Солнечный корт

Жан
Оказалось, что жизнь становится чрезмерно сложной, когда рядом нет
персонала, который мог бы заниматься вопросами, необходимыми для
повседневного существования.
Первая неделя пребывания Жана в Калифорнии прошла довольно
беспорядочно. В понедельник после обеда Лайла и Кэт тщательно
прибрались в квартире, предварительно прочитав Жану лекцию о том,
какие химикаты ему ни в коем случае нельзя смешивать. Четверги были
днями, по которым готовили еду на всю следующую неделю,
предположительно, для того, чтобы разгрузить выходные для проведения
вечера игр и поездок. Лайла научила Жана сортировать и стирать белье,
а Кэт вдоль и поперек показала ему местный продуктовый магазин.
Каждое утро они ходили в фитнес-центр на территории кампуса. Жану
нельзя было поднимать тяжести, поэтому, если возникала такая
необходимость, Лайла и Кэт страховали друг друга, в то время как он
делал растяжку или ходил по одной из беговых дорожек.
В послеобеденное время девушки занимались чем-то в зависимости от
своего настроения: это могла быть простая прогулка по центру города,
поход по магазинам или распродажам. Однажды Лайла затащила их в
библиотеку, и Жан был совершенно уверен, что она просмотрела
название каждой книги на полке. Кэт водила их осматривать
достопримечательности города и близлежащих районов. Однажды
солнечным днем Кэт отправилась на долгую прогулку на своем
мотоцикле, оставив Лайлу и Жана проводить благословенно тихий день
дома.
Обычно Жан шел туда, куда они говорили, потому что это было лучше,
нежели оставаться дома одному, отвечал на их наименее назойливые
вопросы и безуспешно пытался не быть полностью ошеломленным тем,
насколько велик Лос-Анджелес. Это было так же увлекательно, как и
ужасно, и к тому времени, когда они, наконец, возвращались домой в
безопасное место, нервы у него были на пределе. Помощь Кэт в
приготовлении пищи стала для него тихим источником утешения,
способом расслабиться и снять дневные стрессы.
Джереми приходил на ужин каждый вечер, очевидно, не приглашенный
за стол своей семьи из-за состояния волос. Он отшучивался, когда
объяснял это, но Жан заметил тени в его глазах и то, как мрачно
переглянулись Кэт и Лайла, как только Джереми отвернулся. Моро не
должен был спрашивать об этом, по крайней мере, до тех пор, пока это
не станет вредить их играм на корте, поэтому он спокойно отложил эту
информацию на потом.
В пятницу Джереми появился дома как раз в тот момент, когда они
готовили ужин. Лайла и Джереми удобно устроились на двух из трех
табуретов, чтобы поболтать, пока Жан и Кэт принялись за работу: Моро
неуклюже нарезал перец, а Кэт обжаривала мясо на плите. Жан уже
наполовину разобрался со своей кучкой овощей, когда Джереми
неожиданно пришло сообщение.
Жан часто слышал, как капитану приходят на телефон сообщения,
поэтому сразу смог понять, что на этот раз ему написал кто-то из
защитников. Джереми, по причинам, которые он не смог объяснить,
каждым игрокам на линии в качестве оповещения назначил звук
определенного животного. В его групповых чатах звучали разные звуки,
и его семья всегда выделялась как резкий аккорд. Всякий раз, когда
Джереми бывал у них дома, начиналась невообразимая какофония, и, как
бы это ни раздражало Жана, это заставляло его думать о Рене, с которой
он так и не связался с тех пор, как приехал в Калифорнию.
Джереми наклонился в сторону, чтобы достать свой мобильник.
– Коди, - удивленно произнес он.
– Наверное, удивляются, почему их до сих пор не познакомили с Жаном,
– предположила Лайла.
Кэт принесла сковороду с мясом и выложила кубики на бумажное
полотенце. Она подтолкнула Жана локтем и сказала:
– Технически, у Коди нет звания в команде, но они считают себя
фактическим лидером линии обороны. Этим летом они будут на
побережье в Карлсбаде с Ананьей и Пэтом, так что тебе придется как-
нибудь встретиться и поприветствовать их. Джереми, спроси, набрались
ли они смелости, чтобы...
– Это Лукас, – произнес Джереми таким напряженным тоном, что Кэт
немедленно замолчала. Вместо того чтобы объясниться, он набрал номер
и прикрыл рукой свободное ухо. Коди не потребовалось много времени,
чтобы взять трубку, судя по тому, как быстро Джереми спросил:
– Как он?
– Вот черт, - тихо произнесла Кэт.
– Нет, я не слежу за этим. Я был... – в одно мгновение поведение
Джереми изменилось. Жан увидел, как кровь отхлынула от его лица,
когда он неожиданно вскочил со стула и отвернулся от них. Его плечи
были напряжены, когда он слушал все, что говорил Коди. Спустя
некоторое время он сказал голосом, который совсем не походил на его
собственный: – Спасибо, что приютили его. Если вам, ребята, что-нибудь
понадобится, просто дайте нам знать. Да, я... я разберусь с этим.
Он повесил трубку, швырнул телефон на край кухонного стола и
запрокинул голову, уставившись в потолок. Лайла и Кэт обменялись
долгим взглядом, Кэт отнесла сковородку в раковину, а Жан вернулся к
нарезке овощей кубиками. Джереми понадобилась минута или две, чтобы
собраться с мыслями, прежде чем он подошел к Жану. Моро перевел
взгляд с протянутой руки Джереми на единственную вещь, которую сам
сейчас держал в руках, чуть погодя, он перевернул прибор и вложил его
в ладонь капитана. Джереми, в свою очередь, отложил нож как можно
дальше от них обоих.
– С Лукасом все в порядке? – спросила Лайла.
Джереми поднял руку, призывая к терпению, при этом не сводя глаз с
Жана.
– Произошел несчастный случай, – сказал он и скривился, словно это
было совсем не то слово, которое он хотел употребить. Он прикусил
нижнюю губу, прежде чем перейти прямо к делу: – Мне жаль. Уэйн
Бергер мертв.
Жан пристально посмотрел на него, ожидая, что слова обретут смысл.
– Как?
Джереми не сразу сообразил, что сказать, но правду, которую он должен
бы поведать, можно было смягчить только так:
– Говорят, он вырубил своего психотерапевта и украл у нее нож для
вскрытия писем. Она обнаружила его тело, когда пришла в себя. Мне
жаль.
Ни один из нападающих Воронов так и не смог заполнить пустоту,
образовавшуюся после ухода Кевина, но Уэйн был лучшим из команды.
Он отчаянно боролся за то, чтобы стать основным партнером Рико на
корте, и его усилия и удары в спину окупились в выпускной год. Теперь
Рико больше не было, Гнездо было закрыто, и славное будущее, которое
обещал им Хозяин, лежало в руинах. Жан хотел удивиться, что он
сломался, но он просто устал. Вороны закончили обучение, они не ушли.
– Вы были близки? – спросила Лайла у Жана.
– Он был Вороном, – сказал Жан, как будто кто-то из них мог понять
сложные эмоции, стоящие за этим. Они были замкнутым миром,
замкнутыми звеньями одной цепи, где сострадание и забота были вне
закона. Они нуждались друг в друге. Вместе они были сильнее. Они
ненавидели друг друга. Всех остальных они ненавидели еще больше. –
Но он не был моим партнером, и я не буду его оплакивать.
Он потянулся за ножом, чтобы вернуться к работе, но Джереми
отодвинул его подальше. Жан бросил на него неодобрительный взгляд.
Нокс не испугался, а сказал:
– Это нормально - расстраиваться, даже если он не был твоим другом или
партнером. Он все еще был твоим товарищем по команде в течение
нескольких лет. Это нормально - быть шокированным потерей. Я просто
хочу убедиться, что ты в безопасности, хорошо? Ходили слухи, что в тот
день, когда Рико... – он запоздало вспомнил, что не должен был
обсуждать падшего короля, и поморщился, когда попытался снова. – Они
сказали, что ты был в плохом состоянии, когда охрана вытащила тебя из
Лисьей башни.
Жан поднял руку и осмотрел ее, вспомнив окровавленные бинты, с
которыми он проснулся в медицинском центре Реддина. Он все еще не
был до конца уверен в том, что сделал с комнатой Нила, все, что ему
досталось, - это равнодушное и бесполезное замечание Ваймака: «Ты
разгромил это место». Он так и не вернулся в общежитие, чтобы увидеть,
какой хаос он устроил.
– Твое беспокойство неуместно, – сказал Жан. – Я обещал, что не
покончу с собой.
– Между прочим, уравновешенные люди так не говорят, – сказала Кэт.
Лайла внимательно посмотрела на Жана, возможно, в поисках причины
не доверять его спокойной реакции, и, наконец, произнесла:
– Мы вернемся к этому вопросу через минуту. Что случилось с Лукасом?
При этом она посмотрела на Джереми с выражением глубокой
озабоченности на лице.
– Он появился у них на пороге, избитый до полусмерти, – сказал
Джереми, указывая на левую сторону своего лица. – Синяк от виска до
челюсти, двух зубов не хватает. Лукас Джонсон, – сказал он, снова
устремив долгий взгляд на Жана. Жан узнал это имя, так как видел его в
составе Троянцев, но не был уверен, почему оно должно было иметь для
него значение. Этот игрок был на год младше него и играл только против
более слабых команд. Секунду спустя Джереми объяснил ему, в чем
дело: – Младший брат Грейсона Джонсона.
Жан перестал дышать.
«Джонсон» - было такой распространенной фамилией, что ему даже в
голову не пришло сложить два и два вместе. Вороны были Воронами, они
принадлежали друг другу и навсегда. Попасть в Гнездо означало
оставить всех и вся позади. Он знал, что Грейсон ненавидел Троянцев, но
это делал почти каждый Ворон. Ни он, ни тренеры ни разу не намекнули,
что здесь замешано что-то личное.
– Он здесь не живет, – сказал Жан, не желая, чтобы это прозвучало как
вопрос.
Джереми испытующе посмотрел на него.
– Джонсоны живут в паре часов езды к югу отсюда, в Сан-Диего. Лукас
предупредил меня, что на прошлой неделе Грейсон пришел домой злым,
но это было последнее, что я от него слышал. К сожалению, он был там,
когда Грейсон узнал новости об Уэйне, и Грейсон воспринял это далеко
не так хорошо, как ты мог бы представить. Родители Лукаса заперли его
на ночь, чтобы он остыл, и Лукас сбежал.
– Я полагаю, они были друзьями? – спросила Кэт. – Может быть, вы
двое могли бы пересечься и обсудить это друг с другом. Звучит немного
грубо предлагать это, учитывая, как он пытался расквасить Лукасу лицо,
но Лукас не был Вороном. Ты, по крайней мере, знаешь, откуда взялся
Грейсон, и ты...
– Нет, – сказал Жан, и Кэт свирепо отодвинулась от него.
Джереми оперся о столешницу и уставился на Моро сверху вниз,
свободно скрестив руки на груди. Жан отвел взгляд, сжимая челюсти,
чтобы прогнать воспоминание о вкусе крови и ваты. Он проверил, нет ли
повреждений на шее, и был слегка удивлен, обнаружив, что кожа на ней
цела. Ощущение липкости на спине предупредило его, что он вот-вот
почувствует себя плохо.
Моро вспомнил, как впервые по-настоящему обратил внимание на
Грейсона: в тот день Рико созвал всех парней-защитников на собрание и
попросил добровольцев помочь сломать Жана.
– Пяти или шести человек должно хватить, – сказал он, утверждая, что
Жан хотел получше узнать своих новых товарищей по команде. Пять рук
поднялись в надежде заслужить расположение своего молодого короля,
и Грейсон был одним из них.
Идти к ним было настоящим кошмаром, но пережить последствия было
сущим адом. В конце концов, все они были Воронами, и Эвермор был их
клеткой. С тех пор каждое утро он просыпался рядом с ними. Он ходил с
ними на занятия, ел вместе с ними, проводил с ними тренировки и игры.
Четверо из них больше никогда не предпринимали попыток,
довольствуясь тем, что подкалывали Жана жестокими шутками и
лукавыми замечаниями, когда понимали, что раны еще свежи. Грейсон, с
другой стороны, недвусмысленно дал понять, что снова сделает это с
Жаном, если только сможет застать его одного.
– Эй, – сказал Джереми и добавил громче: – Эй. Жан, посмотри на меня.
Жан с усилием перевел взгляд на Джереми, но тот смотрел на его руку.
Жан запоздало осознал, что все еще держится за шею, и теперь
почувствовал острую боль под ногтями в тех местах, где они смогли
проколоть кожу. Моро медленно ослабил хватку и позволил руке
безвольно упасть на стол, и только тогда Джереми снова поднял на него
глаза.
– Поговори со мной, – попросил Нокс.
– Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать.
– Расскажи мне о Грейсоне.
– Ворон-защитник, номер двенадцать, – ответил Жан. – Совсем недавно
работал в паре с Жасмин. Рост шесть футов три дюйма, вес двести сорок
фунтов, правша, пятый размер клюшки, будет учиться на пятом курсе со
следующей осени, – По вкусу напоминает сывороточный протеин и
овсяное молоко. Любит кусаться. Заставил меня встать на колени и...
– Не проси меня с ним разговаривать.
– Хорошо, – сказал Джереми с такой готовностью, что Жану оставалось
только смотреть на него. – Если Лукас спросит, я скажу ему, что это не
обсуждается. Грейсон может обсудить свои проблемы с
психотерапевтом.
– Как это сделал Уэйн, – заметил Жан. – Возможно, он тоже покончит с
собой.
– Это не смешно, – сказал Джереми с неожиданной яростью.
Кэт вздрогнула, но не отвела взгляда от Жана.
– Детка, тебе действительно стоит подумать о собственной терапии.
– Мне не нужна...
Жан слышал, как включилась раковина, но внезапное прикосновение
чего-то теплого и мокрого к его поврежденной шее заставило его
инстинктивно дернуться. Он ударил Лайлу по лицу, запрокидывая ее
голову назад и заставляя ее отшатнуться от него. Кэт в мгновение ока
оказалась рядом с ним, чтобы поддержать ее. Моро воспользовался тем,
что они отвлеклись, чтобы увеличить расстояние между ними, и
принялся изо всех сил тереть свою кожу, чтобы избавиться от влажного
жара.
Кэт что-то взволнованно пробормотала по-испански, забирая бумажное
полотенце из рук Лайлы. Жан увидел слишком знакомый красный цвет
свежей крови, прежде чем Кэт поднесла полотенце к носу Лайлы. Жан
скрестил руки на груди, наблюдая и ожидая неизбежного возмездия.
Когда Кэт наконец убедилась, что кровотечение остановилось, она
оттолкнула Джереми со своего пути и ткнула пальцем в лицо Жану.
– Никогда больше не смей ее бить, – сказала она без капли своего
обычного добродушия. – Ты понял?
– Не могу обещать, что не буду, – сказал Жан.
Кэт немного подождала, а затем спросила:
– Ты даже не собираешься извиниться?
Уверенный, что она должно быть шутит, Жан посмотрел на ее
запрокинутое лицо и не увидел ничего, кроме приглушенного
разочарования. В ней не было жестокости, несмотря на напряжение в
плечах и то, как быстро она подошла к нему. Моро хотел поиздеваться
над ее слабовольностью, но его «Намекаешь, что слов будет достаточно,
чтобы все уладить?» прозвучало странно.
– Кровь можно смыть только кровью; слова не считаются раскаянием.
– Ты это серьезно? – спросила Кэт, но, возможно, она уже знала ответ,
потому что продолжила: – Да, я чертовски зла, но даже я понимаю, что
ты не хотел этого делать. От пощечины никто из нас не почувствовал бы
себя лучше, так что забудь об этом прямо сейчас.
– Я не понимаю.
– Ты не в порядке, – сказала Кэт. – Неужели не видишь?
Жан посмотрел сквозь нее, прямо на Лайлу. Она, по крайней мере,
должна была быть готова к возмездию, но держалась на расстоянии.
Выражение ее лица было острым и пытливым. Жан не был уверен, что с
этим делать, но послушно произнес:
– Прости.
– Я не хотела тебя напугать, – сказала она. Девушка дала ему время
придумать опровержения или оправдания, но не было смысла лгать,
когда они сами прекрасно всё видели. Лайла немного расслабилась, когда
не последовало никаких возражений, и спросила: – Ты собираешься
объяснить, что это было?
– Нет, – сказал Жан.
– Он и тебя ранил, – догадалась Кэт и ткнула пальцем в грудь Моро. –
Это он сделал?
– Я получил травму на тренировке.
– Какого черта там с тобой произошло? Что он тебе сделал?
– Я не буду говорить с тобой о нем.
– Ты сказал, что я могу спросить о Воронах, – напомнил ему Джереми. –
Мы спрашиваем.
– Только не Грейсон, – подчеркнул Жан и не преминул добавить
отчаянно «Пожалуйста».
Мольбы никогда не спасали его от жестокости Рико, но Морияма все
равно нравилось их слышать. Воспоминание о голодной улыбке Рико
было таким свежем, что Жан почти ощущал ее на своей коже. На его
глазах выражение лица Джереми смягчилось, став печальным и
серьезным. Жан отказывался верить, что они так легко оставят его в
покое, но когда Нокс заговорил, это было только для того, чтобы сказать:
– Тогда не будем говорить о Грейсоне. Извини, если мы тебя расстроили.
Жан подождал, пока Джереми снимет маску, но тот лишь отступил на
шаг. Через несколько мгновений Кэт вернулась к работе, а Лайла села на
табурет рядом с Джереми. Именно она вернула ему нож, и Жан положил
пальцы на лезвие, ожидая, когда все это обретет смысл.
Слабость и уязвимость были непростительными преступлениями в
составе Воронов, поскольку они были сильны настолько, насколько
силен был их самый слабый игрок. Любого, кто оступался или терпел
неудачу, приходилось исправлять. То, что он мог так расстроиться из-за
одного-единственного имени, было непростительным недостатком, и они
имели полное право срываться на нем, пока он не научится лучше
скрывать свои раны. Вместо этого они спокойно вернулись к тому, чем
занимались до телефонного звонка.
Наконец Джереми спросил:
– Ты хочешь поговорить об Уэйне?
По крайней мере, Уэйн был нейтральной темой, и это отвлекало его от
мыслей о темных комнатах и крови. Жан медленно перебирал остальные
свои перцы, рассказывая им о злобном нападающем. Статистика была
очевидной отправной точкой, хотя они, вероятно, имели смутное
представление о его показателях, поскольку встречались с Воронами на
чемпионатах. После этого было тревожно легко поделиться более
субъективными воспоминаниями об этом человеке. Он не должен был,
он знал. То, что произошло в Гнезде, должно остаться в Гнезде. Но Жан
не был Вороном, а Уэйн был мертв.
Проблема заключалась в следующем: как только Жан закончил с Уэйном,
ему стало легко говорить о Серхио, Брейдене и Луисе. Возможно, это
было сделано для того, чтобы заполнить тишину, дабы его новые
товарищи по команде не попросили у него больше, чем он хотел дать, но
когда он говорил о Воронах, то мог не думать о Грейсоне. Троянцы
слушали с непоколебимым, пристальным интересом, который сильно
тревожил Жана, поскольку много лет назад он понял, что нет ничего
ценного, что он мог бы рассказать. Моро был почти благодарен, когда у
него закончились все, из чего можно было нарезать кубики, и, наконец,
появилась причина оставить все это позади.
Он уже дошел до кухонной двери, когда его остановил тихий голос
Джереми:
– Ты действительно заботишься о них.
Жан остановился, но так и не оглянулся. Джереми потребовалось еще
мгновение, чтобы снова обрести дар речи, и все, что он смог выдавить,
это нерешительное:
– Несмотря на все недоброе, что они говорили о тебе этой весной, ты все
еще заботишься о них, не так ли?
– Я ненавижу их, – сказал Жан и ушел. Это была суровая правда, это была
откровенная ложь. Как он мог заставить этих свободных духом детей
понять?
Он чуть было не пошел в свою спальню, но мысль об этом тихом месте с
односпальной кроватью вызвала у него такое отвращение, что он вместо
этого направился в гостиную. Она была захламлена и хаотична, но
казалась обжитой. Он чувствовал присутствие других, даже если их не
было рядом, чтобы побеспокоить его. Этого было достаточно, чтобы
избавиться от одиночества, грызущего его сердце.
Жан пошагал прямиком к окну и резким движением руки отдернул
плотную штору. Ему хотелось света, но все равно его немного поразило,
насколько ярко было снаружи. Моро устроился на мягком сиденье, с
удовольствием понаблюдав минуту за окружающим миром, а затем
наконец достал из кармана телефон.
Жан просматривал свой короткий список контактов, пока не нашел Рене.
Его мысли были слишком громкими, но он не потрудился облечь их в
слова. Вместо этого он напечатал то же самое сообщение, которое
отправлял ей в прошлом семестре больше раз, чем мог сосчитать, когда
ему нужны были ее слова, чтобы отвлечься:
«Расскажи мне что-нибудь».
Ей потребовалась всего минута, чтобы ответить ему, и Жан сидел и
смотрел, как на него обрушивается шквал сообщений. Она рассказала
ему о новом доме Стефани, угловой участок которого примыкал к
лесопарку. Время от времени она видела оленей на заднем дворе, но еще
не успела их хорошенько сфотографировать. Белки и птицы, по-
видимому, вели тотальную войну за кормушки во дворе, сколько бы
Стефани и Рене их ни устанавливали, чтобы примирить зверей. Она все
продолжала и продолжала рассказывать о своей жизни, и он использовал
ее как спасательный круг, чтобы отвлечься от своих мыслей.
Когда Рене больше не оставалось, что сказать, она не стала задавать ему
тот же вопрос в ответ. Она знала, что он написал ей, чтобы не думать, и
поэтому не стала бы так беспечно отвечать ему. Все, что она прислала,
было:
«Сегодня пятница, 18 мая. Где ты сейчас?»
Он знал, что она примет любой ответ: где были его мысли или где он был
в буквальном смысле. Жан решил добавить немного правды и написал в
ответ:
«Уэйн Бергер покончил с собой сегодня на сеансе терапии».
Он снова выглянул в окно, следя за тем, как лучи вечернего солнца
отражаются от окон и машин. Отсюда он не мог видеть людей, но слышал
отдаленные возбужденные крики, доносившиеся оттуда, где кто-то
веселился. Скорее всего, в голубом доме через два дома отсюда - тот
район казался самым популярным местом жительства, когда они с Кэт
ходили туда и обратно в продуктовый магазин.
Лос-Анджелес был чудовищем, слишком большим, слишком шумным и
слишком беспокойным. Троянцы были странными и сбивали с толку. В
его спальне стояла картонная собака, к которой Джереми относился как
к члену семьи. Жан ничего этого не понимал, но в глубине души
осознавал, что это было лучше всего, что у него когда-либо было. Это
было гораздо больше, чем он заслуживал. Он боялся этого так же сильно,
как и хотел, мысль о том, что теперь это его жизнь, была ужасающей.
Он задавался вопросом, где живет Уэйн и зачем он вернулся домой. Он
потерял свой титул, своего хозяина и своего короля, но неужели там, где
он жил, не было солнечного света, не было открытого неба, на которое
можно было бы смотреть с головокружительным удивлением? Бежал ли
Уэйн от того, кем он стал, или его убила мысль о возвращении в Эвермор
после того, как он почувствовал вкус свободы? Жан не знал. Он никогда
не узнает. Это не имело значения. Это не вернуло бы его обратно.
«У него остался всего один год, и он не смог продержаться».
Жан отложил телефон, прикрыв глаза.
Трус, ничтожество, предатель, продажная шлюха
Почему его должно волновать, что Вороны развалились?
---
Десять дней спустя Джереми был наконец освобожден от всех
обязательств, которые его удерживали рядом с семьей, и он появился в
доме с чемоданом одежды и самой солнечной улыбкой за последние
недели. У Жана все еще оставались два пустых ящика в комоде и больше
половины свободного места в шкафу, так что Джереми быстро разложил
там свои вещи. Наконец, Нокс засунул свой пустой чемодан в дальний
угол шкафа и торжествующе посмотрел на Жана.
– Спасибо! Я постараюсь не слишком путаться под ногами.
– Ты мой напарник, – напомнил ему Жан. -– Ты должен путаться под
ногами.
Джереми на мгновение задумался.
– Кто был твоим напарником в Воронах?
Жан отвел взгляд и слегка нахмурился, когда заметил Гавгавковича. У
Джереми появилась привычка при каждом визите забирать собаку к себе
в комнату, несмотря на то, что Моро всегда возвращал ее в гостиную. Он
пересек комнату и развернул ее так, чтобы ее немигающий взгляд был
направлен на стену. Раздражаться из-за бессмысленного украшения было
легко, и это облегчило ответ Джереми на вопрос о партнерах.
– После ухода Кевина я занял его место рядом с Рико.
Благословение и проклятие: Рико был вынужден умерить свою
жестокость, когда слабая игра Жана привела к тому, что они оба были
наказаны, но он принял вызов более утонченной жестокости. Когда-то
этот талант был присущ Кевину, которого невозможно было увидеть
настоящим, потому что за ним постоянно следили камеры.
Джереми кивнул.
– Думаю, что это для того, чтобы сохранить Свиту вместе на корте. Но
раньше вас было только трое, не считая той выходки с Нилом, которая
вызвала столько шума на Рождество. Кто был до Рико, или на этот вопрос
сложнее ответить? Ты сказал, что Вороны оценивались каждый семестр,
да?
Жан повернулся к нему лицом.
– У меня был только один напарник.
Не из-за недостатка стараний, конечно. Несмотря на трения между ним и
остальной линией защиты, Жан получил третье место в Свите, в то время,
как четвертое пустовало. Жасмин планировала занять его, чтобы
заслужить одобрение Рико. Но из всех Воронов, которые пытались,
только у двоих был реальный шанс стать постоянным партнером Жана в
долгосрочной перспективе, и Моро смог пережить только одного из них.
Предполагалось, что Зейн станет временным решением, за исключением
того, что они оба слишком многое потеряют, если их план так и не
сбудется. Зейн хотел быть лучшим и играть с лучшими, и он пообещал
встать между Жаном и Грейсоном, несмотря ни на что, при условии, что
Жан поможет ему заработать один из желанных номеров Рико. Они
посвятили друг другу годы, сражаясь, споря и подталкивая друг друга все
сильнее и быстрее, и Моро искренне верил, что Рико одумается и
включит Зейна в Свиту еще до окончания учебы.
Он не рассчитывал на то, что Рико найдет Нила. Как только Джостен
украл номер, который, по мнению Зейна, принадлежал ему по праву, пути
назад не было. Жан посмотрел на дверной проем, почти ожидая увидеть
Грейсона, прислонившегося к дверному косяку с ухмылкой пожирателя
дерьма на лице. Воспоминание о том, как Зейн повернулся к ним спиной
с нетерпеливым «По крайней мере, ведите себя потише. Мне нужно быть
на корте через два часа», – все еще было достаточно разрушительным,
чтобы ему вновь стало плохо.
– Жан? – позвал Джереми.
Жан понял, что так и не ответил на вопрос. Он с трудом сглотнул, борясь
с тошнотой, и прохрипел:
– Зейн Ричер. Обычно первокурсников сначала отдают на попечение
пятого курса, чтобы помочь им привыкнуть к Гнезду, но я был так мал,
что они боялись, что я утяну их вниз. Зейн тогда учился на младших
курсах, так что разрыв был не столь заметен.
– Ричер, – сказал Джереми с болью в голосе. – Он очень хорош. И очень
жесток.
– Он же Ворон, – напомнил ему Жан. – Это то, чему нас учили.
– Я думаю, что отучение от этого будет головной болью, – вздохнул
Джереми.
– Если бы вы только научились играть в этот вид спорта так, как нужно,
– сказал Жан, оставив своё предложение незаконченным. Не было
смысла повторять этот аргумент, улыбка Джереми была широкой и
искренней. В конце концов, не имело значения, что они остались в
дураках. Они по-прежнему оставались второй лучшей командой, которая
в этом году была на пути к первому месту, и, хорошо это или плохо, Жан
согласился смириться с их нелепыми ограничениями.
– Кстати, о развлечениях, – сказал Джереми, – посмотрим, в какие
неприятности мы можем вляпаться.
Было бы слишком наивно надеяться, что он имел в виду экси, особенно
учитывая, что Жан все ещё был в процессе восстановления, но Моро бы
предпочел хоть что-нибудь поинтереснее настольной игры, которую
выбрал Джереми. Кэт помогла ему разложить настолку на кофейном
столике в гостиной, пока Лайла приносила напитки для всех с кухни. Под
каким бы углом, Жан не смотрел на это, игра казалась бессмысленной. В
ней не было ничего, что требовало бы рефлексов или мгновенных
суждений - ему даже не нужно было запоминать правила, когда каждому
игроку выдавалась конкретная карточка для каждого хода.
Они были в середине игры, когда телефон Джереми завибрировал и тот
быстро просмотрел присланное сообщение.
– Похоже, Лукас наконец-то возвращается домой на этой неделе, –
сообщил он и подтолкнул Жана ногой. – Коди хочет знать, могут ли они
заехать на денек к нам, чтобы Лукас мог хорошенько тебя рассмотреть.
Он немного беспокоится о том, что в составе будет Ворон, после того как
увидел, что стало с его братом. Коди угрожает устроить бунт, если кто-
нибудь еще встретится с тобой раньше, чем они. Что думаешь?
– Они мои товарищи по команде, – сказал Жан. – Я должен с ними
встретиться.
Лайла подумала над этим.
– Если Лукас так беспокоится, нам стоит пойти в какое-нибудь
нейтральное и общественное место, где, по его мнению, Жан будет вести
себя прилично.
– На пляж? – предложила Кэт, с серьезным видом оглядывая доску,
прежде чем передвинуть свою фигурку на несколько ячеек. – Ты купила
какие-нибудь плавки, да?
– Я еще не дошла до конца списка, – сказала Лайла. – Кто-нибудь из вас
может сходить с ним за покупками завтра. Я все не пришла в себя после
последней поездки.
– Нет, – встрял Жан. – Я не умею плавать.
Они в ужасе уставились на него. Джереми первым обрел дар речи и
недоверчиво спросил:
– Не умеешь или не хочешь?
Когда Жан только молча уставился на него в ответ, Джереми попытался
снова.
– Различие имеет значение - тренер Лисински дважды в неделю водит нас
в бассейн в Лионе на утренние тренировки, занятия аквааэробикой и тому
подобное.
Желудок Моро сжался.
– Что?
Кэт с энтузиазмом кивнула.
– Это потрясающая тренировка.
Призрак руки Рико на горле, удерживающей его голову неподвижно,
пока он захлебывался, был настолько явственным, что он ожидал
услышать голос бывшего капитана у своего уха. Жан уткнулся лицом в
сгиб локтя и заставил себя кашлянуть, желая убедиться, что его легкие
все еще работают.
Я Жан Моро. Я не Ворон. Меня нет в Эверморе.
Этого было недостаточно. Он чувствовал, что с него сдирают кожу, и все
болело так, как бывало только после того, как Рико подставлял его под
нож. Каждый дюйм его тела был обнажен. Его мысли метались между
Рико и Нилом, мокрой тряпкой и скользким полом в ванной, а также
веревкой, впивавшейся в его руки, когда он отчаянно сопротивлялся.
Желание перегрызть себе горло, чтобы облегчить доступ воздуха к
легким, было таким сильным, что ему пришлось схватиться за
собственные лодыжки, чтобы удержаться. Цепи заскрипели, дверь
задребезжала. Если он как следует не подышит, его грудная клетка вот-
вот взорвется.
Тону, я тону, я-
– Жан? – спросил Джереми. – Эй. Ты в порядке?
Разве он мог быть в порядке? Он был в миле от корта, без снаряжения и
с тремя заживающими ребрами. Насилие в его воспоминаниях и страх в
его костях не оставляли выхода - он сломался бы под их тяжестью, если
бы не смог избавиться от этого.
– Я хочу пробежаться, – сказал он, думая: «Как я буду бегать с водой в
легких?»
Джереми поднялся на ноги и протянул руку. Прошла, казалось, целая
вечность, прежде чем Моро смог ослабить свою смертельную хватку
настолько, чтобы дотянуться до него, и Джереми поднял его на ноги с
легкостью, которой Жан не ожидал. Нокс пошел обуваться, а Жан
отправился в свою комнату за рубашкой попросторнее той, что была на
нем. Кэт и Лайла стояли, прижавшись друг к другу, в дверях гостиной,
когда Моро вернулся, но он проигнорировал их немигающие взгляды и
принялся натягивать кроссовки и завязывать шнурки.
Они с Джереми пробежали круг вокруг кампуса, затем еще один круг на
стадионе. Вид самолета, стоящего на восточной границе
Экспозиционного парка, заставил Жана притормозить. Джереми
проследил за его растерянным взглядом и начал что-то объяснять, но
Моро был пока не в настроении разговаривать. Он отмахнулся от
Джереми и снова прибавил скорость, а капитан Троянцев молча
пристроился рядом с ним.
Когда они вернулись в Вермонт, то наконец сбавили темп, чтобы
размяться, и Нокс воспользовался паузой, чтобы высказаться.
– Если это будет проблемой, мы можем поговорить с тренером, – сказал
он.
Жан вытер пот с лица рукавом.
– Это не будет проблемой.
– Пять миль, которые мы только что пробежали, говорят об обратном.
– Это не будет проблемой, – повторил Жан. – Я этого не допущу.
Джереми изучал его с тревожащей напряженностью.
– Я хочу помочь тебе, Жан, но ты должен мне позволить. Я не умею
читать мысли, понимаешь?
Он подождал, как будто надеялся, что эта просьба заставит Жана
передумать, и вздохнул, когда тот только уставился вдаль в угрюмом
молчании. Вместо того, чтобы настаивать, он предложил:
– Нам не обязательно встречаться на пляже. Есть много других мест.
– Пляж - замечательная идея, – ответил Моро.
– Конечно, – сказал Джереми таким тоном, который говорил о том, что
он вовсе не убежден, но не стал вдаваться в подробности.
Они шли домой в молчании. Джереми уступил право первым принять
душ Жану, а сам пошел разбираться с Коди. Прежде чем раздеться, Жан
включил душ, но две минуты простоял молча, наблюдая, как вода стекает
в канализацию. В большинстве случаев Моро приходил и уходил так
быстро, как только мог. В плохие дни в Эверморе, когда его избивали до
полусмерти и он нуждался в тепле для своих ноющих мышц, он мог
выдержать более продолжительный душ, как можно дольше не
подставляя голову под струи. По-прежнему оставалось неясным,
сохранит ли он контроль, но присутствие Воронов помогало.
Существовали границы, которые Рико не стал бы переступать при
свидетелях. Сегодня у Жана никого не было, и чем дольше он медлил,
тем больше его мысли возвращались к тому, что ждало его в июне.
Он поковырял пальцами в боку, над ребрами, в поисках остаточной боли,
которая могла бы успокоить его, и вернулся ни с чем. Наконец у него не
осталось выбора, кроме как пойти в душ, и он вымылся так быстро, что
все еще чувствовал себя грязным после этого. Жан поддался слабости и
опустился на колени в ванне после того, как он выключил воду. Он стоял
до тех пор, пока у него не заболели и не онемели колени, слушая, как его
сердце отбивает оглушительное стаккато в ушах, и гнал свои мысли так
далеко, как только мог