лице Джереми застыла напряженная улыбка, которую Жан видел на
нем всего один раз. Лайла наблюдала за Джереми, Кэт - за Лукасом. Ни
один из них не выглядел довольным, но и не собирался вмешиваться и
помогать. Жан не был до конца уверен, что именно Лукас не стал
договаривать в своем предложении, но ему и не нужно было этого знать,
чтобы понять, какой скрытый спор скрывался за их словами.
Это был не тот разговор, который Жан хотел бы вести в ближайшее
время, но он уже не мог игнорировать всю эту ситуацию.
– У меня был номер уже до того, как я присоединился к команде, потому
что мое место мне было гарантировано изначально, – сказал Моро – Твой
несчастный братец потратил три года, безуспешно пытаясь угнаться за
мной. Если бы у нас был свободен целый день, то я бы рассказал вам про
все ошибки до единой, которые и он, и вы совершили на корте, чтобы
доказать свою точку зрения. Он может лгать о том, сколько ему
заблагорассудится. Но его ложь не сможет изменить фактов.
Лукас вызывающе вздернул подбородок.
– Я не буду извиняться за то, что волнуюсь о команде.
– Твои извинения так же бесполезны, как и твое мнение.
– Заключи перемирие, – приказал Коди Лукасу. – Прямо сейчас.
Лукас сверкнул глазами, но угрюмо сказал:
– Перемирие до тех пор, пока ты нас не подставишь...
Жан не упустил из виду эту едкую интонацию в его ответе. Возможно,
остальные не обратили на это должного внимания, слишком желая
закончить эту неловкую встречу. Кэт подлетела к Коди, как только Лукас
умолк, и, обняв за плечи, направила своих товарищей по команде к воде.
Лайла и Джереми обменялись долгим взглядом, но ничего не сказали.
Наконец Лайла покачала головой и последовала за ними. Нокс
задержался, чтобы нанести еще немного крема для загара, и Жан заметил,
насколько были напряжены его руки, когда он потирал шею.
– Прости, – наконец сказал Джереми. – Обычно он не такой озлобленный.
-Он ребенок, который просто плюется ядом, – произнес Жан. – Неважно.
– Ему не следовало этого говорить.
– Вы все уже это слышали, – сказал Моро, и это было больше похоже на
простое утверждение, нежели обвинение.
Джереми не ответил, но на мгновение посмотрел Жану прямо в глаза.
Если бы Жан заметил в его взгляде любопытство или желание, то оставил
бы все как есть, но сумел увидеть лишь сожаление. До Джереми
доходили слухи о том, как якобы далеко мог зайти Жан ради шанса
поиграть в основном составе на поле, но он не ждал от него ничего
такого.
Безопасность была опасной иллюзией, но Жан все еще ощущал ее мягкую
тяжесть. Он посмотрел на океан, чтобы снова обрести душевное
равновесие, надеясь, что волны, жара и невероятно яркое небо прогонят
из него это опрометчивое чувство.
– Это было не ради того, чтобы играть на корте, – произнес он, сам того
не желая.
– Обычно я бы сказал что-нибудь о том, что каждый волен
экспериментировать, – сказал Джереми, – или какую-нибудь
проверенную временем чушь о том, что взрослые люди по обоюдному
согласию делают то, что им нравится. Но, Жан, тебе девятнадцать. Если
я правильно подсчитал, тебе было шестнадцать, когда всё это случилось.
Как ни посмотри, это растление по закону. Им не следовало соглашаться,
когда ты попросил.
– Я и не просил всего этого.
Это вырвалось у него прежде, чем он понял, что именно собирается
сказать, от гнева у него перехватило горло. Жан поднял руку, словно мог
каким-то образом отказаться от своих слов, засунув их обратно. Джереми
хотел схватить его, но передумал и вместо этого запустил пальцы в свои
волосы. Моро немедленно отодвинулся от капитана, стараясь оказаться
вне его досягаемости так быстро, как только мог.
– Нет, – сказал он. – Ничего не говори.
– Жан, тебя...
Жан предостерегающе ткнул в него пальцем.
– Я этого не говорил. Ты этого не слышал.
– Почему ты их защищаешь? – спросил Джереми с недоверием в голосе.
Его телефон неожиданно зазвонил. Жан хотел, чтобы он отвлекся и забыл
об этом разговоре, но Джереми даже не обратил внимания на лишний
шум. – Ты больше не Ворон, ты не связан с Эдгаром Алланом. Назови
мне хоть одну вескую причину, по которой ты позволяешь им выйти
сухими из воды, и не смей говорить, что ты это заслужил.
– Я это заслужил, – сказал Жан, и Джереми дернулся, как от удара. – Ты
не сможешь понять.
– Ты вообще себя слышишь? – в отчаянии спросил Джереми.
– Забудь про это, – предупредил его Жан. – К тебе это не имеет никакого
отношения. Этот разговор был неизбежен, ведь мы все знаем, что обо мне
говорят - я не буду относиться к тебе как к идиоту и пытаться лгать о
случившемся, когда слишком много людей утверждают обратное. Но
обстоятельства случившегося тебя не касаются. Все, что тебе нужно
знать, это два факта: мне не нужно ни с кем из вас трахаться, чтобы быть
лучше, чем весь ваш состав, и, если какой-нибудь Троянец когда-нибудь
попытается прикоснуться ко мне, я перережу ему глотку на месте. Ты
понимаешь?
–...еми! Джереми!
Коди бежал к ним по пляжу, бешено размахивая телефоном над головой.
Они резко остановились, выглядя так, словно увидели привидение, и
метнули острый взгляд на Жана.
– Коллин Дженкинс. Она мертва.
У Жана внутри все оборвалось. Джереми повернулся к Моро, на лице
капитана были написаны боль и беспокойство, но Жан, казалось бы, даже
не заметил. Единственное, что имело значение – это его телефон,
который он достал из кармана и набрал по памяти номер.
Жану никогда не нужно было запоминать контактную информацию
Воронов, потому что каждый день видел их рядом с собой, но он звонил
Джосайе так много раз, что никогда не забывал его номер. Он не был
уверен, что Джосайя ответит незнакомому абоненту, но старший медбрат
Воронов всё же снял трубку после второго гудка и коротко бросил:
– Джосайя Смоллс.
– Жан Моро, – ответил Жан. Он почти ожидал, что Джосайя бросит
трубку, но, услышав в ответ лишь раздраженное ворчание, спросил: – Что
случилось с Коллин?
– Ступила на рельсы в метро, – сказал Джосайя, и если он и не казался
расстроенным из-за этого, то, по крайней мере, звучал устало. – Я
полагаю, в Калифорнии есть телевизоры? Ты мог бы посмотреть новости,
вместо того чтобы донимать меня.
– Найди Зейна, – сказал Жан. – Когда он услышит о новости о Коллин,
попытается последовать за ней.
Джосайя повесил трубку, не сказав ни слова, и Жану оставалось только
надеяться, что мужчина бросил телефон ради более важного дела. Жан
боролся с желанием перезвонить ему, не желая отвлекать, если он пошел
искать досье Зейна. Моро захлопнул крышку телефона и сжал его обеими
руками. Коди и Джереми внимательно наблюдали за ним, ожидая
объяснений или взрыва.
– Он любил ее, – наконец сказал Жан. Ему не должно было быть так
холодно в такой жаркий день; у него холодело сердце и пот тек по спине.
– Ему не разрешали любить ее, и он это знал, но все равно любил.
Если бы Жан и Зейн не были соседями по комнате, то Моро сомневался,
что когда-нибудь смог бы заметить это. Учитывая, что Зейн так старался
привлечь внимание Рико, романтические отношения с кем-либо были бы
катастрофой. Расписание Жана никогда не совпадало с расписанием
остальных Воронов из-за того, что он был частью Свиты, поэтому он не
раз заставал их вместе, но продолжал хранить молчание. В благодарность
Коллин жестоко прессовала Грейсона во время тренировок.
Она перестала приходить в их комнату с января. Зейн больше не мог
смотреть ей в глаза, не после того, что он сделал с Жаном, не после того,
что Рико заставил его провернуть вместе с Грейсоном. В конечном счете,
ее отсутствие принесло больше вреда, чем пользы, сделав Зейна
совершенно безучастным. И если она действительно умерла...
Жан убрал телефон, прежде чем успел его выбросить, и вытер мурашки,
покрывшие его руку.
Голос Коди отвлек его от мрачных мыслей:
– Даже теперь ты пытаешься спасти его. У меня сложилось впечатление,
что вы с Воронами ненавидите друг друга.
– Мы ненавидим, – сказал Жан. – И не ненавидим. Мы Вороны.
– Ты не Ворон, – тихо, но твердо напомнил Джереми.
Он долго смотрел на Коди, прежде чем спросить:
– Кэмерон?
Коди упрямо сжал челюсти.
– Не интересовался. Он не моя проблема.
Джереми кивнул, и Коди побежал обратно, туда, где остальные все еще
кидались друг в друга мокрым песком. Жан смотрел им вслед, ожидая,
когда все встанет на свои места.
– Уинтеры. Коди и Кэмерон Уинтеры.
– Двоюродные братья, – подтвердил Джереми, – но они намеренно
отдалились друг от друга. У большой семьи Коди нетолерантный взгляд
на их образ жизни, который, как известно, Коди терпеть не может.
Это действительно было так: Кэмерон часто был фанатичным засранцем,
которому всегда было что сказать. Жан решил обдумать это позже. Он не
хотел оставаться наедине со своими мыслями и их незаконченным
разговором, поэтому забрал сумку с одеждой и отправился на пляж. Он
ожидал, что Джереми продолжит разговор с того места, на котором они
остановились, но новость о самоубийстве Коллин лишила его дара речи.
– Я сожалею о Коллин, – наконец произнес Джереми так тихо, что Жан
едва расслышал его из-за ветра.
Когда Моро не ответил, капитан попробовал снова:
– Зейн был твоим напарником. Ты хочешь поговорить об этом?
Если бы Жан начал думать о Зейне, то точно сошел бы с ума.
– Нет ничего, чего бы я хотел меньше всего на свете. Оставь меня в покое.
Он не ожидал, что Джереми отнесется к этому с уважением, но его
капитан держал язык за зубами целых десять минут. Когда Джереми
больше не мог выносить молчания, он начал рассказывать о местных
достопримечательностях. Жан хотел сказать, что ему все равно, но
слушать Нокса было лучше, чем выносить свои хаотичные и
противоречивые мысли, поэтому он промолчал и позволил блондину
отвлечь его от Воронов.
Время от времени Джереми останавливался, чтобы окунуться в воду,
нуждаясь в отдыхе от палящего полуденного солнца, но всегда
возвращался к Жану. Жан не был уверен, что хуже: наблюдать, как его
голова надолго пропадает под водой, или видеть, как он выходит на берег
с мокрыми шортами, прилипшими к его подтянутым бедрам.
Дважды остальные члены команды возвращались к ним, чтобы нанести
еще немного крема от загара. Кэт отвела руки Жана в сторону, собираясь
помочь ему с шеей и висками. Она отошла назад, чтобы взглянуть на
свою работу, торжествующе подняла большой палец и бросилась
обратно в воду с криком, от которого у Жана зазвенело в ушах.
Без четверти пять они наконец разошлись в разные стороны: Коди и
Лукас вернулись на юг, в Карлсбад, а остальные четверо - к машине
Лайлы. К тому времени, как они приехали домой, Джереми узнал из
одного из своих групповых чатов, что Зейн Ричер был найден без
сознания на полу в ванной. Его семья умоляла о конфиденциальности, но
самой громкой версией была передозировка. Он был госпитализирован,
но, по сообщениям, состояние его было стабильным.
– Ты спас ему жизнь, – сказала Лайла Жану, открывая входную дверь. –
Можешь собой гордиться.
– Они мрут как мухи, – произнесла Кэт с отсутствующим выражением
лица. – Скорее всего, тренер пришлет к тебе психиатра, как только
сможет его найти.
– Мне это не нужно, – ответил Жан. – Я откажусь.
Кэт бросила на него сочувствующий взгляд.
– Я знаю многих людей, которым нужен психотерапевт. Не осуждаю,
серьезно. Правильный психотерапевт может изменить жизнь - просто
взгляни на Джереми, чтобы убедиться в этом. – она указала большим
пальцем на Джереми, который, похоже, вовсе не боялся того, что его
раскроют. – Я бы сказала, что тебе стоит попросить у него ее номер
телефона, поскольку мы все знаем, что она хороша, но, боюсь, никто из
нас не сможет оплатить ее услуги.
Джереми беспомощно пожал плечами.
– Ее выбрала мама. Легка на помине, – добавил он, когда его телефон
издал ужасный звук. Жан заметил, как выражение его лица стало
напряженным и отстраненным, когда он обдумывал новое сообщение на
своем телефоне. Джереми быстро набрал ответ и сунул свой телефон в
сумку, которую все еще нес Моро. Когда капитан понял, что Жан
наблюдает за ним, он улыбнулся и сказал:
– Не о чем беспокоиться.
Жан развернулся, но Лайла преградила ему путь рукой, задав вопрос:
– Ты хочешь поговорить?
– Я хочу, чтобы меня оставили в покое, - устало ответил Жан.
– Даже я? - спросил Джереми.
Когда Жан странно взглянул на него, Джереми лишь пожал плечами и
сказал:
– Ты сам говорил, что я должен путаться под ногами. Нам не обязательно
разговаривать, если ты не хочешь, но я просто чувствую, что тебе не
стоит оставаться сегодня одному.
– Для начала оденься, – сказал Моро, и Лайла опустила руку.
Джереми проследовал за Жаном по коридору в его спальню, чтобы
достать из шкафа какую-нибудь одежду. Жан понимал, что ему нужно
оказаться у комода, но осмотрительно подождал, пока Джереми уйдет в
ванну, чтобы быстро ополоснуться под душем. Моро выдвинул верхний
ящик и провел своими длинными пальцами по уничтоженным
магнитикам и открыткам.
Он наугад вытащил один из своих блокнотов и медленно пролистал его,
просматривая написанные черным как смоль оскорбления. Он
просматривал все вложенные письма, выискивая имена или номера
футболок, но Джереми вернулся прежде, чем Жан успел найти письмо от
Коллин или Уэйна. Моро резко закрыл блокнот, прежде чем Нокс успел
увидеть, что именно Вороны сделали со страницами.
Джереми развернул Гавгавковича к себе, прежде чем сесть, скрестив
ноги, посередине кровати Жана. Он внимательно посмотрел на Моро, но
ничего не сказал. Жан медленно обвел взглядом комнату: бледно-белые
и серые простыни на единственной кровати, более темные серые
занавески, которые помогали скрыться от вечернего солнца, и шкаф с
модной одеждой приглушенных цветов. Жан посмотрел на свои руки, на
которых не было синяков, но виднелись небольшие шрамы от
многолетнего насилия.
Он думал об амбициях и неослабевающем напоре Уэйна и о том, как
Колин двигалась по корту с неприкрытой жестокостью. Он подумал о
трех годах, проведенных в качестве соседа по комнате Зейна, двух годах
партнёрства и одном несчастном беглеце, который в конце концов
сломил терпение его бывшего напарника. Он подумал о пристальном
взгляде Зейна, устремленном на затылок Коллин, когда она одевалась, о
том, как он касался ее волос, когда она поворачивалась к нему спиной, и
о том, как он всегда отдёргивал руку, прежде чем выдать себя нежным
прикосновением.
«Я Моро», – подумал он.
У него было свое место. У него было свое предназначение. Его работа
заключалась в том, чтобы подчиняться Морияма, выполнять все, что они
от него требовали, и терпеть любые наказания, которые они сочли
нужным назначить. Он был втянут в это, не имея ни выбора, ни выхода.
Но как же его ненавистные Вороны? Конечно, до них доходили слухи о
некой идеологии еще до того, как они подписали контракты с Эдгаром
Алланом, но никакие сплетни не смогли бы подготовить их к
неприглядной реальности Гнезда. Они пришли сюда за славой и
богатством, не зная, чего это им будет стоить.
Ему не давали покоя слова Кэт: «Чего мы точно не поймем, так это того,
как взрослый мужчина ради забавы собрал толпу детей и превратил их в
монстров».
Хозяин точно знал, что делал. Это был его спорт, это было его наследие.
Все, что он с ними делал, он делал не просто так. Все, что он от них
требовал, было сделано с единственной целью - сделать их легендами.
Хозяину было видней.
Так ли это?
Это было кощунственно для его рассудка, и Жан втянул голову в плечи,
ожидая удара, которого так и не последовало. Он нервно провел рукой по
ребрам, но боль прошла. Он слишком долго не был в Эверморе, чтобы
найти хотя бы синяк, на который можно было бы надавить. Через
несколько недель Жан вернется на корт, и жизнь снова обретет смысл, но
прямо сейчас он был в ловушке между тем, кем он был, и тем, кем его
просили стать Троянцы.
Он не был уверен, откуда взялись эти слова:
– Они этого не заслужили.
– Нет, – тихо согласился Джереми. – Мне жаль.
Извинения их не вернут. Это не исправит того, что с ними сделали, и не
сотрет того, что они сделали друг с другом. Но что еще можно было
сказать? Жан отложил блокнот и подошел, чтобы сесть рядом с Джереми.
В тишине он слышал дыхание капитана, и это было почти так же
успокаивающе, как тепло другого тела, прижатого к нему так близко. Это
согревало те его части, до которых не дотягивалось солнце, несмотря на
то, что оно весь день грело их.
Жан закрыл глаза и позволил своим мыслям витать где-то далеко.
Некоторое время спустя звук кастрюль и сковородок вывел его из
состояния, близкого к дремоте, и Джереми заметил, что он отвлекся.
– Она справится одна, – сказал он, прежде чем Жан успел встать. –
Останься со мной.
Жан не возражал против готовки, но не сказал этого вслух. Впервые в
своей комнате он по-настоящему почувствовал себя в безопасности и был
рад оставаться в ней так долго, как только мог. Моро снова закрыл глаза,
но теперь его мысли были заняты Джереми. Наконец он нарушил
молчание и сказал:
– Здесь поместились бы две кровати.
Джереми потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что
ответить.
– Может быть – медленно произнес он, – но разве не здорово иметь свое
личное пространство? После того, как у тебя так долго был сосед по
комнате, я имею в виду, и после... – он не закончил свою мысль, но в этом
и не было необходимости. Жан понял по тону, что именно он хотел
сказать. Моро ненавидел свою прежнюю беспечность, но было уже
слишком поздно что-либо менять.
Все, что он сказал, было:
– Ты мой партнер и мой капитан. Тебе не обязательно спать на диване.
Джереми не позволил ему уйти безнаказанным.
– Проблема совсем не в этом, и ты это знаешь. Я не хочу давить на тебя.
– Ты не такой, как они, – ответил Жан. – Кевин не отправил бы меня сюда,
будь это по-другому.
Джереми молчал так долго, что Жан, наконец, был вынужден взглянуть
на него. Он не был уверен, как понимать выражение лица собеседника.
Оно не выглядело раненным, но в нем все еще чувствовалась скрытая
боль. Моро не знал, как это истолковать, ни один Ворон еще не выглядел
таким опустошенным. Он наклонил голову в молчаливом вопросе, но
Джереми только отвел взгляд.
Жан попытался понять, что ему еще стоит сказать, чтобы получить
желаемое и остановился на:
– Вороны не созданы для одиночества.
– Ты не Ворон, – как по команде сказал Джереми.
Жан с трудом подавил желание столкнуть его с кровати.
– Пока я не ушел из Эвермора, у меня никогда не было собственной
комнаты. Я жил с Кевином и Рико до первого курса, а с Зейном - каждый
последующий год. Здесь слишком тихо, когда я один.
– А что было раньше? – спросил Джереми. – Я имею в виду, когда ты еще
не оказался в Воронах и был дома?
Жан провел большим пальцем по его ладони, воскрешая в памяти
воспоминание о маленькой ручке в своей. Он вспомнил тяжесть и тепло
ее тела, прижавшегося к его боку, он вспомнил ее широко раскрытые и
немигающие глаза, когда он читал ей сказки до поздней ночи. Он почти
мог вспомнить звук ее голоса, когда она умоляла его написать еще одну
главу, но громче всех в его мыслях звучал треск материнского ремня по
обнаженной коже, когда она подслушала их разговоры. Жан
почувствовал, как у него сжался желудок, а сердце заколотилось, и он
захлопнул дверь с Марселем так сильно, как только мог.
– Я не хочу говорить о доме, – сказал он. – Ни сейчас, ни когда либо еще.
Джереми пропустил это мимо ушей, и в комнате снова воцарилась
тишина. Только когда Кэт закричала из коридора, чтобы позвать их на
ужин, Джереми наконец сказал:
– Я посмотрю, что можно сделать с кроватью.
---
На следующее утро на пороге их дома появился незнакомец в костюме.
Жан пропустил его приветствие мимо ушей и отказался взять
предложенную ему визитную карточку. Этот человек был одним из
психиатров кампуса, присланным школьным советом для оценки их
нового игрока в связи с растущими трагедиями среди Воронов. Жан
хотел захлопнуть дверь у него перед носом, но, если тренеры дали на это
согласие, он не имел права выгонять этого человека.
В итоге они оказались в кабинете с закрытой дверью. Кто-то - скорее
всего, Кэт - включил в коридоре громкую музыку, чтобы заглушить
голоса и обеспечить им немного уединения. Жан собирался сказать ей,
что она может не беспокоиться по этому поводу. То, что он должен был
встретиться с этим человеком, не означало, что он должен был с ним
разговаривать. Следующие тридцать минут он провел, глядя на доктора
в каменном молчании, терпеливо перенося все попытки разговорить его.
По истечении пятнадцати минут Моро почувствовал нетерпение
собеседника, но каким-то образом психотерапевт продержался весь
сеанс, не сдаваясь.
– У Вас был шанс решить всё это безболезненно, – сказал доктор, когда
наконец собрался уходить. Он бросил свою визитку на стол перед Жаном.
– Вы вынудили меня к этому своей враждебностью и нежеланием
сотрудничать. Я рекомендую обязательное консультирование дважды в
неделю. Определите, какие дни и временные интервалы лучше всего
подходят для летних тренировок, и сообщите мне об этом к концу
завтрашнего дня. Адрес моего офиса и часы работы указаны на моей
карточке.
– Нет, – сказал Жан.
– Вам придется сделать это, иначе я обращусь к Вашим тренерам.
Жан разорвал карточку на мелкие кусочки, когда психотерапевт
направился к двери. Он удостоился оценивающего взгляда, но без
комментариев. Моро не хотел смотреть ему вслед, и его мысли тревожно
метались по кругу, пока он искал выход из сложившейся ситуации. Ни за
что на свете он не смог бы бросить вызов своим тренерам, но как он мог
выдержать встречу с этим жалким ноу-хау дважды в неделю?
Он еще не придумал, как выйти из положения, когда Джереми появился
в дверях, чтобы проведать его.
– Я не буду этого делать.
– Я не могу вытащить тебя из этой ситуации, – сказал Джереми. – Но,
если он тебе не понравится, мы всегда сможем найти другого врача. Он
не может быть единственным, кому наш университет платит зарплату. Я
уверен, что с кем-нибудь ты поладишь. Возможно, методом проб и
ошибок.
– Я ничего не смогу им рассказать, – вздохнул Жан. Он не мог говорить
о Морияма, он не хотел говорить о том, что ему пришлось пережить.
Возможно, он мог бы спасти ситуацию, рассказав о своих товарищах по
команде, но как долго врачи будут терпеть эти трюки, прежде чем
подключат к делу его тренеров? – Никто из них не поймет.
– Кто-нибудь обязательно сможет, – пообещал Джереми.
«Никто во всем мире» - угрюмо подумал Жан, и эта мысль преследовала
его весь остаток дня. Только когда на его телефон пришло оповещение
от входящего сообщения, он, наконец, собрал все воедино. Он смотрел
на сообщение Рене и фотографию оленя с ее заднего двора, которую она
прислала ему, а в следующий момент осознания у него закружилась
голова от отчаянной надежды. Это, безусловно, не было хорошим
решением, но все равно было лучшим, что он мог придумать.
Жан быстро набрал сообщение для Рене:
«У тебя есть номер Добсон?»
Он удалил его из контактов несколько недель назад, уверенный, что ему
никогда не придется им пользоваться.
Рене не спросила зачем ему это нужно, просто переслав контактные
данные Добсон, чтобы он сохранил их в своем телефоне. Жан колебался
между личным и рабочим номерами, прежде чем решил, что он
действительно не хочет слышать ее голос в этом разговоре. Сообщение
было более безопасным средством для начала, но после полудюжины
попыток он все еще не знал, что написать. Разочарованный поражением,
он отбросил телефон в сторону и не предпринимал никаких попыток,
пока ужин не был поставлен в духовку.
«Министерство здравоохранения США приказало мне найти
психотерапевта».
Это было лучшее, что он в конце концов придумал и отправил, не дав
себе возможности в очередной раз передумать. Только через несколько
минут он понял, что не подписал письмо. Возможно, Ваймак дал ей его
номер, потому что Добсон ответила без колебаний:
«Привет, Жан! Я была бы рада записать тебя на прием».
Он не мог сказать того же, но она была его единственным выбором. Если
Кевин рассказал Лисам об Эверморе и семье Морияма, то можно было с
уверенностью предположить, что он неосмотрительно поделился своей
историей и со психотерапевтом. Жан и представить себе не мог, что
сможет рассказать ей что-то такое - да и вообще что-либо - но у нее была
необходимая основа, чтобы понять и принять его нечестность и
скрытность. Это было больше, чем он мог бы получить от кого-либо
другого.
«Это был не мой выбор. Мне не нужна психологическая
консультация».
«Мы сделаем все, что в наших силах. Спасибо, что доверил мне свое
время».
Он совсем не доверял ей, но не было смысла говорить об этом вслух.
Составление расписания заняло совсем немного времени, так как дома у
Добсон была записная книжка с записью сеансов других ее клиентов, а
Джереми смог подсказать Жану время начала и окончания летних
тренировок Троянцев. Единственная хитрость заключалась в том, чтобы
запомнить разницу их часовых поясов.
Жану пришлось вернуться к Джереми в середине разговора, чтобы узнать
контактную информацию тренера Реманна, поскольку Добсон
предложила связаться с ним от имени Моро и уладить все вопросы, но в
конце концов они наконец уладили тему с посещением, выбрав
конкретное время и дни. Жан не почувствовал себя лучше после этого
испытания, но, по крайней мере, ему больше не придется встречаться с
тем надоедливым человеком, которого он видел раньше.
«Меньшее из зол», – устало подумал он и выключил телефон до конца
вечера